Антропоцентрической взгляд на язык как на результат когнитивной деятельности человека убедительно иллюстрируется лексикой, в особенности ономастической. Это тем более справедливо для региона полиэтнического, как Северный Кавказ, где формирование кабардино-черкесской ономастической системы происходило под влиянием глобальных культурно-исторических процессов, а также в условиях взаимодействия языков, родственных и неродственных.
Актуальность исследования. Обращение к данной теме объясняется отсутствием специальных исследований по развернутому описанию лексико-семантических и грамматических типов кабардино-черкесской антропони-мии, хотя эта работа была начата нами в монографии «Кабардино-черкесские фамилии» (1993). За десятилетие, прошедшее после выхода этой книги, у автора накопились новые сведения, касающиеся состава анализируемой номенклатуры, семантики тех или иных образований, универсалий, представляющих интерес для теоретической ономастики. В данной диссертации дальнейшему исследованию подвергаются не все лексико-грамматические типы кабардино-черкесских фамилий, обозначенные в названной книге, а те из них, которые разрабатывались нами лично и которые представляют наибольший интерес в указанных отношениях. Становление кабардино-черкесской антропонимии как важнейшей части адыгской ономастики и отрасли языкознания обязано трудам российских и зарубежных оно-матологов А. М. Селищева (1948,1968), В. К. Чичагова (1959), В. А. Никонова (1970,1974,1993), О. Н. Трубачева (1994), А. В. Суперанской (1973,1987 и др.),.
B.Д. Бондалетова (1983,1987), Н. В. Подольской (1978), Н. В. Бирилло (1970),.
C.Б. Веселовского (1994), А. В. Сусловой (1981), Л. М. Щетинина (1972), С. И. Зинина (1972), В. Георгиева (1954), С. Роспонда (1980), Б. О. Унбегауна, исследовавшего свыше 10 тысяч русских фамилий (1989) и др.
В связи с проблемой когнитивных основ именования человека представляется целесообразной актуализация такой роли восприятия, как выделение в объекте (человеке) признаков, качеств, сторон, участвующих в формировании целостного образа именуемого и находящих свое выражение и его номинациях.
И главное в этом — отражение человеческого опыта в именовании. В одном из докладов, прозвучавших на XX Международном конгрессе ономастических наук, подчеркивалось, что имена помогают реконструировать прежнюю картину мира и лучше понимать современную. Формирование антропоцентрической парадигмы в языкознании в конце XX в. обострило интерес к тем сферам языка, в которых наилучшим образом сохраняется культурная и когнитивная память слова. К ним можно отнести ономастику.
Семантика и грамматика антропонима — наиболее актуальные аспекты исследования этого класса лексики любого языка. Выявление общих признаков в этой сфере, которые могут быть положены в основу типологической характеристики языка или группы языков, относится к первостепенным задачам современного языкознания. Каждый язык, материал которого исследуется в этих отношениях, обещает много полезного как в иллюстрации существующих универсалий, так и в выявлении специфики именований конкретных языков. Все сказанное обусловливает актуальность избранной темы для общей и кавказской ономастики.
Предметом исследования являются лексико-семантические и грамматические типы и единицы кабардино-черкесских антропонимов (преимущественно фамилий).
Цель исследования — представить лексико-семантические и грамматические типы кабардино-черкесских антропонимов, используя при этом в качестве фона данные неродственных (русского и некоторых других) языков.
Для получения более объективных данных о лексико-семантических разрядах и грамматических типах кабардино-черкесских антропонимов анализу подвергаются преимущественно фамильные имена как наиболее устоявшиеся ономастические единицы. Они глубже, чем личные имена, отражают лингвистические и экстралингвистические особенности антропонимов. Это касается как языковой природы, так и структурных типов онимов.
В соответствии с целью исследования определены и его задачи:
• на основе анализа общетеоретических и специальных трудов в области ономастики охарактеризовать структурные и грамматические типы антропонимов в кабардино-черкесском языке;
• выявить слой имен (в широком смысле), обусловленный религиозными верованиями, уделив особое внимание тем из них, которое имеют библейское происхождение;
• описать кабардино-черкесские фамилии, идущие от прозвищ;
• охарактеризовать кабардино-черкесские фамилии, восходящие к географическим названиям (на материале КБР);
• выявить кабардино-черкесские антропонимы, образующие лексико-семантические параллели к русским фамилиям восточного происхождения.
Методы исследования. Основой метод, используемый в работе, — описательный, являющийся фундаментом, на котором строятся все прочие аспекты ономастических исследований. Этот метод сочетается с методом анализа по ключевым словам, а также статистическим методом.
Научная новизна настоящей квалификационной работы состоит в том, что в ней впервые дается систематическое описание лексико-семантических и грамматических типов кабардино-черкесских антропонимов на фоне иноязычного (чаще — русского) материала. При этом особое внимание уделяется слою антропонимов, унаследованных от религиозных верований, фамилиям, восходящим к прозвищам, исследованию антропонимов топонимического происхождения, а также родовым именам, идущим из восточных языков.
Методологической основой исследования стали теоретические положения названных выше отечественных и зарубежных ономастов.
Определяя отношение имени собственного (ИС) к понятию, к языковой картине мира как проблеме когнитивной лингвистики и другим вопросам теоретического характера, автор опирался еще на труды Ю. С. Степанова (1975), В. А. Аракина (1979), Ю. Д. Апресяна (1995), З. К. Тарланова (1984), Е. С. Кубряковой (1999, 2001), В. П. Нерознака (1986), В. А. Масловой (2001), Р. С. Аликаева (2002), С. К. Башиевой (2002), З. Х. Бижевой (2000), А. И. Геляевой (2002) и других ученых.
В диссертации учитывались результаты исследования абхазо-адыгской антропонимии. В частности: освещение различных аспектов кабардино-черкесской и адыгейской антропонимии в монографиях (Коков Дж. Н., 1993; 1983; Коков Дж. Н. и Кокова Л.Дж., 1993; Намитокова Р. Ю. и Абрегов А. Н., 1998) — характеристика древнеадыгского пантеона в эпосе и состава исконных личных имен в адыгских языках (Кумахов М.А. и Кумахова З. Ю., 1970, 1998), отражение в адыгской мифологии названий божеств (Шортанов А.Т., 1982) — наблюдения над онимами кабардино-черкесского и других родственных языков с точек зрения историко-этнографической (Лавров Л.И., 1978, 1982; Мамбетов Г. Х., 1970) — философской (Шенкао Г. Х., 2002) — диалектной принадлежности (Бгажба Х.С., 1964) — лексикографическая характеристика работ по адыгской ономастике содержится в исследованиях М. Л. Апажева (1963, 1992, 2000) и А. К. Шагирова (2002).
