Актуальность диссертационного исследования. В кругу наиболее активно обсуждающихся сегодня вопросов особое место занимают проблемы адекватного и достойного выбора алгоритма взаимоотношений современного человека и исторического наследия, стремления к восстановлению, сохранению и умелому практическому использованию накопленного культурного и интеллектуального потенциала, поиска и утверждения в российском обществе новой культурной модели, а также характерной тенденции к объективному осмыслению глобальных процессов прошлого века, неподдельного научного, художественного, читательского интереса к событиям конца XIX — начала XX столетия.
Случившийся во второй трети XIX столетия в Европе и начавшийся на рубеже XIX—XX вв. в России мощный ментальный сдвиг явил особый переходный период в истории русской культуры, отмеченный одновременным сосуществованием в российском обществе нескольких разновариантных социокультурных моделей (картин мира). Одним из ведущих модулей общекультурной ситуации начала XX столетия стала предложенная виднейшими деятелями творческой интеллигенции модель, именуемая сегодня Серебряным веком русской культуры.
Находясь сегодня на этапе очередного исторического самоопределения, мы невольно интуитивно обращаемся в начало прошлого столетия, ибо нежизнеспособность культурной модели Серебряного века отнюдь не отменяет ее право на существование и не умаляет ценности исканий ее творцов. Оказавшись бессильными дать ожидаемые и практически значимые ответы на насущные вопросы российской действительности, представители русского духовного Ренессанса1 актуализировали и продемонстрировали на примере собственной жизни мысль о невозможности поступления идеями.
1 «Русский культурный (духовный) Ренессанс» — с легкой руки Н. Бердяева эти словосочетания закрепились в научном обиходе и сегодня употребляются исследователями в качестве равнозначных термину «Серебряный век». духовного содержания и преображения в условиях любого исторического выбора, сколь несвоевременными и невостребованными бы ни казались тогда эти идеи.
В контексте начавшегося в конце XX в. в отечественной историографии процесса переосмысления Серебряного века в настоящее время на суд исследователей и почитателей русской культуры выносятся новые концепции и прочтения этого историко-культурного феномена, призванные не только очистить те «негативные наслоения, которые наложились на него за многие последние десятилетия"1, но и выразить потребности нынешнего общественного сознания, духовную жажду «человека обозначить главные константы бытия, позволяющие найти выход из многих кризисных ситуаций современного мира"2.
Проблема, рассматриваемая в диссертационном исследовании, формулируется как вопрос об адекватности, своевременности и жизнеспособности существования историко-культурной модели Серебряного века, созданной по законам мифотворчества и театрально-игровых стратегий и предложенной российскому обществу представителями творческой элиты как своеобразный вариант выхода из конкретной кризисной исторической ситуации конца XIX — начала XX в.
Степень изученности темы. Всю существующую на сегодняшний день по обозначенной теме литературу условно можно разделить на два больших блока: 1) исследования по Серебряному веку в целом или касающиеся какого-то его конкретного историко-культурного аспекта, где так или иначе затрагивается проблематика игры и мифотворчества- 2) узкоспециализированные изыскания, появившиеся в основном в последние десять лет и посвященные непосредственно анализу рассматриваемых культурных явлений. Логично начать историографический обзор с первого блока работ.
1 Овчинников В. Ф. Творческая личность в контексте русской культуры. Калининград: Калинингр. ун-т, 1994. С. 74.
2 Русская художественная культура второй половины XIX века: картина мира. М.: Наука, 1991. С. 4. 4.
Некоторые из первых критических откликов на культурные события конца XIX — начала XX столетия получили огласку на страницах публикаций авторов марксисткой академической историографии. «Литературными попутчиками революции» назвал Л.Д. Троцкий1 представителей дооктябрьской литературы. В их число были вписаны имена Блока, Маяковского, Есенина с группой имажинистов, то есть всех тех, в чьем литературном и духовном облике каким-либо образом прочитывалось влияние духа революции, но в то же время их еще трудно было по праву причислить к творцам нового революционного искусства. «Никто из попутчиков революции. не несет стержня в себе, и именно поэтому мы имеем только подготовительный период новой литературы, только этюды, о наброски и пробы пера.» , — писал Троцкий. С таких же позиций подходили к оценке дореволюционного литературного наследия А. З. Лежнев, Д. А. Горбов, А.К. Воронский3. Не отказывая «попутчикам» в умении и силе владения художественным словом, они выставляли «требование в центре поставить пролетарскую литературу, а попутчиков допустить в виде подсобного отряда, для пролетариата бесполезного, но могущего дезорганизовать врага"4. Помимо этого, погружение в метафизику, мистику, меланхолию и, как следствие, пренебрежение реальностью ставил в упрек символистам и их окружению А. В. Луначарский. Обращая внимание на достоинства — особенно послереволюционного — творчества Блока и Брюсова5, отмечая, что именно литераторам начала XX столетия удалось приоткрыть тайники души и проникнуть за порог бессознательного, Луначарский подчеркивал и строгую необходимость скорейшего.
1 См., например: Троцкий Л. Д.
Литература
и революция. М.: Политиздат, 1991.
2 Там же. С. 56.
3 См.: Лежнев А. З., Горбов Д. А.
Литература
революционного 10-летия. 1917;1927. Харьков: Пролетарий, 1929; Воронский А. К. Искусство, как познание жизни, и современность // Воронский А. К. Искусство и жизнь: сб. ст. М.-Пб.: Круг, 1924. С. 7−57- Воронский А. К. О пролетарском искусстве и о художественной политике нашей партии // Там же. С. 87—113.
4 Воронский А. К. О пролетарском искусстве и о художественной политике нашей партии / Воронский А. К. Указ. соч. С. 106.
5 См.: Луначарский А. В. Александр Блок // Луначарский А. В. Статьи о литературе. В 2 т. Т. 1: Русская литература XIX — начала XX в. М.: Художественная литература, 1988. С. 348−387- Луначарский А. В. Брюсов и революция // Там же. С. 331−347. 5 преодоления модернистами глубокого равнодушия к общественным вопросам. «Разумность», «сердечное отношение к жизни» и «стремление на основах предвидения и техники пересоздать мир по-своему» — вот те базовые понятия, которыми должен был руководствоваться, по мнению Луначарского, современный человек и настоящий пролетарий1.
В 1940;1950;е гг. заниматься историей буржуазной культуры считалось делом опасным и не приносящим практической пользы. Рассеянная по страницам русских эмигрантских газет и журналов аналитическая и мемуарная публицистика составляет основной пласт литературы, посвященной эпохе порубежья, в данный период. Однако более подробный анализ этого литературного массива будет представлен в разделе источниковедческого обзора, поскольку в настоящей работе воспоминания современников Серебряного века одновременно выполняют функцию источников.
В 1960;70-е гг. специалистами в области искусствознания был накоплен и подготовлен к дальнейшей теоретической обработке богатый о фактический материал. Кроме того, в это время было положено начало осмыслению теоретического наследия символистов и символистской.
— у эстетики с разных точек зрения. Работы З. Г. Минц (представителя тартуско-московской школы филологии), JI. Гинзбург, JI. Долгополова, В. П. Купченко,.
1 Луначарский А. В. Символисты // Луначарский А. В. Очерки по истории русской литературы. М.: Художественная литература, 1976. С. 438−439.
2 См. например: Сарабьянов Д. В. Русская живопись XIX века среди европейских школ. М.: Советский художник, 1980; Сарабьянов Д. В. Стиль модерн. М.: Искусство, 1989; Борисова Е. А., Стернин Г. Ю. Русский модерн. Альбом. М.: Галарт, АСТ-ЛТД, 1998 (комплексное переиздание более ранних работ этих авторов) — Стернин Г. Ю. Русская художественная культура второй половины XIX — начала XX века. М.: Советский художник, 1984; Русская художественная культура второй половины XIX века: Картина мира. М.: Наука, 1991; Золотницкий Д. И. Зори театрального Октября. Л.: Искусство, 1976; Кузнецов Е. М. Из прошлого русской эстрады. М.: Искусство, 1958; Дмитриев Ю. А. Театры миниатюр // Русская художественная культура конца XIX — начала XX века (1908;1917). Кн. 3. М.: Наука, 1977. С. 191−207.
3 Асмус В. Ф. Эстетика русского символизма // Асмус В. Ф. Вопросы теории и истории эстетики. М.: Искусство, 1968. С. 531−609- Ермилова E.B. Поэзия «теургов» и принцип «верности вещам» // Литературно-эстетические концепции в России конца XIX — начала XX века. М.: Наука, 1975. С. 187−206- Ермилова Е. В. Теория и образный мир русского символизма. М.: Наука, 1989; Казин А. Л. Неоромантическая философия художественной культуры (к характеристике мировоззрения русского символизма) // Вопросы философии. 1980. № 7. С. 143−154- Крыщук Н. Искусство как поведение: Книга о поэтах. Л.: Советский писатель, 1989; Родина Т. М. Александр Блок и русский театр начала XX века. М.: Наука, 1972.
А.В. Леденева, Е.Б. Тагера1 являют собой лишь очень небольшую долю колоссального труда, проделанного отечественными литературоведами и славистами. Здесь же нужно упомянуть о таких авторах, как И. В. Божович, А. Э. Соловьев, И. А. Тертерян, W. Fleming", чьи материалы позволили соотнести в работе культурные процессы в России с развитием неоромантических представлений, умонастроений и культурным движением конца XIX в. на Западе.
