Лексическая структура поэтического языка литераторов Серебряного века: опыт сопоставления

Важной вехой в истории развития русского литературно-художественного языка явилась эпоха Серебряного века, давшая особенно мощный импульс эволюции поэтического языка (ПЯ). Выявление общих языковых черт поэзии указанного времени могло бы привести к интересным выводам относительно лингвопоэтики Серебряного века в целом и того влияния, которое она оказала на современную поэтическую традицию.

Вокруг проблем «писатель и его язык», «писатель и язык его эпохи», в равной степени вызывающих интерес как лингвистов, так и литературоведов, уже сложились прочные исследовательские традиции, начало которым было положено работами А. А. Потебни [1905; 1976], Ю. Тынянова [1924], В. В. Виноградова [1959; 1971], Г. О. Винокура [1991], Б. А. Ларина [1974] и других ученых. Не меньший интерес данные проблемы вызывают и у современных филологов. На сегодняшний день известны многочисленные, порой многоуровневые исследования языка поэтов и прозаиков различных художественных ориентаций и эпох, однако большинство из них носят характер разрозненных наблюдений над языком отдельного произведения или писателя. При этом среди них фактически отсутствуют работы широкого сопоставительного характера. В то же время специальное исследование, сопоставляющее ПЯ писателей определенной художественной ориентации, позволило бы не только глубже постичь своеобразие и многогранность индивидуально-авторского стиля и тем более той художественной эпохи, к которой он объективно принадлежит, но и выявить зависимость языка писателя от языковых тенденций его времени, проследить, какое отражение эта взаимосвязь находит в общем контексте развития поэтического языка.

Объект нашего исследования — ПЯ писателей Серебряного века. Очевидно при этом, что в процессе исследования ПЯ лексикону отводится особая роль, обусловленная способностью словарных элементов объективировать художественный мир автора. Поскольку именно лексический уровень языка писателя в основном отражает его лингвопоэтику, предметом нашего исследования стала поэтическая лексика как основной элемент художественной палитры того или иного автора или литературного направления в целом.

Цель данной работы — изучение поэтического словаря конкретного писателя, литературного направления и соответствующей литературной эпохи в проекции на поэтику и эстетическую стратегию того или иного автора, его литературной школы и Серебряного века как времени интенсивных экспериментов в области обновления поэтической формы, модернизации художественного стиля.

В соответствие с этим ставились следующие задачи:

1. Проанализировать поэтическую лексику крупнейших представителей Серебряного века, наиболее ярко репрезентирующих важнейшие художественные направления этого времени — символизм, акмеизм и футуризм.

2. Исследовать наиболее существенные, инвариантные количественно-качественные стороны поэтических лексиконов писателей определенной эстетической ориентации на фоне лексических параметров ПЯ других писателей указанной художественной эпохи.

3. Сопоставить лексические «константы» ПЯ ведущих литературных направлений, школ, авторов между собой — с целью выявления общего и специфического в художественном словаре Серебряного века.

4. Установить зависимость лингвопоэтики (на уровне лексики) от литературной эстетики конкретных авторов и художественных направлений Серебряного века.

Актуальность нашего исследования видится в необходимости дальнейшего изучения особенностей индивидуального стиля того или иного классика Серебряного века в плане его поэтического лексикона. В этом отношении учеными сделано очень многое: существуют разнообразные по характеру исследования, касающиеся лингвопоэтики указанных писателей Серебряного века, связи их художественного языка с эстетической программой конкретного автора, направления, а кроме того, работы, содержащие отдельные наблюдения такого рода.

Так, применительно к творчеству В. Брюсова исследовались, в частности, тематические парадигмы его лирики [Жирмунский 1922], стилистические ресурсы и их функции [Чанг Хунг-Иу 2002]. Начало научному исследованию художественного мастерства Блока положил В. М. Жирмунский [1922а- 2001]. Интересны в этом отношении труды Тартуской школы, в частности работы З. Г. Минц [1965; 1969; 1975]. Ценна инициатива тартуских и других ученых, организующих научные конференции, посвященные изучению творчества Блока, и издающих «блоковские сборники» [Блоковский сборник 1964; Блок: Новые материалы. 1980; Блок: Исследования и материалы. 1998 и др.]. Активно развивается лексикографическое изучение ПЯ Блока [Минц 1967, 1971; Гаспаров 1991]. Значительны современные исследования лингвопоэтики А. Блока [Черкасский 1983, Соколова 1984; Авра-менко 1990; Аленькина 1992; Аскарина 2001 и др.]. В меньшей степени изучен ПЯ А. Белого, в отличие от языка его прозы. Однако в лексикографическом плане художественный словарь Белого представляет для ученых большой интерес [Новиков 2001; Тарумова, Шумарина 2001].

Язык поэзии акмеистов также привлекает исследователей. Уделялось внимание тематическим линиям и их отражению в поэтической эстетике данных авторов. В частности, лексико-семантический уровень ПЯ Н. Гумилева анализировали О. Черненькова [2001]- О. Е. Беспалова [2002], его стилистическую сторону рассмотрела С. А. Станиславская [1998]. Идет лексикографическая разработка ПЯ акмеистов. Лексикографическое фиксирование отдельных единиц поэтического словаря Гумилева осуществила О. А. Смагина [2001]. Многоаспектно лексику Гумилева рассматривает С. М. Карпенко [2001]. Особенностями словоупотребления А. Ахматовой интересовались многие ученые [Виноградов 1922; Эйхенбаум 1923; Цивьян 1967; Жирмунский 1973 и др.]. Подробно изучены имена собственные и их функции в поэтическом лексиконе Мандельштама [Панова 1996; Мартыненко 2000]. Исследование идиостиля поэта сквозь призму его поэтического словаря провела Л. Л. Шестакова [2001].

