Содержание и внутренняя форма русских игровых текстов: Когнитивно-деятельностный аспект. На материале анекдотов и речевых шуток

Целью диссертационного сочинения является описание глубинной семантики и поверхностной (синтактико-композиционной) структуры игрового текста, который рассматривается в работе как воплощение игрового принципа речевой деятельности.

Объект предпринятого нами исследования — содержательный (информативный) и синтаксический пласт игрового текста, предмет — когнитивная игровая стратегия как источник их порождения.

Актуальность обращения к проблемам игрового функционирования языка объясняется несколькими причинами:

1. Сменой научной парадигмы системно — статического описания устройства языка функционально — динамическим и рассмотрением всех традиционных феноменов языка в новом аспекте.

Вторая половина девятнадцатого века в лингвистике развивалась согласно тезису Ф. де Соссюра о том, что «единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя» [Соссюр 1977: 269]. Но уже в недрах чистого языкознания зарождались иные направления, поскольку имманентная характеристика языка во многих случаях противоречила сама себе.

Новый этап в развитиии лингвистики ознаменовался возвратом к идеям В. фон Гумбольдта, который отмечал, что изучение языка «.не заключает в себе конечной цели, а вместе со всеми прочими областями служит высшей и общей цели совместных устремлений человеческого духа, -цели познания человечеством самого себя и своего отношения ко всему видимому и скрытому вокруг себя» [Гумбольдт 1985: 383]. Таким образом, в современной лингвистике оказались актуальными идеи И. А. Бодуэна де Куртене (1963) об интеграции лингвистической мысли и мысли философской, психологической, математической, исторической и проч.

В данной работе предпринимается попытка функционального описания феномена языковой игры, выдвигается гипотеза о существовании игровой функции языка, имеющей варианты речевой реализации. При этом функциональное определение феномена языковой игры дается с опорой на общие философские и культурологические исследования игры как деятельности сознания.

2. Недостаточностью системно — структурного описания феномена языковой игры.

Данный аспект рассмотрения, на наш взгляд, не позволяет четко выделить исследуемое явление из сферы экспрессивных и поэтических средств языка. С помощью понятия «нарушение норм», лежащего в основе такого подхода, удается определить лишь область языка, являющуюся субстратом игровой речевой деятельности, а сама языковая игра рассматривается как периферийный и весьма специфический способ реализации системы (см. главу 1). Нам представляется, что новый, когнитивно — деятельно-стный подход даст четкую характеристику игровой речевой сфере. Сама же эта сфера предстанет не как периферийное и незначимое явление, а как один из ведущих принципов речевой деятельности индивида, эксплуатирующий главный онтологический принцип языка — принцип условности. Понятие «нарушение», используемое системно — структурным направлением, при этом расширяется от нарушений в языке (метаязыковая игра) до нарушений в речи, построения условного речевого мира, противопоставленного объективной действительности.

3. Преимущественным вниманием к тексту как самостоятельной язы-ко-речевой субстанции.

Сущность текста традиционно определяется как в функциональное единстве) всех уровней, на которых текст находит свое воплощение. Однако при анализе конкретного речевого материала исследовательское внимание, как правило, сосредоточивается на каком — либо отдельном параметре, а цельный лингвистический портрет тех или иных текстов, предполагающий комплексный анализ по различным характеристикам, остается далекой перспективой исследования. Ср. исследование способов воплощения целеуста-новки на различных уровнях текста: логико-информативном (Новиков 1983; Матвеева 1990), структурно-композиционном (Гальперин 1981; Тураева 1986), лексическом (Болотнова 1992), прагматическом («Функциональные типы русской речи» 1982) и т. д.

Безусловно, решение задачи комплексного анализа текста непосильно для одного исследования, тем более что сам набор текстообразующих категорий не поддается ограничению. (См. высказывание Т. В. Матвеевой (1990) о том, что их количество велико и, возможно, даже неопределимо: любая ментальная категория может получить статус текстообразующей, если это задается коммуникативной интенцией автора). Поэтому в работе предлагается анализ двух уровней текста: глубинного (содержательного) и поверхностно — синтаксического, что соответствует основным этапам порождения высказывания при его движении от замысла к формальному воплощению.

4. Принципом динамизма, актуальным для современной науки.