Таким образом, к началу 1990;х гг. в историографии обозначилась тенденция к изучению Серебряного века с позиций существования внутри этого историко-культурного феномена некоего единства. Несмотря на то что четко определить критерий подозреваемой целостности никто еще не брался, тем не менее совершенно очевидным было, что поиски этой общности следовало вести явно не в сферах экономики и политики, не в социальной среде и даже не в области искусства как такового. Внимание ученых стали привлекать такие характерные черты эпохи, как «создание не одних лишь новых художественных форм, но прежде всего новых форм жизни, которые должны были. обновить все существование человечества, поднять это существование на высшую, свободную от противоречий и дисгармонии.
1 Минц З. Г. Несколько дополнительных замечаний к проблеме: «символ в культуре» // Минц З. Г. Поэтика русского символизма. СПб.: Искусство-СПб., 2004. С. 40−45- Минц З. Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Там же. С. 59−96- Минц З. Г. Понятие текста и символистская эстетика // Там же. С. 97−102- Минц З. Г. Эпоха модернизма: «серебряный век» русской поэзии // Там же. С. 342—389. Цитируемое издание представляет собой полное собрание исследований З. Г. Минц разных лет, посвященных квинтэссенции культуры Серебряного века — русскому символизмуГинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Художественная литература, 1976; Долгополов Л. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX — начала XX века. Л.: Советский писатель, 1985; Купченко В. П., Мануйлов В. А., Рыкова Н. Я. М. А. Волошин — литературный критик // Волошин M. Лики творчества. Л.: Наука, 1989. С. 555−599- Леденев А. В. Русские литературные объединения конца XIXначала XX в. в литературном движении эпохи // Вестн. Моск. ун-та. Филология. 1985. № 1. С. 12−20- Тагер Е. Б. У истоков XX века// Избранные работы о литературе. M.: Советский писатель, 1988. С. 284−313.
2 Божович В. И. Традиции и взаимодействие искусств. Франция конец XIX — начало XX века. M.:
Наука, 1987; Соловьев А. Э. Истоки и смысл романтической иронии // Вопросы философии, 1984. № 12.
С. 97−105- Тертерян И. А. Романтизм как целостное явление // Тертерян И. А. Человек мифотворящий. M.: Советский писатель, 1988. С. 14—50- Fleming W. Arts and Ideas. New York: Holt, Rinchartan and Winston, 1961.
В этот же тематический раздел можно включить публикации B.A. Крючковой, B.O. Пигулевского, Л. А. Мирской и B.M. Толмачева, хотя изданы они были несколько позднее. См.: Крючкова B.A. К вопросу об определении символизма и его границах // Крючкова В. А. Символизм в изобразительном искусстве: Франция и Бельгия, 1870−1900. М.: Изобразительное искусство, 1994. С. 5−17- Пигулевский B.O., Мирская Л. А. Символ и ирония (опыт характеристики романтического миросозерцания). Кишинев: Штиинца, 1990; Толмачев В. М. Декаданс: опыт культурологической характеристики // Вестн. Моск. ун-та. Филология. 1991. № 5. С. 18−28. ступень"1, восприятие истины интуитивно и как некой нерасчлененной о формы бытия, близкой к мифу — модели, «в которой слиты сущее и чаемое», «попытки возродить целостную ситуацию архаического восприятия искусства с художником-„магом“ или „теургом“, „шаманом“, а позже, в годы первой русской революции, — с идеей театра-мистерии, народа-„хора“ з и художника-„мистагога“» .
В 1990;е гг. появляются принципиально новые взгляды на своеобразие культурной ситуации прошлого рубежа веков. Опубликованные в 1989 г. статьи Н. Коржавина4 и Е. Эткинда5 определили тематику двух основных дискурсов, развернувшихся в литературе в это время. Категоричность высказываний Коржавина, окрестившего Серебряный век «яркой, но несколько блудной» эпохой и сетовавшего, что хотя «среди деятелей этого „века“ было много чистейших людей», но «проповедовали они часто худое: допустимость грязи, подлости, даже убийства (если только, как оговорился Блок, оно освящено великой ненавистью)"6, нашла отклик в «блестящей и безжалостной» статье А. Эткинда «Культура против природы: психология русского модерна». «От романтизации серебряного века пора переходить к его критической истории, — ставил вопрос ребром автор. — Надо разглядеть естественные переходы от блестящего начала столетия ко всему тому ужасному, отталкивающему или бесцветному, что происходило в этом столетии в России"8. Однако вышедшая буквально годом позже публикация Е. Иваницкой9 содержала более компромиссный вариант направления исследовательского поиска: «от романтизации йот очернения" — к.
1 Асмус В. Ф. Эстетика русского символизма // Асмус В. Ф. Вопросы теории и истории эстетики. М.: Искусство, 1968. С. 549.
2 См.: Родина Т. М. Александр Блок и русский театр начала XX века. М.: Наука, 1972. С. 53.
3 Минц З. Г. Несколько дополнительных замечаний к проблеме: «символ в культуре» // Минц З. Г. Поэтика русского символизма. СПб.: Искусство-СПб., 2004. С. 43.
4 Коржавин H. Анна Ахматова и «серебряный век» // Новый мир. 1989. № 7. С. 240−261.
5 Эткинд Е. Единство «серебряного века"//Звезда. 1989. № 12. С. 185−194.
6 Коржавин Н. Указ. соч. С. 240.
7 Эткинд А. Культура против природы: психология русского модерна // Октябрь. 1993. № 7. С. 168−192.
8 Там же. С. 168.
9 Иваницкая Е. Спор о Серебряном веке//Октябрь. 1994. № 10. С. 181−187. критической истории1. Данную работу можно было бы назвать первой удачной попыткой «обзора с комментариями» или, иначе говоря, попыткой разбора и систематизации имеющихся к тому моменту порой диаметрально противоположных мнений, оценок, высказываний относительно Серебряного века, положившей начало эмоционально сдержанному и объективномунасколько это в принципе позволяет природа исследования — подхода к анализу данного феномена.
Вместе с тем статья Е. Эткинда о факторах, связывающих «разноголосую и многоцветную эпоху» рубежа веков «в единое целое», надолго предопределила востребованность научных изысканий, посвященных не только отдельным слагаемым культуры начала XX в., но всей ее истории как общего контекста развития философской мысли, театрального искусства, литературного процесса, стилевых исканий в живописи, архитектуре, прикладных искусствах. В таком ключе выдержаны работы Л. Г. Березовой, Е. П. Беренштейн, В. Крейда, А. И. Мазаева, М. Г. Неклюдовой, Л.А. Смирновой2. Отдельного упоминания заслуживают фундаментальные исследования филолога Н. А. Богомолова. Уделяя в них особое внимание теме жизнетворчества символистов, ученый отмечает, что теоретическое признание значения этой проблемы «не означает сколько-нибудь последовательной работы по восстановлению реальных обстоятельств, в которых существовали русские символисты.. Меж тем.
1 Иваницкая Е. Указ. соч. С. 186. Разбивка Е. Иваницкой.
2 Березовая Л. Г., Берлякова Н. П. История русской культуры. В 2 ч. Ч. 1. М.: Владос, 2002. Березовая Л. Г., Берлякова Н. П. История русской культуры. В 2 ч. Ч. 2. М.: Владос, 2002; Березовая Л. Г. Самосознание русской интеллигенции начала XX века: автореф. дис.. д-ра ист. наук. М., 1994; Беренштейн Е. П. Русский символизм: эстетика универсальности // Культура и ценности: сб. науч. тр. Тверь, 1992. С. 132−141- Крейд В. Встречи с серебряным веком // Воспоминания о серебряном веке. М.: Республика, 1993. С. 5−16- Мазаев А. И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма. М.: Наука, 1992; Неклюдова М. Г. Традиции и новаторство в русском искусстве конца XIX — начала XX века. М.: Искусство, 1991; Смирнова Л. А. Единство духовных устремлений в литературе серебряного века // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 5−6. С. 3−16.
3 Богомолов Н. А. Вячеслав Иванов и Кузмин: к истории отношений // Богомолов Н. А. Русская литература XX века и оккультизм. М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 211−224- Богомолов Н. А. Дневники в русской культуре начала XX века // Богомолов Н. А. Русская литература первой трети XX века: Портреты. Проблемы. Разыскания. Томск: Водолей, 1999. С. 201−212- Богомолов Н. А. История одного литературного скандала // Богомолов Н. А. Русская литература XX века и оккультизм. М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 239−254- Богомолов Н. А. Петербургские гафизиты // Серебряный век в России. Избранные страницы. М.: Радикс, 1993. С. 167−210. очевидно, что такая задача вполне поддается решению, особенно если привлекать к рассмотрению не только вершинные произведения отдельных художников и их эпистолярные и дневниковые свидетельства, а попытаться забросить невод как можно более широко, делая объектом пристального внимания газетную хронику, бытовую переписку, различные дневниковые и мемуарные свидетельства малозаметных персонажей литературной и культурной жизни"1. Думается, подобного рода рекомендации стоят того, чтобы не только прислушаться к ним, но и принять в качестве практического руководства к действию. Помимо прочего, не заслуженно было бы не добавить к разговору об удачных литературоведческих публикациях несколько слов о небольшом, но емком введении к антологии «Русская поэзия „серебряного века“, 1890−1917″ M.JI. Гаспарова», статье Е. В. Ивановой о литературном процессе XIX — начала XX в.3, книге библиографических очерков о судьбах поэтов Серебряного века С. П. Бавина и И. В. Семибратова, сборнике «История русской литературы: XX век: Серебряный век», в который вошли разноплановые работы зарубежных славистов, многие из которых в свое время эмигрировали из СССР, и аналогичном по форме издании под общим заглавием «Русская литература XX века: Исследования американских ученых"4.
