Предметом настоящей работы является функционирование языковой категории модальности в составе речевой характеристики литературного персонажа.
Как известно, модальность относится к числу тех категорий языка, которые академик И. И. Мещанинов называл понятийными: «Понятийными категориями передаются в самом языке понятия, существующие в данной языковой среде. Эти понятия не описываются при помощи языка, а выявляются в нем самом, в его лексике и грамматическом строе.» 1 Выражаемая различными грамматическими и лексическими средствами, такими как формы наклонения, модальные глаголы, интонация и т. п., понятийная категория модальности обладает значением отношения говорящего к содержанию высказывания и отношения содержания высказывания к действительности (отношения сообщаемого к его реальному осуществлению).2.
Категория модальности принадлежит к числу основных категорий естественного языка и является язьшовой универсалией. Находя разные формы выражения в языках разных систем, «в языках европейской системы она охватывает всю ткань речи» .3.
Модальность — сложная и многоаспектная категория и как таковая изучалась лингвистами с различных сторон. Дифференцировалось и уточнилось содержание данного понятия, его соотношение с другими языковыми категориями — понятийными4 и грамматическими5. Некоторые исследователи считают необходимым выделять модальность объективную как разные виды отношения высказывания к действительности и модальность субъективную как разные виды субъективной квалификации сообщаемого, его интеллектуальной и эмоциональной оценки со стороны говорящего6. Другие ученые подчеркивают условность данного противопоставления, приписывая модальности единое значение «отношения к отношению» — отношение говорящего к той связи, которая устанавливается им же между содержанием данного высказывания и действительностью7.
Во всей полноте изучались языковые средства выражения различных модальных значений: морфологические грамматические формы глагольного наклонения8, коммуникативно обусловленные синтаксические типы предложения9, модальные глаголы10, модальные слова и частицы11, вводные слова и словосочетания12, оценочная лексика13, фразеологические единицы14 и т. д.
В последние годы лингвисты перешли от рассмотрения модальности минимальных значимых единиц языка к исследованию модальности текста15. Детальному анализу подверглись просодические характеристики и ритмическая организация речи16, модальность рассматривалась в отношении таких категорий как функциональная перспектива текста17, функциональный стиль18, литературный жанр19, речь персонажа20, образ автора21 и т. п.
Несмотря на уже имеющееся в данной области значительное количество работ, мы считаем необходимым дальнейшее изучение реализации категории модальности в составе действительных произведений речи. Дело в том, что популярное сегодня в лингвистике коммуникативно-когнитивное направление, с его вниманием к говорящему как мыслящему и чувствующему субъекту и к слушающему как интерпретатору чужой речи, к необыкновенно сложному процессу общения, понимания22, делает указанную проблематику чрезвычайно актуальной. Действительно, выражающая отношение говорящего к содержанию высказывания и отношение содержания высказывания к действительности понятийная категория модальности позволяет каждый раз, когда это необходимо, осуществлять переключение из языка в речь. Более того, она дает возможность говорящему передавать, а слушающему — понимать не только сухую фактическую информацию, но и необычайно тонкие и разнообразные оттенки смысла.
В силу многоаспектности языковой категории модальности мы решили ограничить для данного исследования как сферу модальных значений, так и круг рассматриваемых языковых единиц. Специализируясь в области англистики, мы обратились к считающейся характерной в целом для английской речи модальности understatement, что по-русски можно было бы в зависимости от контекста передать как стилистическое смягчение высказывания, снятие возможной категоричности, недосказание (умолчание), некоторую неопределенность, эвфемистичность, сдержанность речи, заниженную оценку и т. д. Сложность перевода термина understatement на другой язык обусловлена сложностью, неоднозначностью самого понятия, его социо-культурной обусловленностью.
Недосказанность (understatement) как особое качество идиоматичной английской речи отмечается многими исследователями23, однако, число посвященных ему специальных работ не так уж велико. Чаще всего к этому вопросу обращались в культурологическом аспекте, в связи с вопросом об английском национальном характере24, реже — в собственно лингвистическом. Это и понятно, ведь ориентированная прежде всего на языковую структуру лингвистика не могла представить данный предмет во всей его сложности. Такая задача под силу современному коммуникативно-когнитивному языкознанию. В самом деле, раскрытие специфики understatement, признака по определению относительного, с необходимостью требует обращения к более широкому контексту высказывания, выявления действительных намерений субъекта речи, говорящего одно, а имеющего в виду другое (saying less and meaning more), и кроме того, учета отражаемых в языке национальных особенностей представлений о мире. Рассмотрение understatement как особого способа речевого поведения, как особой модальности речи и языковых средств его выражения и составляет цель настоящего исследования, выполненного в русле коммуникативно-когнитивного подхода к изучению явлений естественного человеческого языка.
При всей малочисленности работ, посвященных проблеме недосказанности английской речи, они подходят к своему предмету с самых разных сторон. Так, он рассматривается не только в синхронном срезе, но и в диахронии. Историческое рассмотрение связывает данное качество речи с античной риторикой и фигурой литоты, с особенностями древнеанглийской поэтической традиции, с философией Просвещения и викторианской эпохой. В своем докторском диссертационном исследовании25 Фредерик Брахер отказывается от распространенной трактовки understatement как заимствования из латыни или древнегреческого, усматривая в нем особый стилистический прием, характерный для древнеанглийской (и, шире, древнегерманской) аллитеративной чпоэзии. Выдвинутая гипотеза подтверждается высокой частотностью использования приема в «Беовульфе» и других ранних героических поэмах, а также их более поздних имитациях и сравнительно редким его появлением в англо-саксонской прозе и поздней, христианской поэзии, где влияние латыни наиболее ощутимо.