В 60 — 70 годы в исследованиях доминировала статическая модель текста, продиктованная идеей аналогии текста с предложением. Основной операциональной единицей при этом выступал абзац (сверхфразовое единство). Влияние идей филологической герменевтики, обращение к интерпретации, то есть к пониманию смысла, заставило искать принципиально новое представление структуры текста, отражающей мыслесозидательную и коммуникативную функцию языка. «Понимание — это динамический процесс, в процессе чтения новые образы не прикладываются к старым, а как-то их модифицируют. Представление структуры текста, чтобы быть сколько-нибудь адекватным, должно отражать эту динамику» [Падучева 1996: 196]. Идее динамизма отвечают модели класса «мысль — сообщение», где мысль предстает как интеллектуальный стимул акта речи, а сообщение представляет собой двуединую сущность, компонентами которой являются содержание и форма.

Выбор общей методологии исследования осложнен тем обстоятельством, что структурные свойства и функциональные особенности текстов интересуют сегодня различные лингвистические направления (лингвистику текста, теорию речевых актов, теорию речевых жанров, уже упомянутую когнитивную лингвистику). При этом исследователи, как правило, апеллируют к одним и тем же языковым феноменам, а результаты исследований весьма сходны между собой.

Так, лингвистика текста, провозглашая своей целью анализ текста как языковой единицы наивысшего уровня, в качестве основного тезиса, доказывающего его самостоятельный лингвистический статус, выдвигает авторскую установку, скрепляющую все текстовые уровни. Ср.: «Определяющим условием выделения текста и определением типологии текстов выступает не форма и не структура текста, а нечто дотекстовое — функциональная целеустановка» [Матвеева 1990: 12]- «Связный текст понимается обычно как некоторая законченная последовательность предложений, связанных по смыслу друг с другом в рамках общего замысла автора» [Николаева 1978: 6]- «Текст есть функционально завершенное речевое целое» [Леонтьев 1979: 28].

Реализация целеустановки осуществляется через систему текстовых категорий, выделяемых на функционально — семантических основаниях и представляющих «глубинные смыслы текста» [Николаева 1990: 268]. Каждой из категорий свойственно единое содержание и определенная лингвистическая манифестация, не связанная жестко с уровнями языковой системы. Текст при этом предстает как некоторая совокупность категорий. Кроме того, выдвигается еще один сущностный параметр организации текстовой структуры — коммуникативная детерминированность. Характер адресованное&tradeтекста и совокупность экстралингвистических факторов речевого акта являются корректирующими условиями формирования текстовой структуры (см. Гаузенблаз 1978; Демьянков 1998).

Таким образом, объект лингвистики текста предстает как результат действия двух взаимонаправленных тенденций: внутренней (авторской интенции) и внешней (интеракциональной).

Аналогичным образом рассматривается текст и в теории речевых жанров. Можно даже утверждать, что основные положения речежанровых теорий дублируют положения лингвистики текста в аспекте исследования текстовых категорий.

В описании жанров лингвистическая теория придерживается принципов функционализма. Коммуникативный аспект речи, «образ автора» (см. «Стилистика газетных жанров» 1978) является главным при выделении жанровых типов. Ср.: «Важно выделять функциональное и структурное в понимании жанра.. Функциональные особенности должны определять и структуру жанра.» [Котляр 1989: 27]- «Целевая установка заставляет не только отбирать определенные факты, но и. обусловливает композицию и характер языковых средств. Так вырисовывается понятие о коммуникативной стратегии речи.» [Кожин 1982: 160]. Огромное влияние на формирование теории речевых жанров оказали идеи М. М. Бахтина, называвшего в числе факторов, создающих целостное единство высказывания как речевого жанра, предметно — смысловую исчерпанность, речевой замысел или речевую волю говорящего и типические композиционно — жанровые формы завершения. Причем «речевая воля говорящего. определяет и выбор жанровой формы, и выбор предмета сообщения» [Бахтин 1979: 268].

Лингвистическая теория жанра является также прямой наследницей Теории речевых актов, занимающейся, главным образом, «инвентаризацией» арсенала иллокутивных сил высказываний (см. Остин 1986; Серль 1986; Вандервекен 1990; Апресян 1986; Падучева 1985 и др.). Однако главным преимуществом исследований речевых жанров перед указанной теорией является повышенное внимание к формальной стороне речи (см. Земская.