В еще большей степени осмыслен ПЯ футуристов — вследствие его яркости и новизны. Особенно характерно это для их окказиональных ресурсов, неологизмов. Среди подобных работ можно назвать как диссертации, монографии и статьи [Гофман 1935; Фаворин 1937; Агасов 1939; Певная 1948; Ханпира 1966; Александрова 1967; Воробьева 1982; Григорьев 1986; Сидоренко 1987; Винокур 1991аИгнатьева 1995; Коршунова 1999; Семеновская 1999; Малянова 1998, Масленников 2000; Фомина 2000; Ходан 2000 и др.], так и словари [Перцова 1995; Самовитое слово. 1998; Масленников 2000а]. Имеются также исследования, содержащие наблюдения над иными сторонами поэтического лексикона футуристов. Структура семантических полей лирики Хлебникова затрагивается в работах ряда ученых [Ду-ганов 1990; Мурсалиева 1991; Викторин 1992; Баран 1993; Леннквист 1999; Григорьев 2000а, бМарков 2001; Климас 2002 и др.]. Стилистический строй поэта осмысляется исследователями по-разному [Якобсон 1987; Григорьев 2000а, бМир Хлебникова 2000]. О роли имен собственных в художественном контексте поэта размышляет Р. В. Дуганов [1990]. ПЯ.

B.Маяковского давно привлекает внимание филологов. Его изучению посвящены, например, статьи О. Немчиновой [1950], Л. А. Новикова и.

C.Ю.Преображенского [1983]. Тематические ряды стихотворений В. Маяковского стали предметом исследования в трудах Л. Д. Максимовой [1968], Е. С. Вязовой [1999], И. Пархоменко [2001]. Со стилистической точки зрения лексику поэзии Маяковского рассматривают Е. Д. Золотарева [1986], О. М. Култышева [2001]- архаизмы, используемые автором, были предметом внимания А. Югова [1972]. Лексика поэм Маяковского рассмотрена в работе Г. И. Макаровой [1952]. Тематические доминанты в творчестве Северянина выделяли К. Исупов [1987], О. Н. Скляров [1994]. Заметки над стилистическими коннотациями поэтической лексики Северянина встречаем в исследованиях Н. А. Кожевниковой [1987].

В меньшей степени изучен поэтический словарь М. Волошина [см., например: Булгакова 2002; Колева 2002], идиостиль Ходасевича [Малышева 1997; Волкова 2001]. Словоупотребление Цветаевой, напротив, рассматривалось с разных сторон [Ревзина 1971, 1991; Шаяхметова 1979; Зубова 1987, 1989, 1990; Широлапова 1997; Кудашова 1999; Бабенко 2001, 2001аБелякова 2002; Веселовская 2002 и др.]. Отдельно отметим лексикографические исследования языка поэзии Цветаевой [Словарь поэтического языка М. Цветаевой 1996;2000].

Несмотря на продолжительные исследовательские традиции изучения языка поэтов Серебряного века, творчество рассматриваемых нами авторов нуждается в дальнейшем анализе в отношении их поэтического словаря — с учетом системного наблюдения над качественными и количественными характеристиками их словоупотребления.

Кроме того, актуальность нашей работы объясняется необходимостью изучения как общих черт словоупотребления в поэтике определенного направления, так и индивидуальных особенностей, их преломления у того или иного автора. Хотя отдельные наблюдения такого характера уже существуют [см., в частности: Гофман 1937; Артюховская 1981; Хон Ки-Сун 1995 и др.], они не носят системного сопоставительного характера и не дают целостной картины, отражающей специфику определенных лексических констант символизма, футуризма, акмеизма и других течений.

Наконец, своевременность обращения к данной теме обусловлена и потребностью установления того, что сближает те или иные школы Серебряного века друг с другом в отношении их лингвопоэтики, является для них общим, т. е. характерным для эпохи отечественного литературного модернизма в целом, а что, наоборот, является специфическим, присущим лишь конкретному автору (который, в свою очередь, может выходить за рамки «прокрустова ложа» конкретной эстетической ниши), объединяющим его с представителями других литературных течений, порой, казалось бы, антагонистических. В последние годы появились интересные исследования лингвистов и литературоведов, рассматривающих наследие писателей указанной эпохи в обозначенных аспектах [см, например: Языковые процессы. 1977; Кожевникова 1986; Очерки. 1990; Русская поэзия. 1993, Русская литература. 1997; Харджиев 1997; Пузачева 1998; Русская литература. 2000; Баевский 2001; Васильев 2001; Словарь языка русской поэзии. 2001; Климас 2002; Религиозная лексика 2002;2003; Русская авторская лексикография 2003]. Однако, несмотря на уже сделанные учеными выводы относительно установления отдельных системных черт поэтического словаря и словоупотребления литературных направлений Серебряного века как единого целого, есть необходимость в расширении и конкретизации наблюдений такого рода.

