Графические и орфографические особенности памятников русской письменности XV века

В истории русского письма XV век оказался самым спорным и противоречивым, поскольку именно в этот период в русской графике и орфографии вновь появляются буквы, написания слов, уже не характерные для письма конца XIV века. Возвращаются нормы XI—XII вв., вследствие чего в науке закрепляется мнение о так называемом «втором южнославянском влиянии», споры о котором не утихают более ста лет. Понятие «второе южнославянское влияние» вводится впервые в работах академика А. И. Соболевского, заметившего нововведения в графике и орфографии рукописей, написанных с середины XIV в. по середину XV в.

Известно, что со второй половины XIV века в связи с завоеванием Балкан турками на Русь хлынул поток болгарских и сербских эмигрантов. Деятели культуры и искусства из Византии, Сербии, Болгарии, Афона обосновались в Москве, Новгороде и других русских городах. Этому способствовало и возведение болгарина Киприана на митрополичью кафедру. Русское государство стало единственной православной страной, и поэтому вызревает идеологическая концепция, которая в начале XVI в. получит название «Москва — третий Рим».

В то время, когда в Болгарии велась работа по исправлению книг и новым переводам, древнерусская литература из-за монголо-татарского нашествия замедлила свое развитие, но русские писцы знали или предполагали о существовании новых переводов. По мнению сторонников «второго южнославянского влияния», русские писцы заимствовали у болгар уже готовую орфографию, которая была похожа на ту, что представлена в старых церковнославянских текстах, потому что для русских писцов было удобнее использовать готовые среднеболгарские переводы с греческого, чем переводить вновь. Суть реформы состояла в установлении строгих орфографических и стилистических норм. Каждая особенность графики, каждая особенность написания, произношения слова имела свой смысл, поэтому каждой букве приписывалась индивидуальная роль, большое внимание уделялось надстрочным знакам.

Л.П. Жуковская под южнославянским влиянием понимала такое явление, когда русский писец при копировании русского оригинала использовал особенности южнославянской орфографии. Появление южнославянских и греческих написаний в рукописях XV в., и даже XVI в., Л. П. Жуковская связывает с архаизацией русского письма. К концу XIV в. происходит объединение русских княжеств под началом Московского княжества. Возникает идея преемственности культурного и письменного наследия, поэтому в XV—XVI вв. в русской графике и орфографии проявились архаизирующие и грецизирующие тенденции. Мы придерживаемся в своей работе именно этой точки зрения. Наше исследование в целом направлено на ее доказательство.

Объект исследования — система русской графики и орфографии XV в. в динамическом аспекте (как эволюционирующая).

Предмет исследования — графические и орфографические особенности памятников письменности XV века разных жанров.

Материалом для исследования послужили рукописные средневековые русские списки XV века разных жанров: рукописи религиозного содержания (15 списков), жития (5 текстов), летописные своды (3 списка), грамоты, относящиеся к разным регионам Руси: северные грамоты (2 онежские, 2 двинские), 1 псковская грамота, 7 рязанских грамот, а также 11 грамот, написанных в монастырях, расположенных недалеко от Москвы, поэтому условно названных грамотами центральной Руси. Памятники религиозного содержания1 условно распределены по хронологическим срезам: рукописи, написанные в первой трети XV в. (1400−1430-е гг.), в середине века (14 301 470-е гг.), в последней трети XV в. (1470−1500-е годы). Всего.

1 ' К рукописям церковного содержания мы относим памятники традиционного содержания, богослужебные книги (например, Евангелие, Часослов, Паремейник и др.) и творения отцов церкви (например, Лествица). проанализировано 23 рукописных списка и 24 грамоты объёмом свыше 4500 листов.

Актуальность настоящего исследования обусловлена возрастающим вниманием к историческим процессам в языковой системе, обусловившим её современное состояние. К таким процессам относится и эволюция русской графической и орфографической систем, детерминированная не только языковыми, но и нелингвистическими причинами. В связи с этим актуальность исследования определяется нами следующими факторами:

1. Слабо разработана проблема истории русской орфографии. Требуется теоретическое осмысление, основанное на детальном анализе языкового материала.

2. До сих пор устойчивым является представление о так называемом «втором южнославянском влиянии», что приводит к заблуждению историков языка, поэтому требуется разрушить данный стереотип и дать более четкую дефиницию, исключающую возможность различного его толкования.

3. Назрела необходимость документального подтверждения плодотворной гипотезы о реставрации, реформации церковнославянского языка в XV в., для чего необходимо выработать критерий для отбора корпуса текстов для анализа.

Основная гипотеза исследования состоит в том, что в XV в. происходило не второе южнославянское влияние на русское письмо, а архаизация письма, которая заключается в реставрации графических и орфографических норм XI — XII вв.

Цель работы — проследить эволюцию орфографических и графических норм древнерусского языка XV в. на материале разножанровых рукописей, относящихся к разным периодам XV в., и на этом основании доказать архаизацию русского письма этого периода.

Достижение данной цели предполагает решение следующих конкретных задач:

1. Дать палеографическое описание исследуемых памятников письменности с целью установления их датировки.

2. Выявить графические и орфографические особенности, присущие рукописям русского извода XV века.

3. Определить орфографические закономерности, связанные с употреблением букв в данный период.

4. Сопоставить орфографию рукописей в разные периоды XV века с графическими и орфографическими особенностями более ранних рукописей (XI-XIV вв.).

5. Выявить и охарактеризовать южнославянские графико-орфографические черты в рукописях русского извода XV в.

6. Установить соотношение южнославянских и древнерусских написаний в плане их частотности в рукописях церковного и делового содержания, в агиографических текстах и летописных сводах.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1. Введены в научный оборот до сих пор не исследованные с точки зрения орфографических и графических особенностей рукописные памятники.

2. Изучены текстологические особенности памятников русского извода XV в.

3. Выявлены греческие, южнославянские и собственно русские графические и орфографические особенности на основе детального анализа употребления букв в исследуемых текстах.

4. Доказано, что в XV в. происходит не второе южнославянское влияние на русское письмо, а его архаизация, которая способствовала утверждению идеологии Русского государства как центра славянского православия в тот период.

5. Установлено, что использование в рукописях букв Ъ, Ь свидетельствует не о незавершенности процесса падения редуцированных, а о восстановлении этих гласных на письме в XV в. и отражении более общей тенденции архаизации письма той эпохи.