1979; Вежбицка 1997; Шмелева 1997; Дементьев 1997 и др.). Параметры ха-рактеризации речевых жанров были предложены самим М. М. Бахтиным. Он полагал, что человеческая речь в типичных ситуациях отливается в готовые формы, которые даны нам почти так же, как родной язык. Типическими для речевых жанров являются: коммуникативная ситуация, экспрессия и экспрессивная интонация, объем (приблизительная длина речевого целого), концепция адресата и «нададресата» [Бахтин 1979: 267 — 305]. Помимо этого Т. В. Шмелева (1997) считает необходимым определять тип диктумного содержания и параметры языкового воплощения речевых жанров, куда включается весь спектр языковых возможностей, лексических и грамматических ресурсов жанра.

Как видим, постулаты, выдвигаемые теорией речевых жанров, во многом повторяют основные положения лингвистики текста: речь и текст, как ее продукт, формируются под влиянием двух факторов — авторской интенции и коммуникативной ситуации, параметры описания речевых жанровых форм повторяют набор традиционно выделяемых текстовых категорий. В этом смысле показательным является тот факт, что в обзорных статьях по проблемам речевых жанров упоминаются работы, выполненные в другой исследовательской парадигме (см. Дементьев 1997).

Вместе с тем, существующая практика научных исследований позволяет разграничить сферы интересов этих двух направлений. В лингвистике текста, называющей в числе основных текстообразующих параметров коммуникативную ситуацию, сформировалась тенденция рассмотрения текста как результата коммуникативных установок автора. Теория речевых жанров складывается как направление, интересующееся в большей степени условиями и способами осуществления коммуникации и их влиянием на текст (см. Вежбицка 1997; Дементьев 1998; Гольдин 1997 и др.). Сфера лингвистики текста — текст как воплощение авторской интенции, предмет интереса теории речевых жанров — сама ситуация общения, типовые модели коммуникативного взаимодействия. При этом текст исследуется не в своей когнитивной целостности, а как носитель маркеров определенной речевой ситуации.

Таким образом, в современных исследованиях наметилось два направления. Первое находится в русле филологической герменевтики и исследует глубинные ментальные категории, организующие текст. Второе, ориентируясь на нормы речевого поведения, сближается со стилистикой, социолингвистикой, этнографией.

Безусловно, феномен языковой игры обнаруживает свою специфику и, следовательно, может быть рассмотрен как в том, так и в другом аспекте, Но нашим целям — рассмотрение фактов игры в речи сквозь призму общих игровых механизмов — более соответствует методология лингвистики текста. В этом случае игровая целевая установка выступает как некая лингво-ментальная категория, подчиняющая своему влиянию разные текстовые уровни. Однако при таком подходе релевантность отождествления речевых тенденций и неречевых ментальных механизмов не кажется столь очевидной. Лингвистика текста, провозглашая главным организующим началом речевой деятельности внеречевые установки, не выходит, тем не менее, за рамки традиционных лингвистических парадигм. Рассмотрение языковой игры (языкового феномена) в рамках более широкой парадигмы игровой деятельности сознания требует обращения к такой методологии, которая не проводит принципиальных различий между речевой и неречевой деятельностью, но рассматривает первую как частное проявление второй.

Когнитивный подход наиболее полно соответствует поставленнымзадачам, поскольку главной особенностью этого подхода является неразличение языкового и неязыкового знания: в основании речевых структур лежат соответствующие ментальные структуры. (Ван Дейк, Кинч 1988; Фил-лмор 1988; Демьянков 1994; Петрова 1990 и др.).

В названном аспекте стирается проведенная А. А. Потебней граница между языковым и неязыковым значением, а речевой процесс предстает как их (значений) непрерывное стремление быть воплощенными в форме (оязыковленными). Современное понимание функциональных границ языкознания сформулировано А. Е. Кибриком в виде постулата: «Все, что имеет отношение к существованию и функционированию языка, входит в компетенцию лингвистики» [Кибрик 1994: 128]. Таким образом, данное направление, продолжая основные положения теории речевой деятельности (Леонтьев 1969), требует расширения сферы исследовательского внимания.

Таким образом, общетеоретическую и методологическую основу исследования составляют идеи и методы когнитивной лингвистики. Для нашей работы особенно актуальным является постулат о примате когнитивного, позволяющий провести параллель между речевой и неречевой игровой деятельностью, постулат о нерелевантности противопоставления лингвистического и экстралингвистического значения, позволяющий проводить глубинный фреймовый анализ семантики текста, а также постулат о неоднородности плана выражения языкового содержания, позволяющий выделить и дать функциональное объяснение ассертивным компонентам текста. (Баранов, Добровольский 1997). Актуальным в работе является также принцип стратегичности, комплексно организующий и регулирующий речевую деятельность индивида.