Делается вывод о стилистической маркированности, по крайней мере, на начальном этапе, до его превращения в застывшую формулу, явления understatement, которое выполняет функцию вежливого, требуемого этикетом смягчения высказывания, служит эвфемистическим средством или, наоборот, выступает как своеобразная эмфаза, указывает на ироничность слов, скрывающееся за ними презрение, горькую, жестокую насмешку. Высмеивающее врагов и демонстрирующее силу, стойкость, сдержанность understatement оказывается напрямую связанным с особенностями 4 мироощущения героической эпохи («The Germanic peoples had a strong taste for the heroicthey applauded valorous defeat and honored the head which was bloody but unbowed. Proud and exultant boasting in the face of the enemy is one expression of this sense of glorystoic reticence and endurance in misfortune is anotherand understatement serves both» 26). Кроме того, оно структурно связано со сложной формой древнеанглийского аллитеративного стиха. Перефрастический характер understatement, под которым прежде всего понимается двойное отрицание (the denial of the opposite) — поскольку оценочные коннотации древнеанглийской лексики известны довольно плохо — успешно удовлетворяет стилистическому требованию вариативности древнегерманской поэзии. Наряду с метафорой, кеннингом и некоторыми другими стилистическими средствами, недосказанность становится неотъемлемым признаком древнеанглийской аллитеративной поэзии, ее употребление отличается от современного особой поэтичностью и обусловленностью требованиями жанра.
Аксель Хублер в специальной монографии, посвященной лингвистическому рассмотрению understatement как явления современной английской речи27, останавливается на другом историческом периоде. Опираясь на данные Оксфордского словаря, он отмечает, что появление самого слова «understatement» было впервые зафиксировано в английской периодике конца XVIII века, т. е. в то время, когда в стране оформилась и получила широкое распространение философия и этика Просвещения, когда особую важность приобрели вопросы воспитания, поведения в обществе, искусства просвещенной беседы28. Основным моральным принципом нарождающейся английской буржуазии становится сопереживание, сочувствие (sympathy) — в таком социокультурном контексте недосказанность речи представляет собой способ избежать поведения агрессивного, оскорбительного по отношению к другому, а также способ проявить собственную сдержанность, воспитанность и скромность. Отмечается ориентированность недосказанности на собеседника, на слушающего, этическая необходимость ее использования в оценочном контексте похвалы и критики (face saving strategy).
И. В. Гюббенет, изучая явление understatement на примере современной оценочной лексики, точнее, прилагательных со значением оценки29, обращает внимание на особую значимость для формирования понятия understatement викторианской эпохи, с характерными для нее представлениями о нравственности и морали. Она считает необходимым при историческом подходе к явлению говорить не только о его возникновении, но и о кульминационной точке и последних тенденциях его развития. Несомненно, интересны представление understatement в терминах речевой реакции на ситуацию, замечание ученого о том, что заниженную оценку можно рассматривать как своеобразный знак речи «англичанина в собственном смысле этого слова», «англичанина хорошего тона», как знак социального положения: пола, возраста, образования и т. п. говорящего. Отмечается, что заниженная оценка более характерна для речи мужчин, чем женщин, а также людей старшего возраста, по сравнению с молодежью. Ставится вопрос о том, является ли она признаком речи человека, получившего классическое образование привилегированной частной школы и одного из старейших английских университетов, или сфера ее «социального» использования намного шире.
Как можно заметить, изучение явления understatement с неизбежностью заставляет исследователей выходить за рамки языковой структуры, схемы, обращаться к действительности речи. Обращается внимание на социальные параметры недосказанности, ее стилистические и поэтические возможности. Понятен поэтому интерес молодых исследователей к функционированию understatement в современной художественной литературе. Так, Клэр Л. Стоун в своей научной работе30 сопоставляет реализацию understatement, а также фигуры эллипсиса и незаконченности в рассказах А. П. Чехова и Алисы Манро.
Очевидно, что в данном случае understatement понимается не как сугубо английское явление, а более широко — как общая тенденция к преуменьшению значимости чего-либо («the tendency to minimize the significance of something by stating it less strongly than it might be appropriate to state it» 31). Для К. Л. Стоун это, прежде всего, выбор автором темы — описание обыкновенных людей в обычных обстоятельствах, сведение к минимуму драматических событий, «бессобытийность» сюжета, а также простота стиля и своеобразная импрессионистическая манера, когда место хорошо построенного повествования занимает набросок, место реалистично выписанных характеров — настроение (mood), место дидактики — намек, импликация. Сложное авторское содержание-намерение проясняется контекстом. Особую значимость для понимания авторского замысла приобретает выявление соотношения образа автора и образа рассказчика в случае не отличающегося дидактичностью субъективированного повествования от первого лица.
Функциональную близость understatement обнаруживают фигура эллипсиса и незаконченность, открытость финала произведения. Эллипсис может выступать как форма understatement, как авторское намерение не раскрывать что-либо читателю прямо, непосредственно, а заставить работать его воображение. Не вынося окончательных суждений, К. Л. Стоун выдвигает предположение о том, что, в определенном смысле, использование в рассказе приема недосказания и близких ему средств обусловлено формальными ограничениями и особенностями этого литературного жанра.
Итак, явление understatement изучалось в планах историческом, культурологическом, социо-лингвистическом и жанрово-стилистическом. В настоящей работе, учитывая ранее сделанные замечания и выводы, мы постараемся раскрыть роль understatement как особой модальности английской речи в создании речевого портрета персонажа современного английского романа. Обращаясь к материалу словесно-художественного речевого регистра, мы ставим своей задачей изучить understatement не с точки зрения его обусловленности литературным жанром, а как средство создания одного из основных компонентов художественной речи.
Общепризнанно, что тексты художественной литературы, характеризуются, с одной стороны, цельностью и глобальностью, которые обеспечиваются единством образа автора, с другой стороны — многоплановостью. Последняя является результатом сложного и неоднозначного взаимодействия между собой основных традиционно выделяемых компонентов художественной речи — речи автора и речи персонажа. Эти компоненты, эти планы художественного текста взаимодействуют с разной степенью слитности, обеспечивая многоракурсное, экспрессивно-неоднородное повествование.