6. Впервые русская письменность в плане орфографии и графики рассмотрена в совокупности разных жанров: церковных и светских.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Памятники русской письменности XV века отражают процесс архаизации норм правописания, южнославянские графико-орфографические и греческие графические особенности являются результатом этого процесса.

2. Языковой материал отражает сложную картину взаимодействия различных внутриязыковых, функциональных и нормализаторских тенденций, характерных для русского письма XV в., в том числе и определенное влияние греческого и болгарского языков. Южнославянские и греческие черты орфографии объясняются различными причинами: 1) непосредственным влиянием болгарского оригинала, 2) стилистической и языковой архаизацией, обусловленной нормализаторскими устремлениями эпохи, 3) южнославянским происхождении древнерусского литературного языка.

3. В начале XV века в рукописях разных жанров отражена графико-орфографическая система правописания, сложившаяся в XIV веке. В середине XV в. формируется новая графико-орфографическая система, которая окончательно сложилась к концу XV в. и нашла отражение в русской.

• письменности XVI в., а также в современной орфографии церковнославянского языка.

4. Использование в рукописях букв Ъ, Ь свидетельствует не о незавершенности процесса падения редуцированных, а о восстановлении этих гласных на письме в XV в., отражающих общие тенденции архаизации письма этой эпохи. г.

5. Южнославянские и греческие черты отсутствуют в исследуемых рукописях 1 религиозного содержания 1-й трети XV в., употребление данных особенностей возрастает во 2-й половине XV в.- в житийных списках второй половины XV в. южнославянизмы единичны, греческие буквы писцы употребляют наряду с русскими графемами.

6. В летописных сводах второй половины XV в. русская^ графико-орфографическая система схожа с системой, представленной в житиях, однако в летописях среди греческих букв употребляются только 5 и южнославянские написания встречаются чаще, чем в агиографических текстах.

7. В грамотах на протяжении всего исследуемого временного отрезка сохраняется древнерусская орфографическая система, сложившаяся в XIV в. Только в грамотах конца XV в. отмечены некоторые новые написания: после букв согласных встречаются w, оу, tf, после букв гласных — а, еюжнославянские и греческие написания единичны.

8. Правильное написание буквы в памятниках церковного содержания и в житиях свидетельствует о сохранении звука [ё], в летописных сводах и в грамотах замена буквами И и в говорит об утрате этой древней фонемы <�ё> в говорах писцов.

Методологической основой диссертации являются работы ведущих исследователейистории русского языка Л. П. Жуковской, А. И. Горшкова, Б. А. Ларина, H.A. Мещерского, М. В. Ивановой, Т. Л. Мироновой, Д. Ворта, которые появление в русской письменности некоторых южнославянских и греческих графико-орфографических особенностей связывают со стилистической тенденцией архаизации письма, а не с южнославянским влиянием на русскую письменность. В работе реализуется комплексный подход к исследованию эволюционных процессов в графической и орфографической системах русского языка XV века, поэтому используются такие методы, как палеографический, текстологический, историко-сопоставительный, статистический. В основе текстологического метода (предложен Л.П. Жуковской) лежит сопоставление текстологических языковых особенностей памятников. Наряду с текстологическим в исследовании применяются описательный, сопоставительный и статистический методы, которые включают приемы наблюдения, обобщения, интерпретации и классификации исследуемого материала. В качестве вспомогательных в работе применяются методы филигранологии и палеографии. Результаты, полученные с использованием названных методов, представлены в тексте диссертации в виде таблиц.

Теоретические результаты работы могут быть использованы для развития теории архаизации письма в XV в., создания новой концепции южнославянского влияния в различные хронологические периоды, а также для разработки общих вопросов становления орфографических и грфических норм русского языка. Результаты исследования могут лечь в основу дальнейшего изучения особенностей памятников письменности XV века в других аспектах.

Практическое значение исследования. Результаты исследования могут использоваться в преподавании вузовских курсов истории русского литературного языка, исторической грамматики русского языка, русской палеографии, церковнославянского языка, а также курсов по выбору по истории русского языка. Практическая ценность определяется также возможностью использования полученных данных при разработке программ вышеназванных курсов.

Структура работы. Диссертация состоит из предисловия, введения, трех глав, заключения, библиографического списка, списка сокращений и приложения.

В предисловии обозначен объект исследования, обосновывается его актуальность, определяются цель и задачи, указываются методы и приемы исследованияотмечается научная новизна, теоретическая и практическая значимость работыформулируются основные положения, выносимые на защиту.

Во введении рассматривается проблема так называемого «второго южнославянского влияния», обсуждаемая в русской филологии более ста лет, излагаются разные точки зрения ученых на эту проблему.

В первой главе «Эволюция графических и орфографических норм южнославянской и русской письменности» на основе анализа лингвистических трудов представлена эволюция графики и орфографии в южнославянских и древнерусских рукописях.

Во второй главе «Палеографическое описание и графико-орфографические особенности рукописей XV века» представлено краткое палеографическое описание исследуемых рукописей, также анализируются южнославянские, греческие и древнерусские особенности рукописей, в которых отразилось разрушение норм древнерусского литературного языка первой трети, середины и конца XV в.

В третьей главе «Отражение фонетических особенностей в орфографии памятников XV в.» рассматриваются буквы редуцированных в каждой морфеме в зависимости от окружающих звуков, анализируется правописание сочетаний заднеязычных согласных с буквами и, е, 'кправописание шипящих и аффрикатупотребление буквы Н— а также другие фонетические особенности: аканье, цоканье, ассимилятивные процессы.

В заключении подводятся общие итоги работы и намечаются перспективы дальнейшего исследования.

В истории русского письма XV век оказался самым спорным и противоречивым, поскольку именно в этот период в русской графике и орфографии вновь появляются буквы, написания слов, уже не характерные для письма конца XIV века. Возвращаются нормы Х1-ХН вв., вследствие чего в науке закрепляется мнение о так называемом «втором южнославянском влиянии», споры о котором не утихают более ста лет. Понятие «второе южнославянское влияние» вводится впервые в работах академика А. И. Соболевского, заметившего нововведения в графике и орфографии рукописей, написанных с середины XIV в. по середину XV в.

Термин «второе южнославянское влияние», можно сказать, дан условно, так как «первого южнославянского влияния» в русской письменности не было: не на что было влиять, ведь письменность на Руси отсутствовала. На Русь из Византии и Болгарии пришло православие, а вместе с ним и церковная книга. Поэтому и начал формироваться письменный древнерусский язык. После долголетних исследований возникают две противоположные точки зрения на то, как старославянский язык влиял на древнерусский литературный язык. Эти точки зрения А. И. Горшков условно называет «теорией Шахматова» и «теорией Обнорского». А. И. Горшков отмечает: «Сопоставляя „теорию Шахматова“ и „теорию Обнорского“, нетрудно увидеть, что с точки зрения первой древнерусский литературный язык XI в. был обрусевшим древнеболгарским, а с точки зрения второй — оболгаренным русским» [Горшков 1987: 21].