Общетеоретическую основу исследования составляют также работы, формирующие в своей совокупности общую теорию игровой деятельности (Кант 1966, 1986; Хейзинге 1992; Гадамер 1988 и др.), а также примыкающая к ним концепция искусства как игрового приема, принадлежащая JI.C. Выготскому (1998). Для объяснения некоторых положений в работе также используется теория диалогизма М. М. Бахтина (1975, 1979).

Общеметодологические установки были воплощены в комплексной методике, включающей ряд традиционных и специальных методов:

— логико — лингвистический анализ научной литературы;

— индуктивный метод (от текстовых факторов, то есть непосредственного наблюдения над объектом исследования, к выведению определенных закономерностей в языке);

— методика системно — иерархического описания стереотипных структур (сценариев, фреймов), изложенная в работах Т. В. Шмелевой (1988), Н. Б. Лебедевой (1999), Т. А. Демешкиной (2000).

— метод описания и типология модальных значений высказывания Н. Д. Арутюновой (1988);

— метод определения коммуникативного статуса пропозиций (Звегинцев 1976; Падучева 1985 и др.).

— методика формально — синтаксического описания структуры предложения;

— методика логико-информативного анализа синтаксических структур;

— классификационный метод;

— метод формально-статистического анализа.

Материалом для анализа послужило более 1000 произведений в жанре анекдота и речевых шуток. Речевая шутка — речевое произведение, имеющее форму отдельной реплики (изолированное или встроенное в неигровой текст), выполняющее игровую функцию. Анекдот — сюжетно организованное речевое произведение (рассказ) малого объема с игровой иллокутивной функцией.

Выбор материала обусловлен несколькими причинами, первая из которых — малая изученность произведений данной жанрово — стилевой направленности.

В последние годы в лингвистике наблюдается актуализация внимания к произведениям указанных речевых жанров (см. Шмелева, Шмелев 1999; Богомолова 2000). Семантика анекдота исследуется в общесемиотическом (Карасик 1997) и культурологическом (Пермяков 1988) аспектах. Однако наиболее часто актуализируются прикладные аспекты функционирования анекдота. Данный вид текстов, будучи удачным иллюстративным материалом, используется при исследовании самого широкого спектра языковых явлений (Седов 2000; Санников 1999; Голев 1995; Осипов 1995; Шуль-га 1995; Почепцов 1974).

Второй причиной, обусловившей выбор материала, послужила выдвинутая в работе гипотеза о преимущественной игровой нацеленности текстов с комическим содержанием (см. параграф 1.2.З.). Мы полагаем, что каждый комический текст является воплощением когнитивной игровой стратегии. Более того, игровая направленность текстов данного типа проявлена наиболее ярко, так как не смешивается с другими речевыми установками и функциями.

В-третьих, малый объем позволяет расширить сферу анализа и, тем самым, объективировать результаты исследования.

В процессе отбора текстов для анализа понятие «русский игровой текст» определялось нами как текст на русском языке. При этом мы отвлекались от генетического аспекта и определяемых им национальных особенностей текстов: присутствующих в ткани повествования артефактов, тем, героев, сюжетных схем. Ограничение сферы внимания исследования проводилось на функциональном основании: то, что носитель русского языка находит смешным, может быть использовано при исследовании ментальных парадигм, присущих русскому языковому сознанию.

Источником материала явилось приложение к журналу «Студенческий меридиан» «Анекдоты наших читателей» (№ 19−29), а также электронные версии сборников современного русского фольклора (общим объемом 1.8 Мб). Отбор был произведен методом сплошной выборки.

Задачи исследования:

1. Рассмотрение становления принципов описания игрового среза языка, представленных в научной литературе, и выявление на этой основе необходимости когнитивно-деятельностного подхода к определению феномена языковой игры.

2. Выделение общих принципов игровой деятельности сознания, проекция этих принципов на речевую деятельность с целью четкого ограничения сферы языковой игры.

3. Определение места анекдота и речевой шутки в игровой сфере языка и параметров его структуры, определяющихся игровой функцией данного текста.

4. Анализ глубинного (содержательного) слоя игровых текстов в аспекте реализации когнитивной игровой стратегии и классификация реализующих ее приемов.

5. Анализ и классификация приемов, реализующих игровую стратегию на поверхностном (синтактико-композиционном) уровне.

6. Анализ частотности проявления тактик глубинного и поверхностного текстовых уровней.

