«Писать талантливо, т. е. коротко» — на этот афоризм Чехова безусловно обиделся бы Гончаров. И односторонней правотою был бы он прав (а всесторонней правоты вообще не бывает), и Чехова можно было бы опровергнуть, просто указав рукою на зодчего грандиозных построек — Толстого, перед которым благоговел и сам защитник эстетической экономии, писатель маленьких рассказов.
Пространность оправдана Толстым, а не Гончаровым. Последний в самом деле выказал себя не сильным в художественной архитектонике: нет у него прекрасной скупости, рисунка, линий, нет сжатости и энергии — многое в его романах расплывчато и мучнисто, растянуто и длинно, зыбко и рыхло, как дрожжи.
И понятно, что это должно было отталкивать Чехова, извлекавшего из жизни квинтэссенцию, от своих немногих страниц требовавшего сгущенной содержательности. Но, разумеется, свою архитектурную нестройность творчество Гончарова слишком искупает другими чертами.
Умственная и нравственная физиономия Гончарова ясно отразилась в его художественных творениях, и нам вовсе не нужна его переписка, для того чтобы знать, кто он. В заключительной главе «Обломова» мы видим даже его внешность: перед нами является «литератор, полный, с апатическим лицом, задумчивыми, как будто сонными, глазами».
А в том классическом и для всех открытом письме, которое представляет собою «Фрегат «Паллада», он много рассказывает о себе о своей жизни и на картины чужой природы, на описание всего путешествия налагает яркий отпечаток своей личности.
Он смотрит на нас из своих произведений, так что мы можем прочесть не только их, но и его самого; он дает нам внутреннюю автобиографию.
Тем разительнее то глубокое недоразумение, в силу которого Гончарова нередко называют писателем объективным: таков эпитет, какой издавна придавали ему русские критики.
Если возникла все-таки по отношению к Гончарову иллюзия объективного творчества, то это объясняется тем, что его книги спокойны, что, судя по ним, внутренний мир его, которого он ничем и не старался заслонить, тих и созерцателен, сторонится огня и страсти, жизнь переносит легко и окрашивает ее в светлые и мирные цвета.
Но ведь не это, конечно, называется художественной объективностью.
И вот, вглядываясь в Гончарова, поскольку он отразился в своих романах, мы видим, что он никогда не спешит, никуда не торопится, что это — организация внутренне-оседлая, привязанная к данному укладу жизни, хотя во имя высокого идеала, во имя нравственной красоты, и осуждающая в себе эту цепкую привязанность и привязчивость.
Затаенное, но сказывающееся в юморе борение двух моментов, центростремительного я центробежного, столкновение домоседа и путешественника — вот что характеризует Гончарова.
Что же мы видим у Чехова, по отношению к героям Гончарова? Здесь нужно отметить, что некоторые черты улавливаются из «Обрыва» и «Обыкновенной истории». С одной стороны это уже рассмотренный нами сюжет любовного переживания и трагического мироощущения героев, где романтические чувства подвергаются испытанию и искушению миром наживы и стяжательства. Однако с другой стороны, нужно рассмотреть такой момент как само творчество. Мы уже отмечали в описании характера Ольги интересный подход в нанизывании друг на друга различных деталей. У Гончарова и Чехова различные подходы прежде всего к отражению деталей. Именно деталь раскрывает сюжетную философскую оппозицию «созерцатель — созидатель». Здесь мы видим в описании деталей криптопародию на подход к описанию интерьера и его символических составляющих.
У Гончарова Обломов, будучи созерцателем, постоянно чувствует гармонию домашнего мира: «Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шёлковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шёлковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей.
Грачи или маленький сонный городок и его незатейливые домики с мезонинами и садиками, где живут хотя и сонные, но все-таки милые человеческие души, где он встречает женщину, «весь век проведшую в своем переулке, без суматохи, без страстей и волнений».
У Чехова в «Драме на охоте» мы видим прямую противоположность такой безмятежности. Это уже бурлящий мир страстей и противоречий. И поэтому в своей повести Чехов окрашивает любовь в трагический цвет. Гончаров же ему прямо противоположен. Например в «Обрыве» он знает страстность Марины или жены Козлова, которая по-книжному говорит, что она «топит стыд в поцелуях»; но любовь для него — либо нежное воркование Адуева и Наденьки, Викентьева и Марфиньки, либо спокойное чувство Адуева-дяди к своей жене, либо подвиг спасения одного из любящих другим.