Основными источниками материалов для проведенного нами исследования стали:
1) прямой и обратный словари адыгских антропонимов, вобравшие в себя, кроме обиходных именований, — теонимы, эпические фиктонимы, «вторые» имена, имена избегания и др. (Коков, 2001);
2) словарь кабардино-черкесских фамилий, распространенных в административных единицах Северного Кавказа, а также среди черкесской диаспоры зарубежных стран (Турции, Сирии, Иордании), опубликованный нами в соавторстве в книге «Кабардино-черкесские фамилии» (1993);
3) экспедиционные материалы и картотеки по адыгской и, в частности, кабардино-черкесской антропонимии, сосредоточенные в лаборатории по онамастике и диалектологии КБГУ;
4) опубликованные материалы научного семинара по ономастике Северного Кавказа, проведенного при названной лаборатории в 1999 г;
5) статистические сведения о составе и динамике кабардино-черкесских онимов, аккумулированные в опубликованных работах, дипломных сочинениях и докладах, представленных на ономастический семинар при кафедре русского языка и общего языкознания. Общее количество адыгских (преимущественно кабардино-черкесских) антропонимов, привлеченных к анализу из названных источников, превышает 8тысяч. При препарировании типов кабардино-черкесских антропонимов в качестве фонового использованы материалы по русской антропонимии С. Б. Веселовского (1974), Б. О. Унбегауна (1989), В. А. Никонова (1993), Н. А. Баскакова (1993) и некоторых других авторов. Как источники при установлении семантики антропонимов чаще использовались работы Алима Га-фурова (1987), А. В. Суперанской (1987, приложение I), Н. А. Петровского (1996) и др.
Теоретическая значимость работы определяется потребностями общей ономастики в исследованиях по описательной антропонимике, функционирующей в полиэтнической среде, так как последние являются необходимым источником для теории ИС.
Возможные области практического применения результатов исследования: составление словарей фамильных и личных имен, учебные занятия по курсу «Основы ономастики», исследовательская работа в области общей и частной ономастики, выявление универсальных и специфических явлений в данной области, обнаружение следов взаимодействия языков в сфере антро-понимии и др.
Основные положения, выноснмые на защиту:
1. Язычество и христианство, пережитые адыгами до принятия мусульманской религии, оставили заметный след в их ономастике, в частности — в антропонимии. Принятие ислама и пришедший вместе с ним поток имен оттеснили на второй план имена исконные, идущие еще от языческого периода истории адыгов. Нечто подобное произошло и с русскими языческими именами, уступившими грецизованным древнееврейским и латинским именам. В кабардино-черкесской антропонимии особой глубиной залегания характеризуются имена библейского происхождения, усвоенные через арабское посредство в период утверждения ислама.
2. Доминирующий способ образования онимических единиц в кабардино-черкесском языке предопределен строем этого языка: в нем преобладают сложения основ, включающие ключевые слова различной частотности (в отличие, например, от русских антропонимов, образуемых преимущественно суффиксами).
3. Для кабардино-черкесского языка ступени становления антропонима совпадают с таковыми в других языках: апеллятив — прозвище — патронимнаследуемое имя (фамилия). Этот факт образует универсаль. Совпадает и семантика значительного количества антропонимических основ. Однако кабардино-черкесские прозвища исторически накопили набор лексем, отражающий специфический уклад жизни и хозяйствования.
4. Фамилии, восходящие к географическим названиям, в кабардино-черкесском языке, образуя особый класс антропонимов, разумеется, сохраняют ориентацию на собственную географию. Однако в этой группе антропонимов обнаруживаются вкрапления, объясняемые «чужой» географией, что привлекает особое внимание.
5. Заметные группы фамилий в кабардино-черкесском языке образовались из заимствованных лексем или готовых онимов. Поскольку эти единицы проникали и в другие языки, возникли параллели, имеющие материальные и семантические основания в разных языках. Подобные параллели иногда пересекаются с семантическими параллелями на кабардино-черкесской почве: каб.-черк. Болэт «Болатов» и русск. Булатов из тюрк, булат «стальной клинок» < перс, пулад «сталь, меч» при каб.-черк. Дэ/сатэ «меч» «Гятов» и производных Джатэгъээ/съ* и др.
Апробация работы. Основные положения исследования были доложены на региональных и межвузовских научных конференциях, на ономастическом семинаре при кафедре русского языка и общего языкознания Кабардино-Балкарского госуниверситета. По теме исследования опубликовано 11 работ, в том числе монография (в соавторстве, 205 е.), пособие к спецсеминару (в соавторстве, 47 е.).
Структура работы. Исследование состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии.
Прежде чем перейти к главам, представляющим непосредственный предмет исследования, следует сделать несколько замечаний предварительного характера.
В практике ономастических исследований до сих пор нет достаточной четкости в определении статуса апеллятивов и ИС. Диапазон концепций здесь колеблется между полным отрицанием значения у имен собственных до признания у них большего значения, чем у имен нарицательных (Петрова 1985,3). Здесь, на наш взгляд, важны два обстоятельства. С одной стороны, апеллятивы способны «вступать в конфронтацию с ИС», выявляя сущность последних (Бланар 1980,13), а с другой — «поскольку за личным именем стоит прежде всего человек, оно наделяется особой сакральностыо и трактуется.
В работе допускаются некоторые отклонения от практического алфавита каб.-черк. языка в целях унификации общего адыгского материала. как важнейший инструмент, регулирующий отношения человека с миром" (Толстой, Толстая 2000, 620).
Принимая сторону тех исследователей (Горбаневского М.В., Никонова В. А. и др.), которые склонны считать, что семантика имен собственных даже содержательнее, чем семантика апеллятивов, хочется подчеркнуть, что это особенно справедливо для тех языков, которые пользуются словосложением как основным способом образования именования (например, адыгских, тюркских).
Собственное имя и апеллятив в кабардино-черкесском языке различаются не только по отношению к понятию и лексическому значению. Один и тот же словообразовательный элемент в составе онима и апеллятива характеризуется разными функциями. Скажем, в кабардино-черкесском языке фамилия Гъук1эжъ имеет суффикс — жъ, который присутствует и в образовании гъуш1ыжъ. Но в первом случае этот суффикс придает апеллятиву гъук1э «кузнец» значение мелиоративное (кузнец известный, старший), а во втором — буквальное — «железо старое».
