Предметом настоящего исследования является анализ семантических и функциональных (прагматических) характеристик дискурсивных практик со значением угрозы в английском языке. Под дискурсивными практиками со значением угрозы (менасивными практиками) в работе понимаются естественно — языковые единичные акты дискурсии (также: конструкции, высказывания), объединенные между собой глобальной коммуникативной целью, чтобы каузировать адресата к совершению определенных действий или отказу от них с указанием на возможные санкции по отношению к нему, и способные активизировать фреймовую конфигурацию коммуникативной ситуации «угроза» в ментальном пространстве носителей языка.
Обращение к данной теме исследования определяется наличием устойчивого интереса в области германского языкознания к проблемам семантического описания дискурсивных практик различной иллокутивной направленности и их функционирования в коммуникативном пространстве, в том числе перформативных и декларативно-экспрессивных конструкций со значением угрозы. Особую актуальность данная проблематика приобретает в условиях все возрастающего интереса как в области общего, так и германского языкознания к выявлению роли «человеческого фактора» в ситуации интерактивного взаимодействия, который приводит исследователей к осознанию важности не только проблем описания языковых структур, участвующих в коммуникативно-социальной менасивной интеракции, но и задач всестороннего изучения интерактивного пространства жизненного сценария коммуникативной ситуации «угроза» партнеров по общению, использующих эти структуры в виде дискурсивных проявлений для решения конкретных задач в условиях социальной коммуникации. Кроме того, выбор данной тематики исследования обусловлен отсутствием полного и систематического функциональносемантического описания феномена дискурсивных практик со значением угрозы с позиций теории регулятивной деятельности участников диалогического взаимодействия (Романов, 1988) и коммуникативного конструктивизма (Романова, 2007; 2009).
В данном исследовании осуществлен подход к анализу англоязычных конструкций со значением угрозы в рамках указанных направлений, методы и подходы которых привлекают все большее число германистов в последние десятилетия, так как существенно расширяют стандартное представление об исследовании коммуникативных характеристик высказываний, к тому же «рассмотрение языка в его функциональном плане всегда было одной из главных задач исследователей» (Романов, 2005; Сусов, 2007: 29). Выбранный ракурс описания дискурсивных практик со значением угрозы предоставляет возможность описать их семантические свойства и определить их коммуникативно-функциональную значимость, а также позволяет построить коммуникативный перформативный конструкт угрозы (в виде регулятивного мена-сивного действия) как смысловой инструмент для структурирования, упорядочения и осмысления эмоционального воздействия практик-угроз на Я-собеседников и определить границы коммуникативно — социального мена-сивного пространства с привлечением не только собственно лингвистических, но и целого ряда междисциплинарных понятий (таких как, «конструкт», «эмоциональное состояние», «аффицированное состояние», «диспозиция модальности говорящего»).
Состояние исследуемой проблемы и тем самым ее актуальность можно охарактеризовать следующим образом. В ходе анализа основных положений работ, выполненных в рамках коммуникативно — функционального подхода, было установлено, что в указанных исследованиях отмечается такая особенность поверхностной манифестации дискурсивных практик со значением угрозы в английском языке как отсутствие перформативного глагола threaten, маркирующего иллокутивную направленность высказывания, ввиду чего конструкции со значением угрозы интерпретируются исследователями двояко. Во-первых, высказывания со значением угрозы трактуются как одно из значений взятия обязательства (комиссивное значение) совершить какие5 либо действия не в интересах собеседника (см.: Wunderlich, 1976; Остин, 1986; Серль, 1986; Почепцов, 2001). Так, Дж. Р. Серль относит практики-угрозы к комиссивным речевым актам на основе анализа связи коммуникативной интенции говорящего со значением самого высказывания и иллокутивным эффектом, при этом он отмечает, что угроза представляет собой «обязательство сделать что-либо в ущерб» адресату сообщения (Серль, 1986: 162). Подобного мнения придерживался Д. Вундерлих, который указывает на определенное сходство высказываний со значением угрозы с обещаниями и объявлениями и определяет угрозу как взятие обязательства сделать что-либо адресату (Wunderlich, 1976: 77).
