Процессы языкового смешения в нижненемецком языке Ганзы в восточно-балтийском регионе

Предметом исследования в данной работе является нижненемецкий язык Ганзы и изменения, произошедшие с ним в результате контактов с русским языком в период с начала XIII по конец XV века. Поводом к языковому контакту послужили оживленные торговые связи северогерманских городов, образовавших позднее ганзейский союз, с Северо-Западной и Западной Русью: Новгородским, Псковским и Смоленским княжествами. Термин «нижненемецкий язык Ганзы», впервые предложенный В. МИТЦКОЙ (MlTZKA 1959) и развитый В. ЗАНДЕРСОМ (SANDERS 1982), вызывает некоторые терминологические трудности, поскольку для определения периода развития языка в нем использовано историческое понятие — Ганза, торговый союз, объединявший первоначально северонемецких купцов, а позднее — северонемецкие города. С другой стороны, термин «нижненемецкий язык Ганзы» учитывает ключевую роль ганзейского союза в истории нижненемецкого языка: деятельность Ганзы не только способствовала процессам наддиалектного выравнивания и последующего формирования регионального языка, но и создала предпосылки для функционирования нижненемецкого в качестве языка международной торговли и дипломатии.

Целью настоящего исследования является построение модели ! русско-ганзейского общения и описание процессов языкового смешения, послуживших результатом русско-немецкого этноязыкового контакта. Этноязыковой контакт не может пройти бесследно для языков, вовлеченных в него. Следствием языкового контакта является большая или меньшая конвергенция языковых систем (MARTINET 1963). Нежелание контакта, изоляция ведут, напротив, к дивергенции языков. Степень влияния одного языка на другой зависит от комплекса как экстра-, так и интралингвистических факторов: продолжительности, интенсивности контакта, структурной близости языков и т. п.

Поставленная в работе исследовательская цель предполагает комплексное исследование языкового контакта, т. е. выявление интраи экстралингвистических факторов контакта и реконструкцию модели ганзейско-русского общения в XIII—XV вв. Ганзейско-русский этноязыковой контакт развивался в рамках экономических интересов, которые, как правило, способствуют возникновению большей терпимости, контактности между партнерами, нежели идеологические или религиозные мотивы (CLASSEN 1993, 429). И ганзейская, и русская сторона были одинаково заинтересованы в достижении взаимопонимания и преодолении языкового барьера, поскольку от этого непосредственно зависело успешное развитие торговых связей. Е.Р.СКВАЙРС видит в этой заинтересованности &bdquo-главный социолингвистический параметр, детерминировавший степень и характер контакта" между этносами, определивший &bdquo-ту готовность на контакт и восприимчивость к чужому, которые составляют психологическую основу" языкового контакта (СКВАЙРС 1997, 20).

Географически исследование сосредоточено на новгородских источниках, т. е. нижненемецких текстах, созданных в Новгороде или непосредственно касающихся связей Ганзы с Новгородом. Такое ограничение продиктовано, во-первых, репрезентативностью новгородского корпуса документов: их сохранилось значительное количество и они достаточно равномерно распределены во времени. Это связано во многом с первенством Новгорода как центра международной торговли среди русских городов. Во-вторых, следует предположить, что ситуация контакта была. неодинаковой в Новгороде и, например, Смоленске, а потому для каждой из группы текстов: смоленской, псковской, полоцкой — необходимо отдельно реконструировать языковую ситуацию, что едва ли выполнимо в рамках одной работы.

Нижняя временная граница исследования определяется первыми письменными свидетельствами на нижненемецком языке, касающимися Новгорода. К ним относятся договор новгородского князя Ярослава Ярославича с любекскими и готландскими купцами (около 1268 г.) и первая редакция статутов немецкой фактории в Новгороде, так называемой скры. Сохранившаяся рукопись скры относится приблизительно к тому же времени, что и названный договор.