Для фамилий кабардино-черкесского языка (как и русского) известны такие явления, как переход апеллятива в оним, образование фамилий на основе заимствованной лексики (каб. К1эрмэн) или принятие готовых антропонимов другого языка в качестве фамилий, например, каб. Семэн, Истепан и др.
К факторам, существенно разграничивающим апеллятивы и онимы, относится наличие среди последних форм, рожденных этнографической традицией, различными окказиональными обстоятельствами, влиянием на процесс именования литературы, телевидения (Изаура), прессы. Тщетно было бы искать в лексике кабардино-черкесского языка апеллятивы современных фамилий Тек1уш «Текуш-евы», Пэшол «Пошел-овы» и нек. др.
К числу признаков, отличающих имена собственные от нарицательных, относится препозитивное качественное прилагательное в именах собственных. На это еще раз указал проф. Кумахов М. А.: «. словопорядок собственных имен характеризуется существенными признаками, отличающими их от имен нарицательных» (Кумахов 2002, 121).
Апеллятив, образующий парадигматические отношения, став именем собственным, лишается этого свойства. Ср. Зима — время года в парадигме лето, осень, весна в отличие от названия города Зима (Крюкова 2002, 112).
К средствам различия апеллятивов и онимов следует отнести и то, что последние могут характеризоваться одноименностью и омонимией: несколько человек по имени Иван (одноименность) и различные объекты под одним и тем же наименованием (женщина Ольга, порт Ольга — омонимы) — (Супер-анская 1978, 13).
А.В. Суперанская выделяет черты, релевантные для апеллятивизациионимизации: соотношение имени с единичным предметом или с классом предметовопределенность или неопределенность денотата имени, возможность употребления имени в форме единственного или множественного числа (Суперанская 1978, 28).
Нарицательные существительные, в отличие от имен собственных, могут употребляться в единственном числе «для обозначения всех представителей данного вида или рода». Это номенклатурные слова — номены. «Подобного рода употребление для собственных имен исключается полностью» (Там же, 14, 15).
Известно, что в основе противопоставления апеллятивов и антропонимов в составе лексики языка лежит потребность в выделении единичного денотата из ряда ему подобных. В процессе этого «выделения» семантика имени собственного становится шире семантики апеллятива. Это неравенство в значениях лексических единиц вытекает не только из культурно-исторической коннотации, которой обрастает имя собственное, но и из того, что слово, став представителем конкретного денотата, как бы разгружается от понятийных функций в конкретном языке и становится достоянием интернациональной лексики, не находящим эквивалента в другом языке и поэтому не подлежащим переводу на другой язык (здесь не имеется в виду выявление компонентов онима в целях научного анализа). Слово гъуашъэ, скажем, в обычной лексике имеет значения «распорядительница», «хозяйка», «княжна», «свекровь», «кукла». Став же именем, этот апеллятив освобождается от многозначности и развивает коннотацию почетного наречения. При этом существует мнение:. национально-культурный компонент свойствен именам собственным, пожалуй, даже в большей степени, чем апелля-тивам (Верещагин, Костомаров 1983,71). Указывают и на такое важное отличие имени собственного от нарицательного: «если контекст апеллятива подразделяется на лексический, фразеологический и стилистический,. то контекст собственного имени может быть только лексическим» (Зинин 1969,19).
Еще одно различие между онимами и апеллятивами: частотность наиболее употребительных имен намного выше, чем у ряда частотных апелляти-вов, а у большинства малоизвестных и редко употребляющихся онома — ниже, чем у редких апеллятивов (Суперанская 1970, 7).
Однако здесь следует иметь в виду специфику частотности имен у малочисленных народов. Более низкая частотность здесь объясняется открытостью их культур, отсутствием государственной религии, государственных традиций в культуре, которые сковывали бы их в данном вопросе. (Шенкао 2002, 11).
Как отмечено выше, данная работа имеет характер описательный. Но в этом описании привлечение иноязычного и иносистемного материала как необходимого фона для выявления специфики рассматриваемых единиц и явлений преследует прежде всего теоретические задачи, способствуя разработке проблем «лингвистической контактологии» (Лекова 2002, 124) и созданию базы для составления словарей антропонимов. Мы разделяем мысль о том, что отыскание и определение явлений и фактов ряда языков, имеющих «тождественные функции», представляют интерес для типологических исследований (Аракин 1979, 62).
Антропонимия кабардино-черкесского и русского языков подтверждает важность учета элемента ментальное&tradeпри объяснении тех или иных онимов. И нельзя не согласиться с тем, что «. ментальное описание, осуществляемое в языковом пространстве, является принципиально новой формой толкования слов, предполагающей изучение смысла с учетом внутреннего мира носителя языка» (Бижева 1998,31).
Известный исследователь проблем языка и культуры З. К. Тарланов считает, что «Кавказ — и Северный Кавказ в частности — при всем том, что по всеобщему признанию, являет собой уникальный регион по количеству представленных в нем разновременных культур, продолжает оставаться одним из наименее изученных этнокультурных пространств в Российской Федерации. Это касается не только этнических ономастиконов, сравнительно недавно вовлеченных в сферу исследовательской деятельности. Речь идет о языках, устно-поэтических культурах, обычаях, истории в широком смысле слова» (Тарланов 2002,191).
Работа в этом направлении, по мнению ученого, могла бы «лечь в основу создания хотя бы краткого свода философии жизни, ментальных представлений и ценностных ориентаций кавказских народов как некоего исторически сложившегося этноединства.» (Там же, 191).
Исследование лексико-семантических и грамматических типов антропонимов привлекает все больше внимание языковедов. При этом отмечается, что «основы личных имен у разных народов обнаруживают типологическое сходство, которое может быть результатом заимствования, взаимного влияния имен разных систем или следствием аналогичного самостоятельного развития» (Супер^нская 1988, 8). Последнее представляет особый интерес, потому что ономастические универсалии отражают прежде всего результаты спонтанного развития этих систем. На это развитие влияли такие факторы, как религия (смена верований), история народа, изменение социальной сферы и связанная с этим мода на имена. Во всем этом важнейшую роль играли исторические контакты и связи между кабардино-черкесским (и вообщеадыгским) и русским народами, которые начались тысячелетие назад и продолжаются по сей день.