Под речью персонажа, или его речевой характеристикой мы, вслед за О. С. Ахмановой, понимаем «особый подбор слов, выражений и т. д. как средство изображения действующих лиц» 32. Под речью автора — «части литературного произведения, в которых автор обращается к читателям от себя, а не через посредство речевых характеристик выводимых персонажей» 33 (на основе строя авторской речи осуществляется прямое изображение действующих лиц в описаниях их внешности, повествовании об их поступках и взаимоотношениях).
Своеобразным сплавом двух «голосов» — автора и персонажа — является несобственно-прямая речь. По определению В. В. Виноградова, это «особый стилистический прием, позволяющий автору „трансплантировать“ в свою речь слова, мысли и чувства персонажей (без нарушения социально-бытовой характеристики)» 34. Провести четкую границу между авторским голосом и голосом персонажа бывает чрезвычайно трудно.
Вопросам образа автора литературного произведения, авторской речи и речи персонажа и их языковому сплаву в несобственно-прямой речи посвящена обширная литература35. Речевая характеристика литературного персонажа изучалась с точки зрения ее лексического и синтаксического оформления, речевой индивидуализации и типизации, как опосредованный способ выражения авторской оценки. Ставился вопрос об основных категориях и параметрах ее исследования36. В данной работе речевая характеристика персонажа предстает как наиболее субъективированная форма художественной речи, как благодатное поле для исследования речевой реализации языковой категории модальности, конкретнее, модальности understatement.
Поскольку из многообразных языковых способов выражения understatement наиболее хорошо изучены двойное отрицание37, вопрос, модальные глаголы и модальные слова, наречия степени качества38 и оценочные прилагательные39, мы решили обратить свое внимание на специфически грамматические средства, такие как морфологические категории глагола и категорию именной репрезентации артикль — на определяющие структуру языка грамматические категории.
Издавна глагольное наклонение считается основным грамматическим способом выражения модальности. М. А. Таривердиева пишет: «. древние грамматики считали, что употребление наклонения зависит от расположения души» 40. Однако, чаще всего говорят о модальности маркированных косвенных форм, принимая индикатив, или изъявительное наклонение, за нулевой, не отмеченный в отношении модальности член категории41.
В то же время в фундаментальном исследовании «Русский язык. Грамматическое учение о слове» академик В. В. Виноградов убедительно показал, что «объективность» форм изъявительного наклонения может быть окружена различными оттенками субъективного представления. Последние могут быть присущи самим видо-временным формам глагола, а также могут выражаться сопутствующими глаголу модальными словами и частицами.
Опираясь на предложенный в трудах академика В. В. Виноградова анализ функционирования глагольных форм изъявительного наклонения, мы поставили вопрос о модальности английского индикатива.
Английский индикатив — необычайно богатая система форм, по-разному отмеченных в отношении целого ряда категориальных признаков. Используя разработанную на кафедре английского языкознания филологического факультета МГУ, на примере отрицания как одной из категорий английского глагола, методику изучения модальных свойств грамматической морфологической формы42, мы обратились к проблеме участия в создании особого эффекта understatement тесно между собою связанных категориальных признаков времени, временной отнесенности и вида (в данной работе мы используем систему глагольных категорий, предложенную А. И. Смирницким43).
Указанные категории времени, временной отнесенности и вида рассматривались не с точки зрения основных передаваемых ими, т. е. категориальных, значений, а сквозь призму выбора, осуществляемого говорящим при репрезентации тех или иных действий и событий. Источником модальных со-значений служат в данном случае разнообразные смещения и преобразования в сфере грамматической семантики. Как оказалось, упорядоченные учеными в строгую систему четких категориальных противопоставлений многообразные формы английского глагола выстраиваются в речи в новые, «речевые» оппозиции. Противопоставленные часто уже не по одному, а в отношении нескольких дифференциальных признаков разнообразные глагольные формы в одних контекстах функционально сближаются, в других — противопоставляются, что ставит вопрос о их модальной дифференциации.
Если при репрезентации действий и событий говорящий на английском языке имеет в своем распоряжении богатую парадигму грамматических морфологических форм глагола, то представляя информацию, вводимую в сообщение именной группой, он обращается к особому грамматическому словуартиклю.
Общеизвестно, что в ходе исторического развития английского языка, в то время как система глагольных форм росла и расширялась, парадигма именная постепенно убывала. В связи с этим функцию репрезентации имени взял на себя артикль как определяющее имя существительное служебное слово.
Отметим, что в отличие от других европейских языков английский артикль не связан с грамматическими категориями рода, падежа, а определенный артикль — и числа, что обуславливает характерные для него особенности употребления в речи. Будучи словом грамматическим, английский артикль, как и другие служебные слова этого языка (служебные глаголы, предлоги, союзы), в значительной степени сохраняет свою лексическую раздельность и семантическую самостоятельность.
Последние семантические исследования выделяют в английском языке особую образуемую артиклями категорию репрезентации сообщаемого44, рассматривают артикль как средство смещения и фиксации дейктической ориентации речи45. Новизна подобных подходов к семантике определяющего служебного слова заключается в том, что передаваемые артиклем значения и со-значения выявляются через позицию говорящего, осуществляемый им в процессе построения речи выбор. Выбор того или иного артикля обуславливается намерением субъекта речи, модальностью порождаемого им высказывания. Данное ценное замечание об особенностях функционирования в современной английской речи грамматического слова артикля и позволило нам включить его в круг изучаемых с точки зрения модальности грамматических единиц.
Интересующая нас модальность understatement английской речи рассматривается, таким образом, в данной работе в отношении таких грамматических средств языка как формы английского глагола и определяющее имя существительное служебное слово — артикль. Делается попытка установления аналогии в функциях основных грамматических структурноминативной и предикативной.
Обращаясь к модально-окрашенному использованию грамматических категорий имени и глагола в целях создания речевого портрета литературного персонажа, мы тем самым останавливаемся на наименее изученном аспекте лингво-стилистической категории речевой характеристики, которая достаточно хорошо исследована в плане лексико-фразеологическом и синтактикостилистическом. Утверждая значимость для речевого портрета явлений собственно грамматических, мы, тем не менее, ни в коем случае не отрицаем возможности и необходимости их рассмотрения в тесной связи с лексическими, фразеологическими и синтаксическими моментами.