Языковое смешение рассматривается в исследовании на материале нижненемецких грамот. • Собрание и систематизация корпуса нижненемецких грамот, относящихся к ганзейско-русским связям, было начато Е.Р.СКВАЙРС и продолжено автором работы. Корпус источников в настоящем исследовании составлен большей частью из эдиций и дополнен некоторыми архивными материалами (подробное описание см. гл. II). Большинство грамот, включенных в корпус данного исследования, изданы в следующих собраниях: Рецессах съездов ганзейских городов (Hanserezesse), Своде ганзейских грамот (Hansisches Urkundenbuch), Своде ливонских, эстонских и курляндских грамот (Liv-, Esthund Curlandisches Urkundenbuch), а также в собрании «Грамоты Великого Новгорода и Пскова» (М.-Л., 1949).

Актуальность и научная новизна работы состоит в том, что влияние русского языка на нижненемецкий рассматривается в ней с позиций контактной лингвистики, заполняя таким образом пробел в изучении внешних контактов нижненемецкого языка Ганзы. Тема контактов и языкового смешения исключительно важна в истории нижненемецкого языка. Процессы внутриязыкового смешения играли исключительную роль на протяжении всей истории нижненемецкого языка (СКВАЙРС 1997а, там же обширная литература по данному вопросу). С другой стороны, благодаря международным связям ганзейского союза нижненемецкий пришел в соприкосновение со многими европейскими языками.

Вопрос о внешних контактах нижненемецкого в лингвистической литературе последних лет рассматривался преимущественно в аспекте контактов последнего с северогерманскими языками и системного сдвига, произошедшего в последних в результате контакта с нижненемецким (WINGE 1992; NIEDERDEUTSCH IN SKANDINAVIEN I, 1993; DlERKS/BRAUNMULLER 1993; URELAND 1987b). Исследования в другом направлении — о влиянии на нижненемецкий язык других языков — проводились в основном германистами за пределами Германии и сосредоточивались на прямых лексических заимствованиях (BRATTEGARD 1945; 1947; KATARA 1966). С недавнего времени влияние на нижненемецкий других языков также стало рассматриваться лингвистами с точки зрения теории языковых контактов. Особенно это относится к работам, посвященным контактам нижненемецкого в Северо-Восточной Европе: в Прибалтике и на Руси (СквАЙРС 1997а, б, в, гBALODE 1997; CHEVTCHENKO 1997; PAVIDIS 1996).

Историческую подоплёку внешних контактов нижненемецкого исследователи все чаще видят в международной деятельности ганзейского торгового союза. Не случайно седьмая международная конференция, посвященная языковым контактам в Европе, проходившая в 1986 г. в Любеке, имела название «Языковой контакт в Ганзе» (ureland 1987а). Любекская конференция в значительной мере инициировала исследования в данном направлении. Красноречивое свидетельство тому — возникшие за последние годы работы по контактам нижненемецкого с балтийскими и русским языками. В сборнике статей вышеупомянутой конференции связи нижненемецкого с балтийскими языками освещены лишь вскользь, а нижненемецко-русскому контакту вообще не посвящено ни одной статьи.

Значение нижненемецкого языка как средства международного общения, в особенности в Северной Европе, привело к некоторой идеализации роли нижненемецкого языка Ганзы. Так, Р. ПЕТЕРС называет нижнененемецкий &bdquo-лингвой' франкой всего ганзейского региона" (PETERS 1983, 69). Следует, однако, заметить, что на нижненемецком ганзейские купцы общались друг с другом, а также с муниципалитетами ганзейских городов, но отнюдь не везде с населением и властями той страны, в которой находилась их фактория. Наглядный пример использования ганзейцами другого языка в качестве средства общения — русско-ганзейская коммуникация (см. гл. I, п. 4.3.).

Первое развернутое исследование русско-нижненемецкого языкового контакта представлено в работе Е.Р.СкваЙРС (СКВАЙРС 1997г). Значительно раньше появились исследования зарубежных славистов, посвященные обратному направлению контакта — влиянию нижненемецкого языка на древнерусский (GARDINER 1965; THOMAS 1978). И С. ГАРДИНЕР, и Дж. Томас концентрируют свое внимание на лексических заимствованиях из нижненемецкого в древнерусских памятниках.

