Взаимодействие текста и комментария в китайской традиции на примере «Чжун-юн»

Комментарий вплоть до двадцатого века являлся одним из ведущих жанров научного дискурса в традиционном Китае. До сих пор изучение канонических и классических произведений немыслимо без обращения к этому средству трансляции традиции. Возросший в 90-е гг. XX века интерес к древним текстам и многочисленные версии их нового прочтения также требуют учета традиционных комментариев. Однако, по сравнению с корпусом канонических текстов, комментарий как жанр остается довольно мало изученным. В предлагаемой работе на конкретно-историческом материале анализируется взаимодействие текста и комментария в традиционной китайской культуре.

Для подробного рассмотрения избран канонический конфуцианский трактат «Чжун-юн», и в наши дни остающийся одним из самых читаемых и цитируемых древнекитайских текстов, наряду с «И цзин», «Дао-Дэ цзин» и «Лунь юй». Наиболее авторитетные комментарии к нему принадлежат Чжэн Сюаню (127 200), Кун Инда (574−648) и Чжу Си (1130−1200), таким образом, традиция получает отражение на отрезке в полтора тысячелетия. Кроме того, названные авторы осуществили сквозное комментирование большей части канонов. В целом, эти классические комментарии служат идеальным срезом традиции, а их форма — параллельный комментарий — является прототипическим случаем для всех вариаций жанра.

Введение

иной культурной перспективы обнажает известную «непрозрачность» культур друг для друга, связанную с тем, что классификационная сетка и набор установок родной культуры бессознательно принимается за универсальную отправную точку.

Лишь в последние десятилетия начало формироваться осознание того, что объективность научного дискурса достигается за счет жесткого ограничения контекста одной системой описания, в рамках которой наука отличается высокой эффективностью. Но в гуманитарных науках объект изучения часто является либо иным самодостаточным миром, либо составной частью этого иного мира, располагающего собственным языком. Простой изоморфный перевод в этом случае даст представление, пронизанное культурным «центризмом» исследователя.

Так как абсолютно объективное описание феномена одной культуры с точки зрения другой невозможно, стремление к научной точности в наши дни требует постоянного сопоставления частных перспектив различных культур и осознания условности проекций из одного поля восприятия в другое. Тогда становится возможным увидеть традиции на фоне друг друга и сопоставить культурные явления без поиска несуществующего универсального метаязыка. На более конкретном уровне приложения это означает пристальное внимание к используемым частным языкам на уровне имен/терминов и связей между ними. Поэтому современные научные термины и понятия обыденного сознания разбираются на фоне традиционных китайских самоназваний и концепций.

В результате, настоящая работа носит междисциплинарный характер. Методологическим полюсом служит лингвистика текста, а полюсом, задающим направление описания культурология, теория дискурса и отчасти герменевтика. Лингвистическая база, структурный подход и статистические методы описания обеспечивают верифицируемость, а культурология и герменевтика создают поле, в котором находят свое место лингвистические процедуры. Таким образом удается продемонстрировать своеобразие традиционного китайского комментария, которое ярко проявляется в тенденции к образованию устойчивых и широко распространенных текстовых единств, состоящих из основного текста и комментария или нескольких комментариев. Поэтому заявленную тему можно кратко сформулировать как единство «текст-комментарий», что естественным образом задает внутреннюю логику работы: от текста к комментарию и затем к их взаимодействию и единству.