Не претендуя на исчерпывающий лингво-стилистический и тем более лингво-поэтический анализ избранных литературных произведений — ими стали последние романы молодого современного писателя Казуо Ишигуро «The Remains of the Day» и «The Unconsoled» и более известные читательской аудитории романы Джона Фаулза «The Magus» и «The French Lieutenant’s Woman» — мы, однако, говорим о речевой характеристике не только с точки зрения обусловленности выбора языковых средств социальным положением, профессиональными интересами, образованием, возрастом, национальностью и темпераментом персонажа, но и в связи с позицией автора, глобальным содержанием-намерением всего произведения в целом, его общей тональностью.
Авторский голос произведений англоязычного писателя японских корней Казуо Ишигуро неизменно определяется критиками как «an understated narrative voice» 46. Сдержанная манера повествования является, по-видимому, результатом влияния на художника слова двух очень близких ему культур и напрямую связана с тематикой и проблематикой романов, где поднимаются серьезные онтологические и гносеологические вопросы, вопросы о способах знания и способах бытия. Та же речевая манера присуща и авторским героям. Признавая всю правомерность изучения авторской индивидуализации речевых характеристик разных персонажей, мы все же сосредоточим свое внимание на этом общем для них свойстве особой сдержанности речи и различных способах его языкового оформления.
Как оказалось, снятие возможной категоричности, стилистическое смягчение, характерное для речи персонажей Казуо Ишигуро, во многом достигается за счет использования богатых возможностей глагольной парадигмы. Первая часть настоящего исследования будет посвящена участию категорий времени, временной отнесенности и вида в выражении модальных значения understatement. Организованные в стройную систему категориальных противопоставлений, формы глагола, по разному маркированные в отношении указанных категориальных признаков, выстраиваются по воле автора в новые, контекстуально обусловленные оппозиции, обозначая большую или меньшую степень категоричности или, наоборот, ее смягчения. Обратим внимание на уже отмечавшуюся ранее другими учеными градуальность исследуемого признака.
Предметом анализа в первой части стала собственно прямая речь персонажей, поскольку отличающаяся динамикой сфера глагола, во всяком случае, модальность рассматриваемых форм, прежде всего ориентирована на диалог, на установление и поддержание контакта. Умудренные жизненным опытом, ищущие гармонии отношений, понимания герои К. Ишигуро часто оказываются в ситуациях более или менее официального общения, где демонстрируют необыкновенную сдержанность и вежливость как речевого, так и неречевого поведения. Впрочем, само повествование, ведущееся и в том, и в другом романе от первого лица, заслуживает отдельного изучения в аспекте модальности.
Романы Джона Фаулза, смело экспериментирующего с языковой и литературной формой, отличаются жанровым и стилистическим разнообразием, вместе с тем для них характерно повторение определенных мотивов и тем, в число которых входит и осмысление особенностей английской национальной культуры («Englishness»)47. Английскость ассоциируется писателем с особой поэтичностью, некоторой отстраненностью и замкнутостью характера, а также вежливой сдержанностью поведения. Главные герои его романов «Маг» и «Женщина французского лейтенанта» — типичные англичане двух разных эпохвикторианства и современности. Именно их речевые портреты подверглись тщательному анализу с точки зрения модальности. Особым средством выражения английского understatement, или недосказания, стало здесь модально-окрашенное употребление неопределенного артикля.
При всех различиях представителей разного времени, главные герои Дж. Фаулза близки друг другу. Это не только, и даже не столько, индивидуальные, живые образы, но, в определенном роде, символы. Молодой герой, как в романе воспитания, отправляется в реальное или воображаемое странствие, чтобы познать мир и самого себя. Его путеводной звездой становится еще более идеальный образ прекрасной и недоступной возлюбленной музы и наставницы. Образ вечной женственности, таинственный, недосягаемый воплощает собой извечную тайну бытия и служит источником познания и самопознания. Неопределенный артикль, предсте&яющий открываемый героем новый мир, можно было бы назвать языковым воплощением этой тайны и процесса познания. Он является носителем динамики во в целом статичной сфере имени естественного языка. Пытаясь понять происходящее, дать имена своему новому опыту и ощущениям, герой в то же самое время осознает относительность человеческого знания, изменчивость бытия, чем и обусловлена выбираемая им дейктическая ориентация речи. Изучению модальных свойств английского артикля посвящена вторая часть настоящей работы.
Модальные свойства артикля изучались на примерах как собственно прямой, так и несобственно-прямой речи, поскольку само повествование очень часто преломляется через восприятие и сознание главного героя. Его размышления, переживания, даваемые им описания и оценки представлены не только во внешней, направленной на слушателя речи, но и в речи косвенной, внутренней. Такая преломленность, субъективность повествования в случае романа «Маг» определяется объединяющим в себе главного героя и повествователя образом рассказчика. В романе «Женщина французского лейтенанта» тесное переплетение авторской речи и речи персонажа перекликается с игровой позицией Фаулза, легко нарушающего литературные условности, стирающего грань между автором и героем. Появление в «объективном» повествовании модально насыщенного неопределенного артикля как бы сигнализирует о проникновении в авторскую речь «голоса» персонажа.
Рассматриваемые, таким образом, с точки зрения типизации речевые портреты героев Казуо Ишигуро и Джона Фаулза обнаруживают примечательное сходство в отношении такой характеристики как модальность understatement. Поскольку все же разные авторы преследуют разные цели, из всех многочисленных модальных средств языка в произведениях К. Ишигуро особенно выделяются богатые различными коннотациями формы английского глагола, в романах Джона Фаулза — модально-окрашенный артикль.