В.В. Виноградов предложил более аргументированную теорию взаимодействия старославянского и древнерусского языка. В основе его теории лежит учение о «типах языка» — «литературно обработанном народном типе» и «книжно-славянском типе», по мнению ученого, они, с «генетической точки зрения», два разных языка, но при этом данные «типы языка» противостоят друг другу лишь «в своих контрастных, наиболее «чистых концентрациях», но уже в XI в. «книжно-славянский тип в восточнославянском обличьи и народно-литературный восточнославянский тип вступили в сложное и разнообразное взаимоотношение и взаимодействие в кругу разных жанров древнерусской литературы» [Виноградов 1978: 87, 102].

По мнению Т. Д. Мироновой, «теория Виноградова не смогла решить ряда проблем языкового взаимодействия, поскольку в ней определяющим фактором для выяснения специфики литературного языка признавались лексика, семантика и синтаксис, а о механизмах взаимодействия древнерусской и старославянской морфологии, грамматической семантики и о тесно связанных с ними проблемах взаимоотношений старославянской и древнерусской орфографии в основном умалчивалось, хотя именно эти элементы языка являются наиболее показательными при определении его генетической природы и его нормированности как языка литературного» [Миронова 2001: 150]. Далее читаем: «Старославянский язык распространялся на Руси в процессе переписки книг, главным образом, церковно-канонических, предназначенных для богослужения. Под пером древнерусских переписчиков он утратил чисто старославянский облик и приобрел восточнославянские черты. Этот вариант старославянского языка в церковно-канонических текстах получил название церковнославянского языка русского извода» [Миронова 2001: 151−152]. Исследователь формулирует основные закономерности взаимодействия графико-орфографической системы старославянского языка и звуковой системы древнерусского языка. Она полагает, что «старославянские графические системы, усвоенные на Руси через посредство славянских протографов, первоначально воспринимались древнерусским книжником с позиций соотнесенности / несоотнесенности состава буквенных знаков со звуковым строем родного языка» [Миронова 2001: 155].

Письменность стала широко распространяться на Руси, особенно при правлении князя Ярослава Мудрого. Ярким доказательством тому служат берестяные грамоты, которые находят археологи до сих пор. И уже русская письменность стала влиять на болгарскую и сербскую.

В годы расцвета Киевского государства Балканские страны попали в зависимость от Византийской империи, поэтому в XII в.- начале XIII в. культурное воздействие шло в направлении из Киевской Руси на Балканы. В этот период многие произведения древнерусской письменности проникают к болгарам и сербам.

Болгарам и сербам к концу XII в. удалось освободиться от власти Византийской империи, поэтому около середины XIII в. вновь начинается расцвет культуры и литературы в Болгарии. К этому времени обновляются старые переводы с греческого, появляются новые редакции переводов Четвероевангелия, Псалтыри, Песни Песней, Апостола, гимнографической литературы, служебных миней, Слов Григория Богослова, Пандектов Никона Черногорца, Лествицы Иоанна Лествичника, Синайского патерика, Жития Антония Великого и другие, а также впервые переводятся сочинения Василия Великого, Исаака Сирина, Григория Синаита, Григория Паламы, Иоанна Златоуста, некоторые оригинальные жития, похвальные слова и послания [Филкова 1991: 141]. Серьезной реформе подвергается литературный языков котором утверждаются новые строгие орфографические и стилистические нормы, так как в течение нескольких веков язык богослужебных книг значительно меняет свой первоначальный вид по форме и содержанию.

Орфографическую реформу болгарского языка XIV века обычно связывают с деятельностью литературной школы патриарха Евфимия Тырновского, с мировоззрением исихастов. Для исихастов, как и для многих средневековых богословов, познание — выражение мира средствами языка, поэтому слово и сущность воспринимаются ими неразрывно связанные друг с другом. Малейшие неточности в богослужебных книгах, по мнению исихастов, способны породить ересь, отсюда у них обостренное внимание к внешней форме слов, к их значению, к правильности языка, графике и орфографии. «В результате книжной реформы болгарский литературный язык среднеболгарского периода (т.е. староболгарский литературный язык) сближается с древнеболгарским литературным языком, насыщается некоторыми языковыми средствами и особенностями, характерными для греческого языка (лексическими единицами, оборотами и пр.)» [Филкова 1991:

142]. Исследователь пишет, что «принципы книжной Евфимиевской реформы получают распространение и развитие в Москве с конца XIV в. и особенно в XV в., когда проводится интенсивная работа по исправлению, редактированию списков ранее переведенных богослужебных, богословских и других христианских книг под руководством митрополита Киприана», однако, обозначив графические и орфографические южнославянские особенности, которые употребляются в рукописях XV в., для подтверждения своих слов П. Д. Филкова приводит примеры из Библии 1581 г.

Смысл реформы болгарского патриарха изложен в сочинении сербо-болгарского ученого Константина Философа Костенческого, опубликованном И. В. Ягичем в главе «Книга Константина Философа и грамматика о письменех», в которой И. В. Ягич рассуждает о реформе среднеболгарского языка [Ягич 1896: 78]. Константин, Философ предлагает вернуть буквы, уже утраченные сербской письменностью: v, также он считает, что на письме должна ощущаться разница в употреблении букв еи^оий^илик и еОсобое внимание уделяет надстрочным знакам, он сравнивает согласные буквы с мужчинами, гласные же — с женщинамипоследние лишь дома, в присутствии мужей, не стесняются ходить без головного убора, так и гласные в сопровождении согласных остаются без дасии и апострофа. Когда же женщины одни выходят из дома, покрывают головы, так и гласные в самостоятельном положении, в начале слов, нуждаются в дасии и апострофе. «Но те же знаки обезобразили бы согласные, как женский убор головы мужчин. Когда в слове столкнутся 2 слога, восходящий и нисходящий (1-ый оканчивается согласною, 2-ой начинается согласною), посередине между ними ставится знак как сторож или свидетель, предупреждающий претыкание» [Ягич 1896: 213].