Несколько особняком стоит в литературе оригинальная трактовка явлений Серебряного века (в частности — русского символизма), предложенная А. Эткиндом и основанная на обращении к психологическим методикам при анализе исторического материала. Согласно выводам исследователя, на рубеже XIX-XX столетий в России символизм пытался.
1 Богомолов Н. А. История одного литературного скандала // Богомолов Н. А. Русская литература XX века и оккультизм. М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 239.
2 Гаспаров М. Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия «серебряного века», 1890−1917; Антология. М.: Наука, 1993. С. 5−44.
3 Иванова Е. В. Русский модернизм и литературный процесс конца XIX — начала XX века // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 5−6. С. 17−38.
4 Черубина де Габриак // Бавин С. П., Семибратова И. В. Судьбы поэтов серебряного века: библиогр. очерки. М.: Книжная палата, 1993. С. 442−445- Нива Ж. Русский символизм // История русской литературы: XX век: Серебряный век. М.: Прогресс-Литера, 1995. С. 73−105- Нива Ж. Статус писателя в России в начале XX века // Там же. С. 609−614- Браун Э. Дж. Символистское влияние на «реалистический» стиль Горького // Русская литература XX века: исследования американских ученых. СПб.: Петро-Риф, С.-Петерб. ун-т, 1993. С. 156−175. выполнить социально-культурные функции, которые в немецкои англоязычных странах в те же годы выполнял психоанализ. При полном отсутствии у символизма таких важных для психоанализа черт, как прагматизм, последовательность, дисциплина, а также «любви и вкуса к научному анализу, которые были столь характерны для Фрейда и его учеников», тем не менее «оба эти движения пытались дать ответ на ряд сходных вопросов: из чего состоит и что делает «внутренний человек», которого легко ощутить, но не дано знатькаковы средства познания этой особой реальности и методы ее изменениякакие способы существования человека и его культуры — сны, мифы, произведения искусства — открывают к ней путь" — «в чем смысл религии для нового человека, открывшего свою индивидуальность. «Несмотря на присутствие в указанной книге множества спорных концептуальных моментов (например, весьма сложно согласиться с автором, что русский символизм был «в определенной степени «антиинтеллектуальным» направлением мысли», а учение психоанализа необходимо рассматривать тождественно понятию «картина мира"2), достойной уважения видится сама попытка автора разобраться в тонкой материи сознания, подсознания, механизмов психики человека прошлого рубежа веков. Особенно эффективным представляется использование психологических приемов в историческом исследовании при вскрытии истинной мотивации совершения тех или иных поступков, действий (или наоборот — уклонения от них), а также реконструкции логики мышления людей той или иной эпохи.
В 1999 г. О. Н. Дорохиным была предпринята попытка комплексного историографического анализа массива литературы, которая была издана по интересующей нас проблеме к концу XX в.3. Выделив ряд сформировавшихся к тому времени историко-культурных традиций.
1 Эткинд А. Эрос невозможного: развитие психоанализа в России. М.: Гнозис — Прогресс-Комплекс, 1994. С. 77−78.
2 Там же. С. 78.
3 Дорохин О. Н. Серебряный век как историко-культурная и историографическая проблема: дис.. канд. ист. наук. Томск, 1999. 128 с, осмысления культуры fin de siecle1, приведя аргументы «за» и «против» каждого из этих подходов, автор приходит к выводу, что окончательно доказать существование Серебряного века «в качестве действительной целостности, обладающей некими коренными признаками и свойствами, вряд ли возможно», ибо выбор в любом случае осуществляется заранее сообразно задачам, которые ставит перед собой тот или иной исследователь2. Размышляя о том, что в настоящее время велика потребность в осмыслении эпохи порубежья как некоего историко-культурного комплекса и разделяя единственно позицию Е. Иваницкой3, автор, впрочем, не предлагает какой-либо конкретной точки зрения или рекомендации, с учетом которой дальнейшее изучение Серебряного века могло бы осуществляться в направлении выявления и оформления искомой комплексности.
За последнее десятилетие в свет вышел ряд фундаментальных работ, написанных, с одной стороны, с опорой на ранее издававшиеся материалы по отдельным аспектам Серебряного века, с другой — выполненных уже с ориентацией на набирающий в гуманитаристике силу полидисциплинарный подход, во многом действительно помогающий достичь разносторонности и в то же время целостности в исследовании. Среди них — корпус трудов М.А. Воскресенской4, монографии И. А. Азизян, И. А. Муравьевой, А. Пайман, Б.И. Туха5. Даже литературоведческие публикации, вошедшие в двухтомное издание «Русская литература рубежа веков (1890-е — начало.
1 Конец века (фр.).
2 См.: Дорохин О. Н. Серебряный век как историко-культурная и историографическая проблема: дис.. канд. ист. наук. Томск, 1999. С. 108.
3 См.: Иваницкая Е. Спор о Серебряном веке // Октябрь. 1994. № 10. С. 181−187.
4 Воскресенская М. А. Серебряный век: вымысел, умысел или реальность (замечания к неоконченному спору о терминах) // Вестн. Томск, ун-та. 2007. № 295. С. 119−122- Воскресенская М. А. Символизм как мировидение Серебряного века: социокультурные факторы формирования общественного сознания российской культурной элиты рубежа XIX—XX вв.еков. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2003; Воскресенская М. А. Социокультурная природа Серебряного века // Методологические и историографические вопросы исторической науки: сб. ст. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2003. Вып. 27. С. 71−93- Воскресенская М. А. Формирование культурной элиты российского общества конца XIX — начала XX в. как фактор мировоззренческого раскола интеллигенции // Вестн. Томск, ун-та. 2007. № 295. С. 66−70.
5 Азизян И. А. Диалог искусств Серебряного века. М.: Прогресс-Традиция, 2001; Муравьева И. А. Век модерна: панорама столичной жизни. Т. 2. СПб.: Изд-во Пушкинского фонда, 2004; Пайман А. История русского символизма. М.: Республика, 2000; Тух Б. И. Путеводитель по Серебряному веку. М.: Октопус, 2005.
1920;годов)"1, сборники «Вячеслав Иванов ~ творчество и судьба: к 135-летию со дня рождения"2, «Максим Горький и литературные искания XX столетия. Горьковские чтения"3, «Андрей Белый. Публикации. Исследования"4, «В .Я. Брюсов и русский модернизм"5, а также в книгу Т. А. Никоновой ««Новый человек» в русской литературе 1900;1930;х годов: проективная модель и художественная практика"6, отличаются от изысканий предшественников не только обращением к новым сюжетным линиям и анализом поэтических и прозаических текстов начала XX столетия с позиций их стилистического единства, но и рассмотрением их априори в общем историческом и социокультурном контекстах эпохи.
Примерно со второй половины 1980;х гг. появляются единичные (преимущественно филологические и философские) исследования различных аспектов игры и мифотворчества в культурной ситуации рубежа XIX—XX вв. В первую очередь следует сослаться на опубликованные ранее работы таких крупных ученых-филологов, как А. В. Лавров, А. Е. Парнис и Р. Д. Тименчик. Статья Лаврова о деятельности кружка «аргонавтов"7 стала одной из первых попыток систематизации доступных тогда материалов по тематике мифотворчества московских символистов, а в вышедшей в 1985 г. статье «Программы «Бродячей собаки""8 авторами впервые были опубликованы.
1 Келдыш В. А. Русская литература «серебряного века» как сложная целостность // Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920;годов). М.: ИМЛИ РАН — Наследие, 2000. Кн. 1. С. 13−68- Корецкая И. В.
Литература
в кругу искусств // Там же. С. 131−190.
2 Шруба М. Среды Вячеслава Иванова и связанные с ними литературные объединения // Вячеслав Иванов ~ творчество и судьба: к 135-летию со дня рождения. М.: Наука, 2002. С. 177—186.
3 Завельская Д. А. Ролевая дихотомия в лирике М. Горького и его современников // Максим Горький и литературные искания XX столетия. Горьковские чтения — 2002: материалы междунар. конф. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского университета, 2004. С. 143−148- Захарова В. Т. Типологическое своеобразие художественного сознания М. Горького — прозаика Серебряного века // Там же. С. 109−115- Латухина А. Л. Человек и космос в философско-эстетическом восприятии И. Бунина («Тень птицы») и М. Горького («По Руси») // Там же. С. 196−202- Спиридонова Л. А. Феномен Горького: к вопросу о новаторстве // Там же. С. 5−14.
4 Паперный В. Поэтика русского символизма: персонологический аспект // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 152−168.
5 Завельский А. А., Завельская Д. А. Метафора и символ в творчестве Валерия Брюсова. М.: ИМЛИ РАН, 2004. С. 38−50.
6 Никонова Т. А. «Новый человек» в русской литературе 1900;1930;х годов: проективная модель и художественная практика. Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2003.
7 Лавров А. В. Мифотворчество «аргонавтов» // Миф — фольклор — литература. Л.: Наука, 1978. С. 137−170.