Древнерусских заимствований в нижненемецком, восходящих к русско-ганзейским торговым связям, касались в своих монографиях X.-Х.Бильфельдт (Bielfeldt 1963), Г. Белльманн (bellmann 1971), Е. В. Опельбаум (Опельбаум 1971).

Корпус текстов данной работы составляют административные и правовые тексты, что обусловило особенности подхода к решению исследовательских задач. Правовые и административные тексты отличает традиционность, поэтому они менее, чем любые другие, открыты инновациям. Нельзя также забывать о времени создания интересующих нас текстов — позднем средневековье, когда старинность правового обычая служила критерием его истинности. Не случайно столь часто в нижненемецких грамотах встречаются формулы up dat olde «согласно традиции» или van oldinges «исстари». Итак, при условии, что обе контактирующие друг с другом стороны располагают языком, способным выступать в функции языка деловой письменности, правовые тексты наименее подвержены чужому влиянию. В случае, если в функциональной парадигме языка одной из сторон деловой язык не представлен, в этой функции при определенных условиях может выступать деловой язык другой стороны1.

Тексты, построенные по одному образцу, наиболее пригодны для сравнения друг с другом. При сопоставлении документов разного регионального происхождения становятся различимы варианты словоупотребления и, хотя и в меньшей степени, структуры этих документов. Сравнивая тексты, созданные в условиях экспонированности чужому языковому влиянию, с текстами, где такое влияние заведомо отсутствует, возможно установить отступления от «внутреннего» употребления языка. Подобные отступления могут быть обусловлены как развитием языка в изоляции, так и влиянием чужого языка.

1 Так, например, в Дании языком грамот долгое время являлся нижненемецкий язык. Заимствование (или навязывание) чужого языка в качестве делового может быть осознанной политикой, например, в колониальных странах.

Для решения поставленных в работе задач наиболее адекватным представляется использование контрастивного и описательно-аналитического методов. К. онтрастивный метод был впервые предложен для анализа материала ганзейских грамот Е.Р.СКВАЙРС (СКВАЙРС 1997 г, 360, 393). Контрастивный метод используется в работе как для сравнения формул, так и для сравнения отдельных частей грамот и их наполнения.

Доказательство того, что тот или иной языковой элемент является результатом внешнего (т.е. русского) влияния в нижненемецком, а не особенностью данного регионального варианта языка, включает, на наш взгляд, два этапа:

1. Доказательство того, что данный элемент встречается в русских источниках, причем не только касающихся ганзейских дел, но и внутрирусских, например, в летописях, договорных грамотах русских князей друг с другом, берестяных грамотах и т. п. При этом необходимо доказать, что в древнерусских источниках данный элемент встречается раньше, чем в нижненемецких, т. е. что соблюдается принцип относительной хронологии.

2. Доказательство того, что данный элемент встречается только в ганзейско-русском корпусе текстов и отсутствует в аналогичных текстах, возникших вне контактной ситуации. При этом сравнительный материал, представляющий развитие нижненемецкого языка за пределами контактной ситуации, должен быть достаточно репрезентативным, чтобы исключить случайные совпадения. Наличие заимствованного элемента за пределами контактной ситуации может свидетельствовать, с другой стороны, о приобретении заимствованием нового (надрегионального) статуса. В этом случае также следует обосновать относительную хронологию явления, т. е. доказать, что сначала заимствованный элемент появляется в русско-ганзейском корпусе текстов, а лишь позднее — за пределами контактной ситуации.

Теоретическое значение настоящего исследования состоит в возможности использования разработанной методики для анализа жанра грамоты как специфического языкового памятника. Разработанная методика может быть также применена при изучении нижненемецких грамот, касающихся других городов Северо-Западной и Западной Руси: Пскова, Смоленска, Полоцка.

Практическая ценность данной работы заключается в возможности внесения дополнений по результатам исследования в &bdquo-Словарь нижненемецкого языка" а. люббена (ьоввек 1888), а также в составлении русско-ганзейского корпуса документов, полезного для последующего лингвоисторического и культурологического изучения русско-ганзейских связей. Кроме того, результаты исследования могут быть использованы для атрибуции нижненемецких и древнерусских грамот: для установления языка-источника, на котором была составлена грамота, отнесения его к ганзейской или орденской традиции и т. п.