Именно последняя, едва ли не самая мирная разновидность любви составляет один из главных моментов «Обломова» и «Обрыва»: Ольга хочет разбудить Обломова, вдохнуть энергию в его усталую душу; Вера хочет вернуть на путь истины заблудшую овцу, Марка Волохова. Обе они не столько любят, сколько спасают, и Гончаров не сознает, что именно поэтому они обе терпят фиаско, за которым следует, впрочем, полное благополучие — брак; неудачных спасательниц в свою очередь спасают другие герои.
У Чехова мы видим мир отношений между мужчинами и женщинами в прямой противоположности мира страстей. Сюжетно значимой философской оппозиции «созерцатель — созидатель» в гончаровском романе соответствует сюжетный контраст чеховского рассказа: материально обогащаясь, Ионыч нравственно нищает, теряя «единственную радость — любовь к Котику».
И в том, и в другом произведении конфликт раскрывается через мир вещей: «У него в городе громадная практика, некогда вздохнуть, и уже есть имение и два дома в городе, и он облюбовывает себе ещё третий, повыгоднее <�· ··> Он одинок.
Живётся ему скучно, ничто его не интересует любовь к Котику была его единственной радостью и, вероятно, последней".
Гончаров и Чехов говорят о великой силе любви.
Их герои испугались этого чувства и нравственно погибли.
Возникает даже опосредованная параллель с «обломовцем», когда Чехов описывает внешность Старцева: «Старцев ещё больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову»
Как и Гончаров, Чехов сталкивает мир быта и мир высокой трагедии. Соединение этих начал в произведениях классиков раскрывает глубину и неоднозначность жизни.
Для того чтобы понять и оценить Гончарова, нужно вникнуть только в этот роман и в остальные его беллетристические страницы; но бесполезна для нас та авторская исповедь, которую он написал по поводу Обломова и по поводу других своих произведений под заглавием «Лучше поздно, чем никогда» .
Выводы по Главе 2
Чехов — автор коротких детективных рассказов, написанных с мягким юмором, и тонкой иронией.
Нужно отметить, что в юмористике 80-х годов XIX века преобладали шутки, каламбуры, комические сцены — лёгкое зубоскальство над глупыми обывателями, серым простым людом, над пьяными купцами, избитые остроты над обманутыми старыми мужьями и их легкомысленными молодыми жёнами.
Во Франции в 60-е годы XIX столетия под влиянием Эдгара По стал создавать детективы Эмиль Габорио. Это были так называемые романы-фельетоны с удешевлённой романтической эстетикой («романтизм для бедных»). В своем творчестве А. П. Чехов часто пародирует его произведения, когда обращается к жанру детективной истории.
Комический эффект, следовательно, определяется тем, что жизнь и литература (в данном случае детективная) оказываются весьма далеки друг от друга.
Высмеивая привычные журнальные штампы, молодой Чехов пишет пародии на деловые письма, речи, лекции, дневники, ученические работы, даже на врачебные рецепты и всевозможные объявления.
Пародии на устаревшие литературные формы уголовных, авантюрных, святочных рассказов свидетельствуют о прирожденном юморе начинающего писателя и об остром чувстве стиля.
Немногие исследования последних лет, посвященные «Драме на охоте», трактуют роман Чехова уже не как чистую пародию, а как сложное, противоречивое, реалистическое произведение и пытаются определить специфику пародийного стиля писателя.
Чехов усматривал в криминальной литературе и в известной мере у самого Достоевского романтизацию преступления, и она ему сильно не нравилась.
Говоря о криптопародии на тургеневскую девушку отметим, что свадьба Ольги в пародийном ключе изображает ситуацию «неравного брака».
Бедная невеста из жертвы превращается в «охотницу» за богатым женихом. Единственное, что ее пугает — страх «продешевить», прогадать с выбором будущего мужа.
Как и Лариса Огудалова, Ольга умирает от руки мужчины. Убив Ольгу, рассказчик взял на себя ее грех.
Очевидно, поэтому гнев природы обращается против него: когда Зиновьев возвращался домой, после убийства, сердитое озеро представляется ему «водяным чудовищем», весь гнев которого обращён на убийцу.
У Гончарова и Чехова различные подходы прежде всего к отражению деталей.
Именно деталь раскрывает сюжетную философскую оппозицию «созерцатель — созидатель».