Основные определения, используемые в работе, и их краткое обоснование.

Избранный подход к проблеме языковой игры требует смены операциональной единицы исследования. Слово как носитель норм его употребления, до сих пор являвшееся предметом внимания, должно быть заменено более крупной единицей — текстом как материальным воплощением авторских интенций.

Игровой текст — функционально завершенное речевое целое, структура которого определяется действием игровой когнитивной стратегии. Понятие игрового текста в данной работе соотносится с узким толкованием языковой игры и включает только тексты комического содержания (речевые шутки и анекдоты).

Поскольку понятие «стратегия» имеет в современной лингвистике вариативную интерпретацию, следует особо оговорить параметры, которые определяются этим понятием в данной работе.

Принципиальное отличие в определении стратегии разными авторами кроется в той роли, которую призвана выполнять стратегия в процессе коммуникации. Особую группу составляют исследования, в которых это понятие используется применительно лишь к конфликтному общению. Говорящий (слушающий) избирает какую-либо стратегию, когда нет возможности осуществить первоначальный план высказывания и необходимо избрать иные средства выражения задуманного (Михальская 1996). Сходную концепцию стратегии предлагает О. С. Иссерс (1999), говоря о гибкости (приспособляемости к конкретной коммуникативной ситуации) как ее конституирующем принципе. Данные трактовки основаны на том, что только в ситуации выбора говорящий осознанно манипулирует концептуальной системой партнера.

Существует и более широкий подход к определению стратегии. С этой точки зрения, любая коммуникация стратегична, поскольку не бывает общения без цели. В работах Т. А. Ван Дейка (1989), А. А. Залевской (1999), Э. А. Лазаревой (2000), Н. В. Любимовой (2000) и др. стратегия понимается как некий общий замысел, имеющий вариативную речевую реализацию. Однако выбор варианта оказывается достаточно свободным, не связывается напрямую с ситуацией общения и может быть обусловлен другими причинами (например, характером сообщаемой информации, субъективными характеристиками говорящего и т. д.).

Мы считаем более верным второй подход: бесконфликтная коммуникация вполне может иметь стратегический характер. Стратегичность речи определяется действием механизма антиципации, предвидения результатов деятельности (Анохин 1968; Брунер 1977; Залевская 1999). Таким образом, говоря об игровой когнитивной стратегии, мы имеем в виду некоторый набор операций, необходимый для достижения запрограммированного результата.

При определении стратегии мы пользовались следующим базовым определением: «Стратегию следует охарактеризовать прежде всего как свойство когнитивных планов. Такие планы представляют собой общую организацию некоторой последовательности действий и включают цель или цели взаимодействия. Существует несколько способов достижения таких целей, и стратегии имеют отношение к выбору, позволяющему человеку достичь этих целей» [Дейк Ван 1989: 272].

Игровая когнитивная стратегия — модель ментальной деятельности, имеющая целью создание рекурсивной копии какого — либо фрагмента действительности и установление между игровой и неигровой моделями мира двойственных ассоциативно — диссоциативных отношений.

Тактика — частная задача, решение которой способствует реализации стратегии. На речевом уровне игровая стратегия реализуется в тактических приемах, способствующих установлению оппозитивных отношений между содержательным и поверхностно — синтаксическим уровнями текста. В частности, уровень содержания организуют тактики моделирования противоречия. Поверхностный уровень моделирует тактика незамечания контрастов.

В главе 2, посвященной описанию тактик построения содержательного плана, используется термин «сценарий», с помощью которого анализируется глубинная структура текста.

Согласно основному положению когнитивизма, человеческое мышление — это механизм обработки знания, который характеризуется особыми способами представления знаний. Но проблема определения этих способов на сегодняшний день далека от своего разрешения. Вследствие чего разные исследователи выделяют различные когнитивные модели: модули (Фил-лмор 1983), ситуации (Ван Дейк 1989), сцены, скрипты, фреймы и т. д. Все эти модели характеризует общность структуры — пропозициональная форма компонентов и иерархичность их организации. Ср.: «Фрейм — это множество вопросов, которые следует задать в гипотетической ситуациион определяет темы, которые следует рассмотреть и методы, которыми с ними следует работать» [ Минский 1978: 271] «Обратимость фреймовых и пропозициональных структур является решающим аргументом в пользу универсальности пропозициональной структуры как элемента всех ментальных процессов» [ Караулов 1976: 263]- «Мозговое отражение мира строится по типу моделей. Мозг не запечатлевает поэлементно и пассивно вещественный инвентарь внешнего мира,. но налагает на него те операторы, которые моделируют этот мир, отливая модель в последовательно уточняемые и углубляемые формы» [Бернштейн 1990: 421]- см. также Арутюнова Н.Д.(1988) — Демьянков В. З. (1983) — Падучева Е.В.(1985,1996) — Долинин К. А. (1983) — Арнольд И. В. (1982) — Тарасов Е. Ф. (1979).