В главе I настоящей работы разрабатывается терминологический инструментарий для последующего лингвистического анализа, рассматривается языковой контакт как фактор развития языка и способы преодоления языкового барьера. Затем раскрываются особенности письменной традиции средненижненемецкого языка и детально представляются интраи экстралингвистические посылки русско-нижненемецкого языкового контакта.

В главе II данного исследования корпус текстов работы характеризуется с точки зрения его социолингвистических и жанровых особенностей. В данной главе излагаются принципы составления и классификации корпуса источников и отличительные черты каждой из групп текстов.

Заключение

.

Языковое смешение, исследованное в данной работе, явилось результатом деятельных торговых отношений между северогерманскими купцами, образовавшими позднее Ганзу, с северо-западными городами Руси, в частности с Новгородом. Заинтересованность как ганзейцев, так и новгородцев в успешной торговле друг с другом создавала благоприятные предпосылки для установления взаимопонимания между сторонами, разделенными языковым барьером. Причем языковая ситуация, с которой столкнулись ганзейцы на Руси, значительно отличалась от ситуаций в других странах Северной и Западной Европы. Если в других странах ганзейцы могли вести переговоры и заключать соглашения на латыни, то на Руси это было невозможно. Потому клирики — носители образования в средние века — не играли в ганзейско-русском языковом контакте сколько-нибудь значительной роли, в отличие, например, от англо-ганзейских связей. Русский и нижненемецкий представляли собой дистантные языковые системы, использовавшие, кроме того, различные алфавиты.

Оставляя в стороне разрешение проблемы языкового барьера в западных русских городах — Смоленске и Полоцке, с которыми ганзейцы также активно торговали, опишем русско-ганзейское общение в Новгороде и Пскове. Русская сторона занимала, как свидетельствуют источники, пассивную позицию: инициативу преодоления языкового барьера взяли на себя ганзейцы. Так, овладение купеческим делом включало в себя умение изъясняться на русском языке, приобретавшееся во время учебы молодых ганзейских купцов на Руси. При общении на более официальном уровне ганзейцы пользовались услугами своих толмачей.

Дошедшие до нас тексты свидетельствуют, что русско-ганзейское общение проходило на русском языке. Лишь к концу XV в., ко времени увядания ганзейских связей с Новгородом, когда местом ганзейско-русского общения становится Москва, появляется русско-ганзейская корреспонденция на латыни. Местом хранения поступавшей из Новгорода корреспонденции был дерптский архив, уничтоженный большей частью во время Ливонской войны. Это является основной причиной, почему мы располагаем столь малым количеством параллельных текстов на древнерусском и средненижненемецком языках, несмотря на столь активную деятельность ганзейских переводчиков. Не только Ганза, но и Ливонский орден располагал толмачами с русского.

Связи Ганзы с северо-западом Руси в средние века не прошли бесследно ни для русского, ни для нижненемецкого языков. Данная работа имела целью исследовать процессы смешения в русско-ганзейском корпусе — текстов. Поскольку поводом для русско-нижненемецкого языкового контакта были торговые связи, русско-ганзейский корпус текстов представлен текстами административного и правового характера. Его дополняют лингводидактические тексты — русско-немецкие разговорники, составленные, однако, в более поздний период, чем время, рассматриваемое в работе, т. е. Х1П-ХУ вв. Специфика текстов обусловила выбор единиц исследования — формул.