8 Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Программы «Бродячей собаки» // Памятники культуры. Новые открытия. Л.: Наука, 1985. С. 160−257. и подвергнуты рассмотрению художественные программы литературного кабаре «Бродячая собака». Знакомя читателя с планами и проектами деятелей интеллектуальной элиты, частично реализованными, частично — нет в стенах этого легендарного подвальчика, одновременно эти документы дают представление о той особо непринужденной игровой атмосфере, царившей в литературной среде эпохи порубежья. Кроме того, в рамках изучения культуры Серебряного века, особенно его литературного сообщества, жизни и творчества русских символистов немаловажным видится обращение и к другим многочисленным богатым фактическим материалом публикациям А. Лаврова, издававшимся в разное время1.
Как чужеродный русской культуре элемент, занесенный в Россию из Европы, сопротивляться которому могли лишь здоровые национальные традиции, определяет мифотворческие устремления литераторов Серебряного века В.А. Сарычев2. По его мнению, пафосное восприятие символистами и футуристами жизни «в качестве предмета для вдохновенного творчества», ее насильственный отрыв ими «от субстанциональных, бытийных корней», по сути, явились лишь умозрительным приписыванием реальности таких свойств, «которые никакого отношения к ней не имели и не могли иметь"3.
Иное объяснение мифотворческим порывам и усилению театрально-игрового начала в культуре fin de siecle предлагает В. Кантор, связывая действие этих социокультурных процессов с закономерностями, присущими в развитии любой человеческой цивилизации. Следуя логике автора, начиная с эпохи Ренессанса человечество двигалось по пути становления личности в поле свободы. Но, перенимая исторический опыт и соприкасаясь с.
1 Лавров А. В. Мемуарная трилогия и мемуарный жанр у Андрея Белого // Белый А. На рубеже двух столетий. Воспоминания. В 3 кн. Кн. 1. М.: Художественная литература, 1989. С. 5−32- Лавров А. В. Предисловие // Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903;1919. М.: Прогресс-Плеяда, 2001. С. 3−12- Лавров А. В. Русские символисты: этюды и разыскания. М.: Прогресс-Плеяда, 2007; Лавров А. «Серебряный век» и/или «пантеон современной пошлости» // Новое литературное обозрение. 2001. № 51(5). С.240−247.
2 Сарычев В. А. Эстетика русского модернизма: проблема «жизнетворчества». Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1991.
3 Там же. С. 317. возможностью свободы, российское общество с трудом адаптировалось к этим новым условиям. Иначе говоря, Серебряный век явился своеобразным отражением и механизмом этой адаптации1.
К написанию диссертации был привлечен ряд публикаций, посвященных вопросам складывания и функционирования мифологем в жизни и творчестве отдельных литераторов Серебряного века. Мифотворческие концепции А. Белого явились предметом изучения 3. Юрьевой", проблема мифологизации личности А. Блока в творческой судьбе А. Ахматовой поднята в диссертации С. С. Козлова, истоки мистификаций М. Волошина раскрывает в своей статье М. Ланда4, мифопоэтический аспект в поэтике русского символизма, и в частности А. Блока, освещен в работе И.С. Приходько5, семантику мифологемы Вечной Женственности подвергают анализу Т. Новикова6 и С.М. Климова7. При подготовке последнего раздела диссертации о театральных исканиях рубежа веков и осмыслении игровых стратегий литераторов Серебряного века концептуально значимыми для автора стали исследования Е. Обатниной о сущности игры и ее проявлениях в судьбе А. РемизоваА.В. Висловой, где всепроникающая природа театра и театральности рассматривается на фоне общего культурного сознания Серебряного векаН.Б. Граматчиковой, где.
1 См.: Кантор В. Артистическая эпоха и ее последствия (по страницам Федора Степуна) // Вопросы литературы. 1997. Вып. 2. С. 124−165.
2 Юрьева 3. Мифотворчество и миротворчество (Андрей Белый) // Новый журнал. 1997. Кн. 206. С.237−248.
3 Козлов С.С. А. Блок как литературно-историческая мифологема в творческой судьбе Анны Ахматовой: автореф. дис.. канд. филол. наук. Орел, 1998.
4 Ланда М. Миф и судьба // Черубина де Габриак. Исповедь. М.: Аграф, 1998. С. 5−44.
5 Приходько И. С. Александр Блок и русский символизм: мифопоэтический аспект. Владимир: Изд-во ВГПУ, 1999.
G Новикова Т. «Прекрасная Дама» в культуре серебряного века // Вестн. Моск. ун-та. Филология. 1998. № I. С. 90−100.
7 Климова С. М. Мифологема женственности в культуре Серебряного века и ее социокультурные воплощения // Вопросы философии. 2004. № 10. С. 151—156. В настоящем исследовании тема Вечной Женственности (Софии Премудрости) не может остаться вне поля научного интереса, ибо она является одним из главных мифотворческих элементов в культуре русского духовного Ренессанса, что делает неизбежным обращение к творчеству и философскому наследию Вл. Соловьева как к истокам русской софиологии. Хорошим подспорьем в этой связи стали материалы сборника «Владимир Соловьев и культура Серебряного века», содержащиеся в следующих работах: Бычков В. В. Вл. Соловьев и эстетическое сознание Серебряного века // Владимир Соловьев и культура Серебряного века. М.: Наука, 2005. С. 11−29- Козырев А. П. Гностические искания Вл. Соловьева и культура Серебряного века//Там же. С. 226−240- Нефедьев Г. В. Жизнетворчество Э. Метнера (к мифологии русского символизма) // Там же. С. 614−620. содержится разбор конкретных игровых стратегий Серебряного века на примере жизнедеятельности и материалах творчества М. Волошина, Н. Гумилева, М. КузминаЛ.И. Тихвинской, чья монография освещает историю создания и повседневной творческой жизни знаменитых столичных кабаре рубежа XIX—XX вв.1. Во многом благодаря именно перечисленным научным разысканиям разрозненные упоминания о театрально-игровых и мифотворческих стратегиях рубежа XIX-XX столетий начали складываться в систему взглядов, позволяющую на современном этапе говорить об этих явлениях как о смыслообразующих слагаемых культуры Серебряного века. Это не только не снимает, но более того — актуализирует необходимость появления сегодня комплексного исследования, предполагающего, во-первых, систематизацию имеющихся в научном обороте по обозначенной теме материаловво-вторых — выявление теоретических основ при анализе историко-культурной модели Серебряного века и ее составляющихв-третьих — привлечение и интегрирование в работе данных разных гуманитарных дисциплин.
Объект настоящего исследования представляет историко-культурная среда Серебряного века русской культуры. Предметом является историко-культурная модель мира представителей этой среды и результат ее преломления в их мифотворческой и театрально-игровой деятельности.
Цель диссертационного сочинения — представить и охарактеризовать Серебряный век как историко-культурную модель, созданную деятелями литературной среды этого культурного цикла посредством театрально-игровых и мифотворческих стратегий.
Поставленная цель требует решения следующих основных исследовательских задач.
1 См.: Обатнина Е. «Обезьянья Великая и Вольная Палата»: игра и ее парадигмы // Новое литературное обозрение. 1996. № 17. С. 185−217- Вислова А. В. На грани игры и жизни (Игра и театральность в художественной жизни России «серебряного века») // Вопросы философии. 1997. № 12. С. 28−38- Вислова А. В. «Серебряный век» как театр: феномен театральности в культуре рубежа XIX—XX вв. М., 2000; Граматчикова Н. Б. Игровые стратегии в литературе Серебряного века (М. Волошин, Н. Гумилев, М. Кузмин): автореф. дис.. канд. филол. наук. Екатеринбург, 2004; Тихвинская Л. И. Повседневная жизнь театральной богемы Серебряного века: кабаре и театры миниатюр в России. 1908;1917. M.: Молодая гвардия, 2005.
1. Определить особенности Серебряного века как своеобразной социокультурной эпохи.
2. На основе уже имеющихся в научном обороте терминов дать интегрированные определения понятиям «игра», «миф», «мифотворчество». Пользуясь этими понятиями, выделить место игры и мифотворчества в процессе формирования картины мира деятелей Серебряного века.
3. В контексте понятия «картина мира» оценить роль интеллигенции в изменениях, происходивших на данном этапе развития российского общества. Осуществить анализ социокультурной среды Серебряного века.
4. Проанализировать наиболее показательные примеры индивидуального и коллективного мифотворчестваустановить причины усиления театрально-игрового начала в общекультурной ситуации конца XIX — начала XX столетий.
5. Объяснить природу игры и мифотворчества и определить степень их значимости с точки зрения формирования на их основе представителями русского духовного Ренессанса собственной историко-культурной модели.
Хронологические рамки исследования. Существует мнение, что в общем виде продолжительность эпохи Серебряного века составила 20−25 лет, охватив промежуток времени между концом правления Александра III и 1917 г. Иногда отсчет предлагается вести с пушкинской речи Ф. М. Достоевского, произнесенной им 8 июня 1880 г. на втором заседании Общества любителей российской словесности по случаю открытия памятника Пушкину в Москве1. На это же время приходится пик творчества поэта и философа Вл. Соловьева, оказавшего особое влияние на младших символистов, в первую очередь — на А. Блока и А. Белого. Более традиционно будет считать началом рассматриваемой эпохи события 1892−1894 гг. 7 и 14 декабря 1892 г., в Санкт-Петербурге были прочитаны две лекции Д. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях.