З.К. Тарланов, обсуждая вопрос об отношении языка к типу культуры, делает любопытное замечание: «. в лингвистике достаточно прочно бытует молчаливо принятая традиция, больше напоминающая суеверие, чем научное положение, согласно которой языки делятся на «культурные», «цивилизованные», «развитые» и «некультурные», «нецивилизованные», «первобытные». Однако ответа на вопрос, в чем проявляется примитивизм, лингвистика, по мнению автора, не дает. Дальнейшие рассуждения проводят его к мысли: «То, что хорошо развито в одном языке, недостаточно развито в другом, и наоборот». А чтобы узнать, что для данной языковой действительности является правилом, а что исключением, «нужны конкретные исследования, выполненные сопоставительно на материале самых разных языков» (Тарланов 1984; 33,35,41). Используемый в данной работе прием описания кабардино-черкесской антропонимии с использованием фонового материала русского языка оправдывает себя.
К логическим основаниям для параллельного рассмотрения фамилий кабардино-черкесского и русского языков как индивидуализированных наименований групп людей относится то, что в этих языках родовое имя имеет глубокую традицию.
Подобный анализ кабардино-черкесских и русских антропонимов необходим не только для выявления семантических и лексических параллелей, универсальных явлений в разносистемных языках, но и для определения, так сказать, направления адаптации. Речь не о таких простых соответствиях, как Иуан, Семэн, Евсей и под. Достаточно много примеров тому, что антропоним, при кабардино-черкесском фонетическом облачении, не поддается осмыслению на этом языке. В этих случаях встает задача отыскания языка-источника антропонима, подвергшегося адаптации. Простого звукового сходства в этих случаях недостаточно. Поэтому важны такие факторы, как ономастичность рассматриваемых форм, география распространения антропонима, исторические сведения и генезис того или иного родового имени. Учет таких подходов к установлению природы онима необходим, например, при рассмотрении фамилий Къуэн (Кон-ов), Бесчокъуэ (Бесчок-ов) и других.
Исследованию адыгских антропонимов в семантическом и словообразовательном отношениях уже уделено известное внимание (Коков, Кокова 1993,2−44- Кумахова 1970, 61−64- Намитокова 2000, 158−163 и др.). Названные аспекты данной проблематики остаются основными, и в дальнейшем. Однако, наряду с этим, стоит и другая важная задача изучения кабардино-черкесской антропонимии — исследование ее взаимосвязей с другими антро-понимическими системами. Этому аспекту тоже нами уделено внимание, но отдельные стороны связей кабардино-черкесской антропонимии с иноязычными нуждаются в дальнейшем исследовании. В частности, это относится к кабардино-черкесско-русским связям в антропонимии, выраженным различными средствами — лексическими, семантическими, с точки зрения общеязыковых универсалий. Особое место среди этих соответствий занимают связи кабардино-черкесских антропонимов с библейскими, которые установились через арабский и русский языки. Эти связи подчеркивают обусловленность ономастикона религиозным опытом народа, способствуя «большей устойчивости именника» (Шенкао 2002,14).
Рассмотрение кабардино-черкесских антропонимов (преимущественно фамилий) на фоне соответствующего русского материала представляет интерес как для этимологии анализируемых онимов, так и для суждения о тех универсальных явлениях, которые проявляются в разносистемных языках. Для фонового сопоставления отбираются фамилии преимущественно исконного происхождения (для того или иного языка). Мы разделяем мысль Б.О.
Унбегауна о том, что под русскими следует разуметь фамилии тех людей, «которые считают себя русскими» (Унбегауи 1089,9). Это замечание можно отнести и к кабардинским фамилиям. Но при этом следует подчеркнуть, что языковая природа фамилии не всегда совпадает с подлинной национальной принадлежностью ее носителя. Ведь фамилии нередко возникали в результате окказионального случая, перехода личного имени в фамильное и т. п.
Вхождение иноязычного элемента в кабардино-черкесскую антропо-нимию сопровождается различной степенью ассимиляции чужеродного элемента. В одних случаях это простая транслитерация при сохранении той же графической основы. Например, осет. Бози, балк. Баши, тюрк. Уста (э), рус. Слон и под. От этих случаев следует отличать омографы, создающие иллюзию отсутствия языкового различия в фамилиях из разных языков. Так, за написанием Безруков может скрываться как русское «без руки», так и кабардино-черкесское Безрыкъуэ <Безыр и къуэ «сын Безира» (обычный патроним) — русское написание Барсуков может относиться как к русской фамилии Барсук (по прозвищу), так и каб.-черк. Барсокъуэ <Барсыкъуэ «сын Барса» (прозвище-патроним). Так же запись русской фамилии Гутов (из языка коми гут «муха») совпала с русской записью кабардино-черкесской фамилии Гъут1 — Гутовскандинавское личное имя Hakon [Хакон] (Унбегаун *.
80,284) — с кабардинской фамилией Хъуэк1уэн [Хакон].
В процессе исследования антропонимов приходится учитывать и те трудности, которые связаны с переосмыслением онимических элементов иноязычного происхождения. И это может наблюдаться при общей лексической основе из разных языков. Так, современное кабардино-черкесское имя Къэрал (имя ж. и м.) (при значении соответствующего апеллятива «государство») образует параллели к русской фамилии Король, имеющий др.-герм, основу со значением «мужественный человек». Имя Къэрал в кабардино-черкесском языке обрело антропонимический элемент — би (из татарского.
В ссылках на работу Б. О. Унбегауна «Русские фамилии» (М.: Прогресс, 1989) ограничиваемся указанием на страницу. господин"). В результате образовалось популярное муж. имя Къэралби [Каралби]. Элемент — би в последнем имеет в кабардино-черкесском языке омоним (омофон) би (й) букв. «враг». Поэтому непосвященный носитель языка «понимает» имена с этим антропонимическим элементом как «враг кого-то»: Асланби «враг Аслана», а не «господин Аслан». Такое же «понимание» вносится и в антропонимы, включающие элемент — жан (из перс, джан «душа»), например, Темыржан (имя и фамилия), потому что этот элемент тоже имеет омоним жан «острый, проворный». Таким образом, антропони-мические элементы иноязычного происхождения с угасшей в чужой языковой среде семантикой приобретают как бы вторую (хотя и ложную) жизнь в ономастиконе языка, принявшего чужеродный элемент.
Подобные явления, пожалуй, следует отнести к типу лексической информации, закрепившейся в антропонимах и вызывающей «семантические ассоциации» (по терминологии И.М. Кобозевой), именуемые коннотациями. Последние «отличаются от прочих видов прагматической информации тем, что они включают в себя отсылку не к индивидуальному пользователю знака.