Анализ русских лексических заимствований в нижненемецком языке показал, что они были переняты ганзейцами при устном общении с новгородцами, поскольку форма многих заимствованных лексем обнаруживает признаки древненовгородского диалекта. Большинство лексических заимствований относятся к номенклатурам. Отдельно в работе была исследована лексема Шк «толмач» и ее производные, восходящие к др.-рус. существительному тълкъ. Лексема 1о1к занимает особое место среди русских заимствований в нижненемецком языке. Она засвидетельствована в нижненемецком языке уже в ХП1 в. Слово Шк обозначало не только переводчика с русского или на русский язык, но и с балтийских, финско-прибалтийских языков. В конце XV в. это слово стало общенижненемецким обозначением переводчика. Образованные от существительного Ык глаголы Шкеп, шШкеп и уогЫкеп «переводить» сначала были распространены только в восточно-балтийском ареале, впоследствии же вошли в употребление во всем нижненемецком ареале, став синонимами глаголов с1ис1е$с1геп и хеНеп. Следствием внутрисистемной интерференции следует считать образование приставочных глаголов uttolken и vortolken, ср. глаголы utduden «истолковывать, интерпретировать» и vordudeschen «переводить на немецкий язык». Лексема tolk вошла через посредство нижненемецкого в скандинавские языки и в нидерландский. Обозначение переводчика русским заимствованием tolk объединило, таким образом, языки, носители которых принимали участие в ганзейской торговле. В среднеи верхненемецком, равно как и в южнои западно-славянских языках, а позднее и в русском, для обозначения переводчика пользовались заимствованием из тюркского dilmag (> рнвнем. tolmetzer, др.-рус. толмачь).

Большинство формул, которые с помощью контрастивного метода удалось выделить в грамотах, составлявших русско-ганзейский корпус, употребляются в зачинах и заключениях грамот. Последние представляют собой наиболее формульные части грамот, а потому они более всего пригодны для сравнения. Не случайно многие формулы относятся к ритуалу клятвы. Как показало исследование, в древнерусском и средненижненемецком договорном чине клятва имела различный статус. Для ганзейцев основным средством подтверждения грамоты являлась печатьупоминание о прикреплении печати составляло содержание corroboratio. В древнерусских грамотах в corroboratio, напротив, содержалось сообщение о том, что стороны подтвердили текст грамоты клятвой и отсутствовало упоминание о печатях. Примечательно, что в нижненемецких текстах договоров XIII-XIY вв., заключенных между Ганзой и Русью, вследствие влияния древнерусского чина грамоты отсутствует фраза о прикреплении печатей.

Проведенный лингвистический анализ позволяет сделать некоторые выводы относительно поведения формулы в грамоте. Кальки др.-рус. формул, попадая в нижненемецкую грамоту, трансформируются согласно позиции, занимаемой ими внутри грамоты. Например, калька dat kruze kussen «целовать крест, т. е. присягать» приобрела в нижненемецком языке новую сочетаемость — предлог vor + Akt, отсутствовавшую у формулы в языке-источнике. Данный процесс обусловлен внутрисистемной интерференцией по принципу аналогии. Новая валентность появилась по аналогии с валентностью глаголов, имевших значения «подтверждать, клясться, свидетельствовать», характерных для частей corroboratio и promulgatio: (be)loven, (be)sweren, betugen, bekennen. Кроме того, русская калька dat kruze kussen была трансформирована по аналогии с уже названными глаголами в глагол с приставкой Ье-: bekussen «скреплять целованием креста». Так, единство выполняемой функции в грамоте стало поводом к изменению языкового элемента. Новый глагол bekussen мог, в отличие от формулы dat kruze kussen, сочетаться с прямым дополнением со значением «документ, соглашение (подтверждавшееся клятвой)». Таким образом, языковой элемент, занимающий определенную позицию в I грамоте, изменяется в результате внутрисистемной интерференции с элементами, принятыми в данной позиции. Так, формула dat kruze kussen никогда не употребляется в настоящем времени, в отличие от выражения кръстъ цimoeamu в древнерусском, поскольку настоящее время было нехарактерно для corroboratio.

Формула как структурная единица грамоты семиотична. Попадая в иную структуру, в нашем случае, в грамоту, составленную в другой традиции, она становится элементом другой системы, а потому может изменить свое знаковое содержание. В таком случае мы имеем дело с семиотическим сдвигом. Такому семиотическому сдвигу в нижненемецкой грамоте подверглись пришедшие из русского формулы dat kruze kussen и de hant dorn они стали обозначать не только «удостоверять клятвой (соглашение)», но и «удостоверять клятвой (документ)». Причиной семиотического сдвига оказалось опять же их место в тексте грамоты. В corroboratio, где стояли эти формулы, обычно содержалось упоминание о прикреплении печати — наиболее важном внеязыковом средстве утверждения написанного. Оказавшись в позиции corroboratio, русские интеграты приобрели новое семиотическое значение.