Константин Философ Костенческий исходит из убеждения исихастов, поэтому «слово и сущность для него неразрывны. Отсюда его чрезвычайное беспокойство о каждом случае расхождения между ними, которое может получиться от, неправильного написания, от неправильной формы слова. Эти расхождения могут привести к ереси и к неправильным воззрениям» [Лихачев 1987: 109]. Главная задача науки, по мнению Константина Философа, -создание правильного языка и правильной орфографии. Он убежден, что каждая буква в слове имеет свое значение и способна изменить смысл речи, поэтому любой букве приписывается индивидуальная роль.

Болгары и сербы начали реформировать письменность с XIV века, поэтому А. И. Соболевский отметил, что рукописи середины XIV века и середины XV века разительно отличаются друг от друга, особенно в графике и орфографии. А. И. Соболевский писал по этому поводу: «Ясно, что между половиною XIV века и половиною XV века русская письменность подпала под очень сильное влияние южнославянской письменности и в конце концов подчинилась этому влиянию. Это произошло благодаря усилившимся сношениям России с Константинополем и Афоном» [Соболевский 1894: 8]. По мнению А. И. Соболевского, церковнославянский язык рукописей середины XV века избегает русизмов, но зато в этих рукописях много древних и поздних болгаризмов, в связи с этим ученый вводит термин «второе южнославянское влияние».

По мнению Н. Г. Ткаченко, в то время, когда в Болгарии велась работа по исправлению книг и создавались новые переводы, древнерусская литература из-за монголо-татарского нашествия замедлила свое развитие, однако русские писцы предполагали о существовании новых переводов. Н. Г. Ткаченко считает, что «для русских гораздо удобнее и легче было использовать уже готовые среднеболгарские переводы с греческого, чем дублировать работу по переводу вновь». Русские писцы заимствовали у болгар уже готовую орфографию, которая была похожа на ту, что представлена в старых церковнославянских текстах. И сербская, и болгарская орфографические системы были приемлемы, но влияние болгарской оказалось сильнее. Не ясна до конца причина, по которой был выбран болгарский вариант церковнославянского языка. Скорее всего, этому способствовала верхушка русского духовенства болгарского происхождения, которая «со всей силой своего авторитета должна была настаивать на том, что среднеболгарская орфографическая система является наиболее близкой к той, которую использовали в древних церковнославянских книгах, в то время как русская система отклонилась от нее в сторону» [Ткаченко 1984: б].

Принято считать, что именно к концу XIV в. многие деятели культуры и искусства из Византии, Сербии, Болгарии, Афона обосновались в Москве, Новгороде и других русских городах. Данному обстоятельству благоприятствовало и возведение болгарина Киприана на митрополичью кафедру. Киприан был высокообразованным человеком, его коллекция содержала большое число книг, которые он привез с собой из Болгарии. Так, например, JI.A. Дмитриев отмечает, что Киприан переписал «Лествицу Иоанна Лествичника» в 1387 г. Его руке принадлежит список сочинений Дионисия Ареопагита (Псевдодионисий), хотя «о том, что эта рукопись была написана Киприаном, собственной его записи нет, но этот факт установлен путем сличения почерка этой рукописи с почерком киприановской «Лествицы». Третья рукопись, написанная Киприаном, как считает Л. А. Дмитриев, список Псалтири с восследованием [Дмитриев 1963: 223, 224]. На> эти же списки указывает и Г. И. Вздорнов: «Это Лествица 1387 г., написанная им в Константинополе. в монастыре Иоанна Предтечи (ГБЛ, ф. 173, Фунд., № 152), и недатированные Творения Дионисия Ареопагита (ГБЛ, ф. 173, Фунд., № 144) и Псалтырь с восследованием (ГБЛ, ф. 173, Фунд., № 142)» [Вздорнов 1968: 173].

Однако O.A. Князевская и Е. В. Чешко в своем исследовании доказывают, что руке Киприана принадлежит только «Лествица Иоанна Синайского» 1387 г., написанная в Константинополе в монастыре Иоанна Предтечи, данный памятник сейчас находится в Отделе рукописей РГБ, ф. 173, МДА, № 152. Исследуя рукописи, которые приписываются руке Киприана, болгарина по происхождению, O.A. Князевская и Е. В. Чешко делают вывод, что южнославянское влияние «должно было сказаться на тех древнерусских рукописях, которые были изготовлены по заказу Киприана или написаны им самим». Они отмечают: «Давно известно, что древнерусская письменность в конце XIV в. испытывает влияние со стороны южнославянской письменной культуры и усваивает новые для русского языка графико-орфографические нормы. В силу разных причин деятельность митрополита Киприана на Руси во многом способствовала проникновению этого влияния» [Князевская, Чешко 1980: 291].

Как отмечает Г. И. Вздорнов, «авторитет Киприана по части книжного учения на Руси был очень высок», поэтому «русские писцы в своей книгописной практике охотно пользовались его собственными рукописями как образцами» [Вздорнов 1968: 174].

С деятельностью митрополита Киприана южнославянское влияние на русскую письменность связывает H.A. Мещерский, который считает, что под руководством Киприана было принято исправление церковно-богослужебных книг по нормам среднеболгарской орфографии [Мещерский 1981: 106]. О южнославянском влиянии говорят М. Г. Гальченко и А. Н. Яценко: «Древнерусские писцы в конце XIV—XV вв. активно занимаются копированием (подчеркнуто нами. — JJ.H.) южнославянских (главным образом болгарских) рукописей, заимствуя не только новые тексты, но и подражая в известной степени почеркам и правописанию болгарских рукописей. А. И. Соболевский с полным основанием ввел термин „второе южнославянское влияние“ для обозначения указанных явлений в древнерусской письменности» (подчеркнуто нами. -JI.H.) [Гальченко, Яценко 1997: 31].

Восхождение Киприана на митрополичью кафедру было трудным: действия Киприана против деятельности митрополита Алексея вызвали сильное негодование в Москве, к тому же, великий князь Московский Дмитрий Иванович Донской был против Киприана и не раз изгонял его из Москвы. И только после смерти Дмитрия Донского Киприану удалось возглавить русскую церковь [Дмитриев 1963: 217−219].

И. Тал ев считает, что лица типа Киприана и Цамблака много сделали в редактировании и исправлении богослужебных и религиозных книг, но их деятельность не была причиной второго южнославянского влияния, так же как и турецкое завоевание балканских стран не является прямой причиной этого влияния Talev Г. 1973: 98].