Различие между выделяемыми единицами заключается лишь в объеме информации, включаемой в сферу внимания исследователя (см. «Краткий словарь когнитивных терминов» 1996; Филлмор 1988). Однако практическое применение этого параметра затруднительно, что является косвенным свидетельством его несущественности.

С другой стороны, наиболее часто используемый термин «фрейм», по свидетельству словаря, насчитывает четыре группы определений, и число этих определений постоянно растет. Поэтому мы предпочитаем пользоваться в дальнейшем термином «сценарий», понимая последний как концептуальную структуру, иерархически организующую отражаемые сознанием фрагменты мира. Существенным преимуществом данного термина является, на наш взгляд, и внутренняя форма слова, прямо отсылающая к пропозициональной структуре сценария.

Сценарий — ментальная структура, иерархически организующая отражаемые сознанием фрагменты мира. В структурном аспекте сценарий представляет собой сложное системное образование полипропозиционального характера. Вслед за Н. Б. Лебедевой считаем, что такое образование имеет полевую структуру, «. ядро которой составляет лексикализованная ситуация, периферия делится на ближнюю, дальнюю и сверхдальнюю и состоит из смежных пропозиций — ретроспективных, проспективных, параллельных». [Лебедева 1998: 146].

Соотношение понятий «сценарий» и «стратегия» определяется традиционным для когнитивной лингвистики представлением о разделении стереотипных структур по предметным областям и функциям. Ср. знания декларативные и процедурные (Баранов 1997) — структуры, ответственные за использование языка в реальном времени, и структуры, связанные с хранением информации. (Кибрик 1994). Различие используемых нами понятий описывается дихотомией «статическое — динамическое». Ментальные структуры, регулирующие речевые процессы, относятся к операциональным и имеют стратегический характер, иерархически организованные знания о мире представляют собой субстрат, выступающий основой для речевых действий.

Научную новизну исследования определяет избранный метод: впервые дается когнитивное объяснение феномена языковой игры, выделяется единица описания — игровой текст, осуществлена не только регистрация и классификация языковых явлений, но выявление такого взаимоотношения семантики и структуры коммуникативных единиц, которое направлено на достижение конечной цели коммуникации.

Работа написана в соответствии с требованием экспланаторности, что обусловливает выходы в экстралингвистическую сферу, поскольку свойства языка объясняются в свете выполняемых ими задач коммуникации.

Исследование является первым опытом описания анекдота как текста, направленного на реализацию игровых потенций языка.

Теоретическая значимость работы заключается в построении универсальной модели языковых игр, выявлении когнитивно — деятельностных параметров, охватывающих все виды игровых текстов и дающих основания для их типологии.

Практическая значимость работы заключается в использовании данной модели для описания и классификации малоизученного речевого материала (анекдот и речевая шутка). Кроме того, результаты, полученные в работе, могут быть полезны во всех областях языкознания, изучающих экспрессивную сторону языка, в теории и практике перевода. Игровой принцип может быть основанием обучения практическому владению языком, и применим в рамках курсов «Риторика», «Практическая стилистика» в качестве методики и объекта анализа экспрессивных средств речи.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Языковая игра — особый вид речевой деятельности, имеющий в своей основе игровую когнитивную стратегию.

2. Когнитивная игровая стратегия моделирует речевую условность, понимаемую как преднамеренная разделенность реального мира и мира речи в акте коммуникации.

3. Речевая шутка, анекдот предстает как вид игровых текстов, в котором расчленение реальности и речи о ней максимальна и составляет антиномию реального (произносимого) и должного.

4. Когнитивный игровой механизм обнаруживает себя в конкретных тактиках, действующих на разных уровнях организации текста. Основу игрового процесса составляют оппозиционные отношения содержательной стороны речевого произведения и способа ее воплощения (структурнокомпозиционной части).

5. Тактики, организующие уровень содержания игровых текстов, направлены на моделирование отношений контраста между объединяемыми сценариями. Тактика, организующая поверхностный (композиционно-синтаксический) уровень игрового текста, маскирует контрастные смысловые отношения под какие — либо другие.