Материалом для анализа явилось творчество 12 поэтов указанного времени, наиболее ярко представляющих специфику данного периода отечественной литературы, ее эстетические «спектры». Среди них — символисты (В.Брюсов, А. Блок, А. Белый), футуристы (В.Хлебников, В. Маяковский, И. Северянин), акмеисты (Н.Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам) и поэты, творчество которых развивалось относительно независимо от указанных течений, — М. Волошин, М. Цветаева, В.Ходасевич. Непосредственными источниками исследования стали лирические, реже лиро-эпические произведения этих авторов, опубликованные или написанные ими не позже 1920 г. и наиболее ярко отражающие особенности их творчества именно в период интенсивных эстетических преобразований.

Методологическую основу диссертации составило положение о том, что художественная форма произведения, и прежде всего лингвопоэтика, определяется содержанием творчества писателя, его эстетической установкой и платформой литературного направления, к которому он себя причисляет или принадлежит по объективным причинам. Художественная форма непосредственно сигнализирует о содержании текста: установке автора, его эстетических пристрастиях, идейных намерениях. Отбор речевых средств, стратегия и тактика их употребления диктуются не только конкретными контекстно-художественными обстоятельствами, но и системными факторами — макроконтекстом поэтики литературного направления. Увидеть конкретные проявления таких эстетических феноменов в общем русле истории формирования русского ПЯ в указанную эпоху очень важно для осмысления исторической поэтики русской литературы в целом.

Художественное слово является конденсатом, «зародышем» определенной литературной эстетики, несет в себе потенциал своего будущего «развертывания» как особой матрицы, формирующей эстетическое кредо литературного направления, течения, автора и т. д. Так, например, можно предположить, что традиционные поэтизмы, славянизмы сигнализируют о приверженности поэта, его школы к классической традиции русской поэзии, идущей еще от эпохи классицизма и золотого векаразговорно-просторечные, тем более грубые и вульгарные элементы словаря связываются в нашем эстетическом сознании с иными литературными источниками и традициями — пародирующими классицизм, барковской, отчасти пушкинской, кольцовской, некрасовской и иными линиями. Привлечение «метафизических» ресурсов, например научных терминов, — свидетельство преемственности поэтов в отношении усиления интеллектуального начала литературного творчества, идущего в частности от Ломоносова, Державина, Пушкина, Полежаева, Лермонтова и других поэтов-мыслителей. В известном смысле художественное слово уже само по себе является фирменным знаком конкретного автора, его школы, литературного направления. По мнению М. М. Бахтина, поэтическое творчество — это своеобразный диалог поэтов разных эпох, в котором художественное слово преломляется разными гранями, диалектически разлагаясь то на «чужое», то на «свое» [Бахтин 1975, с. 106- 1986, с. 283 — 284]. В нашей работе мы опираемся на утвердившееся в лингвистике положение о том, что каждое знаменательное слово поэтического текста является «представителем» особой «темы», «носителем» определенной авторской концепции и конструктом лексико-семантической системы его ПЯ [Баевский 2000, 2001].

Методика нашего исследования поэтического словаря конкретного автора, литературного направления основывается на системном анализе главных составляющих поэтического лексикона. В каждом случае мы учитываем следующие углы зрения: а) предметно-тематическую характеристику лексики, непосредственно отражающую основное содержание творчества того или иного автора, его художественный мир, микрокосмб) этимологический спектр привлекаемых поэтом средств, поскольку он характеризует традиционную установку русской поэзии на те или иные стратегические ресурсы русского литературного языка — церковнославянизмы, западноевропейские заимствования, ориентализмы, исконно русские элементы разнообразного профиля, наконец, нетранслитерированные заимствования из различных языков (варваризмы), в том числе и целые контексты такого родав) стилистический диапазон привлекаемых поэтами литературно-разговорных средств (нейтральных, разговорных, просторечных, книжных, высоких и др.), особенно ярко манифестирующий причастность писателя к определенной литературной традицииг) распределение элементов поэтического словаря конкретного автора в зависимости от их отнесенности к активному или пассивному составу русского языка (историзмы, архаизмы, неологизмы и окказионализмы), так как данный аспект отчетливо выявляет речевую стратегию писателя, литературного направленияд) дисперсию привлекаемых автором лексем в плане их отношения либо к общенародным ресурсам языка, либо к ограниченным в своем функционировании той или иной средой — регионально-географической (диалектизмы), профессиональной (термины), социальной (жаргонизмы) — е) меру и характер привлечения автором — как творческой индивидуальности и как представителя литературного направления — столь специфических коммуникативных средств, каковыми являются имена собственные, выполняющие разнообразные идеологические и эстетические функции [Су-перанская 1973].

Несмотря на традиционность в описательной лексикологии предложенной схемы анализа, мы принимаем во внимание те спорные моменты, которые могут возникнуть в ходе исследования. Так, например, вариативным представляется решение вопроса о вычленении тематических групп из символистских контекстов, поэтика которых не предполагает четкой соотнесенности обозначения с обозначаемым, поэтому мы осознаем условность такого выделения. Методика анализа может быть затруднена и эволюционными (революционными, регрессивными и др.) изменениями идиостилей указанных авторов. В связи с этим сделаем оговорку, что мы не ставим перед собой цели специально проследить характер таких изменений и рассматриваем творчество каждого писателя как единый макроконтекст. Соответственно, говоря о фиксации в художественных текстах необщенародных элементов, в частности терминов, мы не забываем о тех семантических и стилистических изменениях, которые происходят с ними вследствие их включения в художественный текст [см. об этом, например: Благова 1976; Бочегова 1978; Васильев 1982].