По мнению Л. П. Жуковской, «Киприан, естественно, не мог писать по бытовавшим на Руси древнерусским орфографическим нормам, отражавшим восточнославянские языковые явления. Но его родные южнославянские особенности языка и письма нельзя рассматривать как свидетельство распространения южнославянских норм на русскую письменность и датировать их рубежом Х1У-ХУ в.» [Жуковская 1982: 28].

До сих пор в науке нет единого мнения о русской орфографии XV века. Одни ученые называют это время периодом южнославянского влияния на русскую церковную письменность, другие появление в русском письме некоторых южнославянских графико-орфографических и греческих графических особенностей связывают с реставрацией древнейшего русского литературного языка. В памятниках русской письменности XV в. можно обнаружить большое разнообразие графических и орфографических особенностей.

А.И. Соболевский обнаружил, что «между рукописями половины XIV века и рукописями половины XV века находится ряд рукописей более или менее смешанного характера» [Соболевский 1894: 7]. Рукописи XV в. написаны и болгарским, и сербским, и русским изводом, в ряде списков встречается смешанный тип извода, например, болгарский извод с русскими графическими, орфографическими, фонетическими и грамматическими особенностями. В связи с тем, что в памятниках письменности, оказавшихся на Руси, учеными обнаружено много южнославянских особенностей, во всех рукописях конца XIV в. и XV в. сторонники «второго южнославянского влияния» находят болгарские и сербские языковые черты, не желая признавать того, что на Руси в данный период писали не только русские, но и болгарские книжники, которые, конечно же, писать могли только на своем родном языке.

А.И. Соболевский отмечает, что русская колония в Константинополе, «с одной стороны, добывала от южных славян их книги, изготовляла с них списки, отправляла их на родину, с другой — доставляла южным славянам неизвестные им русские тексты». Так, «русский текст Пандект был дважды исправлен и дополнен южными славянами, в первый раз слегка». Этот список с болгаризмами относится к 1381 г. (Синод., № 193) и был написан в Высоцком монастыре под Серпуховом. Русский текст «Истории Иосифа Флавия» был переписан у южных славян, и с него был сделан сербский список 1585 г. на Афоне. «Русский текст Слов Григория и толкований Никиты также был исправлен южными славянами и в исправленном виде известен и в южнославянских, и в русских списках XV и XVI веков» [Соболевский 1894: 12]. К тому же, «некоторые члены русской колонии, более или менее знакомые с греческим языком, сами предпринимали исправление своих текстов». Для примера можно привести текст Нового Завета, сохранившийся в Чудовском списке половины XIV века, принадлежащий перу св. митрополита Алексия, данный список был написан в Константинополе [Соболевский 1894: 12−13]. Разве можно утверждать, что графико-орфографическая система в данных рукописях является результатом южнославянского влияния на русскую письменность?

Русские писцы могли делать копии с болгарских рукописей, перенося из оригинала оформление списка и его языковые особенности. Так, М. Г. Гальченко отмечает, что в пергаменных списках «Триодях цветной и постной» (ГИМ, Усп. б, 7), написанных в 1403 г. по заказу митрополита Киприана, в области графики и орфографии наблюдается интенсивное проявление второго южнославянского влияния [Гальченко 2001: 334]. В данном списке, на наш взгляд, следует рассматривать не признаки южнославянского влияния, а особенности болгарской орфографии после реформы Евфимия Тырновского.

При исследовании рукописей XV в. не учитывается и то, что рукопись могла быть написана болгарином, долго проживавшим на Руси и воспринимавшим русскую речь как родную, поэтому в таком списке можно обнаружить и болгарские, и русские языковые особенности в зависимости от того, в какой степени русский язык был усвоен болгарским писцом:

Какч справедливо утверждает М. В. Иванова, «вся дискуссионность и нерешенность проблемы второго южнославянского влияния <.> является следствием того, что ученые находятся в плену самого термина «второе: южнославянское влияние» <.> «Второе южнославянское влияние», с формальной точки зрения, оказывается вне терминологической системы. Главным виновником этого является слово «второе»: если есть «второе» влияние, то должно быть по меньшей мере «первое». Но термина «первое южнославянское влияние» в нашей науке нет. И хотя понятно, что под ним подразумевается период крещения Руси, когда появились первые переводные богослужебные книги с присущими им старославянскими (древнеболгарскими) чертами и> эти книги стали образцами во всех отношениях для оригинальной древнерусской письменности, отсутствие термина «первое южнославянское влияние» создает весьма неблагоприятную ситуацию для функционирования и термина «второе южнославянское влияние» [Иванова 1996: 100].

Л.П. Жуковская считает, что «единичные факты переписки отдельных книг с южнославянских оригиналов' при которойнекоторые черты южнославянского оригиналаневольно вносятся русским писцом во вновь создаваемый экземпляр, как и случаи написания книг кем-либо из южнославянского окружения Киприана, не могут быть свидетельством южнославянского влияния на русскую графику и орфографию». Под влиянием Л. П. Жуковская понимает «такое состояние, когда при переписывании древнего русского оригинала русский писец начинает применять приемы и законы южнославянской письменности» (выделено автором) [Жуковская 1982в: 28].

Как отмечает В. А. Мошин, «правописание патриарха Евфимия не получило полного признания и одобрения ни на Руси, ни в Сербии, ни в самой Болгарии. В частности, на Руси южнославянское правописание вместе с графикой южнославянского полуустава распространилось более всего в.

Москве, но параллельно с ним держалась и древняя традиция русского старшего полуустава. Литературный стиль «плетения словес» <.> не возобладал целиком в русской литературе" [Мошин 1998: 113].

К концу XIV в. Русь начинает приходить в себя после монголо-татарского-нашествия. Во второй половине XV в. внуку Дмитрия Донского Василию II (Василий Васильевич Темный) удалось объединить русские княжества, в результате чего Галицкий, Можайский и Серпуховский уделы оказались внутри Московского княжестваПсковом стал управлять московский наместник, в вассальную зависимость попало и Рязанское княжествов 1456 г. Яжелбицкий мир ограничил самостоятельность Великого Новгорода. Князь Иван III продолжил объединение русских княжеств: в 1485 г. было присоединено Тверское княжество, в 1489 г. — Вятская земля. После войны 1487−1494 г. с Великим княжеством Литовским к Москве были присоединены «верховские княжества" — а в 1503 г. большая часть Рязанского княжества была также присоединена к Московскому по завещанию рязанского князя Федора Васильевича. В объединении русских земель Василию II оказывала содействие московская церковь, которая стремилась к большей самостоятельности. В 1439 г. Флорентийская уния объединила греческую православную церковь с римско-католической, на Руси это объединение не было поддержано, и в 1448*г. русская церковь получила автокефалию, независимость от Константинопольского патриарха. В 1453 г. Константинополь был захвачен и разграблен турками, в 1461 г. была оккупирована остальная часть Византийской империи. На Руси появляется идея «Москва — Третий Рим», потому что в это время северо-восточная Русь осталась единственной православной страной, обладающей политической и государственной независимостью. Данная идея была сформулирована в посланиях псковского монаха Филофея к Василию III: «Да веси, христолюбче и боголюбче, яко вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческим книгам, то есть росеское царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти» [ПЛДР 1984: 452].