Апробация работы:

Основные положения и результаты исследования были опубликованы в сборниках научных статей и представлены на конференциях «Человеккоммуникация — текст» (Барнаул, 1998), «Лингвистика и школа» (Барнаул, 1999), «Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты» (Бийск, 1998), а также неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры современного русского языка АТУ и на заседаниях семинара молодых ученых и аспирантов кафедры современного русского языка АГУ (1998;2000 г.).

ВЫВОДЫ.

1. Уровень поверхностной (композиционно-синтаксической) организации текста является значимым в процессе игровой речевой деятельности. На поверхностно-синтаксическом уровне текста действие игровой когнитивной стратегии проявляется в маскировке отношений контраста между взаимодействующими сценариями под другие типы отношений. Наблюдения над текстами позволяют типизировать способы реализации данной тактики по трем параметрам в соответствии с традиционно выделяемыми уровнями организации предложения: формальным, информативно-логическим, коммуникативным.

2. Относительная самостоятельность каждого из синтаксических уровней объясняет тот факт, что в каждом конкретном тексте представлено вариативное сочетание приемов разных уровней. Кроме того, в процессе реализации импликативной тактики в реальных текстах приемы одного из уровней могут доминировать над другими.

3. Основным приемом, реализующим тактику импликации на формальном уровне, является прием повтора. Параллелизм синтаксических конструкций, грамматических форм, лексем, морфем может быть основным и вспомогательным средством гармонизации контрастной информации в игровом тексте. Прием повтора достаточно регулярен и может быть использован как в качестве основного, так и в качестве вспомогательного средства реализации импликативной тактики.

4. Описание средств импликативной тактики на логическом уровне производилось с учетом двух параметров: способ представления сценариев в тексте (пропозициональный / непропозициональный) и тип логических отношений, возникающий между ними. В соответствии с этим выделено три приема. Прием вкрапления основан на непропозициональной репрезентации одного из компонентов взаимодействующих сценариев, который занимает одно из актантных мест в логической структуре первого. Второй прием — замещение, суть которого заключается в пропозициональном выражении центра игровой оппозиции и установлении логической связи, маскирующей контрастные отношения между сценариями. Внутри данного приема выделяется несколько композиционных групп, объединенных отношениями однородности, «общее — частное», «частное — частное», «парадокс разрешение парадокса», последние два из которых наиболее частотны. Суть третьего приема состоит в механической контаминации компонентов текста, имеющих различный семантический статус (событийных и модальных). Приемы логико-информативного уровня используются игровыми текстами в абсолютном большинстве случаев. Причем наиболее продуктивен прием замещения противительных отношений какими-либо другими логическими пропозициями.

5. Структура игрового текста в коммуникативном аспекте предстает как намек, представление содержания в косвенной форме. Реализации данной коммуникативной установки способствуют средства всех синтаксических уровней. Однако вследствие известной асимметрии структурного, логического и коммуникативного синтаксических уровней выделяется три приема, игровая сущность которых наиболее адекватно описывается на собственно коммуникативном срезе. Первый из них — «рассказ с конца», когда деформируется не само событие, а его интерпретация рассказчиком (порядок изложения фактов). Второй прием состоит в преднамеренной недосказанности. Сущность третьего определяется как перефразирование или «гиперпонимание», когда один из участников пытается скрыть информацию, либо намекнуть на нее, а другой разоблачает его и сообщает об этом также намеком, продолжая игру. Каждый из этих приемов обладает равной степенью частотности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Л. Витгенштейну принадлежит идея об игровой природе человеческого языка. Основой сближения этих двух, казалось бы, несовместимых феноменов послужило свойство обособленности речевого мира говорящего субъекта от реального мира. Причиной такого отделения являются особые правила устройства и функционирования языка, отличные от правил объективной действительности.

Внутренний (структурный) пласт речевого мира подробно изучен, однако при исследовании игровых свойств языка особую значимость приобретает функциональный аспект его рассмотрения, позволяющий определить правила ведения игр разных типов, в том числе и игры-шутки, игры-развлечения, являющихся объектом внимания в данном исследовании.