Итак, поставив перед собой цель выявить имеющиеся возможности грамматических морфологических категорий глагола и категории именной репрезентации артикля в выражении характерной в целом для английской речи модальности understatement, в контексте речевого портрета литературного персонажа, мы решали вполне конкретные задачи, которые заключались в том, чтобы:
— раскрыть роль грамматической формы и грамматического слова в составе речевой характеристики персонажа как одного из основных компонентов художественной речи;
— показать тонкий сплав в речевом поведении грамматического, лексического и стилистического моментов;
— выявить факты семантического смещения в сфере грамматики;
— изучить случаи контекстуального сближения и контраста глагольных форм времени, временной отнесенности и вида в системе индикатива;
— установить модальные различия контекстуально противопоставленных форм английского глагола;
— выявить модальные потенции английского артикля и его взаимодействие со сферой неопределенности художественного текста.
Актуальность выбранного направления исследования подтверждается неослабевающим вниманием лингвистов к семантике темпоральной и дейктической подсистем языка, тематикой проводившихся в последние годы научных лингвистических конференций.
Новизна работы заключается в сделанных конкретных наблюдениях за употреблением отдельных единиц лексики и грамматики, дополняющих наше знание о современном английском речеупотреблении, основанном на данных последних грамматик и словарей. Новым можно считать и сам материал исследования, включающий недавно опубликованные и еще не переведенные на русский язык произведения современной английской литературы.
Теоретическая значимость работы состоит в разработке вопроса о связи категории модальности и оппозиций глагольных форм индикатива, модальности и категории репрезентации имени, в проведении аналогии в отношении выражения рассматриваемых модальных значений между предикативной и номинативной подсистемами языка.
В плане практической ценности сделанных в работе наблюдений можно отметить представляющую несомненный интерес для изучающих английский язык как иностранный собственно функционально-коммуникативную направленность данного исследования, конкретные замечания о синонимичности и модальной дифференциации изучавшихся глагольных форм, о модальных возможностях артикля. Наблюдения, сделанные в ходе сплошного анализа речевых портретов персонажей могут быть полезными для курсов по стилистике и переводу, поскольку передача тонких модальных со-значений на другой язык оказывается непростой задачей в практике художественного перевода.
В работе применялись методы текстологической выборки, методы традиционной оппозитивной грамматики и грамматики стилистической, методы фукциональной синтагматики, функционально-контекстологический метод, разработанная на кафедре английского языкознания филологического факультета МГУ методика комплексного филологического анализа произведения речи и другие. Обзор наиболее значительных в методологическом отношении работ дается в первой главе каждой части.
Апробация работы. Материалы исследования были использованы в курсах лекций по теоретической грамматике, читаемых студентам романо-германского отделения филологического факультета МГУ. Результаты работы нашли свое отражение в докладах, сделанных на научно-теоретических конференциях филологического факультета МГУ в период с 1992 по 1997 г., в опубликованных тезисах и статьях.
ПРИМЕЧАНИЯ.
1. Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи. — М., 1945. — С. 196.
2. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. — М., 1969. — С. 237.
3. Виноградов В. В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Виноградов В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. — М., 1975. — С. 53−87.
4. См., например, Королева Т. М. Изоморфизм модальности с другими категориями. — Одесса, 1987; Ляпон М. Я. Модальность // Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990. — С. 303−304- Каменская Н. В. Выражение модальной оценки обычности высказывания лексическими средствами. — М., 1987; Малышева А. А. Коммуникативный аспект модальности странности. — Л., 1989.
5. См.: Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. — М., 1986; Смирницкий А. И. Морфология английского языка. — М., 1959; Ляпон М. Я. Модальность // Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990. — С. 303−304- Булыгина Т. В. Семантические и грамматические категории и их связи // Аспекты семантических исследований. — М., 1980; Дешериева Т. И. О соотношении модальности и предикативности // Вопросы языкознания. — 1987. -№ 1. — С. 34−44- Комова Т. А. Взаимодействие лексического, грамматического и лексико-фразеологического выражения отрицания в предикативных формах глагола в современном английском языке: Дисс.. докт. филол. наук. — М., 1989; Штелинг Д. А. Грамматическая семантика английского зыка. — М., 1996.
6. Ляпон М. Я. Модальность // Лингвистический энциклопедический словарь. -М&bdquo- 1990. — С. 303−304.
7. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. — М., 1958.
8. Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. — М., 1986; Смирницкий А. И. Морфология английского языка. — М., 1959; Штелинг Д. А. Грамматическая семантика английского зыка. — М., 1996.
9. Quirk R. A University Grammar of English. — London, 1980; Quirk R. A Student’s Grammar of the English language. — Longman, 1990; Leech G.N., Svartvik J. A Communicative Grammar of English. — Longman, 1981; Collins Cobuild English Grammar. — 1990; Downing A., Locke Ph. A University Course in English Grammar. -London, 199.
10. Болотина М. А. Виды модальности и их реализация в высказываниях с модальными глаголами: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — Минск, 1993; Боброва М. Н. Формы и функции глагола will в диахроническом освещении: Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1987; Комова Т. А. Модальный глагол в языке и речи. — М., 1990; Красненкова Л. И. Семантический аспект модальных глаголов в современном английском языке (must, may, might): Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — Минск, 1987; Нурягдыев М. Б. Глагол shall в системе вспомогательных глаголов современного английского языка: формы и функции: Дисс.. канд. филол. наук. — Ашхабад, 1987; Quirk R. et al. A University Grammar of English. -London, 1980; Palmer F.R. Modality and the English Modals. — 1979; Coats J. The Semantics of Modal Auxiliaries. — London, 1983.
11. Виноградов В. В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Виноградов В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. — М., 1975. — С. 53−87- Князева Н. Л. Модальные слова в системе частей речи современного английского языка: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — СП., 1993; Яковлева Е. С. Значение и употребление модальных слов, относимых к разряду показателей достоверности/недостоверности: Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1983.
12. Александрова О. В. Проблемы экспрессивного синтаксиса. -М., 1984; Дашкевич О. М. Роль вводных слов и словосочетаний в выражении модальности текста: Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1984.
13. Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. — М., 1985; Гюббенет И. В. Проблема словесной реакции на ситуацию. — М., 1973; Кудрявцева Н. П. Широкозначная номинация — средство выражения субъективной модальности высказывания. — Горький, 1990; Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. — М., 1986.