В первой главе («Классический китайский текст») механизмы текстообразования древнекитайского языка выводятся из своеобразия языковых единиц разных уровней. Вторая глава («Взаимодействие канонического текста и комментария») посвящена строению комментария и лингвистическому описанию механизмов его сцепления с текстом. В двух первых главах текст и комментарий анализируются в основном с точки зрения формальных, структурных, а не содержательных аспектов. Однако акцент ставится не на статические, а на динамические аспекты структуры, обнаруживающие внутреннюю развертку феномена на переходе от иероглифа к тексту, и от текста к комментарию. В небольшой третьей главе («Единство „текст-комментарий“ в контексте традиции») структурный подход сменяется более общим функциональным и концептуальным описанием единства «текст-комментарий» в потоке традиции. Здесь в центре внимания оказываются интерпретационные аспекты комментария, то есть, закономерности конструирования смысла в связи с воспроизведением и передачей текста в традиции. На этом этапе становится очевидным, что текст или единство «текст-комментарий» становится полноценным текстом, только когда он воспринимается как часть дискурса, где абстрактный язык слит с конкретным миром, точнее с установками по его поводу. В приложении приводятся материалы статистического характера, а также экспериментальный перевод «Чжун-юн» и отрывков (за ограниченностью места) комментариев Чжэн Сюаня и Чжу Си. Необщепринятые переводы специально не оговариваются, но в тексте работы обычно сопровождаются транскрипцией и/или иероглифами. Кроме того, китайские термины, напечатанные курсивом, осмысляются как транскрипции и не склоняются.

Структура работы в целом направлена на то, чтобы познакомить с комментарием в его конкретных проявлениях и показать органичность этого феномена как внутри себя, так и в культурном комплексе, где все части дополняют и порождают друг друга. В намеченном ракурсе «Чжун-юн» и его комментарии практически не изучались. Тем не менее, можно выделить три области, имеющих непосредственное отношение к теме исследования: 1) изучение текста «Чжун-юн», 2) изучение структуры текста в современном китаеведении 3) традиционная китайская наука о толковании, сюньгусюэ.

Как произведение, занимающее важное место в конфуцианской традиции, «Чжун-юн» всегда привлекал внимание ученых, но рассматривался главным образом либо с узко текстологическими целями, либо с точки зрения философии. В основном, издавались сопроводительные статьи к переводам и учебные издания, подобные [Дасюе Чжунюн цзиныпи]. В русле возрождения интереса с конфуцианству и неоконфуцианству стали появляться монографии, целиком посвященные «Чжун-юн». В 1976 году выходит книга Ду Вэймина «Срединность и общность: очерк конфуцианской религиозности» [Tu W. 1976], в которой в духе герменевтики разбираются главные концепции трактата — цзюньцзы, чжэм/управление, чэя/искренность. В 2001 году свою философскую интерпретацию «Чжун-юн» предлагает Роджер Эймс [Ames 200Ц. В работе «Центрирование знакомого: перевод и философская интерпретация Чжунюн» он продолжает развивать идею о специфической религиозности конфуцианства, в котором вместо Бога выступает полнота человеческого опыта. В 2003 году выходит исследование А. Е. Лукьянова «Чжун юн» конфуцианское учение о середине" [Лукьянов 2003], которое явилось первой отечественной работой, специально посвященной историко-философскому и структурно текстовому анализу этого трактата.

Изучение структуры текста набирает силу, начиная со второй половины XX века, но почти не было представлено в китаеведении до 1976 года, когда вышла в свет новаторская монография B.C. Спирина «Построение древнекитайских текстов» [Спирин 1976]. В этой работе вводится сама концепция структуры, жестко конституирующей текст. Предметом анализа становятся «девятичленные построения» или «каноны» (цзии), представляющие собой набор из девяти фраз, которые разными способами можно разнести по трем строкам и трем столбцам. Автор предположил, что канон не просто встречается в тексте, но задает способ его построения и восприятия. Поскольку канон представляет собой пространственную развертку линейного потока текста, адекватное понимание текста, построенного по этому формальному принципу, возможно только при учете нелинейного характера внутритекстовых связей между составляющими каждого данного набора, что и было продемонстрировано B.C. Спириным на примере «Дао-Дэ цзын» и отрывков из других классических китайских текстов.

Анализ древнекитайских текстов с точки зрения подлежащей им структуры оказался плодотворным как в области исследования конкретных принципов построения письменных текстов [Лихтман.

