Наконец, метонимический эпитет имперский бой курантов отсылает нас к двум ассоциациям. Первая из них — часы становятся символом России, ее мощи. В данном контексте Россия воспринимается как могущественная империя, ход времени которой создается боем курантов, говорящих ежегодно о незыблемом мироустройстве страны. Второе значение метонимического эпитета — собственно-историческое. Часы Спасской башни, которые для россиян становятся символом Нового года, были сделаны еще в XVII веке, и, постоянно изменяясь, отмеряли счет времени. Они пережили даже революцию, когда на Спасской башне были сбиты царские орлы и замазаны все иконы.
Именно исторический план создает прочтение эпитета как чего-то незыблемого, вечного. В этом же рассказе мы видим целый ряд эпитетов, характеризующих душевное состояние героини: «Хорошо чувствовать себя — собой: ничьим, непонятным самому себе, уютным и домашним, шестилетним, вечным. Запомнится только пустота и краткость, и приглушенный свет, и драгоценное безделье, и милая вялость, и сладкая зевота, и спутанные мысли, и глубокий ранний сон» [48, c. 45]. Два пласта эпитетов рассказа направлены на выражение состояния. Один из них — характеристика человека в мире (уютный, домашний, шестилетний, вечный, непонятный самому себе) отсылает к религиозному мифу о нетленности человеческой души, когда душа любого человека в своей основе вечно молодая, когда постичь самого себя, вопреки всем философским течениям не представляется возможным, когда человек может побыть наедине с собой таким, какой он есть на самом деле без социальных ролей и масок. Второй пласт лексики представлен эпитетами, отсылающими к физическому состоянию человека (драгоценное безделье, и милая вялость, и сладкая зевота, и спутанные мысли, и глубокий ранний сон), потому что первое января — это тот день, когда можно никуда не спешить, когда можно вдоволь выспаться, когда организм отдыхает от напряженности года. Пустой день становится таким из-за ненаполненности его различными делами, которые, по сути, являются бесполезным времяпровождением для души. В рассказе «Битва креветки с рябчиком» выражается ироническое восприятие японской кухни при помощи эпитета водоплавающийангел, вызывающем у читателя ассоциативное представление об особом — островном — характере быта японцев: Японцы, хранимые своим собственным водоплавающим ангелом, превратили скудость в добродетель и возвели бедность в ранг поэзии [48, c. 54].
Водоплавающий ангел относит нас к культурному переосмыслению Японии — японцы живут на островах, отграниченных от другого мира мировым океаном. Из-за незначительного количества территории, пригодной для выращивания зерновых культур, основной пищей стали рыба и креветки. Водоплавающий ангел в данном случае может восприниматься как божественные силы, помогающие жителям Японии добывать себе пропитание. В этом же примере реализуется метафорическое переосмысление культуры Японии в целом — из-за отсутствия обильного пропитания, жители страны возводят бедность в ранг поэзии. Как сжаты маленькие стихи хокку в поэзии Японии, так сжата и национальная пища, которая создается на основе доступных продуктов.
Взгляд автора обращается не в пользу новой, еще не адаптировавшейся в России, кухне, которая воспринимается русскими людьми как подвиг, стремление доказать себе, что такую пищу есть можно. В рассказе «На природу» эпитеты создают чувство отчужденности человека от окружающего мира: Бежим далеко, в бесконтактные поля, в безответные луга, добегаем до белого дома у синего моря: вот где мы хотим жить! Чтобы и поэзия с кокосом, и пляж с полотенчиком! А вечером белое вино… и еще белое вино, и потом еще и еще… чтобы залить весь этот подступающий ужас, чтобы не смотреть на страшное, чтобы забыть про гулкий звездный храм, про жуткий шорох морей, про оцепенение гор, забыть, что висишь на тонкой ниточке, в непоправимом одиночестве, в пустыне природы, и что ни жук тебе не друг, ни кальмар не товарищ [ 48, c. 61].