С целью объективировать результаты нашего исследования, анализируемые факты словоупотребления писателей мы интерпретировали на основе материалов лингвистических словарей. В частности, этимология рассматриваемых нами лексем определялась с помощью этимологических словарей и словарей иностранных слов [см. Список использованной литературы]. Стилистическая принадлежность слов того или иного исследуемого контекста устанавливалась в соответствии со стилистическими пометами Толкового словаря русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова [1935 -1940]. Этот же словарь использовался нами при отнесении слова к той или иной сфере употребления, активному или пассивному составу русского языка. Диалектная природа лексем выявлялась с помощью словаря В. И. Даля [1907 — 1935]. В некоторых случаях принимались во внимание данные словарей языка того или иного писателя [Масленников 2000аПер-цова 1995; Религиозная лексика. 2002 — 2003; Словарь поэтического языка М. Цветаевой 1996;2000].

Помимо качественного анализа лексиконов поэтов Серебряного века в работе используется и количественный подход к изучению словаря и словоупотребления авторов указанной эпохи. Он основывается на достаточно устоявшемся в современной филологии положении, согласно которому квантитативные показатели поэтического словаря выявляют сущностные, атрибутивные характеристики лингвопоэтики писателя, а также литературной школы или целого направления [Фрумкина 1962; Лятина 1968; Войнов 1970; Головин 1970, с. 11, 14, 50, 113- Баевский 2001]. Конкретным приемом анализа количественных параметров словоупотребления того или иного автора и литературного направления в целом явилось рассмотрение соответствующих характеристик в составе определенных текстовых выборок, включающих в себя наиболее репрезентативные, значимые произведения писателя в указанный период. Объем данных выборок составил в каждом конкретном случае приблизительно 10 000 словоупотреблений (учитывались только знаменательные слова), что в теории лингвостатистики считается надежным основанием для достаточно объективных выводов о речевой индивидуальности писателя [Головин 1970, с. 22−64]. При этом единицей статистического анализа мы считали не лексему, а ее словоупотребление. Выявляемые квантитативные закономерности художественного словоупотребления выражались нами не в виде так называемых математических вероятностей (с учетом их статистической погрешности), а в форме обычного процентного соотношения тех или иных анализируемых лексических феноменов, — с целью облегчения восприятия полученных результатов. Они сведены в единую таблицу (см. Приложение). При этом нами учитывался не только собственно лексический состав словаря писателя, но и конкретная речевая активность употребления тех или иных лексем в рассматриваемых выборках.

Таким образом, в работе нами используются качественный и количественный методы анализа словарного инвентаря русской поэзии Серебряного века в ее важнейших проявлениях. При этом мы применяем следующие методы и приемы анализа: наблюдение над той или иной сущностной характеристикой определенного элемента поэтического словаряописание этих релевантных черт в системном видесобственно статистический анализ, вводимый нами в простейшем видесравнение качественных и количественных характеристик поэтических лексиконов отдельных авторов в рамках того или иного литературного направлениясопоставление между собой качественных и количественных параметров лингвопоэтики основных литературных течений эпохи и персональных эстетических систем, выпадающих из их контекста (раннее творчество Волошина, Цветаевой, Ходасевича).

Некоторые понятия, которыми мы оперируем в ходе работы, понимаются в науке неоднозначно, поэтому определим, что мы будем подразумевать под тем или иным термином. Поясним, прежде всего, что мы будем понимать под лексической структурой.

Считается, что к понятию структуры языка одним из первых в истории языкознания обратился Фердинанд де Соссюр, провозгласивший в своем «Курсе общей лингвистики» тезис о том, что «язык есть форма, а не субстанция» [Соссюр 1999]. Тем самым Соссюр на несколько десятилетий определил развитие ряда направлений в языкознании, объединяемых общим названием «структурализм». «С большой силой Фердинанд де Соссюр выразил общую тенденцию развития современных наук, состоящую в усилении внимания и интереса к структурам и функциям объектов <.> В понятие языка, по Соссюру, включается структура, организация звуковой материи, но не сама звуковая материя. Область звучания оставлена речи. Язык же выступает как нечто освобожденное от „шелухи субстанции“, как чистая структура» [Солнцев 1971, с. 8]. В результате многие лингвисты сконцентрировали свое пристальное внимание на понятии структуры.

Представители структурной лингвистики понимали язык как знаковую систему с четко выделенными структурными элементами (единицами языка, их классами) и стремились к строгому, приближающемуся к точным наукам, их описанию. При этом под структурой языка подразумевалась сеть отношений (противопоставлений) между элементами языковой системы, упорядоченных и находящихся в иерархической зависимости в пределах определенных языковых уровней [Виноградов 1990, с. 496 — 497- Апресян 1966].