— говорящему, а к языковому коллективу (Кобозева 2000, 92).
В некоторых случаях освоение иноязычного элемента сопровождается.
1 «» u u f о 1 фонетической перестройкой, подгоняющей иноязычныи оним под морфологический тип кабардино-черкесских фамилий. Так, фамилия Бесчокъуэ «Бесчоков», оказывается, по своему происхождению и составу не имеет ничего общего с кабардино-черкесскими патронимами типа Къармокъуэ, Тем-рокъуэ, а восходит к тюркоязычному топониму Бесчоку «пять гор» (подробнее см.: Кокова 1998,100).
Кабардино-черкесские антропонимические (имеем в виду прежде всего.
— фамильные) соответствия русским образовались в значительной степени через арабское, тюркское и монгольское посредство.
Как справедливо отметил Б. Унбегаун, многие тюркские фамилии, образованные от арабо-мусульманских имен, в процессе утверждения ислама на Северном Кавказе играли роль, сходную с ролью христианских имен при крещении. Некоторые из подобных антропонимов, как это мы увидим ниже, образовали параллели в кабардино-черкесском и русском языках.
Объективным условием для достаточно широкого и глубокого взаимодействия кабардино-черкесской антропонимической системы с русской являлось и является то, что каб.-черк. язык, как и другие кавказские языки малочисленных народов открытой культуры, не испытывал особого давления со стороны религии, «которая сковывала бы их в этом вопросе.» (Шенкао 2002, 20). Однако следует подчеркнуть, что различные разряды антропонимов в разной мере открыты и проницаемы в этой области: личным именам более угрожает конформизм и неустойчивость, тогда как фамильные в этом отношении характеризуются достаточной стабильностью. Утверждение о том, что «последствия диалектики изменчивости и устойчивости в имянаречении носят амбивалентный характер» (Шенкао 2002,21), следует отнести лишь к сфере личных имен.
Исследование вопросов, рассматриваемых в данной работе, было начато нами (в соавторстве) в книге «Кабардино-черкесские фамилии» (Нальчик, 1993, 206 е.), имевшей основные разделы:
— Лексика кабардино-черкесских фамилий (8−13 е.).
— Лексико-грамматические типы кабардино-черкесских фамилий.
14−44 е.).
— О взаимосвязях адыгской антропонимии (с абхазо-абазинской, славянской, грузинской, карачаево-балкарской, осетинской (45−46 е.).
Книга снабжена «Словарем кабардино-черкесских фамилий» (с. 65 128)*.
Кроме того, это издание имеет Приложения, включающие разделы:
— Из кабардино-черкесской антропонимии зарубежья (с. 129−147),.
Говоря об источниках кабардинского материала на эту книгу и словарь при ней ссылается T.X. Шомахова, выполнившая «Исследование апеллятивов кабардинских (черкесских) фамилий в сопоставлении с английскими и русскими антропоосновами» (АКД, Нальчик, 1999, с.4).
— Адыгские и абхазо-абазинские тамги (с. 148−187),.
— Собственные имена адыгского эпоса «Нарты» (антропонимы, топонимы, зоонимы) (с. 188−203).
В монографии была охарактеризована лексика кабардино-черкесских фамилий с передачей значений ключевых лексем на русский язык (къуэ «сын», л1ы «мужчина», жъ (ы) «старый (добрый, большой)», хъуэ (хъун) «пасти (сь), пасущий», хь (ын) «нести, несущий» и под.) — при этом была установлена продуктивность каждого апеллятива в абсолютном количестве и в процентах;
— выделены основные лексико-семантические типы кабардино-черкесских фамилий (от личных имен, от этнонимов, наименований представителей животного мира, географических названий, терминов религии и мифологии, определительных слов различной языковой природы, по роду занятий, по словам, связанным с наездничеством и военным делом, наименованиям строений, частей тела, названиям некоторых предметов, лиц, действий и понятий, по иноязычным словам различной семантики);
— определены и охарактеризованы морфологические и словообразовательные типы кабардино-черкесских фамилий;
— рассмотрены антропонимы, явившиеся результатом длительного славяно-адыгского языкового взаимодействия.
Данная квалификационная работа в известной мере является продолжением исследовательской части названной книги. Однако в диссертацию вошли новые разделы, написанные нами лично (о влиянии религии на кабардино-черкесскую антропонимию с особым вниманием к именам библейского происхождения, о фамилиях, восходящих к прозвищам, о кабардинско-русских антропонимических параллелях, восходящих к восточным языкам).
Некоторые разделы книги (о структурно-грамматических типах, об антропонимах топонимического происхождения) здесь дополнены новыми материалами и наблюдениями. Названные разделы (новые и дополненные) в диссертации составили самостоятельные главы.
В данной работе известное внимание уделено коннотациям, отражающимся в антропонимии и связанным с национальным менталитетом.
Подбирая иллюстративный материал к различным разделам настоящей работы, мы не отказывались от фактов страноведческого и культурологического характера, имея в виду тот разрыв, который в наше время наблюдается между генеративной лингвистикои и проблемами языка и культуры, языка и этноса. Пренебрежение последними проблемами, как об этом образно сказал В. Б. Касевич, «превращает лингвистику в своего рода игру в бисер, доступную лишь для узкого круга посвященных» (Касевич 2000,152).
В процессе работы с антропонимическим материалом мы исходим из того, что резкой разницы между каноническими именами и онимами других разрядов не существует. И отсутствие этой разницы идет из глубины веков. Поэтому существует почва для обнаружения семантических параллелей в антропонимии различных языков, весьма отделенных не только генетически, но и хронологически. Сравним семантику: каб.-черк. Ахуэм^Уь-уэт<�Яхуэмыгъуэт «Ахамготов» «благоприобретенный, желанный» с др.-евр. Хейфец «желанная вещь" — Лъап1э [Тляпа] - ж.и. со значением «дорогая» -при др.евр. Якир «дорогой» и т. п.
Актуальные вопросы общей антропонимии и антропонимии адыгов освещены, как отмечено выше, в книгах, вышедших в самое последнее время*, а также материалах региональных межвузовских ономастических конференций, проведенных в Майкопе (1998, 2000, 2002 гг.)** и межвузовском * ономастическом семинаре, прошедшем в Нальчике в 1999 г. Наши имена. Словарьсправочник личных имен. Майкоп, 2000, — 197 с. (под ред. Р.Ю. Намитоковой) — Р. Ю. Намитокова, А. Н. Абрегов. В мире имен собственных. Методические рекомендации к факультативному курсу. Майкоп, 1998. 112 с.- Коков Дж. Н. Избранные труды. Т. П. Адыгская антропонпмия. Нальчик: Эльбрус, 2001, — 526с.