14. Лапина О. В. Модальность как компонент семантики идиом (на материале идиом, обозначающих поведение): Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1989; Немец Г. П. Актуальные проблемы модальности в современном русском языке. -Ростов-на-Дону, 1991.
15. Гальперин И. Ф. Текст как объект лингвистического исследования. — М., 1981; Москальская О. И. Грамматика текста. — М., 1981; Бондарко А. В. Функциональная грамматика. — Д., 1984; Лашкевич О. М. Роль вводных слов и словосочетаний в выражении модальности текста: Дисс.. канд. филол. наук. -М., 1984; Максимова М. В. Стилистические параметры текстовой модальности (на материале английских научно-лингвистических теоретических монографий): Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1993.
16. Давыдов М. В. Звуковые парадоксы английского языка и их функциональная специфика. — М., 1984; Магидова И. М. Теория и практика прагмалингвистического регистра английской речи: Дисс.. докт. филол. наук. -М., 1989; Миндрул О. С. Тембр II в функциональном освещении: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1980; Королева Т. М. Интонация модальности в звучащей речи. — Киев, 1989; Лихарева И. П. Взаимодействие просодических, лексических и лексико-грамматических средств выражения модальных значений в английском языке (на материале фраз, выражающих уверенность/неуверенность): Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1982.
17. Долинская Л. Д. Лексико-синтаксический способ выражения модальности в связи с функциональной перспективой и ритмической организацией текста: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. М., 1975.
18. Бедрина И. С. функциональная семантико-стилистическая категория гипотетичности в английских научных текстах: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — Одесса, 1993; Зверева Е. А. Научная речь и модальность. — М., 1983; Шляхова О. Д. Модальность в научной речи: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1986; Максимова М. В. Стилистические параметры текстовой модальности (на материале английских научно-лингвистических теоретических монографий): Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1993.
19. Максимова М. В. Стилистические параметры текстовой модальности (на материале английских научно-лингвистических теоретических монографий): Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1993.
20. Левинская Р. И. Эксплицитная модальность как средство речевой характеристики литературного персонажа. — Горький, 1978.
21. Вихрян О. Е. Языковые средства выражения авторской модальности в романе И. А. Бунина «Жизнь Арсеньева». — М., 1990.
22. См.: НЗЛ. Выпуск XXIII. Когнитивные аспекты языка. — М., 1988 (Филмор Ч. Фреймы и семантика пониманияЛакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторовДейк Т. А. ван. Стратегии понимания связного текстаБирвиш М. Насколько линейно-упорядоченной является языковая обработка? и др.), а также Вежбицка А. Восприятие: семантика абстрактного словаря // НЗЛ. Выпуск XVIII. — М., 1986; Логический анализ языка. Ментальные действия. — М., 1993; Гюббенет И. В. К проблеме понимания литературнохудожественного текста. -М., 1981; Менджерицкая Е. О. Когнитивные основания синтаксического построения текста художественной литературы: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1993; Myers D. A Cognitive Semantics Approach to Translation // Language Quarterly — Vol. 32:1−2 (Winter-Spring 1994) — P. 1−20.
23. Комова Т. А. Взаимодействие лексического, грамматического и лексико-фразеологического выражения отрицания в предикативных формах глагола в современном английском языке: Дисс.. докт. филол. наук. — М., 1989; Королькова О. В. Отрицание в системе грамматических морфологических оппозиций английского глагола: Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1989; Максимова М. В. Стилистические параметры текстовой модальности: Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1993; Назарова Т. Б. филология и семиотика. — М., 1994.
24. Ball W. J. Understatement and Overstatement in English // ELT — Vol. XXIV -1970 — № 3. — P. 201−209- Mikes G. How to be an Alien. — M., 1986; Laurens A. Britain is no Island. — London, 1967.
25. Bracher F. G. Understatement in Anglo-Saxon Poetry: PhD Thesis. — University of California, 1934.
26. Там же. — С. 100.
27. Hubler A. Understatements and Hedges in English. — Amsterdam, 1983.
28. Цитируются Fielding «Essay on Conversation», A. Smith «The Theory of Moral Sentiments» .
29. Гюббенет И. В. Проблема словесной реакции на ситуацию. М., 1973.
30. Stone С. Understatement, Ellipsis and the Non-Ending in Selected Stories by-Anton Chekhov and Alice Munro: MA Thesis. — University of North Carolina at Chapel Hill, 1994.
31. Там же. — С. 2.
32. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. — М., 1969. — С. 385.
33. Там же. — С. 387.
34. Виноградов В. В. Язык Пушкина. — М., 1935. — С. 190.
35. Аканаева С. Ш. Сатирическое многообразие речевых характеристик и язык автора в романе Ивлина Во «Упадок и разрушение»: Автореф. дисс. .канд. филол. наук. — М., 1986; Ешмамбетова 3. Б. Соотношение авторской речи и речи персонажа как лингвопоэтическая проблема: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1984; Зайцева Е. И. Эстетически обусловленное членение абзаца в английской художественной прозе: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1993; Никонова А. Ф. Взаимодействие авторской речи и речи персонажа в английской художественной прозе XVHI-XIX веков: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1989; Тодоров Ц. Поэтика // Структурализм «за» и «против». -М., 1975. — С. 37−114.
36. Натан Н. Л. К вопросу о методике анализа речевой характеристики образа: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1967; Комиссарова Л. Я. Диглоссия как средство речевого воплощения образа литературного персонажа: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1982; Чижевская М. И. Язык, речь и речевая характеристика. — М., 1986; Ивушкина Т. А. Стилизация в речевой характеристике персонажей современной английской литературы: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1987; Кизилова Т. Ю. Способы выражения авторской оценки в заглавии и речи персонажей (на материале современной английской и американской литературы): Автореф. дисс.. канд. филол. наук. -М&bdquo- 1993.
37. Hoffman М. Е. Negatio Contrarii: A Study of Latin Litotes. — Assen, Netherlands, 1987; Bracher F. G. Understatement in Anglo-Saxon Poetry: PhD Thesis. — University of California, 1934; Hubler A. Understatements and Hedges in English. — Amsterdam, 1983.