1987], так и для раскрытия методологии традиционной китайской философии [Кобзев 1988]. За прошедшие десятилетия этот подход был опробован на довольно представительном круге классических текстов. Помимо «Дао Дэ цзин» [Спирин 1976], [Карапетьянц, Крушинский 1998] заново были прочитаны «Си-цы чжуанъ» [Спирин 1982], отдельные главы «Ли цзи» [Карапетьянц, Кузнецова 1999], отдельные главы «Вэнъ-синъ дяо-лун» [Карапетьянц 1998;99], отдельные главы «Сунъ-цзы» [Чуев 1999], а также отрывки из многих других классических текстов «Лунъ-юй» [Спирин 1976], «Иньвэнь-цзы» [Карапетьянц 1998;99], «Сюнъ-цзы» [Карапетьянц 1998;99], [Кобзев 1988], «Хуайнань-цзы» и «Ханъфэй-цзы» [Кобзев.

1988] и т. д. Помимо расширения круга исследуемых текстов, развитие подхода шло по линии умножения и детализации базовых структур, а также применения принципа организующей структуры к более высоким уровням текста. Например, троично-пятеричные текстологические структуры подробно разбираются в [Кобзев 1993], а пространственный характер композиции «Ши цзин» и «Шанъ-хай цзин» был выявлен в [Лихтман 1987].

Арсенал технических средств комментария был предметом традиционной китайской науки сюньгусюэ, которая большую часть XX века воспринималась как безнадежно устаревшая дисциплина, но с 80-х годов переживает подлинное возрождение. Одна за другой выходят монографии, например, «Краткое описание сюньгусюэ» [Чжоу Дапу 1980], «Краткий очерк сюньгу» [Лу Цзунда 1980], «Общий обзор сюньгу» [У Мэнфу 1983], «Современное представление о сюньгусюэ» [Ян Гуанжун 1995], «Принципы сюньгусюэ» [Ван Нин 1996] и другие. Однако споры о сущности этой науки и ее отношении к современным дисциплинам не утихают до сих пор. В частности, отношению сюнъгусюэ к современным дисциплинам посвящена книга Чжана Юэмина «Критическое исследование сущности сюнъгусюэ» [Чжан Юэмин 1994], в которой подробно разбираются точки соприкосоновения и расхождения сюнъгусюэ с филологией, семантикой и прагматикой, лингвистикой в целом, геменевтикой. В любом случае комментарий разбирается в сюнъгусюэ, прежде всего, как набор изолированных приемов толкования, и лишь затем как инструмент переинтерпретации текста. И традиционное, и современное сюнъгусюэ не занимается комментарием с точки зрения текста и в связи со структурой текста в целом.

На Западе и в России комментарии читали и активно пользовались ими, особенно при изучении философии, где комментарий, вообще, являлся основным жанром. Так, при династии Сун, в период расцвета философского творчества, трактаты по распространенности уступали юй-лу (записям бесед) и цзян-цзо (лекциям), опережая по удельному весу лишь авторские сборники философских стихотворений и писем. Тем не менее, о комментарии в исследованиях обычно говорилось вскользь в контексте других проблем и как о чем-то не требующем дополнительных разъяснений.

А.И. Кобзев делает наблюдения над природой комментария как одного из важнейших факторов, определивших форму традиционного китайского философствования: «С самого начала программной установкой Конфуция было «передавать, а не создавать, верить древности и любить ее» («Лунь юй», VII, 1). При этом акт передачи. имел культуросозидательный, творческий характер, поскольку канонические произведения, на которые опирались первые конфуцианцы, были уже малопонятны их современникам и требовали осмысляющих толкований.

Теоретическое новаторство как правило не только не акцентировалось и не получало явного выражения, но напротив намеренно растворялось в массе комментаторского (квазикомментаторского) текста" [Кобзев 1988, С. 19]. Но главным для автора остаются философско-методологические аспекты формирования и функционирования понятий и терминов, а не лингвистически-культурологические аспекты комментария как типа текста.