При помощи эпитетов создается тоскливая и страшная картина одиночества человека в этом мире. Человек настолько отошел от природы, что она стала восприниматься им как что-то враждебное. Созданию данного настроения помогают следующие лексемы: бесконтактные поля, безответные луга; эпитеты подчеркивают одиночество человека, его потерянность в этом мире. Первоначально он жил в согласии с природой, но в ходе развития цивилизации он настолько отошел от нее, что ни она не может принять его, ни он понять ее. Страх человека перед окружающей его природой передается эпитетами гулкий звёздный храм, жуткий шорох морей, метафорой оцепенение гор. Человеческая природа боится обширности и величия природы. В данном случае выражается противоречивость человеческой натуры — человек всегда стремится к природе, но, когда попадает в леса или поля, начинает испытывать некий мистический страх, связанный с ощущением враждебности природы к нему. Данные черты — основные характеристики постмодернистской литературы, отличающейся от других литературных течений своей потерянностью, эсхатологичностью, обреченностью. Изображение курортного «ада» появляется и в рассказе «Нехоженая Греция»: Многокилометровая цепь «пансионатов» вдоль моря. Сначала полоса пляжа — лежбище котиков, потом «эспланада» — попросту говоря, бетонная набережная с кофейными, сувенирными, пляжными лавками, потом полоса гостиниц, и наконец — шумная проезжая дорога с грузовиками и мотоциклами.
Круглосуточная оглушающая музыка, Макдональдсы или их греческие собратья, пицца-хаты, бары, магазины с чудовищными сувенирами, 90 процентов которых изготовлено на Тайване, открытки, вазы, сандалии, пряности, губки, куклы, вино, бусы, золото, жареная картошка, проявка фотопленок, надувные круги для плавания, снова золото, снова вазы, визг, бетон, жара, теснота, автобусы, увозящие осатанелых туристов вон из этого ада [48, c. 93]. Перед читателем вновь возникает эсхатологический пейзаж — духота, клубы пыли, постоянный шум, некачественная еда. Картина ада, но ада, созданного людьми. Отношение автора к действительности подчеркивается при помощи эпитета осатанелый. В рассказе «Соня» мы видим сочувственно-ироническое изображение героини, созданное при помощи эпитетов: «Приглашенная в первый раз на обед — в далеком, желтоватой дымкой подернутом тридцатом году, — истуканом сидела в торце длинного накрахмаленного стола, перед конусом салфетки, свернутой, как было принято — домиком.
Стыло бульонное озерцо. Лежала праздная ложка. Достоинство всех английских королев, вместе взятых, заморозило Сонины лошадиные черты"[49, c. 54].
Первый тип эпитетов изображает стол тридцатых годов, вводит читателя в историческое время — желтоватая дымка далекого тридцатого года создает впечатление старой фотографии, на которой изображены далекие события — накрахмаленный стол (белая скатерть, из-за крахмала стоящая колом), конус салфетки, которую ставили на столе перед каждым столовым прибором, бульонное озерцо, отсылающее к изображению обеда, основным блюдом которого был суп, а также праздная ложка — по законам этикета не полагается начинать обед до того, как за него примутся хозяева. Героиня изображена при помощи единственного эпитета — лошадиные черты, позволяющего наиболее полно обрисовать ее, как известно, у Сони было продолговатое лицо и лошадиные зубы, что создавало впечатление похожести ее на лошадь. Эпитеты и метафоры — не единственное средство художественной выразительности. В текстах сборников рассказов Татьяны Толстой достаточно широко выражены и сравнения (в проанализированных нами сборниках они встречаются 75 раз). Сравнения в тексте Татьяны Толстой создают необходимую речевую экспрессию, позволяющую передать отношение героя-рассказчика к изображаемым событиям. Рассмотрим это на конкретных примерах. Креветки, омары, устрицы, мидии и друг морейтунец правят бал, причем все чаще являясь на этот бал голыми и холодными, как сиротка в рождественский вечер [48, c. 102]. Сравнение с сироткой появляется в рассказе «Бой рябчика с креветкой» не случайно — оно позволяет передать ироничное отношение автора к изображаемому явлению — русские все больше стали забывать свои национальные блюда, устремляясь к чуждым им морским рыбам и моллюскам. Как сиротки чужды людям, находящимся в доме на празднике, так чужда и инородная пища для русского человека. Кроме того, при помощи эпитетов голый и холодный создается ощущение основных вкусовых свойств блюда.Ср.
также: «По-моему, мы ходим в японский ресторан как в открытый космос: страшно, но любопытно, и надо доказать, что мы можем». Ирония автора в примере очевидна — японская кухня настолько чужда русскому человеку, что ее употребление сравнивается с подвигом космонавтов, которые каждый раз на свой страх и риск отправляются в открытое пространство космоса. Есть японские суши — это стремление преодолеть себя, перешагнуть через определенные барьеры сознания. Таким образом, самыми распространенными тропами в текстах рассказов Татьяны Толстой являются эпитеты, сравнения и метафоры.