1 См.: Тух Б. И. Путеводитель по Серебряному веку. M.: Октопус, 2005. С. 10.
17 современной русской литературы", а спустя два года в свет вышли первый и второй выпуски «Русских символистов» В. Брюсова.
Гораздо сложнее дело обстоит с датой окончания этого культурного цикла. Имеют место версии, привязывающие конец русского духовного Ренессанса к началу первой мировой войны (1914), к роковым событиям 1917 г., к смерти А. Блока и расстрелу Н. Гумилева (1921), к смерти В. Маяковского (1930), ведутся разговоры о «втором дыхании», открывшемся у Серебряного века в эмиграции, высказываются предположения о его продолжительности вплоть до смерти А. Ахматовой (1964).
В настоящем исследовании под культурой Серебряного века понимается историко-культурный цикл, в хронологическом эквиваленте равный промежутку с 1890-х гг. до 1930 г. (года смерти В. Маяковского как виднейшего представителя школы футуризма). Нельзя сказать, что обнародование первых декретов большевиков одномоментно прервало и предало забвению всю предшествующую эпоху. Ведь после смерти Блока и расстрела Гумилева, воспринятых многими современниками как знаковые, подводящие некую итоговую черту события, в живых осталось большинство творцов данной эпохи. На этот период приходится расцвет деятельности футуристов и имажинистов, которых в равной, если не в большей степени, чем символистов и акмеистов можно назвать «игроками», «мифотворцами» и «неоромантиками» — людьми, чье мировосприятие и мировоззрение были предопределены и сформированы историко-культурными посылами эпохи порубежья. В их практике разрабатываемые символистами и акмеистами стратегии игры и мифотворчества выходят за традиционные временные рамки, которыми принято датировать Серебряный век (до 1917 г.), и оказываются вневременными. Имел ли Серебряный век продолжение в эмиграции? Думается, эта тема ждет своих исследователей в будущем, требует скрупулезного изучения источников и подведения доказательной базы.
Методологическая основа исследования. Изучение ментальных, социокультурных, поведенческих механизмов, действующих в той или иной историко-культурной ситуации, в ключе историко-антропологических подходов (активно используемых в мировой гуманитаристике) до сих пор не приобретает серьезного распространения в отечественной исторической науке, и в том числе среди специалистов, занимающихся изучением истории русской культуры. В рамках такого многомерного историко-культурного события, как Серебряный век искусство, литература, интеллектуально-творческая деятельность, способы общения и повседневное поведение, безусловно, должны рассматриваться как разнообразные проявления общего для эпохи способа мышления, стиля жизни. В то же время очевидно обратное воздействие этих элементов — на процесс формирования картины мира, поскольку она выступает и своеобразным результатом, и формой взаимодействия различных сфер культуры как слагаемых единой системы. Таким образом, именно понятие «картина мира» «может считаться ключом к характеристике рубежа XIX—XX вв. как особой социокультурной эпохи, использование этого понятия закладывает определенную методологическую основу, формирует программу исследования этого периода в истории русской культуры"1.
В основу анализа используемых в работе данных положены принципы историзма и научной объективности. Исторические события, объекты и социокультурные явления рассматриваются в привязке к конкретным условиям их существования и толкуются с учетом верификации их смыслов. Исходя из специфики объекта и предмета, наиболее обоснованным видится полидисциплинарный подход к осмыслению театрально-игрового и мифотворческого начал в историко-культурной жизни Серебряного века, который и составляет методологическую основу диссертационного исследования. Это приобретает особую значимость, учитывая знаковые.
1 См.: Сабурова Т. А. Интеллигенция и формирование картины мира в России на рубеже XIX — XX вв. (Проблема кризиса личности и культуры) // История в XXI веке: историко-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечества / под ред. В. В. Керова. М.: Московский общественный научный фонд, 2001. С. 86. тенденции к интеграции гуманитарного знания в современном научном континууме.
Среди специальных методов, использованных в работе, следует назвать контекстный, * историко-сравнительный и причинно-следственный анализ. При рассмотрении конкретных примеров мифотворчества и игровых ситуаций был использован контекстный анализ, позволяющий выявить семантику того или иного проявления игры и мифотворчества в общем контексте эпохи. Историко-сравнительный анализ дал возможность сопоставить эти проявления, распознать в них частное и общее. Кроме того, без данного метода невозможно было бы осуществить сравнение взглядов символистов и В. Мейерхольда на природу театрального искусства начала XX столетия. Причинно-следственный анализ был использован для реконструкции истоков мифомышления в культуре Серебряного века и поиска объяснения мотивов поведения его деятелей. Также в диссертационном исследовании была задействована технология теоретического моделирования для выдвижения гипотезы усиления театрально-игрового начала в среде творческой элиты рубежа веков.
В свою очередь, уточнения требует сам термин «Серебряный век». Споры исследователей о том, что же все-таки скрывается за этой красивой метафорой, год от года не теряют своей актуальности. Несмотря на то что в междисциплинарный научный лексикон словосочетание «Серебряный век» перекочевало из литературоведения (кстати, в сознании большинства читателей оно стойко продолжает ассоциироваться сугубо с литературой, особенно с поэзией, начала XX столетия), по своей природе выражение это не столько филологическое, сколько образное, мифологическое. Во всяком случае, именно в таком значении его употребляли Н. Оцуп, Н. Бердяев, С. Маковский, Р.В. Иванов-Разумник (кому конкретно принадлежит авторство данной метафоры — по сей день остается дискуссионным вопросом).
По общему мнению искусствоведов, культурологов, в русской культуре Серебряный век явил собой новый культурный феномен, даже своеобразный культурный тип — некий духовный синтез «Восток-Запад"1, стремясь к сочетанию, сотрудничеству, «синергии» соперничавших установок и творческих парадигмего нередко сравнивали с Ренессансом, Античностью, Александрийской эпохой — яркими историческими примерами удачного и гармоничного синтеза западного и восточного начал. В учебной литературе к Серебряному веку традиционно принято относить такие явления, как модерн (стиль, объединяющий различные виды пространственных искусств), модернизм (литературно-художественное течение, представленное основными школами и группами в лице символистов, акмеистов, футуристов, имажинистов), новая религиозная философия, произведения авангарда2. Однако здесь очевидной сразу выступает необходимость выделения и того критерия, который, собственно, делает возможным выстраивать в один стройный ряд все эти художественные составляющие рассматриваемого культурного поля. Представляется, что зачастую критерий этот носит условный характер, то есть отграничивает круг событий и элементов, причисляемых к культуре Серебряного века, от всех остальных по принципу единства места и времени их существования, элитарности их происхождения. Отмечается небывалый расцвет всех видов искусств (правда, в последнее время — надо отдать должное — все чаще встречаются упоминания о некоей духовной и историко-культурной целостности эпохи), а далее специалисты разных областей знания — филологи, искусствоведы, философыобособленно друг от друга обозначают некие общие стилевые черты, дающие им основание отнести те или иные стихотворения к школе модернизма, те или иные постройки рубежа веков — к стилю «модерн», а те или иные размышления мыслителей — к новой религиозной философии.
1 См.: Кантор В. Артистическая эпоха и ее последствия (по страницам Федора Степуна) // Вопросы литературы. 1997. Вып. 2. С. 125−126.
2 См., например: Березовая Л. Г., Берлякова Н. П. История русской культуры. В 2 ч. Ч. 2. М.: Владос, 2002. С. 110.
В 1980 г. A. JL Казиным в статье о русском символизме была высказана небезосновательная мысль, что объективно, независимо ни от каких прямых влияний русский символизм явился по своей сути неоромантизмом, «то есть на другой духовной почве, в особом национально-историческом контексте воспроизвел позиции сознания, в принципе близкие к тем, на которых стояли романтики"1. В 1991 г. М. Г. Неклюдова, обращаясь к проблеме традиций и новаторства в русской культуре конца XIX — начала XX в., также акцентирует внимание на факте своеобразного возрождения романтической традиции, обнаруживающей себя в виде скрытого «подтекста» во многих культурных явлениях обозначенного периода. В итоге авторы ни первой, ни второй из приведенных работ так и не решаются назвать трансформированное романтическое миросозерцание той трудно угадываемой доминантой, которая позволила бы в дальнейшем говорить о Серебряном веке как о едином историко-культурном феномене. Концептуальное оформление эта идея получила в исследованиях историка М. А. Воскресенской. Согласно выводу ученого, «все отличительные особенности рассматриваемой культуры, как и ее мировоззренческую направленность, можно объединить обобщающим термином: неоромантизм», где последнее толкуется не как направление или стиль, но как тип мировосприятия, самосознания и самовыражение культуры3. В настоящей работе именно данный критерий — неоромантическое мировосприятиепринимается за тот интуитивный «общий знаменатель», лежащий в основе всей культурной целостности Серебряного века.
Немалый резонанс вызвала идея, высказанная в свое время американским славистом и литературоведом О. Роненом, о том, что необходимо срочно «изгнать из чертогов российской словесности бледный,.
1 См.: Казин А. Л. Неоромантическая философия художественной культуры (к характеристике мировоззрения русского символизма) // Вопросы философии. 1980. № 7. С. 145.