Новый аспект рассмотрения традиционно выделяемых явлений потребовал разработки новых принципов анализа, которые стали возможными благодаря сочетанию когнитивно-деятельностного и текстового подходов. Нами была предпринята попытка перехода от описаний, имеющих целью представить разнообразие игровых средств в русском языке (число которых в принципе неопределимо, поскольку каждое языковое явление может стать субстратом игровой речевой деятельности), к описанию их лингво-ментальной сущности. В работе в качестве достаточно нового лингвистического объекта представлена когнитивная стратегия и тактики, способствующие ее речевой реализации. Изучение данных явлений потребовало выработки соответствующих принципов языкового описания, заключающихся в выходе за традиционно лингвистические рамки.

Главный результат работы состоит в том, что сформулированы принципы анализа игрового текста, составляющие суть когнитивной стратегии, руководящей данным видом речевой деятельности. Основным способом воплощения игровой когнитивной стратегии в речи является расслоение глубинных и поверхностных структур текста, двуплановость, возникающая вследствие рассогласованности тактических установок в организации различных текстовых уровней.

Уровень содержания характеризует парадокс, создаваемый посредством специфической контаминации стереотипных информационных структур (сценариев). Нами выделено три модели создания парадокса. Первая модель возникает на базе одного сценария и состоит в качественном или количественном «переворачивании» одного или нескольких его компонентов. Две другие модели действуют на базе соединения двух разнородных стереотипов. В процессе такого соединения происходит незакономерный перенос нетождественных компонентов, мотивированный метафорическим или метонимическим подобием стереотипных структур.

Одной из характерных особенностей игрового речевого процесса является специфическая значимость формы речи, актуальность которой обычно минимальна, поскольку информация передается собственно семантическим содержанием языковых единиц. Однако когда речевая деятельность приближается к игровому типу, значение формы приобретает особую роль.

В данной работе произведена попытка доказать маскирующую функцию поверхностных структур в игровом тексте. Маскировка противоречия, сокрытие отношений контраста за какими-либо другими отношениями рождает второй план восприятия содержания, навязываемый спецификой текстовой организации, то есть непосредственно языком.

Таким образом, двуплановость, создаваемая оппозитивными отношениями реальной действительности и ее игровой виртуальной копии, на речевом уровне воссоздается посредством моделирования ситуации, не свойственной реальной жизни, и ее нарочитого «незамечания» в процессе речи.

Реализация импликативной тенденции осуществляется средствами разных языковых уровней. Мы поставили перед собой задачу описания наиболее частотных речевых «формул» импликации на ограниченном материале (анекдот, речевая шутка). Поэтому нас интересовала лишь поверхностно-синтаксическая структура текстов и, в частности, три параметра: способ репрезентации игровых пропозицийтип синтаксических отношений, устанавливаемый между ниминаличие параллелизма, устанавливаемого средствами формального и семантического повтора.

Таким образом, в работе подробно описан лишь центр поля игровых средств языка: речевые фигуры. Периферические игровые средства также поддаются изучению и могут быть типологизированы. В принципе, дальняя периферия очерченной речевой сферы (речевая шутка) пересекается со сферой более широкой (художественная речь) и включает все традиционно выделяемые художественные приемы. Подобная ситуация ничуть не противоречит данному в работе определению языковой игры и игровой когнитивной стратегии, предполагающему существование различных игровых сфер. При таком подходе речевая шутка является частным и более специфическим явлением, включенным в более широкие парадигмы экспрессивной и художественной речи.

Таким образом, действие игровой когнитивной стратегии требует изучения на разнообразном языковом материале, что даст возможность полного описания игровой подсистемы языка, а также выявления особенностей каждого типа текстов. Предложенная модель анализа позволяет рассматривать не только тексты-примитивы, коими являются анекдоты и речевые шутки, но и тексты больших объемов, в том числе и художественные. Особого внимания заслуживает также спонтанные речевые шутки, широко представленные в устной речи. Их специфическая особенность — строгая подчиненность контексту — позволяет предположить наличие особенностей в их структурной организации.

Вне рамок нашего исследования оказались игровые средства звучащей речи (интонирование, тембрирование, расстановка пауз и т. д.), поскольку объектом исследования являлись письменные тексты. Описание указанных средств позволит создать более полную картину исследуемого явления, которое вследствие своей сложности предполагает разноаспектное описание, теоретически обоснованное принципом дополнительности.

Таковы некоторые ближайшие перспективы изучения феномена языковой игры, дальнейшее изучение которого связано с широкой сферой лингвистических проблем, таких как природа подтекста, норма восприятия текста, проблема содержательной стороны высказывания, проблема связи языка и мышления и многих других, что указывает на важность и необходимость углубленной разработки намеченной проблематики.