И все же, несмотря на обширные труды структуралистов, единого взгляда на структуру языка в науке нет до сих пор. Одни ученые иногда приравнивают понятие структуры языка к понятию системы языка, в то время как другие, наоборот, стремятся их разграничить. Порой определение системы языка у одного ученого оказывается сходным с определением структуры языка у другого языковеда, или то, что подразумевается под структурой в одном случае, оказывается распределенным между понятиями структуры и системы — в другом. Например, А. А. Реформатский называет структурой «единство разнородных элементов в пределах целого», а системой — «единство однородных взаимообусловленных элементов» [Реформатский 1967, с. 25, 31]. Г. С. Щур определяет структуру как «совокупность элементов (единиц) данного объекта», а систему — как «совокупность связей, существующих между элементами данной структуры» [Щур 1964, с. 16]. С точки зрения Ю. С. Степанова, «под структурой вообще и в современном языкознании в частности понимается такое сочетание элементов, в котором каждый элемент обусловлен всеми другими» [Степанов 1966, с. 8]. В. М. Солнцев считает, что структура — это «устройство, организация, упорядоченность системы <.> Структуру системы можно иначе определить как совокупность внутрисистемных связей <.> Структура существует объективно как внутреннее устройство, организация или упорядоченность объекта (системы) и может быть объектом изучения в отвлечении от субстанций данной системы» [Солнцев 1971, с. 28−29].

Несколько значений у термина «структура» видит О. С. Ахманова. По ее мнению, структурой следует считать «обобщенное обозначение инвариантных особенностей (свойств) звукового, фонологического, морфонологи-ческого и морфологического составов языка в плане их соотношения друг с другом, т. е. в плане закономерностей использования единиц более низких уровней для конструирования единиц более высоких порядков», а также «внутреннюю организованность языка как семиологической системы, ограничивающей свободу воспроизведения его элементов, что проявляется в неодинаковой частотности их употребления и в ограничениях их сочетаемости, порождающих избыточность». Ахманова выделяет и такое значение термина «структура», как «строение» [Ахманова 1966, с. 458].

В нашей работе под лексической структурой мы подразумеваем стратификацию, расслоение лексического состава ПЯ на взаимосвязанные, взаимообусловленные, так или иначе коррелирующие между собой группы лексики, поскольку нас интересуют разнообразные системные признаки лексиконов поэтов: тематические составляющие поэтических словарей авторов, оппозиции и соотношение в них высоких и сниженных стилистически элементов, исконно русских и заимствованных, актуальных и устаревающих, общенародных и необщенародных лексических средств. При этом термин «поэтический язык» мы используем как синоним выражения «стихотворный язык», то есть язык поэзии или стихотворного произведениявслед за Г. О. Винокуром [19 916, с.25] и составителями Литературного энциклопедического словаря, в частности В. П. Григорьевым [Григорьев 1987, с. 302], считающими такое значение этого термина основным.

Предметно-тематическая характеристика лексики ПЯ указанных поэтов осуществлялась нами при помощи понятия «семантическое поле». Под семантическим полем мы понимаем совокупность лексических единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений [Кузнецов 1990, с. 380]. Характеризуя ПЯ того или иного автора с предметно-тематической точки зрения, мы апеллируем также к понятиям «прозаизм» и «бытовая лексика». Прозаизмом мы называем слово или выражение лирического произведения, несвойственное или мало характерное поэтической речи [Словарь русского языка., с. 486]. Под бытовой лексикой мы подразумеваем «слова повседневного обихода, называющие предметы и явления быта, то есть общего уклада жизни, окружающей нас обстановки, обычаев, нравов и т. д.» [Розенталь, Теленкова 1985, с. 32].

Научная новизна данной работы заключается в опыте разноаспектно-го анализа лексики ПЯ виднейших представителей Серебряного века в ее системно-структурных проявлениях, а также сравнении и сопоставлении анализируемых явлений между собой.

Теоретическая значимость исследования состоит в попытке конкретного обоснования взаимообусловленности художественной’формы и содержания — как на уровне «спектральных» характеристик поэтических лексиконов выбранных писателей, так и в плане учета их количественных констант, репрезентирующих идиостили этих поэтов и представляемых ими литературных направлений.

Практическая ценность работы видится в возможности использования ее результатов при описании поэтики крупнейших стихотворцев Серебряного века, художественных направлений этого времени и самой литературной эпохи в целом, — например, в школьных и вузовских курсах истории и теории литературы, спецкурсах по истории поэзии и ПЯ, а также при составлении персональных писательских словарей.

Таким образом, на защиту нами выносятся следующие положения:

1. Поэтическое мировоззрение писателя определяет его словоупотребление, а отбор речевых средств, в свою очередь, отражает систему его эстетических взглядов.

2. Лексические составы ПЯ писателей Серебряного века — и единомышленников и антагонистов — отличаются не столько качественными признаками, сколько количественными, динамичными характеристиками словоупотребления авторов. В одних эстетических системах обозначенной эпохи определенные словарно-языковые признаки являются типологически и соответственно статистически близкими, так или иначе соотносительными, в других — индивидуально-вариативными, расходящимися, вплоть до отчетливых оппозиционных проявлений.

3. Сравнение лексических составляющих ПЯ ведущих авторов, литературных направлений, школ позволяет говорить о наличии общих, специфических черт языка поэзии Серебряного века и, следовательно, существовании особого идиолекта поэзии указанной эпохи.