В Китае сопряженность текста с комментарием в силу почти двухтысячелетней привычки продолжала восприниматься как нечто само собой разумеющееся, а на Западе, подзабывшем за период Нового Времени комментаторский жанр, комментарий, наоборот, казался чем-то слишком второстепенным, чтобы уделять его рассмотрению специальное внимание. Сдвиг наметился в связи с неуклонным возрастанием интерпретирующего и комментирующего начала в современной культуре, на наших глазах поворачивающей от наивности доминирующего антитрадиционализма, устремленного в будущее, к осознанию множественности и равноправности форм восприятия.

В лингвистике и филологии комментарий как самостоятельный объект исследования постепенно начинает привлекать внимание ученых в 70-х годах XX века. На рубеже 80-х-90-х годов комментарий, наконец, обретает статус особой темы в западной синологии. Исследователи один за другим начинают обращаться к изучению китайского комментария, как с культурно-исторической, так и с лингвистической точки зрения. В 1991 году выходит монография Хендерсона, посвященная сравнительному исследованию писаний и комментария в конфуцианской, западноевропейской (Гомер и Библия), индийской, иудаистской и исламской традициях [Henderson 1991]. Особый упор автор сделал на исходных комментаторских установках и стратегиях в конфуцианстве. В том же году выходит в свет книга Стивена ван Цорена, показавшего как менялось восприятие «Ши цзин» в зависимости от господствующих герменевтических установок [Van Zoeren 1991]. В 1994 году Ричард Линн, издал свой перевод «И цзин» в сопровождении полных переводов параллельных комментариев Ван Би (226−49) и Хань Канбо (ум. около 385), положив почин серьезной публикации комментариев [Lynn 1994]. В 2000 году Рудольф Вагнер издает книгу под названием «Ремесло китайского комментатора», в которой подробно разобраны методы работы Ван Би с «Дао-Дэ цзин» в сравнении с другими комментаторами этого текста [Wagner 2000].

Хорошим знаком можно считать научный семинар, проведенный синологическим институтом Гейдельберского университета в 2000 г. «Текст и комментарий в императорском Китае». Тем не менее, остается актуальным призыв Гарднера продолжить работу по изучению этого «overlooked but crucial» жанра, без которого невозможно «более полное, структурированное и детальное понимание китайской конфуцианской традиции» [Gardner 1998, С. 399].

Предлагаемая диссертация вводит тему классического китайского комментария в отечественное китаеведение, а продолжение и развитие активно разрабатываемого российскими учеными структурного подхода, в свою очередь, позволяет дополнить методы изучения комментария, используемые на Западе и в Китае. Кроме того, работа восполняет недостаток исследований, посвященных комментаторской традиции «Чжун-юн», а также исследований в области лингвистики традиционного китайского текста.

Целью диссертационной работы является выработка подхода к изучению комментария как типа текста в целом и описание классического параллельного комментария в традиционной китайской культуре через призму реальных текстов. Результаты диссертационного исследования можно использовать при разработке проблематики, связанной как с узко лингвистическими аспектами стуктуры текста, так и в целом с механизмами традиционной культуры и ее воспрития в современном мире.

Основными источниками для данной работы послужили «Чжун-юн» («Срединное-обыденное») и комментарии на него, принадлежащие Чжэн Сюаню (127−200), Кун Инда (574−648) и Чжу Си (1130−1200). При работе над текстами использовались «Четырехкнижие и пятиканокние» [Сы шу у цзин 1988] тяньцзиньского издания и «Пять канонов с древними комментариями» [Гу чжу У цзин 1961] тайбэйского издания. Вариативность редакций изучалась по «Четырехкнижию со сводом комментариев» [Сы шу цзичжу 1989], «Книге установлений с комментариями. Комментарий/шу Кун Инда» [Ли цзи чжу-шу 1739], «Книге установлений» [Ли цзи 1893], «Книге установлений с комментариями Чжэна» [Ли цзи Чжэн чжу 1936].

На защиту выносятся следующие тезисы диссертации:

1) Структура классического китайского текста тесным образом связана с механизмами ритмизации, которые в древнекитайском языке функционально подобны грамматическим средствам.