Чехов возвел в ранг искусства изображение обыденной жизни. Все его ранние сочинения — о, мягко говоря, не героических личностях, и что характерно, даже объем рассказов — маленький.
Это отчасти пародийная противоположность романистам Толстому или Гончарову.
Заключение
Чеховский текст представляет собой двойную природу и тем самым моделирует особую читательскую стратегию, поочередно актуализируя то формульные, то классические элементы повести, такое строение текста отчасти находится в прямой зависимости от использования автором криптопародии.
Криптопародия определяется как пародия без конкретного указания объекта пародии или с неявным характером осмеяния какого-либо объекта.
За текстом криптопародии, как показывает опыт сравнительного литературоведения, очень часто фабульные мотивы наследуются вместе с топикой и полным антуражем действия.
В частности, этот аспект хорошо прослеживается в произведении «Драма на охоте». «Драма на охоте» является одним из экспериментов писателя, который искал свой способ построения диалога с читателем.
Чеховская повесть открывает реципиента для него самого и, таким образом, представляет собою текст, максимально стремящимся к диалогу с читателем.
Кроме того, важно отметить здесь роль первоначального плана, который автор присваивает большинству героев. Он активно пользуется пародией на персонажей Шекспира, Пушкина, Лермонтова, Достоевского.
В тексте произведения Чехов создает как бы два плана реальности, которая понятна читателю, особенно знакомого с творчеством этих авторов, что только усиливает комический эффект, а также сюжетные повороты, в частности связанные с ложным следом, запущенным в самом начале и диалога птицы и рассказчика.
Итак, сюжет «Драмы на охоте» играет самыми разными литературными ассоциациями, и постоянно одна аллюзия уступает роль другой.
Реминисценции в «Драме на охоте» тесно сосуществуют во взаимосвязи и очень часто представляют собой очень подвижный семантический ряд, где по ходу действия и происходят иерархические перестановки.
Используемый автором принцип матрешки тесно связан и с описанием в описании, то есть рассказом в рассказе. Отсюда происходит и многочисленность разных версий о пародийности или непародийности элементов.
«Драма на охоте», организованная по принципу «текст в тексте», представляет нам автора, как субъекта, который воспринимает мир произведения текстуально. Таким образом, происходит движение от героя, видящего мир сквозь призму литературы, к герою, пытающемуся помыслить мир в литературных категориях (такой герой будет в дальнейшем характерен для литературы модернизма). Это движение совершается в рамках скорее классической, чем модернистской системы: фигура Камышева воспринимается не как норма, а как отклонение от нее.
«Драма на охоте» является очень весомой заявкой на серьёзную психологическую прозу, которая будет вскоре отличать зрелого Чехова в его творчестве. Чехов — автор коротких детективных рассказов, написанных с мягким юмором, и тонкой иронией, постепенно превращается в автора сложных психологических коллизий, которые предстоит открывать читателю в тонком замысле го произведений.
Нужно отметить, что в юмористике 80-х годов XIX века преобладали шутки, каламбуры, комические сцены — лёгкое зубоскальство над глупыми обывателями, серым простым людом, над пьяными купцами, избитые остроты над обманутыми старыми мужьями и их легкомысленными молодыми жёнами.
Во Франции в 60-е годы XIX столетия под влиянием Эдгара По стал создавать детективы Эмиль Габорио. Это были так называемые романы-фельетоны с удешевлённой романтической эстетикой («романтизм для бедных»). В своем творчестве А. П. Чехов часто пародирует его произведения, когда обращается к жанру детективной истории.
Роман Чехова «Драма на охоте» рассказывает историю о потерявшемся в этой жизни человеке, безнравственном и в некоторой степени бесчувственным, ставшим убийцей женщины, к которой некогда испытывал довольно-таки сильные чувства.
Юная цветущая «девушка в красном» Оленька, вышедшая из леса, из избушки сумасшедшего старика-отца и попавшая в дом управляющего местного графа, проходит весь путь: от начала до самого конца своего морального падения, тяготеющая к роскоши и богатой жизни, Оленька Урбенина изначально не видит смысла в мезальянсе с пожилым управляющим и практически сразу после свадьбы пускается во все тяжкие. Она встречается сначала с красавцем-следователем, потом падает в объятья графа-пропойцы и все это на глазах у всего уезда, не стесняясь людской молвы.