2 См. подробнее: Неклюдова М. Г. Традиции и новаторство в русском искусстве конца XIX — начала XX века. М.: Искусство, 1991. С. 31.
3 См.: Воскресенская М. А. Символизм как мировидение Серебряного века: социокультурные факторы формирования общественного сознания российской культурной элиты рубежа XIX—XX вв.еков. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2003. С. 93. обманчивый и назойливый призрак" выражения «Серебряный век» по причине отсутствия «обозначаемого им, но не существовавшего в двадцатом столетии историко-литературного явления"1. Следуя мысли ученого относительно допустимости употребления метафорического названия эпохи прошлого рубежа веков, «когда бы этот век, прозванный «серебряным», ни пришел к концу. наименование «серебряный век» было всего лишь отчужденной кличкой, данной критиками, в лучшем случае, как извинение, а в худшем — как поношение.. В наши дни название осталось в употреблении историков искусства, критиков и литературоведов как стершийся и утративший свой первоначальный, да и вообще какой бы то ни было аксиологический смысл, но не лишенный жеманности классификационный термин, применяемый за неимением лучшего"2.
В некоторой степени точку зрения Ронена разделяет исследователь Л.
В.И. Мильдон, полагая, что формула «серебряный век» не имеет сейчас реальных оснований, поскольку «существовала одна эпоха русской культуры — золотой век, начатая Пушкиным и насильственно прерванная в 20-е гг. XX столетия"4. Согласно логике автора, по ряду признаков это время вполне сопоставимо с общеевропейским Ренессансом, разница лишь в том, что в России ренессансные черты проявились позднее, чем в Западной Европе, где, кстати, ренессансное движение тоже не было одновременным. Следовательно, менее ошибочно было бы обозначать эпоху прошлого рубежа веков термином «Русский Ренессанс», а не «Серебряный век», как это принято.
Конечно, в своем современном звучании словосочетание «Серебряный век» — во многом «искусственная конструкция». Но вместе с тем, употребляя ее «в качестве термина, мы не даем оценок. Мы пытаемся понять ее, структурировать с тем, чтобы на этой основе объяснить для себя ее.
1 Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел. M.: ОГИ, 2000. С. 84.
2 Там же. С. 113−114.
3 Мильдон В. И. Русский Ренессанс, или Фальшь «серебряного века» // Вопросы философии. 2005. № 1. С. 40−51.
4 Там же. С. 44. глубинную природу"1. По сути, это метафора, не лишенная конкретной смысловой нагрузки. По своему внутреннему наполнению и самоощущению это время не похоже на предшествующий культурный расцвет пушкинской поры (Золотой век русской культуры), но вместе с тем это был момент не меньшего «умственного и духовного возбуждения, бурных исканий, пробуждения творческих сил"2. Поэтому противопоставление Серебряного века Золотому ни в коем случае не подразумевает под собой какого-то скрытого уничижительного смысла. В то же время слишком разительно отличалось содержание этой эпохи «от того, что настало после"3. Быть может, если бы не случилось этого исторического контраста «не возникло бы потребности в «серебряном веке» как мирообъемлющем понятии"4.
Источниковая база исследования. Мемуары самих представителей русского духовного Ренессанса могут быть причислены к разряду первых историографических работ по освещению и осмыслению событий прошлого рубежа веков. Они составили первую группу источников5. Объединяет.
1 См.: Воскресенская М. А. Серебряный век: вымысел, умысел или реальность (замечания к неоконченному спору о терминах) // Вестн. Томск, ун-та. 2007. № 295. С. 122.
2 Бердяев Н. А. Русский духовный ренессанс начала XX в. и журнал «Путь» (К десятилетию «Пути») // Н. Бердяев о русской философии. Ч. 2. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. С. 217.
3 Крейд В. Встречи с серебряным веком // Воспоминания о серебряном веке. М.: Республика, 1993.
С. 6.
4 Лавров А. «Серебряный век» и/или «пантеон современной пошлости» // Новое литературное обозрение. 2001. № 51(5). С. 241.
5 См.: Ахматова А. А. Коротко о себе // Ахматова А. А. Сочинения. В 2 т. Т. 2. Проза. Переводы. М.: Художественная литература, 1990. С. 266−269- Ахматова А. А. Листки из Дневника (о Мандельштаме) // Ахматова А. А. Там же. С. 198−221- Белый А. На рубеже двух столетий. Воспоминания. В 3 кн. Кн. 1. М.: Художественная литература, 1989; Белый А. Начало века. Воспоминания. В 3 кн. Кн. 2. М.: Художественная литература, 1990; Белый А. Между двух революций. Воспоминания. В 3 кн. Кн. 3. М.: Художественная литература, 1990; Бенуа А. Мои воспоминания. В 5 кн. Кн. 4, 5. М.: Наука, 1980; Бердяев Н. А. Ивановские среды // Русская литература XX века (1890−1910) / под ред. проф. Венгерова. В 2 кн. Кн. 2. М.: XXI векСогласие, 2000. С. 233−236- Бердяев Н. А. Русский духовный ренессанс начала XX в. и журнал «Путь» (К десятилетию «Пути») // Н. Бердяев о русской философии. Ч. 2. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. С. 217−234- Бердяев Н. А. Самопознание (опыт философской автобиографии). М.: Международные отношения, 1990; Бунин И. А. Автобиографические заметки // Бунин И. А. Окаянные дни. Воспоминания. Статьи. М.: Советский писатель, 1990. С. 172−205- Бунин И. А. Волошин // Там же. С. 278−288- Волошина М. (Сабашникова М.В.) Зеленая змея. История одной жизни. М.: Энигма, 1993; Гиппиус 3. Мой лунный друг. О Блоке // Гиппиус 3. Живые лица. — СПб.: Азбука-классика, 2004. С. 11−61- Иванов Г. Петербургские зимы. СПб.: Азбука, 2000; Лившиц Б. Полутороглазый стрелец: Воспоминания. М.: Художественная литература, 1991; Маковский С. К. На Парнасе Серебряного века. М.: XXI век — Согласие, 2000. С. 14−558- Маковский С. К. Портреты современников. М.: XXI век — Согласие, 2000. С. 7−431- Маяковский В. В. Будетляне // Маяковский В. В. Полное собрание сочинений. В 13 т. Т. 1. М.: ГИХЛ, 1955. С. 329−332- Маяковский В. В. Выступление на диспуте о богеме 19 ноября 1926 года // Маяковский В. В. Полное собрание сочинений. В 13 т. Т. 12. М.: ГИХЛ, 1959. С. 490- Маяковский В. В. Я сам // Маяковский В. В. Полное собрание сочинений. В 13 т. Т. 1. М.: ГИХЛ, 1955. С. 7−29- Пяст В. Встречи // Пяст В. Стихотворения. Воспоминания. Томск: Водолей, 1997. С. 153−328- Степун Ф. А. Бывшее и несбывшееся. СПб.: Алетейя, 2000; Цветаева М. выбранные для анализа воспоминания (хоть и выходили они в свет в разное время), прежде всего, история происхождения их авторов. Большинство из них — потомки представителей русской интеллигенции второй половины XIX — начала XX столетия. В основном это были «дети небогатых интеллигентов, образованных разночинцев, разоряющихся или захудалых дворян, давно забывших о своем дворянстве"1. Как справедливо отмечала в своих дневниковых записях 3. Гиппиус: «Русская интеллигенция — это класс или круг, или слой (все слова не точны), которого не знает буржуазно-демократическая Европа, как не знала она самодержавия. Слой, по сравнению со всей толщей громадной России, очень тонкийно лишь в нем совершалась кое-какая культурная работа. И он сыграл свою, очень серьезную, историческую роль"2.
Внимание привлекает биографичность повествования большинства мемуаров, сюжеты которых завязаны или тесно переплетаются с перипетиями судеб их авторов. Кроме того, практически все воспоминания (в большей или меньшей степени) содержат суждения аналитического характера, попытки дать объективную оценку (насколько это в принципе возможно в источниках личного происхождения) пережитой эпохе, высветить ее как некий рубеж, причем не только сугубо хронологический. Даже небольшие, но предельно емкие автобиографические зарисовки В. Маяковского заканчиваются следующей, очень показательной в этой связи, фразой: «Подъем и опадание многих литератур, символисты, реалисты и т. д., наша борьба с ними — все это, шедшее на моих глазах: это часть нашей л весьма серьезной истории. Это требует, чтобы о нем написать. Я напишу» .
Герой труда // Цветаева М. Собрание сочинений. В 7 т. Т. 4. М.: Эллис Лак, 1994. С. 12−63- Цветаева М. Живое о живом // Там же. С. 157−220- Чулков Г. Годы странствий. М.: Эллис Лак, 1999. С. 29−404- Ходасевич В. Ф. Некрополь. Андрей Белый // Собрание сочинений. В 4 т. Т. 4. М.: Согласие, 1997. С. 42−67- Ходасевич В. Ф. Некрополь. Конец Ренаты // Там же. С. 7−18- Ходасевич В. Ф. О Поэзии Бунина // Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. М.: Согласие, 1996. С. 181−188- Ходасевич В. Ф. О символизме // Там же. С. 173−177.
1 См.: Белый А. На рубеже двух столетий. Воспоминания. В 3 кн. Кн. 1. М.: Художественная литература, 1989. С. 203.
2 Гиппиус 3. История моего дневника Черная книжка (1919) // Гиппиус 3. Дневники. В 2 кн. Кн. 2. М.: НПК «Интелвак», 1999. С. 180.