2) Комментарий является закономерным следствием текстовой коммуникации в развитых культурах традиционного типа, опирающихся на канон, и выступает как одно из основных средств трансляции традиции. Развитию и распространению комментария в Китае также способствовал тип языка.

3) Развитая культура текста в Китае обеспечивала существование устойчивых единств «текст-комментарий». При этом, текст и комментарий выступают в качестве разных, но полноправных типов текста с противоположными признаками.

4) Принципиальная многофункциональность комментария связана с наличием двух перекрывающихся, но не совпадающих ориентаций — на значение или на смысл — и раскрывается в диапазоне от сжатого лексиграфического толкования до полной переинтерпретации.

5) Классический комментарий развивается как реакция на смену дискурсов и нацелен на поддержание дискурсной определенности основополагающих текстов культуры.

Ряд главных тезисов и выводы диссертации были изложены в виде докладов на VII и IX всероссийских научных конференциях «Философии Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация (Москва, 2001, 2003), на XXXII научной конференции «Общество и государство в Китае» (Москва, 2002), на II международной конференции «Китайская классическая Книга Перемен и современность» (Москва, 2002). Кроме того, данные исследования использовались при переводе на русский язык «Чжун-юн» (см.: [Конфуцианский трактат «Чжун юн» 2003]) и двух главных комментариев к нему (Чжэн Сюань и Чжу Си). Было опубликовано десять работ, отражающих содержание диссертации.

Заключение

.

Настоящяя работа описывает текстообразование в пространстве между языком и культурой, в котором любой факт существует в сложном симбиозе с другими фактами языка, текста и культуры. Целевым фрагментом иного культурного мира служил классический китайский комментарий. В качестве основного метаязыка описания использовалась лингвистика текста, а рефлексивный анализ и сравнение терминов метаязыка с самоназваниями китайской традиции позволили рассмотреть текст как продукт, с одной стороны, языка на всех его уровнях, а с другой, как дискурсное образование. Язык выступает как «базис и синкретическое явление культуры» [Касевич 1996, С. 191], а дискурс отвечает за языковые аспекты идеологии как «мировоззренческой, теоретической схемы» [Касевич 1996, С 191]. Последовательное использование рефлексивного анализа наряду с сознательным отношением к избранному метаязыку позволяет решить «двойную задачу толкования культурных миров, .представляя их как значимые и доступные пониманию и, в то же время, как сопоставимые со всеми иными» (Спиро, цит. по [Вежбицкая 1997, С. 52].

Для достижения этой цели.

1)описано строение текста в китайской традиции с учетом языковой специфики и подробно проанализированы основные механизмы структурированности в «Чжун-юн» как в типичном представителе китайской культуры текста.

2) Предложена общая классификация текстов, включающая комментарий как один из типов, и описаны признаки, задающие основные характеристики комментария в противопоставлении комментируюемому тексту.

3) Показана связь комментария с типом культуры и отражена специфичность китайского комментария, вытекающая из типа языка.

4) Рассмотрены принципы комментирования, выделены функциональные виды параллельного комментария и намечена общая стратегия комментария.

5) Рассмотрены традиционные китайские концепции текста, комментария и традиции.

6) Комментарий охарактеризован как средство трансляции традиции.

7) Кроме того, намечены и опробованы принципы перевода единств «текст-комментарий» с учетом определенной комментаторской школы.

Языковое своеобразие китайского материала по контрасту с русским проявляется в ритмичности. Ритм, начиная с уровня слогоморфа, пронизывает все уровни языка и текстовой структуры. Ритм направляет внимание на отношения между элементами и выделяет структуру. Естественным выражением ритма является параллелизм, а также другие более свободные формальные повторы, использующие любые языковые средства. В случае древнекитайского языка механизм ритмизации функционально подобен грамматическому оформлению и в равной мере с последним выявляет синтаксическую и семантическую структуру текста. Грамматически-ориентированное восприятие склонно не замечать ритмической упорядоченности китайского текста, что затрудняет процесс интерпретации и может вести к серьезному искажению смысловых акцентов даже при верном понимании содержания в целом.