Финал повести печален, однако предсказуем. Молодую женщину убивает Зиновьев, на каторгу отправляется несчастный обманутый муж, оказавшийся не в том месте и не в нужный час, а граф заканчивает свои дни, служа извозчиком у следователя, перебравшегося в город после убийства Ольги и оставшегося не наказанным за свое злодеяние.
Комический эффект, следовательно, определяется тем, что жизнь и литература (в данном случае детективная) оказываются весьма далеки друг от друга. Высмеивая привычные журнальные штампы, молодой Чехов пишет пародии на деловые письма, речи, лекции, дневники, ученические работы, даже на врачебные рецепты и всевозможные объявления.
Пародии на устаревшие литературные формы уголовных, авантюрных, святочных рассказов свидетельствуют о прирожденном юморе начинающего писателя и об остром чувстве стиля.
Немногие исследования последних лет, посвященные «Драме на охоте», трактуют роман Чехова уже не как чистую пародию, а как сложное, противоречивое, реалистическое произведение и пытаются определить специфику пародийного стиля писателя.
Чехов усматривал в криминальной литературе и в известной мере у самого Достоевского романтизацию преступления, и она ему сильно не нравилась. Поэтому, а может быть, в прямой зависимости от этого факта, он стремится показать эту атмосферу совсем под другим углом. У Чехова в данной тематике, в её описании, ирония и пародия тесно переплетаются с драмой и трагедией. Такое переплетение рождает противоречивые чувства, и тем самым заставляет читателя анализировать события, искать в них подтекст, и находя его проводить сравнения и делать выводы, причем не всегда на сознательном уровне. А даже на уровне эмоций и ощущений.
Говоря о криптопародии на тургеневскую девушку отметим, что свадьба Ольги в пародийном ключе изображает ситуацию «неравного брака».
Бедная невеста из жертвы превращается в «охотницу» за богатым женихом. Единственное, что ее пугает — страх «продешевить», прогадать с выбором будущего мужа.
Как и Лариса Огудалова, Ольга умирает от руки мужчины. Убив Ольгу, рассказчик взял на себя ее грех. Очевидно, поэтому гнев природы обращается против него: когда Зиновьев возвращался домой, после убийства, сердитое озеро представляется ему «водяным чудовищем», весь гнев которого обращён на убийцу.
У Гончарова и Чехова различные подходы, прежде всего, к отражению деталей. Именно деталь раскрывает сюжетную философскую оппозицию «созерцатель — созидатель». Чехов старается писать языком простым и легким для нас, понятным любому слою читателей. Простота языка — результат огромной, напряженной работы автора. Чехов создал конструктивную пародию, т. е. пародию, которая превышает задачу осмеяния чужого текста. Тем самым образуется иронический контраст, смысловая игра, заставляющая читателя заметить несоответствие.
Библиография Тексты:
1. Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Сочинения в 18 томах. Том 03 (1884−1885). М., 1983.
Исследования:
1. Абдуллаева З. К. Жизнь жанра в пьесах Чехова // Вопросы литературы, 1987
Вып. № 4. С.65−71.
2. Артемьева Л. С. А. П. Чехов сквозь призму У. Шекспира // К 150-летию А. П. Чехова: А. П. Чехов сквозь призму литературоведения и лингвистики. М., 1987.
3. А. П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986.
4. Баханек С. Н. «Драма на охоте» А. П. Чехова:
следователь в поисках понимания // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной литературы. Тюмень, 2005.С.49−53.
5. Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Эстетика словесного творчества. М., 1979 г.
6. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989 г.
7. Белопольский В. Н. А. П. Чехов и И. Н. Потапенко:(проблема сциентизма:
доктор в роли авгура) // Творчество А. П. Чехова:
межвуз.сб.науч.
тр. Таганрог, 2004.С.11−19.
8. Бориневич-Бабайцева З. А. Роман А.П.Чехова «Драма на охоте». Труды Одесского ун-та, т.
146.Серия филол. наук, вып. 1956.С.23−40.
9. Вуколов Л. И. Роман А.П. Чехова «Драма на охоте». В кн.: Проблемы изучения художественного произведения. Тезисы докладов. Ч.
2.М., 1968.С.36−37.
10. Вуколов Л. И. Чехов и газетный роман. /Драма на охоте/.В кн.: В творческой лаборатории Чехова.М., 1974.С.208−217.
11. Гончарова Н. В. Цветообозначения в текстах А. П. Чехова // К 150-летию А. П. Чехова: А. П. Чехов сквозь призму литературоведения и лингвистики. М., 1987.