Метафоры проявляют себя во всех своих видах — их охват распространяется от одного слова до целого абзаца. В тексте больше распространены развернутые метафоры, позволяющие охарактеризовать отношение автора к изображаемому событию. Эпитеты представлены обоими видами — как метафорическими эпитетами, так и метонимическими эпитетами, которые в тексте произведения выполняют единственную функцию — придают экспрессию повествованию и выражают отношение автора к изображаемым событиям. Сравнения в текстах недостаточно распространены, встречаются всего 73 раза. Сравнения реализуются как в своем «классическом» виде, при помощи союзов как, будто, словно, так и в иных формах. Окказиональность в рассказах Татьяны Толстой
В текстах рассказов Татьяны Толстой явление окказиональности не столь широко распространено, как тропика, но все же оно заслуживает пристального внимания, так как представляет собой компонент идиостиля писателя. Распространенными окказионализмами являются фразеологические и лексические типы. Явление лексической окказиональности — редко встречающийся тип авторского слова. В текстах рассказов нами было обнаружено всего 25 примеров такого типа образований. К примеру, в рассказе «На златом крыльце сидели» встречается окказионализм крыжовина: «В душных зарослях красной персидской сирени кошка портит Воробьев. Одного такого воробья мы нашли. Кто-то содрал скальп с его игрушечной головки.
Голый хрупкий череп, как крыжовина" [49, c. 57]. Лексема крыжовина, реализующаяся в сравнении, образована по принципу присоединения к основе малопродуктивного суффикса -ин (а), встречающегося, например, в слове бусина. Данная лексема содержит в себе дополнительное значение размера — череп воробья был похож на крупную ягоду крыжовника. В этом же рассказе встречается лексема клубничонка: «Ведь могла же мама глухой ночью сигануть через забор, убить собаку и, проползя по битому стеклу, с животом, распоротым колючей проволокой, истекая кровью, изловчиться и слабеющими руками вырвать ус у клубники редкого сорта, чтобы привить его к своей чахлой клубничонке?» [48, c.
58]. Лексема клубничонка образуется при помощи присоединения к основе продуктивного суффиксаонк (а), который имеет значение пренебрежительности. При помощи данной лексемы изображается ироническое осмысление событий детства — соседка настолько была увлечена выведением редких сортов и сохранением их тайны, что взаимодействие с соседями приобрело у нее форму помешательства — все хотели украсть у нее секреты разведения сортов клубники и видов животных. В рассказе «Без» реализуется лексема охмурялово: «Вычтите из культуры романский стиль и готику; вычтите арки, сводчатые конструкции, замковый камень; вычтите городскую планировку, сады, фонтаны, все европейские города, замки, фортеции, шпили, горбатыемосты, колоннады и атриумы, сотрите весь Петербург, например, и обтрясите с рук его прах, как если бы его и не было. Все к чертовой бабушке.
Возрождение — долой. Живопись забудьте, это был сон. Оперу — прочь, вообще пение прочь, прожните себе барабанные перепонки. Вино вылейте, будете пить ячменное охмурялово" [48, c. 79]. Лексема охмурялово образована от глагола охмурять при помощи малопродуктивного суффиксаял-, продуктивного суффиксаови окончанияо. Данный окказионализм выражает негативное отношение к ячменным напиткам. Рассказ представляет собой размышления о том, что было бы с современной Европой, если бы не было римского наследия.
Ответ на данный вопрос у автора однозначен — погибли бы все достижения культуры. Примечателен и пример из рассказа «Как мы были французами»: «Таков русский эмигрант, таков вообще русский человек: пусть позади огонь, смерчи, рухнувшие царства, пусть впереди — нищета и полная неизвестность, но как же не поесть буйабесу-то. Сойдя на берег, оборванный и в пыли, волоча свое барахлишко, опаленное вселенским пожаром, русский человек бредет в лучшее место на свете — французский ресторан, трактир, бистро. Ибо последней нашей пристанью, наградой за все тяготы, концом всех дорог была и будет Франция. Все европейские пути, как известно, ведут в Рим, а чей-то длинный язык доводит и до Киева, но нам туда не надо.