4. ПЯ Серебряного века многомерен. В нем представлены как традиционные, так и достаточно новые, часто необщенародные и окказиональные ресурсы русского языка.

Основные положения диссертации были представлены нами в ряде научных докладов и нескольких статьях.

Диссертация состоит из данного введения, четырех исследовательских глав, заключения, списка использованных источников, словарей и научных работ, а также приложения.

Выводы.

1. Тематические доминанты ПЯ авторов, относительно независимых от других литературных направлений Серебряного века, концентрируются, с одной стороны, вокруг бытийных мотивов. Следствием онтологических рассуждений поэтов становится их обращение к религиозным понятиям и символам. С другой стороны, Волошин, Цветаева и Ходасевич разрабатывают темы относительно новые для поэзии, а порой и совсем непоэтические. Однако очень часто прозаизмы становятся своеобразным средством для перехода поэтов к экзистенциальным размышлениям.

2. Заимствованная лексика в поэтических словарях Волошина, Цветаевой и Ходасевича немногочисленна, однако играет в ПЯ писателей важную роль. Функциональный характер и принципы привлечения их в ПЯ у каждого автора неодинаковы. У Цветаевой и Ходасевича европеизмы единичны и разрознены в разных поэтических текстах, однако они становятся либо семантическим, образным центром стихотворения, либо отправной точкой для языковой и смысловой игры. Волошин использует заимствования преимущественно в составе нетранслитерированных латинских, итальянских, французских выражений, отводя им функцию своеобразной квинтэссенции поэтической мысли.

3. В стилистическом отношении указанные писатели Серебряного века тяготеют в своем словоупотреблении к книжным элементам. Более последовательны в этом плане Волошин и Ходасевич. Разговорные элементы становятся важным средством поэтического выражения преимущественно у Цветаевой.

4. Как у Волошина, так и у Ходасевича и Цветаевой значимы языковые ресурсы пассивного состава: это и устаревшая лексика, и новообразования. При этом можно увидеть зависимость тенденций словотворчества Волошина от речевой практики символистов, а Цветаевой — от футуристов. В ПЯ Ходасевича окказиональных лексических единиц значительно меньше. Однако несомненный интерес для исследования представляют его индивидуально-авторские имена собственные.

5. Необщенародная лексика становится заметной составляющей лексического инструментария Волошина, в меньшей степени — Ходасевича и Цветаевой. В ПЯ этих писателей появляются термины естественных, точных, технических, гуманитарных наук, искусствоведения. В словоупотреблении Волошина обнаруживаются элементы южнороссийских говоров.

6. Имена собственные (топонимы, гидронимы, мифологизмы, библе-измы, исторические и современные) важны для поэта-скитальца Волошина, определяющего с их помощью маршруты своих ментальных путешествий, происходящих не только в пространстве, но и во времени. Многофункциональны имена собственные в ПЯ Цветаевой, являющиеся средством создания хронотопа, литературной аллюзии, а также ключевым звеном зафиксированного поэтического впечатления. Менее заметны имена собственные в ПЯ Ходасевича, в числе которых топонимы, библеизмы и мифологизмы.

Заключение

.

Качественно-количественное исследование поэтических лексиконов писателей Серебряного века позволяет выявить общие сущностные особенности ПЯ данной эпохи, несмотря на то, что в лингвопоэтике каждого автора они находят индивидуальное преломление. И хотя идиостиль писателя эволюционирует на протяжении творческого пути, у исследователя есть возможность отметить его доминантные, инвариантные черты. Они оказываются зависимыми от эстетических установок автора, определяющих в конечном счете его словоупотребление. Предложенный анализ показал, что в ПЯ представителей одного литературного течения могут прослеживаться различия, а в лингвопоэтике писателей неодинаковых литературных направлений — следы явного сходства.

Так, на предметно-тематическом уровне ПЯ Серебряного века особенно четко прослеживаются тенденции изображения художественной действительности сквозь призму внутреннего мира лирического героя. На передний план смысловой системы поэтического произведения выходит результат восприятия, ощущения, чувства, эмоции, рефлексии субъекта авторского сознания. Осмысление своего места в жизни, решение мировоззренческих проблем, определение основных жизненных ориентиров обусловило появление в ПЯ писателей лексических обозначений важнейших экзистенциальных абсолютов (жизнь, смерть, любовь, судьба, путь, мечта, бытие и др.), что повлекло в свою очередь использование лексических элементов с философско-бытийной семантикой. Подчеркнем, что подобные тенденции характерны не только для поэтики символистов и акмеистов, но и футуристов, а также поэтов, чье творчество не принято связывать с конкретным литературным направлением. Закономерно при этом, что одинаковые смысловые линии по-разному реализуются в творчестве того или иного поэта, поскольку каждое семантическое поле любого автора отличается большой смысловой емкостью и концептуальной направленностью. Более того, неодинаковый характер словоупотребления может наблюдаться при развитии одного и того же мотива определенным автором в разные периоды его творчества. К примеру, любовная линия у Блока, Брюсова, Ахматовой или Маяковского выражается различными средствами, поскольку характер чувства субъекта сознания каждого автора своеобразный. Если у Блока они проникнуты мистическими настроениями, у Ахматовой подчеркивается их «земная» природа, у Брюсова усугубляются откровенно плотскими акцентами, то у Маяковского могут быть повернуты к читателю сразу всеми этими сторонами. Примечательно в этом отношении обращение всех авторов к христианским понятиям и символам. Функциональный и смысловой характер формально одинаковых случаев словоупотребления здесь также может обнаруживать расхождения (ср., например, функции церковной лексики в поэзии Белого, Ахматовой и Маяковского и др.).