12. Горнфельд А. Чеховские финалы // Нева. — 2009. — N.
12. — С. 256−274.
13. Громов М. П. Книга о Чехове. М., 1989.
14. Громов М. П. Скрытые цитаты. (Чехов и Достоевский) // Чехов и его время, 1977.
15. Гусева Л. М. «Драма на охоте» А. П. Чехова: растительный код в системе персонажей // Культура и текст. Барнаул, 2005, С.228−242.
16. Гусева С. С. Семантические типы наименований лиц в текстах А. П. Чехова // К 150-летию А. П. Чехова: А. П. Чехов сквозь призму литературоведения и лингвистики. М., 1987.
16. Карасев Л. В. Пьесы Чехова // Вопросы философии. 1998
Вып. № 9.
С.72−91.
18. Карпов Н. А. Два криминальных романа: «Отчаяние» Набокова и «Драма на охоте» Чехова // Homouniversitatis: памяти Аскольда Борисовича Муратова (1937;2005): сб. ст./ под ред. А. А. Карпова. Спб.:факультет филологии и искусств СПБГУ, 2009, С. 256−269.
19. Катаев В. Б. «Драма на охоте» А. П. Чехова (к проблеме описания образа автора)-К спорам о «Доме с мезонином». В кн.: Вопросы истории и теории литературы.Вып.
4.Челябинск, 1968.С.113−117, 118−130.
20. Катаев В. Б. Литературные связи Чехова. М., 1989.
21. Катаев В. Б. Сложность простоты. Рассказы и пьесы Чехова. М., 1998.
22. Козубовская Г. П., Крапивная Е. Поэтика костюма в повести А. П. Чехова «Драма на охоте» // Культура и текст. Баранул, 2005. С. 218−227.
23. Кондидов А. В. А. П. Чехов в Богимове. Калуга, 1991.
24. Кубасов А. В. Проза А.П. Чехова: Искусство стилизации // А. В. Кубасов; Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 1998.
25. Кузьмина, Н. А. Интертекст и интертекстуальность. Основные свойства интертекста // Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. М.: ЛИБРОКОМ, 2009 г.
26. Лаврентьева А. А., Фабула неравной любви в русской классической литературе: историко-типологический аспект. автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 2010.
27. Назиров Р. Г. Русская классическая литература: сравнительно-исторический подход. Исследования разных лет: Сборник статей. — Уфа: РИО Баш
ГУ, 2005. — С. 150 — 158.
28. Немирович-Данченко В. И. Чехов А.П. // А. П. Чехов в воспоминаниях современников. M., 1986.
29. Оверина К. С. «Драма на охоте» А. П. Чехова: текст в тексте, литература в Литературе // К 150-летию А. П. Чехова: А. П. Чехов сквозь призму литературоведения и лингвистики. М., 1987.
30. Пьеге-Гро, Н.
Введение
в теорию интертекстуальности. вЂ" М.: Изд-во ЛКИ, 2008.
31. Полоцкая Э. Человек в художественном мире Достоевского и Чехова // Полоцкая Э. О поэтике Чехова. М., 2000.
32. Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре // В. Я. Пропп. -
М.: Лабиринт, 1999.
33. Де Пруайяр Ж. Гордый человек и дикая девушка (Размышления над повестью «Драма на охоте») // Чеховиана. Чехов и Пушкин:
Сб.ст.М., 1998, С.113−116.
34. Де Пруайяр Ж. А. Чехов и Герберт Спенсер (Об истоках повести «Драма на охоте» и судьбе мотива грации в чеховском творчестве) // Чеховиана. Чехов и его окружение.М., 1996. С.213−230.
35. Тиме Г. А. А. П.
Чехов и комический «малый жанр» в драматургии 1880-х — начала 1890-х годов // Русская литература. — 1980. — N.
1. — С. 150−159
36. Тынянов Ю. Н. О пародии // Тынянов Ю. Н Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.С. 284−309.
37. Тюпа В. И. Художественность чеховского рассказа. М., 1989.
38. Фатеева, Н. А. Интертекст в мире текстов: контрапункт интертекстуальности. вЂ" М.: Ком
Книга, 2007.
39. Фрейденберг О. М. Происхождение пародии. — Русская литература ХХ века в зеркале пародии. М., 1993.
40. Чеховиана. Чехов и Франция. M., 1992. C.48−56.