Другим заключением, которое следует сделать относительно формул — их употребительность не только в юридических документах (например, договорах), но и в нарративных источниках, например, письмах Петрова двора. Это свидетельствует о том, что с формулами был знаком не узкий круг людей, имевших доступ к международной правовой практике, а большинство участников коммуникации. Значимость правовых формул подтверждается фактом, что именно они были переняты ганзейцами в свой язык из русского.

Ареал распространения формул, происходивших из русского источника, ограничен русско-ганзейским корпусом. Наиболее частотны они в переводах русских подлинников, посольских отчетах и письмах купцов Петрова двора. Однако даже в письмах, написанных в любекской канцелярии встречаются формулы dat kruze hissen и sin hovet slan «бить челом, обращаться с просьбой». Такие формулы как aldus hevet geendiget «так решили» или hir siin gekomen «к нам приехали», калькирующие зачины древнерусских грамот, употребляются только в зачинах ганзейско-русских договоров. Эти формулы могут служить шиболетами: начинающиеся с них грамоты являются переводами с русского.

Под влиянием русского употребления сннем. существительное broder развило в русско-ганзейском корпусе текстов значение «соотечественник». Часто встречающееся в древнерусских текстах собирательное существительное братия передается в нижненемецком не собирательным brodersehap, имевшее в сннем. значение «цех, гильдия, братство», а множественным числом brodere. В значении «соотечественник» существительное broder в нижненемецком имело те же ограничения в употреблении, что и брать в древнерусском: оно сочеталось только с притяжательными местоимениями.

Значение «соотечественники» развило в русско-ганзейском корпусе текстов и существительное kint во множественном числе. Правда, слово kint в данном значении менее частотно, чем существительное broder. Первоначально это слово сочеталось с этнонимом dudeseh, как в языке-источнике, позднее оно стало употребляться и с этнонимом ruseh, что было инновацией по сравнению с сочетаемостью существительного dimu в древнерусском.

В ливонских письмах на Русь под влиянием русского узуса в состав адресной формулы вошло существительное naber «сосед», не использовавшееся в качестве обращения за пределами русско-ганзейской контактной ситуации. Др.-рус. обращение соуседи наши (милые) подверглось трансформации в ливонских грамотах. Во-первых, существительное naber обязательно сочеталось с эпитетом leve или gude, характерными для обращений в средненижненемецком. Во-вторых, существительное naber необязательно употреблялось с притяжательным местоимением. Таким образом, обращения leve nabers или unse gude nabers являются результатом как внешнего влияния (со стороны русского языка), так и внутрисистемной интерференции.

Исследование показало, что процессы языкового смещения протекают по-разному в различных типах текстов. Так, использование русских калек в скре маркирует те фрагменты, в основе которых лежат русские оригиналы. Это параграфы 97 и 99 соответственно четвертой и пятой редакций, передающие текст ганзейско-русского договора о торговле воском. Хотя сам русский подлинник не сохранился, по употреблению формулы aldus hevet geendiget «так докончали, порешили» и сочетания dudesehe kindere в значении «немцы» можно с уверенностью считать, что в скру вошел именно перевод этого договора с русского. Сложнее обстоит дело с источником параграфа 140 пятой редакции, где суммируется содержание Нибурова мира. В этом параграфе встречается выражение ere brodere «их соотечественники», т. е. семантическая инновация, источником которой послужил русский язык. Скорее всего, этот параграф основан не на русском тексте, а на протоколе переговоров с новгородцами, учитывая, что в переписке ливонских городов, касающейся русских дел, семантическая инновация brodere встречается. В остальном тексте скры ни формулы, ни семантические инновации не представлены.

Сравнение русско-ганзейских и русско-орденских документов показало, что нижненемецкий язык ганзейских грамот более открыт влиянию русского языка, чем язык орденских документов. Договорные грамоты Ганзы с Новгородом обнаруживают больше следов влияния со стороны древнерусского договорного чина, чем договоры Ордена с Русью. Всё это коррелирует с языковым поведением ганзейцев в ситуации контакта: стремлением преодолеть языковой барьер, освоить и воспринять чужие обряды, этикет, одним словом, всё, что гарантировало бы им успешное и результативное общение с русской стороной.