3 Маяковский В. В. Я сам // Маяковский В. В. Полное собрание сочинений. В 13 т. Т. 1. М.: ГИХЛ, 1955. С. 29.
Среди сборников мемуаров, посвященных как эпохе русского духовного Ренессанса в целом, так и его отдельным деятелям, необходимо выделить уникальное в своем роде издание «Воспоминания о серебряном веке» под общей редакцией В. Крейда1 и сборник очерков «Жизнь Николая о.
Гумилева". В эту же группу источников можно отнести воспоминания представителей окололитературной среды Серебряного века — режиссера Н. Петрова3 и литературоведа, критика В. Шкловского4. Все эти материалы способствовали более точному восстановлению фактической стороны истории о Черубине де Габриак, событий, происходивших на собраниях в доме-«башне» Вяч. Иванова и в литературном подвальчике «Бродячая собака».
Во вторую группу источников личного происхождения вошли дневники и письма деятелей эпохи порубежья. Как тонко заметила З. Гиппиус: «.пусть дневник скучен — только он дает понятие атмосферы. тому, кто хочет понимать, не боится скуки"5. Ее дневники6 -выдающийся литературный памятник, создававшийся на протяжении полувека. В них нашли место заметки и статьи о литературе, искусстве, повседневные зарисовки, авторские размышления, помогающие восстановить общий исторический контекст эпохи.
Одной из самых прекрасных литературных форм" считал дневник и И. А. Бунин, полагая, что в будущем эта форма станет преобладающей. Его известные дневниковые заметки «Окаянные дни"7, с одной стороны, подробно событийно освещают первые послереволюционные годы, с другой — отмечены категорически неприемлемым отношением к большевистской.
1 Воспоминания о серебряном веке / сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. М.: Республика, 1993.
2 Жизнь Николая Гумилева (Воспоминания современников). Л.: Изд-во Междунар. фонда истории науки, 1991.
3 Петров H.B. «Бродячая собака» // Петров Н. В. 50 и 500. М.: Всероссийское театральное общество, 1960. С. 142−150.
4 Шкловский В. Жили-были // Шкловский В. Жили-были. M.: Советский писатель, 1966. С. 5−164- Шкловский В. О Маяковском // Там же. С. 257−412.
5 Гиппиус 3. Дневники. В 2 кн. Кн. 2. M.: НПК «Интелвак», 1999. С. 73.
6 См.: Гиппиус 3. Дневники. В 2 кн. Кн. 1. M.: НПК «Интелвак», 1999; Гиппиус 3. Дневники. В 2 кн. Кн. 2. М.: НПК «Интелвак», 1999.
7 Бунин И. А. Окаянные дни // Бунин И. А. Окаянные дни. Воспоминания. Статьи. М.: Советский писатель, 1990. С. 65−170. власти и далеко не однозначным отношением автора к бывшим представителям символистских кругов. Действительно, несмотря на объединяющую «атмосферу рубежа», предчувствия и характерные поиски новых социокультурных моделей поведения и бытия, процесс духовных, эстетических исканий даже в литературной среде творческой элиты был сложным и противоречивым. Не все однозначно разделяли философско-этические, литературно-мистические эксперименты и театрально-игровые переживания жизни как творческого, мифического акта.
Незаменимым источником по истории раннего символизма является дневник В. Брюсова1- ценными сведениями о художественной жизни конца XIX — начала XX столетия, творческой эволюции авторов, бытовыми и психологическими подробностями изобилуют дневниковые записи А. Блока, М. Волошина2, а также письма А. Белого, А. Блока, В. Брюсова, Н. Бердяева, Вяч. Иванова, А. Ремизова, В. Мейерхольда. Отдельно следует сказать о таком сравнительно недавно введенном в научный оборот источнике, как дневники М. Кузмина4. Являясь в определенной мере ключом к смысловой структуре произведений и отражением психологической эволюции художника, равно дневник Кузмина создает понимание, какие именно вещи и события следует ввести в круг рассмотрения5, способствует распутыванию.
1 Брюсов В. Я. Дневники 1891−1910. М.: М. и С. Сабашниковы, 1927.
2 Блок А. А. Дневники // Блок А. А. Собрание сочинений. В 8 т. Т. 7. М.-Л.: ГИХЛ, 1962. С. 19−426- Волошин М. История моей души // Волошин М. А. Автобиографическая проза. М.: Книга, 1991. С. 187−316.
3 Белый А. Письмо А. А. Блоку от 24 или 25 февраля 1903 г. // Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903;1919. М.: Прогресс-Плеяда, 2001. С. 42−44- Блок А. А. <Черновик непосланного письма к Л.Д. Менделеевой> от 16 сентября 1902 г. // Блок А. А. Собрание сочинений. В 8 т. Т. 7. М.-Л.: ГИХЛ, 1962. С. 62−63- Брюсов В. Я. Письма В.Я. Брюсова к П. П. Перцову. 1894−1896 гг. (К истории раннего символизма). М.: Гос. акад. худож. наук. 1927; Из писем к В. И. Иванову и Л.Д. Зиновьевой-Аннибап Н.А. и Л. Ю. Бердяевых. Вступительная статья, подготовка писем и примечаний А.Б. Шишкина// Вячеслав Иванов. Материалы и исследования. М.: Наследие, 1996. С. 119−144- Переписка В. И. Иванова и А. М. Ремизова. Вступительная статья, примечания и подготовка писем А. Ремизова — A.M. Грачевойподготовка писем Вяч. Иванова — О. А. Кузнецовой // Вячеслав Иванов. Материалы и исследования. M.: Наследие, 1996. С. 72−118- Мейерхольд В. Э. Письмо к Л. Я. Гуревич от 12 декабря 1908 г. // Мейерхольд В. Э. Переписка. 1896−1939. M.: Искусство, 1976. С. 122−123.
4 Кузмин М. А. Дневник 1905—1907 / предисл., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2000; Кузмин М. А. Дневник 1934 года. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1998.
5 Кузмин М. А. Дневник 1905;1907 / предисл., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2000. С. 5−19. клубка противоречивых личных и внутрисемейных взаимоотношений в среде литературной элиты и вскрытию их внутренней подоплеки.
Публицистика и теоретические работы модернистов, представителей окололитературного окружения Серебряного века1, а также философов В. Соловьева, Р. Вагнера, Ф. Ницше" образуют третью группу источников. Подобного рода материалы дают представление не только о проблемах, волновавших ученые умы на рубеже веков, но демонстрируют структуру и специфику мифомышления, присущего деятелям fin de siecle.
Необходимо обратить внимание и на художественные произведения о деятелей Серебряного века как на четвертую группу источников. Интенсивное использование в последнее время в научных изысканиях источников литературного происхождения и методов, заимствованных из литературоведения, вполне оправдано, поскольку «язык и текст выступают не как простое средство коммуникации, а как смыслообразующий фактор, детерминирующий мышление и поведение"4. Способы организации сюжета и композиции текста, стилистические приемы, типажи героев также несут на себе оттиск особенностей мировоззрения эпохи.
1 См., например: Анненский И. Книги отражений. М.: Наука, 1979; Белый А. Театр и современная драма // Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. С. 153—167- Белый А. Феникс // Белый А. Арабески: книга статей. М.: Мусагет, 1911. С. 147−157- Бердяев Н. А. Смысл творчества: опыт оправдания человека. Харьков: ФолиоМ.: Аст, 2002. С. 15−334- Блок А. А. Безвременье // Блок А. А. Собрание сочинений. В 8 т. Т. 5. М.-Л.: ГИХЛ, 1962. С. 60−82- Брюсов В. Я. Ключи тайн // Брюсов В. Я. Собрание сочинений. В 7 т. Т. 6. M.: Художественная литература, 1975. С. 78−93- Брюсов В. Я. Ненужная правда // Там же. Т. 6. С. 62−73- Брюсов В. Я. О «речи рабской», в защиту поэзии // Аполлон. 1910. № 9. С. 31−34- Вагнер Р. Музыка будущего // Избранные работы. М.: Искусство, 1978. С. 494−539- Вагнер Р. Опера и драма // Там же. С. 262−493- Волошин М. Лики творчества. Л.: Наука, 1989. 848 е.- Иванов В. И. Поэт и Чернь // Иванов В. И. По звездам: опыты философские, эстетические и критические. СПб.: Оры, 1909. С. 33—42- Иванов В. И. Предчувствия и предвестия // Иванов В. И. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. С. 37−50- Мейерхольд В. Э. К истории и технике театра // Мейерхольд В. Э. Статьи. Письма. Речи. Беседы. М.: Искусство, 1968. С. 105−142 и др. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки: предисловие к Рихарду Вагнеру // Ницше Ф. Сочинения. В 2 т. Т. 1: Литературные памятники. М.: Мысль, 1990. С. 57−157- Соловьев B.C. Планы и черновики // Соловьев B.C. Полное собрание сочинений и писем. В 20 т. Т. 2. М.: Наука, 2000. С. 162−181- Соловьев B.C. София// Там же. С. 9−161 и др.