" Вот он, от века назначенный, наш путь в Дамаск", но нам не надо и туда. Нам надо в Париж! Русский мечтатель, русский скиталец перефранцузит всякого француза, перепарижанит любого парижанина: тот живет себе, поживает, и уже никуда не стремится: ну разве что в бутик или в парикмахерскую, а мы стремимся до утраты сил: в Париж, в Париж!" [48, c. 70].
В примере реализовано два лексических окказионализма — перефранцузит и перепарижанит, образованные от названия территорий — Франции и ее столицы — Парижа. При помощи окказионализмов автор иронически переосмысливает вечное стремление русских в Европу, которые никогда не принимали родного, русского, а стремились к подражанию европейским государствам. Поднятая проблема обусловлена историческим контекстом — французский язык долгое время был разговорным языком русской аристократии. Большинство русских дворян после Октябрьской революции устремилось во Францию, так как именно там они видели идеалы погибшего государства, в результате чего образовались целые русские кварталы в Париже.
В своей любви к Франции русский человек превзойдет даже самого уроженца страны, на что иронически указывает окказионализм. Также в примере реализуются три фразеологических окказионализма, которые модифицируются в контексте произведения. Во-первых, это фраза «Все европейские пути, как известно, ведут в Рим», которая представляет собой перифразировку крылатого выражения «все дороги ведут в Рим». Фразеологизм расширяется за счет введения в его структуру добавочных элементов — определенияевропейские, указывающего на то, что данное высказывание характерно только для Европы, а также вводной конструкциикак известно, отсылающей к автору высказывания и привносящей субъективную модальность. Во-вторых, выражение «а чей-то длинный язык доводит и до Киева», восходящее к старой поговорке Язык до Киева доведет. Реализуется при помощи буквализации значения поговорки — речь идет не о болтливости, а о направлении к Киеву. В-третьих, выражение «вот он, от века назначенный, наш путь в Дамаск» отсылает к известному стихотворению В.
Брюсова. Стихотворение посвящено любовной теме, и под путем в Дамаск подразумевается развитие любовных отношений. Крылатая фраза в произведении Татьяны Толстой буквализируется, характеризуя направление пути. Примечательно, что при помощи трех фразеологизмов обыгрывается извечная проблема развития России — развиваться ли ей по пути Востока, либо по пути Запада, или продолжать путь, отличный от других государств. Толстая иронически находит третий путь для русских — путь в Париж, во Францию. Фразеологические окказионализмы, понимаемые как модификации узуальных устойчивых фраз, — явление широко распространенное в рассказах Т. Толстой.
В текстах ее произведений переосмысление литературных источников, крылатых слов, пословиц и поговорок реализуется 150 раз. В рассказе «Стена» используется прием семантизациифразеологизма последующим словом-синонимом: «Я не понимаю, о чем она говорит, я работаю, я думаю, я курю и смотрю в окно, сосредотачиваясь, и со стороны, наверно, кажется, что я считаю ворон, бездельничаю, тупо уставившись в пространство» [48, c. 12]. Значение фразеологизма остается неизменным, однако добавление синонима вносит необходимую экспрессию в повествование. Следующий пример из рассказа «Кино»: «А потом в том же «Арсе» мне плюнули в душу — показывали какую-то голливудскую дешевку, и мало того, что красавица вдруг запела (мюзикл!
убить!), но она еще и стала рвать откровенно бумажные цветы, предварительно воткнутые в отчетливо тряпичную траву! Чудо, граждане, отменяется по техническим причинам. Прах еси, и в прах возвратишься" [48, c. 37]. В примере наблюдаются три устойчивых выражения.
Первое из них — фразеологизм плюнуть в душу, имеющий значение ‘оскорблять самое дорогое для кого-либо, самое сокровенное в ком-либо'. Оскорбление здесь соотносится с любовью автора к кинематографу. Второе модифицированное выражение — чудо отменятся по техническим причинам — построено по принципу парадокса. Широко распространенное на телевидении клише «отменяется по техническим причинам» расширяется при введении в его контекст лексемы чудо. Третье выражение — библеизм «Прах еси, и в прах возвратишься» восходит к отрывку из книги Бытия: «…в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» и относится к первородному греху человека. В данном случае библеизм переосмысляется, давая характеристику рухнувшему восторгу от кино. Таким образом, окказионализмы — как лексические, так и фразеологические — направлены на создание экспрессии произведения, емкого выражения авторской позиции. Фразеологические окказионализмы создаются путем буквализации, переосмысления значения и внесения в структуру новых элементов.