Центром языкового смешения были Новгород и ливонские города. В грамотах, написанных в любекской канцелярии, встречаются лишь отдельные русские интеграты, причем они более подвержены внутрисистемной интерференции. Это связано с тем, что уже в XIV в. ливонские магистраты взяли на себя функции посредников в русско-ганзейском общении.

Данное исследование не исчерпывает всего спектра проблем языкового смешения в нижненемецком языке Ганзы, ограничиваясь лишь ганзейско-новгородским корпусом текстов. Следующим шагом в данном направлении может стать анализ ганзейско-русского общения на Западе Руси — в Полоцке и Смоленске с позиций контактной лингвистики. Кроме того, наметились значительные различия между процессами смешения в нижненемецком, ставшими результатом трехвековых связей Ганзы с Новгородом, и процессами смешения в более поздний период, после вхождения Новгорода в состав Московского государства. список условных сокращений, использованных в работе англ. английский вин. п. винительный падеж внем. верхненемецкий.

ГВНП Грамоты Великого Новгорода и Пскова. гор. городской.

ГрБ грамота берестяная дат. п. дательный падеж дат. датский др.-рус. древнерусский др.-сакс. древнесаксонский др.-сканд. др ев н еск ан динав ский др.-швед. древнешведский изъяснит. изъяснительный им. п. именительный падеж л. лицо лит. литовский лтш. латышский.

ЛЭС Лингвистический энциклопедический словарь мест. п. местный падеж мн. ч. множественное число нем. немецкий нидерл. нидерландский норв. норвежский.

РЛА Русско-ливонские акты рнвнем. ранненововерхненемецкий род. п. родительный падеж рус. русский.

СДРЯ Словарь древнерусского языка сннем. ср едненижненем ецкий совр. современный.

СРЯ XI—XVII вв. Словарь русского языка XI—XVII вв. тв. п. творительный падеж тюрк. тюркский цит. цитата швед. шведский шотл. шотландский эст. эстонский.

Akk. Akkusativ.

ANON. RB «Ein Rusch Boeck.» Ein russisch-deutsches anonymes Worter-und Gesprachsbuch aus dem XVI. Jh.

Dat. Dativ.

DWB Deutsches Worterbuch von J. und W.Grimm.

FENNE Tonnies Fenne’s Low German Manual of Spoken Russian.

HGB11. Hansische Geschichtsblatter, hg. vom Verein fur Hansische Geschichte. Koln/Weimar/Wien.

HR Hanserezesse.

HUB Hansisches Urkundenbuch.

LECUB Liv-, Estund Curlandisches Urkundenbuch.

LMA Lexikon des Mittelalters.

LubUB Lubeckisches Urkundenbuch.

MECKL. WB. Mecklenburgisches Worterbuch.

Nd. Jb. Niederdeutsches Jahrbuch. Jahrbuch des Vereins fur niederdeutsche Sprachforschung. Neumunster.

NdW Niederdeutsches Wort. Beitrage zur niederdeutschen Philologie. Munster.

SCHROUE «Einn Russisch Buch» von Thomas Schroue.

Zs. Zeitschrift.

Принципы оформления текста.

Средненижненемецкие лексемы приводятся в настоящей работе в вариантах, предлагаемых в словаре А. ЛЮББЕНА (ЬОВВЕЫ 1888). В цитатах сохранено написание подлинника. При передаче древнерусских примеров используются буквы современного русского алфавита с добавлением ¦¿-иг. Многоточия, данные в квадратных скобках замечания, а также выделения принадлежат автору, если не оговариваются специально. При цитате источников в оригинале в круглые скобки заключаются восстановленные аббревиатуры, в квадратные — восстановленные фрагменты текста. Текст источников передается курсивом, переводы нижненемецких и латинских примеров вынесены в приложение II. Параллельные тексты, если не обнаруживают значительных различий, не переводятся. Нижненемецкие имена собственные приводятся в транслитерации, если не являются о бщепризнанными.