41. Чудаков А. П. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М., 1986.
42. Чудаков А. П. Антон Павлович Чехов. М., 1987.
43. Шатин Ю. В. Профанирующий символ. О поэтике А. П. Чехова. Иркутск, 1993.
44. Щербаков К. Восхождения к Чехову. М., 1988.
45. Юшманова Н. Е. А. П. Чехов: уроки нравственности. М., 1985.
46. Чеховиана. Чехов в культуре ХХ века. М., 1993.
47. Чеховиана. Мелиховские труды и дни. М., 1995.
Электронные материалы:
1.Баханек С. Н. Феномен понимания в творчестве А. П. Чехова конца 1870-хпервой половины 1890-х годов. Тюмень, 2005.
http://www.tmnlib.ru/DbFileHandler.axd?479
2. Габдуллина В. И., Ященко В. В. Архетипические мотивы в «Драме на охоте».
http://www.newruslit.ru/for_classics/chekhov/v.i.gabdullina-v.v.yaschenko.-arhetipicheskie-motivy-v-drame-na-ohote
3. Катаев
В.Б. Литературные связи Чехова. М., 1989.
http://www.newruslit.ru/for_classics/chekhov/v.b.kataev.-literaturnye-svyazi-chehova.-m.-1989/v.b.kataev.-literaturnye-svyazi-chehova/?searchterm=Чехов
4. Назиров Р. Г. Достоевский и Чехов: преемственность и традиция // Назиров Р. Г. Русская классическая литература: сравнительно-исторический подход. Уфа, 2006.
http://www.newruslit.ru/for_classics/dostoevsky/r.g.nazirov.-russkaya-klassicheskaya-literatura-sravnitelno-istoricheskii-podhod.-ufa-2006/dostoevskii-i-chehov-preemstvennost-i-parodiya/view?searchterm=Чехов
5. Назиров Р. Г. Достоевский и Чехов: преемственность и пародия // Назиров Р. Г. Русская классическая литература: сравнительно-исторический подход. Исследования разных лет. Сборник статей. Уфа, 2005.
http://nevmenandr.net/scientia/nazirov-preemstven.php
Фрейденберг О. М. Происхождение пародии. — Русская литература ХХ века в зеркале пародии. М., 1993
Назиров Р. Г. Достоевский и Чехов: преемственность и пародия // Назиров Р. Г. Русская классическая литература: сравнительно-исторический подход. Исследования разных лет. Сборник статей. Уфа, 2005.
Катаев В.Б. «Драма на охоте» А. П. Чехова (к проблеме описания образа автора)-К спорам о «Доме с мезонином». В кн.: Вопросы истории и теории литературы.Вып.
4.Челябинск, 1968.
Чудаков А. П. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М., 1986.
Полоцкая Э. Человек в художественном мире Достоевского и Чехова // Полоцкая Э. О поэтике Чехова. М., 2000.
Сухих И. Н. Проблемы поэтики Чехова Спб., 2007.
Баханек С.Н. «Драма на охоте» А. П. Чехова:
следователь в поисках понимания // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной литературы. Тюмень, 2005.
Вуколов Л. И. Роман А. П Чехова «Драма на охоте». В кн.: Проблемы изучения художественного произведения. Тезисы докладов.Ч.
2.М., 1968.
Вуколов Л. И. Чехов и газетный роман. /Драма на охоте/.В кн.: В творческой лаборатории Чехова.М., 1974.
Козубовская Г. П., Крапивная Е. Поэтика костюма в повести А. П. Чехова «Драма на охоте» // Культура и текст. Баранул, 2005.
Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Сочинения в 18 томах. Том 03 (1884−1885). М., 1983., 358.
Назиров Р. Г. Русская классическая литература: сравнительно-исторический подход. Исследования разных лет: Сборник статей. — Уфа: РИО Баш
ГУ, 2005. — С. 150 — 158.
Полоцкая Э. Человек в художественном мире Достоевского и Чехова // Полоцкая Э. О поэтике Чехова М, 2000. С. 135−192
Тынянов. О пародии. С.290
Звиняцковский В. Миф Чехова и миф о Чехове: лекция по чеховедению // Нева.
2009.С. 122−146
Тынянов. Достоевский и Гоголь. С.
201.
Степанов А. Д. Проблемы коммуникации у Чехова. Языки славянской культуры, 2005.С. 85
Абдуллаева З. К. Жизнь жанра в пьесах Чехова.//Вопр. лит. — 1987.- № 4. — с.65−71.