Проблемы региональной ономастики. Материалы межвузовской научно-практической конференции (1998) — Материалы 3-ей межвузовской научной конференции (2002).
Актуальные проблемы топонимики и антропонимики Северного Кавказа. 11альчик, 1999. — 35 с.
Несколько докладов по проблемам ономастики кавказских языков прозвучало на Всероссийской научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения известного ученого и просветителя Ахриева Ч. Э. (Магас, 2000). Материалы по кабардино-черкесской ономастике публикуются в изданиях, посвященных проблемам развития государственных языков Кабардино-Балкарии****, а также в изданиях научно-исследовательской лаборатории «Русский язык на Северном Кавказе» (например, в изд. «Русский язык и межкультурная коммуникация», Пятигорск, 2001, № 1).
В последнее время выполнены квалификационные работы, посвященные сопоставительному изучению антропонимов в дагестанских и других (неродственных) языках. В монографии С. М. Рабадановой (2000) основные внимание уделено сопоставлению антропонимов в различных дагестанских языках, а также взаимодействию этих языков с русским в области личных имен. Исследованию концепта «взаимодействие национальных культур на уровне ономастических универсалий» (на материале дагестанской и русской антропонимии) посвящена квалификационная работа В. М. Махмудова (Махмудов 2001).
Философскому осмыслению имени (на материале абазинского языка) с точки зрения теории ментальностей посвящена докторская диссертация Г. Х. Шенкао «Имя как социокультурный феномен». По определению автора, «это то, что не было сделано в философии имени» (Шенкао 2002, 6). В названной работе характеризуются абазинские прозвища по внешнему виду, умственным способностям, по характеру речи, поведения, по этнической принадлежности, по месту жительства и т. д.
Безусловно, справедливо мнение автора диссертации о том, что «народные массы в большинстве своем не знают глубинного, сущностного значения имени и воспринимают его на уровне ментальности» (Там же, 27).
Материалы региональной научной конференции, посвященной 85-летию со дня рождения K.LLI. Кулиева (2002).
Несколько слов о рассматриваемых в диссертации параллелях антропонимов кабардино-черкесского и русского языков.
Под параллелями здесь имеются в виду прежде всего антропонимы, возникшие на идентичной лексической основе в кабардино-черкесской и русской языковой среде. Эта основа в данных языках может иметь различный язык-источник. Независимо от этимологической природы самого апеллятива кабардино-черкесскими антропонимами признаются фамилии современных этнических кабардинцев. Это же относится, как сказано выше, и к фамилиям этнически русских (считающих себя русскими, как говорит Б. Унбегаун) людей, какого бы происхождения ни были лексемы, легшие в основу этих они-мов. Под ономастическими параллелями разумеются и семантические соответствия, характеризуемые когнитивными связями, хотя и не имеющие идентичных лексических выразителей. Последние представляют собой большой интерес для характеристики универсальных процессов в антропонимике раз-носистемных языков.
Лексические параллели в кабардино-черкесских и русских фамилиях в одних случаях можно объяснить проникновением в эти языки элементов третьего языка (Крым—ов, Сокур-ов, Сундук-ов, Темир-ов и под.), а в других заимствованием готовой русской формы в кабардино-черкесский язык: Слонов (слоном на Руси звали большого лося), Евсеев, Семенов, Кузамышев и некоторые другие.
Последняя фамилия, получившая в каб.-черк. языке фонетический облик К1узамыш, на наш взгляд, возводима к русской форме Кузьмище с суффсксом — ище, имевшим, по наблюдением Унбегауна, значение уменьшительное. Возможно, этот пример представляет один из случаев, когда снятие с антропонима фонетического облачения заимствовавшего языка возвращает его к неадаптированной форме. Такие фамилии отличаются сравнительной или абсолютной узостью локализации.
Семантические соответствия образуются как на собственной (исконной) лексической основе, так и на базе иноязычной. Сравним фамилии:
В каб.-черк. языке В русском языке.
Быдэ [Бида] «твердый, крепкий» переносно-жадный- «Бидов» Твардовский — по топониму со значением «твердый, крепкий» (Никонов 1993,129).
Дыгъу [Дуг] «вор" — «Дугов» Татищев, Татев от др.-рус. тать «вор» (Унбегаун, 23).
Нашэ [Наша] «косоглазый» «Наш-ев» Кривоглазое (Унбегаун, 19).
Тхьэгъэзит<�Тхьэкъызшп [Тхагазит] «(пусть) даст бог" — «Тхагазит-ов» Федоров отчество (др.-гр. «дар богов» (Никонов 1993, 147).
Насып (из а.) «счастье" — «Насип-ов» Фортунат-ов — отчество от Форту-нат (лат. «счастливый») (Там же, 150).
Особую группу омофонов, точнее, омографов, образуют кабардино-русские соответствия при русской записи фамилий на том и другом языке. Этот вид омонимии создается соотношением сокращенного кабардинского антропонима (эллипса) с полным русским: каб.-черк. Жыкъуэ [Жуко] «Жуков» — русск. Жуков В данном случае кабардино-черкесская форма является частью полного антропонима Увыжыкъуэ — патроним от л.и. Увыж (+ын) «становиться на ноги» (пожелательное имя, даваемое с целью прекращения смертности детей в семье).
Ударение в русской форме помогает дифференцировать подобные омографы: русское Мазанов вряд ли имеет отношение к каб. -черк. антропониму Мэзаи [Мазан] «Мазанов», вероятно, — эллипсу от Рамазан<�Рамадан.
Фамилии Кърым «Крымов» (каб.-черк.) — Крым-ов (русск.), Къал-мыкъ «Калмыков» (каб.-черк.) — Къалмык-ов (русск.) и под. образовывались независимо друг от друга и в соответствии с конкретными фактами этнических контактов. Подобного рода параллели иллюстрируют возможности обращения к «живой истории» с целью истолковать «факты и процессы, доступные историческому упорядочению» (Толстой 1982,397).
В материал для фонового рассмотрения намеренно не включаются антропонимы кабардино-черкесского языка, подвергшиеся переосмыслению при заимствовании. Так, фамилия Балъкъыз, например, в практике речи ассоциируется с топонимом Балъкъ (Малка) и глаголом зы (н) «процеживать», хотя представляется очевидной связь этой фамилии с тюрк, (например, башкирской) лексемой балыкъсы «рыбак» (КЧФ, 28), а фамилия Вындыгъу не отделяется от Гындыгъу, хотя первая из них генетически не связана со второй.1.