Ряд ученых (А.И. Горшков, Л. П. Жуковская, Б. А. Ларин, Л. Г. Панин, D. Worth) появление в русской письменности некоторых южнославянских и греческих графико-орфографических особенностей связывают со стилистической тенденцией архаизации письма, а не с южнославянским влиянием на русскую письменность. Как отмечает Л. П. Жуковская, «Москва — наследница Рима и Константинополя, Москва — спасительница духовного (т.е. для того времени — только христианского) мира славян, причем славян, имеющих свой алфавит, свою письменность, богослужение на своем языке. <.> Вот здесь-то и возникает идея преемственности наследия письменного, в том числе даже в его графико-орфографическом аспекте» [Жуковская 1987: 151]. Поэтому в орфографии рукописей XV в. проявляются южнославянские и греческие черты так же, как и в ранних русских текстах XI в., списанных со старославянских протографов.

Новые «графико-орфографические нормы», по мнению Л. П. Жуковской, «складывались веком позднее, т. е. во 2-ой половине не XIV, а XV в. и захватывали XVI век, а не завершались в 1-й половине XV» [Жуковская. 1987: 145]. Вслед за Л. П. Жуковской М.О. Кочетова на материале двух рукописных источников определяет другие временные рамки. Она считает, что «изменения, происходившие в русской графике и орфографии в средневековый период, могут быть отнесены к XVI в:» [Кочетова 2005: 243].

Б.А. Ларин считает, что «эмиграция южнославянских деятелей культуры и церкви в связи с разгромом Болгарии и Сербии не могла быть причиной «второго южнославянского влияния» [Ларин 2005: 300], хотя «усиление связи с балканскими странами имело большое значение для поддержки религии, церковной письменности в пору, когда единство веры было важной силой, побуждающей бороться с монголо-татарским игом». Ученый полагает, что со второй половины XV в. начинается другой процесс, который Б. А. Ларин обособляет от «второго южнославянского влияния» и обозначает его как «реставрация старославянского языка <.> и древнейшего русского литературного языка домонгольской поры» (подчеркнуто нами. -JT.H.) [Ларин 2005: 304].

Б.А. Ларин отмечает, что «русские люди того времени осознавали огромное культурное значение русской письменности XI—XII вв. <. .> Желание распространить <. .> свой авторитет и влияние в других славянских землях, и прежде всего у балканских славян, неизбежно приводило к мысли о необходимости освободить русский литературный язык от всяких чисто местных, московских особенностей, чтобы сделать его общеславянским литературным языком. А так как старославянский язык в X—XI вв. уже имел такое общеславянское значение, то естественно было попытаться превратить русский литературный язык в общеславянский с помощью реставрации старославянских элементов» [Ларин 2005: 306].

Л.Г. Панин называет данный процесс реформацией церковнославянского языка, так как «он был призван выполнять важнейшую функцию духовного объединения славян. Реформируя местный извод церковнославянского языка, t древнерусские книжники обращались к его истокам — старославянской и древнерусской традициям церковнославянского языка» (подчеркнуто нами. — ЛН.) [Панин 1995: 17].

Аналогичное заключение сделал американский славист D. Worth: «При изучении т.н. «второго южнославянского влияния» следует различать явления, с одной стороны, стилистического (риторического) порядка, а с другойчисто лингвистическогопервые имеют значения, преимущественно, для развития языка художественной литературы <.> восходят не к болгарским или сербским источникам, а представляют собой скорее возобновление и интенсификацию риторических приемов древнерусской (киевской) поры. Подобным образом обстоит дело и с чисто лингвистическими явлениями исследуемого периода. <.> Сам термин «второе южнославянское влияние» оказывается неправильным: лингвокультурные явления данного периода в истории русского литературного языка следует считать по происхождению не столько иноязычными (южнославянскими), сколько автохтонными (архаизирующими или псевдоклассическими) (подчеркнуто нами. — JI.H.)y> [D. Worth 1983: 222 223].

Мы согласны с мнением М. В. Ивановой, которая считает, что «отсутствие научного определения второго южнославянского влияния привело к обрастанию этого термина мифами и искажениями. У каждого исследователя обнаруживается свое понимание второго южнославянского влияния. <.> Что действительно следует сделать, так это дать второму южнославянскому влиянию четкую научную дефиницию, исключающую возможность различного его толкования, и определить корпус текстов, отражающих те явления, которые будут определены термином второе южнославянское влияние» [Иванова 1996: 101].

На наш взгляд, главная причина споров ученых по поводу термина «второе южнославянское влияние» заключается в сложности процессов, происходивших в древнерусской книжности в XV в., а также в слабой изученности памятников письменности этого периода. При изучении рукописных источников, созданных в первой половине XV в., необходимо учитывать, на какой территории и при каких условиях был создан данный памятник, написан ли он болгарским, сербским или русским изводом, является ли он переводным источником с греческого языка, выполненным южнославянскими книжниками XIII — XV вв. и попавшим на Русь в конце XIV— первой половине XV в., рукопись может быть оригинальным южнославянским или русским сочинением, созданным в Болгарии, Сербии или Руси. Во второй половине XV в. происходило не второе южнославянское влияние на русское письмо, а архаизация письма, которая заключается в реставрации графических и орфографических норм XI — XII вв., поэтому памятники письменности, написанные с середины XV в. и XVI в. следует рассматривать как рукописи, в которых нововведения в области графики и орфографии связаны с архаизацией, реставрацией древнейшего русского литературного языка.

Выводы по 3 главе.

В древнерусском языке процесс падения редуцированных интенсивно протекал в XI — XII вв., к XV в. памятники письменности отражали последние этапы этого процесса в языке.

Сторонники второго южнославянского влияния отмечают, что в рукописях XV в. в словах вновь возрождаются буквы Ъ и Ь, стремление писцов архаизировать" письмо рукописей ученые связывают с влиянием южнославянской письменности. Однако в исследуемых списках употребление букв Ъ, Ь напрямую связано с процессом падения редуцированных.