В ПЯ писателей Серебряного века одной из ведущих смысловых доминант становится тема пути — реализуемая параллельно и как отражение путешествий географических, но чаще — как результат странствия духа. У всех авторов в той или иной степени получают развитие военные мотивы. Однако если у большинства из них они становятся откликом на реальные общественные события, то, например, у Гумилева военная лексика обусловлена художественной маской конквистадора, охотника, завоевателя.

Для всех авторов указанного времени очевидны богатые выразительные возможности бытовой лексики, введенной в ПЯ Серебряного века символистами и акмеистами. Ее полноправие по отношению к традиционным средствам поэтического выражения было окончательно канонизировано эстетической установкой и речевой практикой футуристов.

Все глубже в ПЯ Серебряного века проникает заимствованная лексика. При этом славянизмы отчетливо вытесняются европеизмами и ориента-лизмами. Принцип их проникновения в ПЯ авторов Серебряного века совершенно иной, нежели у писателей XVIII и XIX столетия. Если у последних заимствованная лексика привносилась в ПЯ вследствие объективных изменений языковой действительности того времени, причины появления таких элементов у поэтов Серебряного века — субъективны. В 20 веке автор сам выбирает культурную парадигму, в рамках которой ведет свой поэтический диалог. При этом символисты ориентируются в большей степени на западную культуру, акмеисты обращаются и к Западу, и к Востоку. Такие же тенденции наблюдаются в ПЯ футуристов: даже у Хлебникова, демонстративно отказавшегося от заимствований, одним из главных средств поэтического выражения становятся ориентализмы. Таким образом, в эпоху Серебряного века ПЯ насыщается иноязычными словами самой разной этимологии.

Количественный анализ показал, что высокая и книжная лексика активно используется всеми исследованными авторами, даже футуристами (исключение в этом ряду представляет лишь Маяковский). Этот факт легко объяснить, если учесть характер основных тематических доминант в лирике литераторов той поры. Эстетическими установками поэтов можно объяснить появление в стихотворных текстах разговорной и просторечной лексики. За данным фактом, с одной стороны, видится тенденция дальнейшей демократизации ПЯ, начатой еще Пушкиным, Некрасовым и некоторыми другими поэтами. С другой, использование лексики сниженного регистра у авторов Серебряного века служит созданию определенного художественного приема — стилистического контраста, иронии и т. д. Разговорные и просторечные элементы занимают заметное место как в поэтических лексиконах футуристов, так и символистов, акмеистов, других поэтов и проникают не в только тематически сниженные контексты, но и высокие.

Важным средством поэтического выражения в языке поэзии Серебряного века является устаревшая лексика. Наряду с единицами пассивного состава на передний план начинают выдвигаться окказионализмы. И если в отношении употребления архаизмов и историзмов поэты начала XX столетия продолжают следовать традициям словоупотребления их предшественников, положенным еще теорией «трех штилей» Ломоносова и развитыми.

Державиным, Карамзиным, Пушкиным и др., то индивидуально-авторские лексические образования характеризуют писателей XX века как реформаторов, ярких новаторов ПЯ в общем контексте его развития.

Процесс окказионализации ПЯ в эпоху Серебряного века начинается уже символистами, продолжается акмеистами и достигает своего апогея в творчестве футуристов. Важно отметить, что характер новообразований писателей адекватен их эстетическим установкам. Например, в лингвопоэтике символистов, оперирующих в основном философско-бытийными понятиями, в числе окказиональных единиц ведущее место занимают абстрактные существительные и сложные прилагательные, синкретичные по семантике. Расширяя выразительные возможности поэтического слова, они, тем не менее, не имеют ярко выраженной направленности на языковой эксперимент. Введенные в поэтический текст, они не слишком выделяются из общего контекста, даже если несут основную смысловую нагрузку всего произведения. Вслед за символистами в отношении неологизации следуют и акмеисты. При этом новообразования не нарушают классичности и ясности их ПЯ. Окказиональные элементы футуристов, напротив, отчетливо ориентированы на эксперимент и новацию, о чем и заявлено в теоретических программах каждого из поэтов этого художественного направления. Многообразие словообразовательных моделей, неоднозначная или затемненная семантика футуристических окказионализмов говорят об их намеренной броскости и подтверждают их экспериментальный характер. Любой индивидуально-авторский элемент в произведении футуристов является ведущим смысловым звеном, тематическим фокусом стихотворения. Качественный и количественный анализ позволяет провести аналогию между тенденциями в неологических процессах других авторов Серебряного века. В частности, характер и функции окказионализмов Волошина идентичны символистским, индивидуально-авторские образования Ходасевича и их роль в лингвопоэтике автора сходны с акмеистическими, а словоновшества Цветаевой обнаруживают связь с неологизмами футуристов.