Выводы по второй главе
Самыми распространенными тропами в текстах рассказов Татьяны Толстой являются эпитеты, сравнения и метафоры. Метафоры проявляют себя во всех своих видах — их охват распространяется от одного слова до целого абзаца. В тексте больше распространены развернутые метафоры, позволяющие охарактеризовать отношение авторской маски к изображаемому событию. Эпитеты представлены обоими видами — как метафорическими эпитетами, так и метонимическими эпитетами, которые в тексте произведения выполняют единственную функцию — придают экспрессию повествованию, выражая отношение авторской маски к изображаемым событиям. Сравнения в тексте недостаточно распространены, встречаются всего 73 раза. Сравнения реализуются как в своем «классическом» виде, при помощи частиц как, будто, так и в нетипичном виде, когда границы сравнения могут расширяться до объемов целого рассказа. Окказионализмы, как лексические, так и фразеологические направлены на создание экспрессии произведения, емкого выражения авторской позиции. Фразеологические окказионализмы создаются путем буквализации, переосмысления значения и внесения в структуру новых элементов. Заключение
Дипломная работа посвящена исследованию идиостиля Т. Н. Толстой в сборниках рассказов «Река» и «На златом крыльце сидели». Рабочим для работы было выбрано определение идиостиля, под которым принято понимать систему содержательных и формальных лингвистических характеристик, которые проявляются в определенном литературном произведении определенного автора, являясь уникальным способом воплощения авторского замысла. Особое внимание было уделено отличию идиостиля от идиолекта, когда под последним понимается совокупность созданных автором текстов в хронологической последовательности. При определении терминологической базы работы мы столкнулись со значительной проблемой — в современной лингвистике до сих пор не определены составляющие идиостиля. Для дипломной работы нами была выбрана точка зрения С.
Т. Золяна, в соответствии с которой идеостильбыл рассмотрен в совокупности тропов и окказиональных элементов, характерных для творчества определенного автора. Под тропами в современном литературоведении понимаются слова или обороты речи в переносном, иносказательном значении. Среди тропов нами были выделены метафоры, эпитеты и сравнения, что объясняется их широким распространением на страницах рассказов Т. Н.
Толстой.Под окказионализмом понимается «одноразовая» лексическая единица, лишенная воспроизводимости, а значит, и исторической протяженности своего существования, это слово не способно устаревать, в то время как понятие неологизма противопоставлено понятию архаизма. Именно благодаря вхождению в язык, а значит, и благодаря своему включению в историческую жизнь возникшее слово становится неологизмом. Идеостиль Татьяны Толстой в данной работе был охарактеризован с точки зрения структурной классификации окказионализмов, так как именно эта классификация позволила раскрыть особенности языка Т. Толстой в полном объеме.
В практической части работы нами была дана характеристика метафорам, сравнениям и эпитетам на страницах рассказов. В ходе исследования было выявлено, что метафоры проявляют себя во всех своих видах — их охват распространяется от одного слова до целого абзаца. В текстах произведений больше распространены развернутые метафоры, позволяющие охарактеризовать отношение авторской маски к изображаемому событию. Эпитеты представлены обоими видами — как метафорическими эпитетами, так и метонимическими эпитетами, которые в тексте произведения выполняют единственную функцию — придают экспрессию повествованию, выражая отношение авторской маски к изображаемым событиям. Сравнения реализуются как в своем «классическом» виде, при помощи частиц как, будто, так и в нетипичном виде, когда границы сравнения могут расширяться до объемов целого рассказа. Окказиональные единицы распространены в произведениях Татьяны Толстой недостаточно широко, однако их экспрессивность позволяет отнести к элементам идиостиля. Окказионализмы, как лексические, так и фразеологические направлены на создание экспрессии произведения, емкого выражения авторской позиции. Фразеологические окказионализмы создаются путем буквализации, переосмысления значения и внесения в структуру новых элементов.
Список литературы
Абреимова, Г. Н. К вопросу об изменении фразеологизмов в языке и речи / Г. Н. Абреимова //Фразеология и межкультурная коммуникация: ч.
2. — Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 2002. — с. 299−304.Акбердина, Э. Р. Фразеологизм и текст / Э. Р. Акбердина // Семантика языковых единиц: Мат. 3-й межвузов, науч.