38. Hubler A. Understatements and Hedges in English. — Amsterdam, 1983.
39. Гюббенет И. В. Проблема словесной реакции на ситуацию. М., 1973.
40. Таривердиева М. А. Конструкции эксплицитной модальности в латинском языке // Вопросы классической филологии. — М., 1973. — С. 198.
41. См., например: Хлебникова И. Б. Сослагательное наклонение в английском языке как общелингвистическая проблема. — Киев, 1971.
42. Комова Т. А. Взаимодействие лексического, грамматического и лексико-фразеологического выражения отрицания в предикативных формах глагола в современном английском языке: Дисс.. докт. филол. наук. — М., 1989; Королькова О. В. Отрицание в системе грамматических морфологических оппозиций английского глагола: Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1989; Басария И. А. Предикативное отрицание в современной английской речи как единство коллигации и коллокации: Автореф. дисс.. канд. филол. наук. — М., 1989.
43. Смирницкий А. И. Морфология английского языка. — М., 1959.
44. Штелинг Д. А. Грамматическая семантика английского зыка. — М., 1996; Штелинг Д. А. Семантика грамматических противопоставлений в современном английском языке: Дисс.. докт. филол. наук. — М, 1975.
45. Ахметова С. Г. Артикль как выражение понятийной категории дейксиса в современном английском языке. — Алма-Ата, 1982; Ахметова С. Г. Синтактика и прагматика английского артикля: Дисс.. докт. филол.наук. — М., 1989; Терещенко Е. В. Английский артикль в прагмалингвистическом освещении: Дисс.. канд. филол. наук. — М., 1985; Магидова И. М. Теория и практика прагмалингвистического регистра английской речи: Дисс.. докт. филол. наук. -М., 1989.
46. Giles J. Shoot the Piano Man // Newsweek — 1995 — October 2 — P. 92- Gray P. The Unconsoled // Time — October 2 — 1995 — Vol. 146 — № 14 — P. 82. From Wave Patterns: A Dialogue (by Kenzaburo Oe and Kazuo Ishiguro) // Grand Street — Winter 1995 — Vol. 13 — № 3 — P. 208−214- Jaggi M. A Buttoned-Up Writer Breaks Loose // World Press Review — July 1995 — Vol. 42. — № 7 — P.45.
47. Olshen B.N., Olshen T.A. John Fowles. A Reference Guide. — Boston, 1980;
Фрейбергс В. Л. Творческий путь Джона Фаулза: Дисс.. канд. филол. наук. -Рига, 1986.
ЧАСТЬ I.
О МОДАЛЬНОСТИ ГРАММАТИЧЕСКОЙ МОРФОЛОГИЧЕСКОЙ ФОРМЫ АНГЛИЙСКОГО ГЛАГОЛА В СИСТЕМЕ ИНДИКАТИВА.
выводы.
В то время как в произведениях Казуо Ишигуро важным способом речевой характеристики персонажей является модально окрашенное использование многообразных форм английского глагола, речевой портрет героев Джона Фаулза во многом строится на модальности, выражаемой определяющим имя существительное служебным словом артиклем. Умудренные жизненным опытом герои Казуо Ишигуро стремятся к гармонии межличностных отношений, поэтому их речевое поведение характеризуется социально ориентированной модальностью understatement, которая часто обусловлена наличием в речи контактоустанавливающих, «диалоговых» глагольных форм.
Молодые, ищущие приключений герои Джона Фаулза на сложном пути познания и самопознания не устают удивляться загадочности человеческого существования, литературным воплощением которого становится образ недоступной герою прекрасной возлюбленной. По натуре экспериментатор, Фаулз находит для интересующей его тематики — познания, тайны, свободы выбора — самое разнообразное формальное выражение. Это в первую очередь нарушение всяческих литературных условностей: отказ от позиции всемогущего и всеведущего автора, стирание границ между повествователем и персонажем, вовлечение в творческий процесс читателя через предоставление ему права выбора «действительного» финала оставленного открытым произведения.
Экспериментируя не только с литературной формой, но и с собственно языковым материалом произведения словесно-художественного творчества, писатель обнаруживает и лингвистические средства, своеобразные эквиваленты провозглашаемого им этического и литературного принципа свободы. Одним из них становится модально окрашенное употребление неопределенного артикля, формально, казалось бы, не значительное служебное слово приобретает особую значимость в типично фаулзовском контексте таинственности, загадочности, неопределенности. Отправляясь в действительное или метафорическое путешествие и открывая для себя новый, еще не изведанный мир, герои Фаулза пытаются понять, так или иначе интерпретировать происходящее, дать имена своим новым ощущениям и опыту. Определяющий имя неопределенный артикль свидетельствует о приблизительности, условности, субъективности наименования, о постоянном присутствии рядом извечной тайны — источника любого существования. Модально окрашенный неопределенный артикль часто встречается в описаниях постоянно ускользающей от героя прекрасной возлюбленной, в размышлениях и переживаниях главного героя. Определенный артикль, наоборот, представляет мир знакомого, общепринятого, конкретного, ощутимого.
О модальной окрашенности неопределенного артикля свидетельствует его лексическая и морфо-синтаксическая выделенность. В интересующих нас случаях он прежде всего встречается с существительными абстрактного значения, для которых в целом более естественным является использование с обобщающим нулевым артиклем. Нарушение обычной коллокации сопровождается развитием новых, дополнительных оттенков смысла.
Среди множества определяемых неопределенным артиклем абстрактных существительных значительную часть составляют продуктивные образования наness. Не знающий ни лексических, ни грамматических ограничений суффикс свободно образует существительные отвлеченного значения от соответствующих качественных прилагательных. Маркированный член лексико-грамматической категории качества — существительные наness — являются наиболее отмеченными в том случае, когда они еще не успели закрепиться в языке в качестве устойчивых единиц, т. е. когда они функционируют в тексте как авторские новообразования. Новизна, метафоричность, экспрессивность авторского слова влияет и на семантику сопровождающего это слово артикля.