Так, в корнях слов в рукописях, написанных в начале века, в житиях и летописях на месте сильных редуцированных, в основном, пишутся буквы гласных полного образования 0 и написания букв Ъ и Ь — редкость.

Количество написаний с буквами редуцированных в сильном положении возрастает в исследуемых списках с середины к концу века, хотя процент таких написаний все же невысок. Слабые редуцированные во всех списках не пишутся в тех корнях, в которых Ъ, Ь утратились рано. В корнях, где редуцированные перестали произноситься позже, так как поддерживались позицией, когда находились в сильном положении, буквы Ъ, Ь продолжают писаться на протяжении всего XV в., паерок на месте слабых редуцированных чаще встречается во 2-ой половине XV в.

Как показывают данные исследований, односложные и двусложные предлоги-приставки, как правило, пишутся с буквами Ъ, 0 перед корнями, начинающимися с гласных букв и []], а также перед группой согласных корня-основы, имевшей в своем составе этимологический редуцированный в слабом положении, перед корнями, находящимися под титлом. Перед одним согласным корня во всех исследуемых списках на протяжении века встречаются варианты написаний предлогов-приставок: большой процент написаний без буквы редуцированного и с Ъ (редко с Ь в списках середины века), реже предлоги-приставки пишутся с буквой 0 или паерком.

В конце приставок на -3 / -О перед корнем-основой, начинающимся с гласного, также можно встретить букву Ъ. Буква редуцированного не пишется в том случае, если эти предлоги-приставки употреблялись в положении перед одним согласным и группой согласных, которые не имели в своем составе Ъ и.

Ь, находившиеся в слабой позиции, при этом перед звонкими и сонорными согласными корня-основы конечный согласный предлога-приставки- -3 сохраняется, а перед глухими согласными происходит ассимиляция по глухости согласного приставки на -3. В исследуемых списках на стыке приставки и корня-основы удвоенных букв 33 и 00 часто не употребляется, как и в рукописях предыдущих эпох, но уже встречаются новые' написания с удвоенными согласными, как и в современной орфографии.

В суффиксахЬОТВ-, -ЬОК- (-ЬОТ-) во всех исследованных рукописях написание буквы Ь сохраняется, писцы соблюдают правила русской орфографи.

В остальных суффиксах во всех списках написание гласной буквы зависит от положения редуцированного в слове. В слабой позиции, как правило, буква редуцированного уже не пишется, несмотря на то что писцы в некоторых списках середины века следуют евфимиевской орфографии: восстанавливать редуцированные там, где они писались раньше. На месте сильного редуцированного пишутся гласные буквы 0, б, что отражает реальное произношение.

Буква е употребляется в словах этимологически верно только в памятниках церковного содержания и в житиях, в летописных сводах и в грамотах замена ^ буквами И и 6 говорит об особом произношении этой древней фонемы <�ё> в говорах писцов.

В исследованных рукописях фонетические процессы, протекавшие в XV в. в русском языке, отражены слабо. Наименьшее количество примеров зафиксировано в текстах церковного содержания, что характерно для памятников подобного жанра. Из фонетических особенностей можно выделить такие, как: ассимиляция по глухости-звонкости, диссимиляция, замена [а] в [е] между мягкими согласными, отражение процесса изменения [е] ['о]. В то же время памятники письменности (Трефологий, Летопись Новгородская и Псковская, грамоты) обнаружили различия диалектного характера: сохранение особой фонемы <�ё> в псковских, новгородских и северных говорах, мена аффрикат, шипящих и свистящих, косвенное отражение аканья.

Заключение

.

Большой интерес для изучения русского языка представляют рукописные памятники, созданные в один из важнейших периодов истории — в конце XIV — первой половине XV века, то есть период, отмеченный, по мнению некоторых исследователей, так называемым «вторым южнославянским влиянием» на русскую письменность. Хотя феномен «второго южнославянского влияния» давно привлекал внимание исследователей, недостаточная разработанность проблемы заставляет ученых вновь и вновь возвращаться к этой проблеме.

Появление в южнославянских рукописях с середины XIV в. греческих написаний (графем, надстрочных знаков) болгарские исследователи связывают с архаизацией литературного болгарского языка и грецизацией в правописании. Появление греческих и южнославянских написаний в русских рукописях со второй трети XV в. некоторые русские исследователи связывают с архаизацией, реставрацией или реформацией древнерусского литературного языка домонгольской поры. Новые графико-орфографические нормы в русской письменности складываются веком позднее, то есть во 2-й половине не XIV, а XV в. и захватывают XVI в.

Главная причина споров ученых по поводу термина «второе южнославянское влияние» заключается в сложности процессов, происходивших в древнерусской книжности в XV в., а также в слабой изученности памятников письменности этого периода. При изучении рукописных источников, созданных в первой половине XV в., необходимо учитывать, на какой территории и при каких условиях был создан данный памятник, написан ли он болгарским, сербским или русским изводом, является ли он переводным источником с греческого языка, выполненным южнославянскими книжниками XIII — XV вв. и попавшим на Русь в конце XIV — первой половине XV в., рукопись может быть оригинальным южнославянским или русским сочинением, созданным в Болгарии, Сербии или Руси. Во второй половине XV в. происходило не второе южнославянское влияние на русское письмо, а архаизация письма, которая заключается в реставрации графических и орфографических норм XI — XII вв., поэтому памятники письменности, написанные с середины XV в. и XVI в. следует рассматривать как рукописи, в которых нововведения в области графики и орфографии связаны с архаизацией, реставрацией древнейшего русского литературного языка.

Проведенный анализ графических и орфографических особенностей рукописных источников разных жанров XV века свидетельствует о сложившейся, динамично развивающейся орфографической системе древнерусского литературного языка.

Анализ памятников разных жанров: рукописи церковного содержания, куда отнесены памятники традиционного содержания, богослужебные книги (например, Евангелие, Часослов, Паремейник и др.) и творения отцов церкви (например, Лествица) — агиографические произведения, летописные своды, грамоты, относящиеся к разным регионам Руси, — позволяет представить языковую картину источников в наиболее полном виде.

Нами были исследованы 23 рукописи первой трети, середины и последней трети XV в., относящиеся к разным жанрам. Предпринятый анализ данных списков позволяет говорить о становлении новой графико-орфографической системы в XV веке.