В ПЯ указного времени активно проникают необщенародные элементы, и в частности научная лексика. В лексический инструментарий каждого автора прочно входят термины гуманитарных, точных, естественных наук, общественно-политические понятия. При этом взаимозависимость словоупотребления писателей и их эстетических взглядов в этом отношении очевидна. В частности, сам язык, поэзия, акт творчества часто становятся предметом лирических размышлений писателей Серебряного века, а в результате в их поэтическом словаре появляются филологические термины. Вследствие художественных скитаний поэтов в географическом или ментальном пространстве в ПЯ входят понятия из области географии или морского дела. Отголосками натуралистического мышления писателей XIX столетия можно считать проникающие в словарь поэтов XX века термины медицины и анатомии. Программной установкой на синтез искусств поэтическими средствами объясняется появление в лексическом составе поэтов обозначенной эпохи понятий изобразительного искусства, музыки, архитектуры и т. д. Поэтическим преклонением перед техническим гением человека становятся техницизмы. Примечательно при этом, что научные понятия используются некоторыми писателями Серебряного века не только в переносном значении, но и прямом, даже если им сообщается дополнительное смысловое осложнение. Преимущественно это относится к лексическим элементам точных наук — математики, астрономии, физики, химии. Насколько важна категория научных понятий в системе средств поэтического выражения авторов Серебряного века, особенно наглядно иллюстрирует факт писательского терминотворчества, филологический как по своей «природе», форме, так и содержанию.

Дополнительным источником обогащения литературных выразительных средств в начале прошлого столетия становится диалектная лексика. Особенно значительна она в лингвопоэтике футуристов.

Важную роль в ПЯ многих писателей Серебряного века играют имена собственные. Репрезентирующие художественный мир поэтов, те или иные смысловые доминанты их мировосприятия, выполняя роль мощного средства аккумуляции реминисцентного содержания, они также помогают выявить основные тенденции ПЯ этой эпохи. Следуя за традициями предшественников, свой ПЯ язык именами собственными насыщают символисты. Тенденция расширения поэтического кругозора с помощью имен собственных продолжена акмеистами и достигает апогея в творчестве футуристов. Если первые и вторые сплавляют в единое поэтическое бытие имена различных типов и эпох в пределах метаконтекста, то футуристы смешивают их даже в рамках одного стихотворения, тем самым полностью стирая границы между художественным временем и пространством. Иными словами, в произведениях каждого автора имена собственные — полифункциональны: они являются средством создания хронотопа, определенной стилизации, воссоздания исторических сюжетов, отсылкой к художественному, религиозному, в частности библейскому, тексту или мифу либо реминисценцией из них.

Таким образом, лексический состав ПЯ Серебряного века многомерен. В нем представлены как традиционные, так и достаточно новые, часто необщенародные и окказиональные ресурсы русского языка. Проведенное исследование показало, что поэтические лексиконы авторов — и единомышленников, и антагонистов — отличаются не столько качественными признаками, сколько количественными, динамичными характеристиками словоупотребления писателей. В одних эстетических системах обозначенной эпохи — индивидуальных или групповых — определенные словарно-языковые признаки являются типологически и соответственно статистически близкими, так или иначе соотносительными, в других — индивидуально-вариативными, расходящимися, вплоть до отчетливых оппозиционных проявлений. Однако, несмотря на это, полученные результаты позволяют предполагать наличие общего поэтического идиолекта Серебряного века с характерным, устойчивым спектром его признаков:

1. На тематическом уровне ПЯ указанной эпохи, с одной стороны, прослеживается продолжение развития традиционных поэтических линий, философско-бытийных тем (жизни и смерти, судьбы и предназначения человека, любви, одиночества, творчества и т. д.). С другой стороны, отмечается развитие языковых явлений, свидетельствующих об уходе писателей от абстрактных поэтических размышлений и усилении конкретного смысла тематических доминант ПЯ, а также роли непоэтических, бытовых мотивов (художественный текст насыщается точными предметными деталями, про-заизмами).

2. В ПЯ Серебряного века глубоко проникает заимствованная лексика различной этимологии. Обращение авторов Серебряного века к заимствованиям из европейских и восточных языков говорит о такой важной тенденции ПЯ указанной эпохи, как стремление к диалогу различных культур в рамках языкового поэтического пространства.

3. Языковые тенденции поэзии Серебряного века обусловили дальнейшую демократизацию ПЯ, чему способствовало активное использование поэтами, наряду с книжными, разговорных, просторечных, а порой и вульгарных, грубых стилистических ресурсов.

4. ПЯ каждого писателя Серебряного века ориентирован как на использование традиционных лексических единиц пассивного состава (архаизмов и историзмов), так и новых, окказиональных.

5. ПЯ обозначенной эпохи обнаруживает тесное взаимодействие с лексикой науки, используемой авторами Серебряного века и в переносном, и прямом значении. Она становится не только богатейшим источником создания новой поэтической образности, но и способствует дальнейшему становлению стихотворной разновидности «метафизического языка».

6. Важным средством лексического инструментария поэтов Серебряного века являются имена собственные, позиционирующие ведущие смысловые доминанты художественного мира автора, а также отражающие его эстетическую установку.

Системное сопоставление выявленных тенденций ПЯ авторов Серебряного века с языком поэзии их предшественников, а также последователей помогло бы более четко и адекватно проследить эволюцию ПЯ в целом.