Творческое отношение художника слова к языку может также проявляться в использовании артикля в таких не характерных для него контекстах, как с неопределенным местоимением (при субстантивации последнего) или именем собственным.
Модально окрашенный неопределенный артикль неизменно занимает и синтаксически отмеченную позицию — при синтаксическом повторе или синтаксическом параллелизме, в наиболее значимом конце высказывания или в отдельном номинативном предложении, в вопросительном предложении-высказывании и т. д.
Выделенность артикля за счет других языковых средств и способов не позволяет остаться незамеченной его особой модальности. Неопределенный артикль говорит о сложности процесса познания, о сомнениях, неуверенности познающего субъекта, о свободе его выбора, о необходимости самому придавать смысл своим поступкам и ситуациям, о субъективности восприятия, интерпретации, наименования.
Подобная семантика легко объясняет тот факт, что неопределенный артикль не только характеризует собственно прямую речь фаулзовского героя, но и указывает на субъективность повествования, на преломленность его через восприятие и сознание героя (несобственно-прямая речь) или присутствие повествователя-наблюдателя, который отказывается от позиции всемогущего и всезнающего автора и может в любой момент войти на правах персонажа в свой текст или предложить читателю включиться в творческий процесс, выбрав самому финал для оставленного открытым романа.
Появление модально окрашенного неопределенного артикля в случае несобственно-прямой речи связано с тем, что фаулзовский герой ориентирован не столько на общение, сколько на наблюдение, познание, размышление, самоанализ. Писатель считает подобную поэтичность и интровертированность частью английского национального характера, и в определенном смысле в рассматриваемом поэтически обусловленном использовании артикля можно видеть пример реализации характерной для английской речи модальности understatement. Словосочетание существительного с артиклем способствует статичности, поэтичности повествования, синтагматическая выделенность неопределенного артикля максимально выявляет присущую ему модальность неопределенности. Не случайно неопределенный артикль тяготеет к лексическим единицам, для которых характерно участие в построении фигуры литоты.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Подводя итоги проведенного исследования, еще раз отметим его актуальность, теоретическую значимость и практическую целесообразность. Выполненное в русле коммуникативно-когнитивного языкознания изучение характерной в целом для английской речи модальности understatement вновь позволило подчеркнуть неразрывную связь языка и речи, языка и мышления, языка и культуры, значимость словесного контекста и общих социо-культурных знаний для понимания действительных намерений субъекта речи. Сделанные на новом материале конкретные замечания и выводы несомненно будут интересны для изучающих английский язык как иностранный, особенно, на продвинутом этапе обучения, когда задачей становится понимание не только прямых, но и более трудно уловимых переносных смыслов, а значит и распознавание и правильное понимание специфически английского явления understatement.
Говоря о специфически английском явлении, мы имеем в виду не только его обусловленность культурно-историческими особенностями развития английского общества и как результат сложность перевода понятия на другой язык, но и закрепленность семантики за определенными средствами английского языка. Если традиционное рассмотрение структур, основанных на двойном отрицании, заставляло ученых ставить вопрос о связи understatement с античной риторической фигурой литоты, мы его избежали, обратившись к таким особенностям английской языковой системы, как развившейся в ходе истории богатой парадигме глагольных форм и особому определяющему имя существительное служебному слову артиклю.
Выбранные для анализа языковые средства — функционально подобные грамматические категории имени и глагола были рассмотрены в их непосредственном функционировании в художественной речи, точнее, в речи литературного персонажа современного английского романа. Отличающийся новаторством и экспериментом словесно-художественный функциональный стиль максимально полно выявляет заложенные в грамматической форме и грамматическом слове модальные возможности. Тщательный анализ текстов художественной литературы позволил показать, как выбор той или иной формы английского глагола, того или иного артикля обусловлен позицией говорящего, общим содержанием-намерением речи.
Рассмотренные с точки зрения выбора, осуществляемого говорящим при репрезентации тех или иных действий и событий, тесно между собою связанные глагольные категории времени, вида и временной отнесенности в системе индикатива, а также английский артикль способны, как оказалось, участвовать в смягчении категоричности высказывания, в снижении значимости сообщаемого, т. е. в выражении трудно поддающейся передаче на другой язык социо-культурно обусловленной семантики understatement.
Интересующая нас модальная семантика сближает формы прошедшего времени и длительного вида, противопосталяя их формам настоящим и перфектным, указывающим на актуальность сообщаемого, на его значительность. Примечательно, что менее категорично звучат на фоне настоящих перфектных форм глагола даже экспрессивные формы прошедшего, чье употребление во многом закреплено за лексико-семантическим контекстом заниженной оценки. Дальнейшего изучения требует семантика более сложных глагольных форм, маркированных сразу в отношении нескольких дифференциальных признаков, особенно, форм перфектно-длительных.
В более статичной, по сравнению с глаголом, сфере имени носителем динамики предстает неопределенный артикль, который может говорить о приблизительности и условности даваемых определений и оценок, выступая в оппозиции к более весомому и формально, и семантически определенному артиклю.
При всей справедливости сопоставления по линии модальности understatement морфологических категорий глагола и выражаемой артиклем категории именной репрезентации, при утверждении наличия между ними определенной функциональной аналогии, нельзя забывать и об имеющихся различиях. Необычайно богатая и динамичная система глагола ориентирована прежде всего на диалог, на установление и поддержание контакта. Стилистически смягченные глагольные формы характеризуют прямую речь умудренных жизненным опытом, ищущих утешения в общении, понимании героев Казуо Ишигуро. Они постоянно оказываются в ситуациях более менее официального общения, где обнаруживают удивительную сдержанность как речевого, так и неречевого поведения.
Артикль, наоборот, ориентирован более на размышление, рассуждение, описание, поэтому и создает во многом речевой портрет поэтически настроенного и ищущего самопознания молодого героя Джона Фаулза. Кроме того, он сигнализирует о субъективности повествования, о проникновении в него «голоса» персонажа, о своеобразном сближении повествователя и героя, об авторской игре литературными условностями.