ис. конф.Ч.
2. -М., 1993. — с. 3−6Акулова Е. Е. Творчество Т. Толстой в контексте современной женской прозы / Е. Е. Акулова// Филол. штудии. — Иваново, 2006.
— Вып. 10. — С. 109−114.Алгунова, Ю.В. «Свое» и «чужое» в характерах героев Т. Н. Толстой (рассказ «Огонь и пыль») / Ю. В. Алгунова // Проблемы национального самосознания в русской литературе XX века. Сб. научных трудов.
Тверь :Твер. гос. ун-т, 2005. — С.
140−145.Ашкеров, А. Татьяна Толстая как зеркало русской интеллигенции / А. Ашкеров // http.: //www, hrono. ru/ publik/ 2002/ ashker020115. htmlАрутюнова, Н. Д. Метафора и дискурс / Н. Д. Арутюнова // Теорияметафоры. ;
М.: Прогресс, 1990. — 512 с. Бабенко, Н. Г. Окказиональная фразеология. Опыт структурносемантического анализа / Н. Г.
Бабенко // Актуальные проблемы лингвистической семантики: Сб. науч. тр. / Гл. ред. С.Ваулина.
— Калининград, 1998. — с. 17−27Бабенко, Н.
Г. Окказиональное в художественном тексте. Калининград / Н. Г. Бабенко. — Калининград: Изд-во КГУ, 1997. -
79 с. Бахтин М. М. Эстетика словестного творчества / М. М. Бахтин. — М: Искусство, 1979. -
424 с. Бикертон, Д.
Введение
в лингвистическую теорию метафоры / Д. Бикертон // Теория метафоры. — М., 1990.
— С. 284 — 306. Богданова, О. В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60−90-е годы XX века начало XXI века): учеб.
пособие / О. В. Богданова. — СПб.: Филол. фак.
СПбГУ, 2004. — 716 с. Валгина, Н. С.
Активные процессы в современном русском языке / Н. С. Валгина. — М: Логос, 2001. — 304 с. Виноградов, В.
В. О языке художественной прозы./ В. В. Виноградов — М., Л.: Гос. Издательство, 1930. — С. 175. Виноградов, В.В. О теории художественной речи / В. В. Виноградов // Учебное пособие для филол.
спец. ун-тов и пед. ин-тов. Послелов. акад. Д. С, Лихачева. — М.: Высшая школа, 1971.-240 с. Винокур, Г. О. О языке художественной литературы.
/ Г. О. Винокур.
— М., 1991. — 328 с. Воробьева, А. Н. Современная русская литература. Проза 1970;1990;х годов: уч.
пособие / А. Н. Воробьева. Самара: Изд-во
Самарской гос. академии культуры и искусств, 2001. — 182 с. Гаспаров Б. М. Язык.
Память. Образ. Лингвистика языкового существования. / Б. М.
Гаспаров. — М.: Новое Литературное Обозрение, 1996. — 352 с. Гачев, Т. Д. Жизнь художественного сознания / Т. Д. Гачев. М.: Искусство, 1972.-200 с. Григорьев, В.
П. Грамматика идиостиля: В. Хлебников. / В. П. Григорьев. -
М.: 1983. — С. 54 — 105. Горлов, В. В.
Фразеологизмы как средство выразительности на страницах газет / В. В. Горлов // Русский язык в школе, 1992. -№ 5 — с. 35−37.Гусейнова, Т. С. Трансформация фразеологических единиц как способ реализации газетной экспрессии: На материале центральных газет:
Автореф. дис. …канд. филол. наук / Т. С. Гусейнова. — Махачкала, 1997. -
24 с. Ермакова, О. П. Семантические процессы в лексике. / О. П. Ермакова// Русский язык конца XX столетия (1985 — 1995).
— М: Языки русской культуры, 2000. — с. 32 — 65Жолковский, А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты — Тема — Приемы — Текст. [
Электронный ресурс]. — Режим доступа:
http://www.langinfo.ru/index.php?sect_id=1091
Захарова, Е. А. Принцип контраста в рассказах Татьяны Толстой / Е. А. Захарова, И. В. Некрасова // «Третий Толстой» и его семья в русской литературе": сб. науч. стат. Самара: Изд-во Администрации Самарской области, 2003. — С. 247−251.Земская, Е. А.