Антон Павлович Чехов — Рассказы и повести 1884 — 1885 г. М.1992 с. 244
Тиме Г. А. А. П. Чехов и комический «малый жанр» в драматургии 1880-х — начала 1890-х годов // Русская литература.
— 1980. — N. 1.
— С. 150−159
Тиме Г. А. А. П.
Чехов и комический «малый жанр» в драматургии 1880-х — начала 1890-х годов // Русская литература. — 1980. — N.
1. — С. 150−159
Горнфельд А. Чеховские финалы // Нева. — 2009. — N. 12. — С. 256−274
Звиняцковский В. Миф Чехова и миф о Чехове: лекция по чеховедению // Нева. — 2009. — N. 12. — С. 122−146
Чичерин А. В. Лексическая основа чеховского стиля // Русская литература. — 1982. — N. 3. ;
С. 112−118
Оверина К. С. «Драма на охоте» А. П. Чехова: текст в тексте, литература в Литературе.// К 150-летию А. П. Чехова: А. П. Чехов сквозь призму литературоведения и лингвистики. М. 1987
Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Эстетика словесного творчества. М., 1979. с. 340
Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Эстетика словесного творчества. М., 1979. с. 283
Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. с. 418.
Кузьмина, Н. А. Интертекст и интертекстуальность. Основные свойства интертекста // Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. М.: ЛИБРОКОМ, 2009.
с. 129−147
Фатеева, Н. А. Интертекст в мире текстов: контрапункт интертекстуальности. вЂ" М.: Ком
Книга, 2007., с. 122−148
Пьеге-Гро, Н.
Введение
в теорию интертекстуальности. М.: Изд-во ЛКИ, 2008.
Немирович-Данченко В. И. Чехов.// АПЧехов в воспоминаниях современников. ML.
1986. с.285
Лазаревский Б. А А. П. Чехов. // AIL Чехов в воспоминаниях современников. М.
1986. с.
574.
Есин Б. И. Положительный герой в публицистике А. П. Чехова // Вестник МГУ.
Сер.Журналистика. — 2009. — N. 5.
— С. 207−211
Есин Б. И. Положительный герой в публицистике А. П. Чехова // Вестник МГУ. Сер.Журналистика.
— 2009. — N. 5. — С. 207−211
Степанов А. Чехов и постмодерн // Нева. — 2003. — N. 11. — С. 221−226
Есин Б. И. Положительный герой в публицистике А. П. Чехова // Вестник МГУ.
Сер.Журналистика. — 2009. — N.
5. — С. 207−211
Есин Б. И. Положительный герой в публицистике А. П. Чехова // Вестник МГУ. Сер.Журналистика.
— 2009. — N. 5. — С.
207−211
Чичерин А. В. Лексическая основа чеховского стиля // Русская литература. — 1982.
— N. 3. — С. 112−118
Чичерин А. В. Лексическая основа чеховского стиля // Русская литература. — 1982. — N. 3.
— С. 112−118
Чичерин А. В. Лексическая основа чеховского стиля // Русская литература. — 1982. — N. 3.
— С. 112−118
Катанина Т. А. Сюжет о безумной невесте и влюбленном бесе // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998
Вып. 2. 1998. С. 137.
Катанина Т. А. Сюжет о безумной невесте и влюбленном бесе // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998
Вып. 2. 1998. С. 137.
Турбин В. Воды глубокие: из заметок о жизни, творчестве и поэтике Чехова // Новый мир. — 1980. — N. 1. — С. 216−227
Ильюхина Т. «Запах счастья» у Чехова. Опыт литературно-ольфакторного анализа // Нева. — 2010. — N. 1.
— С. 204−207
Евсеев Д. «Писать игриво и легко…» Чехов-аноним: забытые и разысканные заметки // Октябрь. — 2010.
— N. 1. — С. 153−160
Ильюхина Т. «Запах счастья» у Чехова. Опыт литературно-ольфакторного анализа // Нева. ;
2010. — N. 1. ;
С. 204−207
Ильюхина Т. «Запах счастья» у Чехова. Опыт литературно-ольфакторного анализа // Нева.
— 2010. — N. 1. ;
С. 204−207
Турбин В. Воды глубокие: из заметок о жизни, творчестве и поэтике Чехова // Новый мир. — 1980. — N. 1. — С. 216−227