Ритмичность в одинаковой степени характерна и для основного текста, и для параллельного комментария, но в остальном эти типы текста диаметрально противоположны. Благодаря развитой культуре текста, которая поддерживает в явленной структуре текста выраженную разницу в функциональной реализации и в параметрах, текст не смешивается с комментарием, а механизмы ритмичности, позволяют комментарию отражать в себе основной текст и образовывать с ним единое текстовое пространство. Хотя сами по себе комментарии распространены во всех развитых письменных культурах, опирающихся на канон, устойчивость, распространненость и нейтральность текстовых единств типа «текст-комментарий» относится к особым признакам китайской традиции.

Если ритмичность способствует отражению композиции текста в комментарии, то с точки зрения содержания, комментарий подхватывает и продолжает основной текст. При этом наблюдается четкая тенденция расширения в двух направлениях:

1. от точечного значения — к значению связного теста.

2. от толкования значения к передаче смысла. Динамичность комментарию придает гибкость в отношении текст-коментарий — свобода выбора точек комментированиягибкость в отношении размера субтекста комментарияналичие функциональных видов комментария, наличие разных форматов и моделей внутри одного вида, что позволяет относительно свободно сочетать виды и форматы в конкретном субтексте комментарияотсутствие жесткости в строении субтекста комментария.

У Чжу Си, кроме того, используется иерархизация субтекстов комментария по объему/статусу комментируемой области. Принципиальная многофункциональность комментария связана с наличием двух перекрывающиеся, но не совпадающих ориентаций — на значение (сюнь-гу), и на смысл (и-ли) — и раскрывается в диапазоне от сжатого лексиграфического толкования до полной переинтерпретации. Таким образом, на переходе от глоссы к толкованию и от толкованию к истолкованию легко создается сложная, но стилистически единая фактура комментария, который благодаря этому превратился в удобную форму самовыражения, «особо ценимую за непосредственную близость к каноническому тексту» [Gardner 1998, С. 408].

Комментарий вытекает из текста и продолжает текст как требование дискусрной завершенности. Каждый текст несет в себе свой мир-дискурс, обеспечивающий экономию восприятия потенциально бесконечного смысла, и именно дискурс отвечает за известную стереотипность языка в использовании и определенность смысла того или иного текста. С течением времени и сменой читателей начальный дискурс текста теряет свою определенность, укоренненость в поле контекста. Цель комментария состоит в реконструкции дискурса. Если текст выступает как указание на отношение к миру, то комментарий является указанием на отношение к тексту. Однако, поскольку дискурс работает на уровне неповторимых смыслов, а не унифицированных языковых значений, то на практике комментарий всегда активно воздействует на смысл текста, то есть подменяет дискурс текста собственным миром-дискурсом.

Традиционный Китай поддерживал единство языка культуры, и на протяжении последних двух тысячелетий язык комментария практически не изменился. Поэтому, хотя сам по себе комментарий никогда не служил и не мог служить мостом, соединяющим соответствующие миры, вездесущий комментарий, может восприниматься как ось времени, на которой отложены разные дискурсы китайской традиции.

Анализируемые в настоящей работе комментарии к «Чжун-юн» отражают тысячелетний период развития жанра, и все являются его классическими и прототипическими образцами, в которых полностью реализовался диапазон комментаторских подходов сюнь-гу—и-ли. Развитие комментария шло по линии расширения и включения процедур сюнь-гу в качестве первого шага в процесс все более свободной от основного текста интерпретации и-ли. Потенциал жанра, как со структурной, так и с содержательной точки зрения, максимально полно раскрылся у Чжу Си, и именно его дискурс до сих пор оказывает существенное влияние на восприятие «Чжун-юн». Широкий охват темы позволил лишь затронуть интерпретационное и дискурсное начало в понимании текста. Однако, это намечает перспективу изучения культуры текста в целом.