Активные процессы современного словопроизводства./Е. А. Земская // Русский язык конца XX столетия (1985 -1995). М: Языки русской культуры, 2000. — с.
90−141Золотоносов М. Татьянин день: [о рассказах Т. Толстой] / М. Золотоносов// Молодые о молодых. — М., 1988. ;
С. 105−118.Игошева, Т. В. Современная русская литература: уч. пособие / Т. В. Игошева Новгород: Изд-во
Новгород. гос. ун-та, 2002. — С.
54−65, 93−96.Ильин, И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм / И. П. Ильин. М.: Интрада, 1996. — 329 с. Казарина, Т. В. Татьяна Толстая. Мудрость глупцов, или лечение сказкой / Т. В. Казарина // Современная отечественная проза: уч. пособие.
Самара: Изд-во Самарской гуманитарной академии, 2000. — С. 167−176.Карпенко, Г. Ю. Литературная критика о прозе Татьяны Толстой / Г. Ю. Карпенко // «Третий Толстой» и его семья в русской литературе": сб.
науч. ст. Самара: Изд-во Администрации Самарской области, 2003. — С. 238— 245. Колесов, В.
В. Язык и ментальность / В. В. Колесов. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004. — 240 с. Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа.
/ В. Г. Костомаров.
— Изд. третье, испр. и доп. — СПб.: Златоуст, 1999. — 320 с. Кубрякова Е. С. Язык и знание. /
Е. С. Кубрякова. -
М.: Языки славянской культуры, 2004. — 560 с. Кубрякова, Е. С. Роль словообразования в формировании языковой картины мира / Е. С.
Кубрякова // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. — М., 1988. -
212 с. Курицын, В. Постмодернизм: новая первобытная культура / В. Курицын // Новый мир. — 1991.
№ 2. — С. 226−232.Лебедева М. С. Семантические аспекты языковой образности / М. С. Лебедева // Вопросы теории перевода и методики его преподавания в языковом вузе: сб. науч. тр. -
М., 1980. — С. 75−90.Леви-Стросс К. Структурная антропология / К. Леви-Стросс. -
М: АСТ, 2011. — 544 с. Лейдерман Н. Л Современная русская литература: в 3 кн. / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. М.: Эдиториал УРСС, 2001.
— Кн. 3. — 685 с. Лейдерман, Н. Л. Русский реализм в конце XX века / Н. Л. Лейдерман // Русское слово в мировой культуре. Художественная литература как отражение национального и культурно-языкового развития: в 2 т.
СПб.: Политехника, 2003.-Т.
1.-С. 260. Люй, Цзиюн. Поэтико-философское своеобразие сборника Татьяны Толстой «Ночь»: дис.. канд. филол. наук: 10.
01.01 / Люй
Цзиюн. — Тамбов, 2005.-163 с. Лотман Ю. М. Семиосфера.
/ Ю. М. Лотман. ;
С.-Петербург: «Искусство-СПБ», 2000. — 704 сЛотман Ю. М. Избранные статьи. / Ю. М. Лотман.
— Т. 1. — Таллинн, 1992. — С. 129−132Матвеева, Т.
В. Лексическая экспрессивность в языке. Учебное пособие по спецкурсу./ Т. В. Матвеева. -
Свердловск: УрГУ, 1986. — 92 с. Мезенин С. М. Образные средства языка. / С. М.
Мезенин. — Тюмень, 2002. — 124 с. Метафора в языке и тексте.
М.: Наука, 1988. 176 с. Семашко, Т. В., Литвинова М. Н. Как образуется метафора? // Лексико-грамматические вопросы теории перевода в вузе: Межвуз.
Сб. научных тр. — Л.: ЛГПИ, 1984. — С.
177.Серль, Дж. Метафора / Дж. Серль // Теория метафоры. ;
М., 1990. — С. 307 — 341. Соссюр Ф. Заметки по общей лингвистике./ Ф.
Соссюр. — М.: Прогресс, 2000. — 528 с. Толстая Т.
Н. Река/ Т. Н. Толстая. — М., 2007.
— 381 с. Толстая Т. Н.
На златом крыльце сидели / Т. Н. Толстая. — М., 2012.
— 256 с. Ханссон Й. Творчество Татьяны Толстой в контексте литературных течений ХХ-XXI вв. /
Й. Ханссон// ХХ век: Проза. Поэзия. Критика. — М., 2003.
— Вып. 4. — С. 168−175.