3 См., например: Брюсов В. Я. Огненный ангел: роман. М.: Высшая школа, 1993. 480 е.- Белый А. Петербург: роман. Ростов н/Д: Феникс, 2000. 480 е.- Белый А. Серебряный голубь: повесть в семи главах. М.: Художественная литература, 1989. 463 е.- Ремизов A.M. Посолонь // Ремизов A.M. Избранное: повести. Литературные силуэты. Воспоминания. М.: Просвещение, 1992. С. 162−231- Ремизов A.M. Обезволпал. Взвихренная Русь // Ремизов A.M. В розовом блеске: автобиографическое повествование: роман. М.: Современник, 1990. С. 219−237- Соловьев B.C. Белая Лилия, или Сон в ночь на Покрова // Соловьев B.C. Стихотворения и шуточные пьесы. Л.: Советский писатель, 1974. С. 214−254 и др.
4 См.: Березовая Л. Г. Культурная история: проблема научной интерпретации // Традиционное сознание: проблемы реконструкции / отв. ред. О. М. Рындина. Томск: НТЛ, 2004. С. 21.
Научная новизна. Научная новизна диссертационного исследования состоит в переосмыслении с историко-культурологической позиции проблематики, ранее разрабатывавшейся преимущественно филологами, философами и искусствоведами.
Впервые предметом специального исследования стали такие характерные явления Серебряного века, как игра и мифотворчество, определявшие жизнь литераторов этого культурного цикла на уровне жизнетворчества. В рамках историко-культурного анализа всепронизывающие игровое и мифотворческое начала предстают как своеобразные репрезентанты действия сложного механизма изменения способов мышления и мировосприятия, усложнения личностного самосознания, обусловившие специфику картины мира деятелей Серебряного века.
В работе по-новому раскрываются важные аспекты культурной истории Серебряного века. В частности, его литературная среда рассматривается как специфический, обладающий многоплановой социализацией социум, а не только профессиональное сообщество. Интеллектуально-творческая деятельность этого социума трактуется как особая форма социокультурного моделирования, а не просто художественный феномен. Проявления игры и мифотворчества связываются с глубинными ментальными изменениями, происходившими на рубеже XIX—XX вв.
Концептуальное обоснование культурных явлений Серебряного века пока не приобрело должных масштабов ни в отечественной, ни в зарубежной историографии, в то время как это открыло бы более широкие перспективы изучения вопросов духовного состояния общества в один из самых сложных периодов российской истории. Только при таком подходе работа с конкретными фактами истории Серебряного века будет способствовать не только выстраиванию разного рода отвлеченных культурологических схем, но и служить осмыслению особенностей, тенденций, закономерностей процесса культурного на уровне процессов общественного и исторического.
Структура диссертации. Диссертация выстроена сообразно поставленным целям и задачам: работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы. В первой главе речь идет об историко-культурных истоках и особенностях периода конца XIX — начала XX столетияоб игре и мифотворчестве как одних из наиболее выразительных ее черто роли интеллигенции в социокультурных процессах эпохипредставлен социокультурный анализ литературной среды Серебряного века, обозначены ее типологические признаки и очерчен круг ее основных представителей. Вторая глава посвящена рассмотрению примеров индивидуального и коллективного мифотворчества в этой средездесь же предпринимаются попытки установить, с чем было связано усиление театрально-игрового начала на рубеже XIX—XX вв., а также разобраться в сущности игры и мифотворчества как специфических явлениях самовыражения эпохи порубежья. В заключении представлены основные выводы.
Заключение
.
В основе историко-культурной модели Серебряного века (мыслимой представителями литературной среды не просто культурной, но универсальной) можно выделить ряд типологически определяющих признаков. Среди них: стремление к мировоззренческим синтезам, актуализация вопросов о смыслах бытия, усиление эстетического и религиозного чувств, философичность, лиризм, доминирование в ряду выразительных средств языка знаков и символов, а также формирование персонологических игровых стратегий, привнесение элементов театрализации в формы повседневного бытования, складывание нового типа мифомышления и появление специфических форм авторского мифотворчества. При этом в качестве основополагающего свойства всех этих характеристик и критерия, обусловливающего общую историко-культурную целостность русского духовного Ренессанса, следует назвать трансформированное романтическое восприятие реальности, или, иначе говоря, неромантическое самосознание эпохи.
Творцы Серебряного века обращаются к мифу, как к явлению, предельно отвечающему их внутренним устремлениям и позволяющему использовать его содержательные универсалии в моделировании собственных художественных образов, схем, дефиниций и транслировать их в качестве общественно-значимых установок. Мифологизация имен деятелей эпохи порубежья ими самими и представителями окололитературных кругов, восприятие действительности по законам литературного произведения, наличие в судьбах большинства литераторов своеобразных жизненных мифологем — все это отражает процесс проникновения мифомышления во все сферы бытия художника (творческую, поведенческую, бытовую, интимно-личностную). Иначе говоря, из области искусства, где на рубеже веков принцип мифологизации выступает интуитивной основой творчества, мифотворчество переходит на жизнетворческий уровень — жизнь художника обретает черты художественного текста, авторского мифа, что находит свое наиболее яркое проявление в историко-культурной среде Серебряного века.
Конечно, новое обращение к мифическому началу есть признак глубочайшего сомнения, внутренней нестабильности и поисков ответов на «вечные» вопросы, которые не могли не мучить человека, смотрящего на раскрывшийся во всей своей неоднозначности мир в начале XX столетия. Но в то же время — в русле глубинных ментальных изменений — за идеями мифотворчества и присущим представителям Серебряного века стилем поведения, предельно насыщенным элементами игры и театрализации, можно усмотреть действие некоего механизма психологической адаптации к новым историческим условиям. Естественно вплетающиеся в события реальной жизни мифотворчество и сопутствующие ему игровые ситуации образуют некое поле, существующее на бессознательно-интуитивном уровне и дающее возможность личности приложения, апробации в нем теоретических выкладок и выработанных жизнетворческих установок, прежде чем последние будут переведены в разряд общеэстетических и социокультурных ценностей. Опуская вопрос об этической стороне и границах вседозволенности, думается, однако, в такого рода экспериментах модернистов кроется подтверждение колоссального расширения и раскрепощения человеческого сознания на рубеже XIX—XX вв. Представляется, что именно на этом этапе в сознании личности происходит если не закрепление, то, во всяком случае, открытие и осмысление новых возможностей и свободы действий — жизнь обретает право на свое многовариантное прочтение, стираются четкие границы не только между реальностью и художественным вымыслом, но и внутри антиномий «добро-зло», «хорошо-плохо», «белое-черное». Ибо все то что с легкостью находило отражение и выход в жизнетворчестве творцов Серебряного века было органичным для них самих. В данном случае мифотворчество не спасательный круг на волнах катастрофических чаяний и зыбкой неопределенности грядущих времен, а верный способ сотворения «нового мира» в расчете на собственные силы. В конкретной исторической ситуации возвращение к мифосознанию — скорее, закономерность, чем надуманность, а преображение мира через гармонию мифа — скорее, смелость и дерзость, нежели уступка жизни.
Как и мифотворчество, игра выступает в культуре Серебряного века явлением, выражающим общее самочувствие эпохи, определяющим взаимоотношения людей между бытом и бытием, демонстрирующим на рубеже веков интерес к досугу как к форме не регламентированной, не утилитарной деятельности, но как к искусству, которым, однако, необходимо владеть и уметь себя в нем реализовать. Так возникает проблема «игры», которая в принципе как элемент может быть присуща любой форме деятельности, но может быть и самоценной формой проявления творческой активности человека. Примечательно, что в социокультурном контексте Серебряного века игра как таковая занимает его деятелей как процесс, а не как результат, сопутствуя мифотворческим устремлениям модернистов и переводя их конкретные жизненные ситуации в игровые.
При этом одновременно игра обнаруживает свою вторичность к мифотворчеству, ибо в своей глубинной сущности всякое мифотворчество в той или иной степени заключает в себе элемент игры, в то время как игра не всегда, даже в тех модификациях, в каких она проявляет себя в картине мира литераторов русского духовного Ренессанса, выходит на уровень мифотворчества. Наряду с различными актуализированными в культуре Серебряного века персонологическими мифологемами игра предстает феноменом, определяемым центральной мифологемой эпохи — мифологемой «нового мира», являющейся квинтэссенцией историко-культурных и ментальных процессов конца XIX — начала XX столетия.
Если раньше традиционно в Серебряном веке мы видели острую потребность в разрешении назревших социальных политических, идеологических проблем, то сегодня, формируя новый взгляд на это явление, в числе закономерно возникающих вопросов присутствуют и следующие: как соотносятся понятия «творчество» и «досуг», «творчество» и «праздность», «творческий подвиг» и «подвиг социальный», «творчество» и «глобальное переустройство общества», на которое претендовали деятели эпохи порубежья. Чутко предчувствуя неизбежность грядущих перемен и попытавшись начать преобразования с собственной жизни, со сферы художественной и интимно-семейной, приблизиться к воплощению своих зыбких грез, а тем более переобустроить мир по законам мифа, игры и творчества у литераторов Серебряного века не получилось. Можем ли, имеем ли мы право осуждать и обвинять их? Вероятно, истинная глубина ответа на этот вопрос может быть соизмерима лишь с тем, настолько далекой от своей, казалось бы, идеальной выверенности и продуманности оказалась историко-культурная модель, претворенная в жизнь на глазах модернистов буквально через несколько лет после расцвета их собственной деятельности. Не нашедший выхода, но не утративший силу в их творческом наследии мощный порыв к культурному созиданию слышен и теперь. Во всяком случае, слышна надежда на него.