Не менее курьезные случаи наблюдались и при становлении некоторых русских фамилий. Например, шотландская фамилия Гамильтон, принадлежавшая переселенцам XVI в., русифицировалась в Хомутов. Лучше сохранилась другая шотландская фамилия — Джорджа Лермонта, наемного солдата польской армии. Она в России дала начало роду М. Ю. Лермонтова (Джордж попал в русский плен в 1613 г.). Унбегаун 270.
Некоторые раритетные кабардино-черкесские онимы, восходящие к русским формам, подвергались такой степени адаптации, что возвести их оригиналу практически невозможно, если не известны конкретные обстоятельства заимствования. Так, женское имя Шк1уринэ [Шкурина], оказывается, обязано жене известного русского генерала Шкуро: именование жены по фамилии мужа (шкурина) было воспринято как ее личное имя. И девочку, родившуюся в семье, где побывал генерал со своей женой, нарекли этим.
1 Подробнее см.: Л.Дж.Кокова. Вындыгъу, Гындыгъу // Проблемное описание и преподавание романо-германских языков (Семантика и структура слова, предложения, текста). Межвузовский сборник научных трудов. Нальчик, 1996, с. 56−57. именем". Оно впоследствии ассоциировалось с формой «Шура», и носителя имени стали называть «Александрой».
В тексте нашего исследования языковая принадлежность для кабардино-черкесских имен не указывается. Исключение составляют случаи, когда их надо отличать от образований в родственных языках. Род антропонима (л.и. — личное имя, ф.и. — фамильное имя, проз. — прозвище) указывается в тех случаях, когда антропоним является не фамилией, а личным именем или тем и другим.
Пол носителя личного имени обозначается только для антропонимов, относящихся к лицам женского пола.
Русской транслитерацией снабжаются только те онимы, которые представляют трудность для не владеющих кабардино-черкесским языком.
О транскрипции.
В данной работе допущены некоторые отклонения от современного практического алфавита кабардино-черкесского языка в целях унификации подачи адыгского материала: жъ вм. жь, шъ вм. щ, ш1 вм. щ1.
В личных именах арабского происхождения фарингальный звонкий согласный передается сочетанием г1 (орфографически хь).
Выводы.
1. Антропонимы, восходящие к восточным языкам, в кабардино-черкесском и русском языках образуют особую группу параллелей. Эти соответствия имеют преимущественно тюркскую природу, за ним идут арабские, иранские и монгольские. Количественные параметры этих параллелей по языку — источнику носят условный характер по двум причинам: во-первых, некоторые онимы, содержащие арабский элемент, в этих языках утвердились через тюркское посредство, во-вторых, в одном антропониме могут сочетаться лексемы разной языковой природы.
2. Семантика рассмотренных параллелей арабского происхождения носит сакральный характер. Антропонимы тюркского происхождения по значению характеризуются большим разнообразием, включая в свой состав слова, обозначающие титулы, лексические средства создания метафоры (по стойкости, силе и пр.). Некоторые из этих антропонимов уходят в библейскую традицию.
3. Историческую почву для возникновения кабардино-русских соответствий, восходящих к иранскому источнику, образовали два обстоятельства: 1) непосредственное соседство кабардинцев с ираноязычными осетинами и 2) влияние русских и тюркских фамилий, вобравших в себя персидский элемент. Здесь обращают на себя внимание антропонимы с лексемами мирза «господин», джан «душа».
4. Параллели, восходящие к монгольскому источнику, опираются, собственно, на калмыцкий язык. Они носят единичный характер, не образуя каких-либо типов. Это, прежде всего, кабардинская фамилия Къуэн «Кон-ов», оснавнная, как и русское соответствие Хонинов, на калмыцком слове хон со значение «овца». Ср. еще: каб.-черк. мифологическое имя Емынэ (жъ) и русск. Яманов (калмыцк. Яман «коза») — каб.-черк. Батэ «Батов» — русск. Батоев (монг. Бат «сильный, стойкий») — каб.-черк. Батыр — русск. Батырев (монг. батар «герой»). Фамилия по современному этнониму калмык известна как в кабардино-черкесском, так и в русском языках.
Заключение
.
Как показывает проведенное исследование, лексико-семантические типы кабардино-черкесских антропонимов, в особенности — фамильных имен, обусловлены культурно-историческими и этнолингвистическими процессами, породившими универсальные явления в области семантики. Привлекает внимание зависимость именослова от такого «кода» культуры (по терминологии Телия В.Н.), как проскрипции в сакральных (языческих, христианских, мусульманских) представлениях, верованиях. Влияние мусульманства на кабардино-черкесскую и вообще — адыгскую антропонимию можно сравнить со значением христианства для русского именослова. Библейские имена, осмысленные через призму новых религиозных верований и освоенные фонетически, в кабардино-черкесском языке сохраняются в живом употреблении, образуя материальные параллели к современным русским онимам (ИосифИсуф, Моисей — Муса, Авраам — Ибрагим и т. п.).
Представления о покровительствующем божестве, о добре и зле, силе и слабости, красивом и некрасивом, дозволенном и запретном и т. п. неминуемо отражались в антропонимах, приобретавших определенный статус в соответствии со ступенями развития общества и потребностями его в членении ок.
1 W пр ружающего мира при помощи слов с различительной функцией. Такими словами были имена (в широком смысле), которые человек давал и получал. Эти имена, будучи принадлежностью определенного языка и культуры, проходили через фильтр национального менталитета, вписывались в структурно-грамматические формы языка, отбирая для себя те специфические средства, которые позволяют выделить имена собственные в особую подсистему лексики. При этом сохранялось и сохраняется много общего с системами имен других языков и культур. Это «общее» в когнитивной науке постоянно нуждается в новых фактах, подтверждающих универсальный характер языковых явлений, в нашем случае — антропонимических процессов, свойственных обществу независимо от национального или этнографического фактора.
Лексико-семантические и грамматические типы, выявленные в нескольких группах антропонимов, являются результатом как спонтанного развития, так и длительного контактирования кабардино-черкесского этноса с другими.
В этих классах антропонимов, в особенности — в фамильных именах, отразились как универсальные, так и специфические особенности кабардино-черкесских онимов. К универсальным следует отнести эволюцию «апеллятив — прозвище — патроним — родовое имя». Эта иерархия в процессе именования протекала, с одной стороны, под влиянием традиционного уклада жизни и национального менталитета, а с другой — внешних воздействий.