В рукописях церковного содержания в начале века сохраняется правописание, сложившееся в XIV в., только со второй трети XV в. писцы активно начинают употреблять новые написания: буквы и>, оу, У, V стали писать в середине слова, после букв согласных, графемы а, а, с — после букв гласныхк концу века такое употребление букв становится нормой. Южнославянские и греческие черты отсутствуют в исследуемых рукописях религиозного содержания 1-й трети XV в., употребление данных особенностей возрастает во 2-й половине XV в. Следует также отметить такую закономерность в текстах церковного содержания и в житиях: если в начале рукописи писцы стараются вносить в письмо создаваемого ими списка нововведения, то к середине списка русские написания увеличиваются, к концу рукописи русизмов становится больше.

Древнерусские графико-орфографические особенности, представленные в исследуемых житийных списках второй половины XV в., схожи с чертами, встречающимися в рукописях середины XV века, южнославянизмы единичны, греческие буквы писцы употребляют наряду с русскими графемами.

В исследуемых летописных сводах второй половины XV в. русская графико-орфографическая система схожа с системой, представленной в житиях, однако в летописях среди греческих букв употребляются только э и южнославянские написания встречаются чаще, чем в агиографических текстах.

В грамотах на протяжении всего исследуемого временного отрезка сохраняется древнерусская орфографическая система, сложившаяся в XIV в. Только в грамотах конца XV в. отмечены некоторые новые написания: после букв согласных встречаются и?, оу, А, после букв гласных — а, еюжнославянские и греческие написания единичны.

Анализ обширного фактического материала текстов разных жанров позволил выявить основные особенности графики и орфографии русского письма XV века:

1. В начале слова, после гласных и после согласных употребляется диграф оу, к концу XV в. распространение получает «ук» А.

2. После букв согласных стали часто писаться графемы Ав начале слова сохраняется древнерусская орфографическая особенность писать графемы га, шв начале слова начинает употребляться О-широкое наряду с буквой ш.

3. К концу XV в. сформировалась закономерность употреблять графемы а, л, б после гласных наряду с га.

4. В исследуемых рукописях русского извода буквы 5 и л начинают широко употребляться только со второй трети XV в., графемы |г,? активно используются писцами в заимствованных из греческого языка словах в агиографических текстах и в церковных рукописях 2-ой половины XV в., в других исследуемых текстах отмечена замена букв? на русские варианты — пс, кс. Русские писцы также стараются избегать букву V, которую они заменяют на русские эквиваленты и, у, оу, ?

Сопоставительный анализ орфографии исследуемых памятников позволил выделить следующие южнославянские орфографические особенности, которые проявляются в исследуемых рукописях со 2-ой трети XV в.:

1. На месте праславянского сочетания *сУ употребляется жд.

2. Сочетания типа *1ы1, «Чък, *1ы1, :|Чь11 представлены как ръ, лъ, рь, лъ.

3. Написания сочетаний ша, ча, ца, вместо русских вариантов шл, чд, цл.

Южнославянские орфографические особенности такие, как: употребление «юса большого» ж, мена юсов, написание буквы и вместо ы (например, посиддеть, бн читала), мена, а / (например, всЬка), пропуск ЬерепШейсит на месте праславянских сочетаний согласных *т], *Ь], *у] - встречаются редко или вообще отсутствуют в житиях, совсем не представлены в грамотах. В летописных списках встречаются те же черты, что и в церковных рукописях середины XV в.

Исследования фонетических особенностей рассматриваемых рукописей свидетельствуют о том, что в языке XV в. уже прошли процессы, связанные с падением редуцированных:

1. Этимологические сильные редуцированные Ъ и Ь перешли в гласные полного образования, совпавшие с гласными [о], [е] из этимологического [о] и этимологического [е]. На письме в некоторых памятниках наблюдается смешение букв Ъ, Ь. На месте этимологических [о], [е] буквы Ъ, Ь употребляются редко.

2. Этимологические слабые редуцированные в говорах писцов исследуемых рукописей не существовали. Однако буквы Ъ, Ь писцы употребляют на месте слабых редуцированных по традиции: 1) на конце самостоятельных слов и предлогов перед согласными- 2) в середине слова между двумя согласными, а также в группах согласных- 3) в положении на конце строки при переносах как на месте этимологических Ъ и Ь, так и в группах согласных, не имевших в своем составе этимологических редуцированных.

3. В некоторых памятниках буква Ь пишется на месте исчезнувшего слабого редуцированного [Г], употребляясь в данном случае в разделительной функции.

4. На месте сильных редуцированных в корнях слов, в предлогах-приставках, в суффиксах пишутся буквы 0, 6 согласно произношению того времени. В предлогах-приставках буква 0 употребляется, как правило, перед корнем, начинающимся с гласной буквы, или перед группой согласных, не имевших в своем составе слабого редуцированного, а также перед корнем, находящимся под титлом.

После падения редуцированных гласных в XV веке в русской письменности сложились новые орфографические черты. Некоторые из этих инноваций стали кодифицированными формами современного письма:

1. в приставках перед гласными пишется буква Ъ, которая выполняет роль.

разделительного знака;

2. в суффиксах имен прилагательных и страдательных причастий прошедшего времени появляется удвоенная НН;

3. на стыке приставок на 3- (0-) и корня начинают писаться буквы 33-, 00-.

Анализ материала, взятого из русских рукописей XV в., показывает нам формирование русской орфографии позднего средневековья, в которой слабо отмечены особенности южнославянской орфографии после реформы Евфимия Тырновского. Графико-орфографическая система исследуемых рукописей XV в. отличается богатством и разнообразием, при этом определенной устойчивостью в использовании букв. Наличие вариантов свидетельствует о динамичности развития данной графико-орфографической системы. Все это позволяет рассматривать письменность рукописей изучаемого периода в качестве важного источника в формировании русского литературного языка.

Наиболее перспективными в изучении письменности памятников XV в. представляются следующие направления:

1. Вместо определения «второе южнославянское влияние» необходимо дать четкий научный термин, исключающий возможность различного его толкования.

2. Определить корпус текстов, отражающих те явления, которые будут определены именно термином «второе южнославянское влияние».

3. Памятники письменности XV в. следует рассматривать как рукописи русского, болгарского, сербского и смешанного изводов.

4. Детально исследовать книгописные центры разных регионов с целью выявления локальных особенностей на всех уровнях языка.

5. Привлечь как можно больше рукописных источников разных жанров для исследования графического и орфографического материала.

Таким образом, памятники письменности XV в. как важный источник формирования русской графики и орфографии требуют внимательного, многоаспектного и обстоятельного изучения.