Последние в большей степени отразились на личных именах и в меньшей — на родовых. В становлении разряда наследуемых имен заметную роль сыграли прозвища, образовавшиеся преимущественно на базе исконной лексики. Именно в этой группе антропонимов сформировалось наибольшее разнообразие (и своеобразие) лексико-семантических типов, не опирающихся на какие-либо специальные формальные показатели.
Основная же группа кабардино-черкесских фамилий, снабженных формальным показателем къуэ «сын» (Гъук1акъуэ «сын кузнеца»), по структуре и семантике приближается к русским патронимическим образованиям наов/-ев (Кузнецов «сын кузнеца»). Эту эволюцию можно наблюдать и в других языках.
В исторических документах на русском языке суффиксов в кабардино-черкесских антропонимах указывает то на отчество, то на фамилию (Тем-рюк Маремшавоич Идаров (Ногмов ИАН, 79). Такие факты позволяют говорить об относительной хронологии если не фамилий, то их эмбрионов в кабардино-черкесском языке.
Исследованный в данной работе антропонимический класс прозвищ в кабардино-черкесском языке является базой формирования наследуемых родовых имен уже на протяжении нескольких столетий. По семантическому признаку, который для этого языка является релевантным при выделении категории прозвищ, устанавливается более 10 групп антропонимов. Эти группы имеют специфику и продуктивность, обусловленные укладом жизни и менталитетом носителей языка. В наиболее многочисленную группу антропонимов по названиям млекопитающих вошло более 50 фамилий. Продуктивностью отличаются и прозвища по названиям оружия и доспехов и др. О типизированности или специфике этих групп можно судить по тому фону, который создают соответствующие онимы русского языка. Этот фон иногда создается и на более широкой почве. Лексико-семантический разряд антропонимов по терминам кровного родства может опираться на один тематический согласный — это [ш] в кабардино-черкесском языке и [г] - индоевропейских. Такие параллели, возможно, представят интерес под углом зрения «славянокавказским либо даже индоевропейско-ностратическим» (Толстой 1985, 72).
Специфика прозвищ больше связана с так называемыми «внутрисемейными» наречениями, обусловленными этнографической традицией (кабардино-черкесские прозвища, включающие название тотемного животного хьэ «собака» и др.).
Антропоосновы кабардино-черкесских прозвищ, имеющих по преимуществу исконный характер, иллюстрируют один из постулатов теоретической ономастики: семантика энциклопедической информации онима не ограничивается семантикой апеллятива, от которого он образован (Суперанская 1974, 44).
Оттопонимические фамилии в кабардино-черкесском языке относятся к категории наиболее древних, так как названия мест обитания человека становились основами номинации, когда возникла необходимость в различении имен личных и родовых. Большая часть онимов этой категории получила оформление в дефинициях словообразования. При этом этнотопонимы и топонимы без внутренней формы и ассоциативных связей в данном языковом коллективе обходятся без формальных показателей, чего нельзя сказать об антропонимах, ведущих свое начало от этнотопонимов и топонимов «местных», хорошо известных. Избегая омонимию, язык в данном случае для антропонима создает оформление, переводящее топоним в антропоним. «Непрозрачность» топонима, легшего в основу родового имени, может приводить к переосмыслению в результате подгонки онима под «типичную» (патронимическую) фамилию. Фамилии, восходящие к «чужим» этнотопони-мам, нередко характеризуются парадоксальностью, вскрывающей наиболее существенное для усвоившего новое слово языка: Черкесовы в Кабардино-Балкарии более известны не как этнические черкесы, а как балкарцы, а Бал-каровы — как кабардинцы. Фамилия, возникшая из топонима, не всегда сохраняет реальную связь со своей географией. Герменчиковых в Герменчике нет. Это напоминает наблюдение В. А. Никонова: «.почти все носители этой фамилии (Онегин — JI.K.) не жили на р. Онеге. Ведь там все жители Онегины и фамилия не имела бы смысла» (Никонов 1988, 62).
Кабардино-черкесские антропонимы, восходящие к восточным языкам, имеют характеристики, зависящие от хронологической приуроченности, са-кральности, языкового взаимодействия, предшествовавшего проникновению их на Северный Кавказ. Эта категория антропонимов во многих случаях имеет русские параллели. С точки зрения количественной в этой категории параллелей преобладают тюркизмы, за ними идут арабизмы и иранизмы. Однако эти количественные параметры носят условный характер, потому что некоторые арабские элементы утверждались через тюркское посредство, не говоря уже о том, что в одном антропониме могут сочетаться элементы разных языков. Монгольский элемент в выявленных параллелях носит характер единичных вкраплений.
Исследование лексико-семантических и грамматических типов антропонимов, в особенности тех из них, которые имеют параллели в разносис-темных языках, оказывает услугу теории языковой типологии и функционально-семантическому описанию лексики, способствует решению насущных задач в области оиимической лексики в отыскании языка-источника конкретного именования, его языковых связей и генезиса. Установление следов взаимопроникновения, влияния и аналогии в составе онимов генетически неродственных языков нередко способствует выявлению направления адаптации и определению первичности внутри той или иной антропонимической параллели.
Исследование возможно большего числа генетически разных антропо-нимических систем способствует решению и такого непростого для теории ономастики вопроса — какова национальная принадлежность той или иной фамилии, рожденной в результате взаимодействии языков. Представленный в данной работе материал, возможно, вызовет интерес и в этом отношении.
Предпринятый в данной работе анализ способствовал установлению языковой природы целого ряда антропонимов, ставших на русской почве омографами (Барсуков), а также онимов или их элементов, подвергшихся переосмыслению на почве создавшейся омонимии или аналогии (Дзасэжъ, Бес-чокъуэби, жан).
Отбор анализируемого материала преимущественно из области фамильных имен оправдал себя не только потому, что эта категория антропонимов характеризуются глубокой традицией (кабардино-черкесские фамилии, по русским источникам, фиксируются с XVI в.), но и по другой причине: фамильные имена менее подвержены конформизму, неустойчивости, не говоря уже о моде, сопутствующей именам личным.
Обращаясь к лексико-семантическому и грамматическому описанию одного из наиболее активных и чувствительных пластов лексики кабардино-черкесского языка на фоне такого же материала русского языка, автор (помимо тех мотивов, которые изложены во Введении) исходил из того, что эти вопросы в кавказоведении остаются все еще слабо разработанными.