Во-вторых, конструкции со значением угрозы трактуются как каузативное (побудительное) значение, проявляющееся в попытке заставить (побудить, каузировать) собеседника совершить определенные действия при упоминании возможного менасивного действия (см.: Habermas, 1971; Rehbein, 1977; Вендлер, 1985) или в попытке заставить собеседника «скорее не делать ничего» (Вежбицка, 1985: 267−268), а также «добиться желаемого положения дел» (Мельчук, 1995), побудить к действию (или бездействию), в котором заинтересован говорящий (Маслова, 2007: 78), просто осуществить любое менасивное воздействие (Григорьева, 2006: 25).
Эта проблематика находит отклик не только в германистике, но и в русском языкознании. Например, в одной из работ, выполненной на материале русского языка, на основе анализа семантических и синтаксических свойств высказываний со значением угрозы, отмечается, что указанные конструкции относятся наряду с решениями, призывами, побуждениями и предостережениями к волеизъявлениям (Русская грамматика, 1980: 216). Определенный интерес представляет изучаемая А. Б. Летучим русская «угрозатив-ная конструкция» типа Я ему приду, которая стоит особняком среди русскоязычных практик-угроз в силу целого ряда ее интересных синтаксических и семантических характеристик. В частности, А. Б. Летучий пишет, что парадигма глагола в угрозативном употреблении значительно урезана по сравне6 нию с основным употреблением (Летучий, 2007; ср. с невозможностью пер-формативного употребления глагола threaten).
Тем не менее, в рассмотренных грамматических исследованиях выделенные «семантические» особенности высказываний со значением угрозы: действия в ущерб, не в интересах собеседника (Серль, 1986: 162), недружественность собеседника (Вендлер, 1985: 247), наличие санкционированной власти у автора угрозы (Григорьева, 2006: 38−39), неприемлемость с точки зрения социального поведения (Клепикова, 2008: 70) указывают на особенности поверхностной манифестации конструкций со значением угрозы в английском языке и непосредственно не эксплицируют семантические свойства данного класса высказываний.
Важно отметить, что некоторые исследователи при определении семантической структуры высказываний со значением угрозы указывают, что необходимым компонентом для успешной идентификации диалогических реплик со значением угрозы необходим условный (или кондициональный) компонент, т. е. определенное условие, которое говорящий выдвигает адресату, в случае невыполнения которого говорящий предполагает возможность выполнения угрозы (Быстров, 2001: 15). Подобную идею поддерживает H.A. Бут, она пишет, что «часто непосредственной угрозе применения каких-либо штрафных мер предшествует некое условие, невыполнение которого и повлечет менасивные действия» (Бут, 2004: 6). Иного мнения придерживается А. Б. Летучий, который говорит о том, что в конструкциях со значением угрозы (в частности, «угрозативах») внимание акцентируется на самой угрозе: угроза может произноситься и без особой причины, так как существенна не конкретная причина угрозы, а то, чем говорящий угрожает слушающему (Летучий, 2007).
Кроме того, анализ состояния изученности семантических и функциональных характеристик дискурсивных практик-угроз показал, что практически неизученными оказались функциональные условия реализации иллокутивного потенциала речевого акта угрозы, несмотря на то, что в данном на7 правлении неоднократно предпринимались попытки. Так, как правило, изучение функционального аспекта высказываний со значением угрозы в представленных работах ограничивалось лишь упоминанием о том, что прагматическое воздействие угрозы направлено не в адрес адресата (Wunderlich, 1976: 77- Серль, 1986: 162). В исследовании Г. Г. Почепцова отмечено, что условия реализации угрозы противоположны условиям промисивов, в частности, адресат угрозы не заинтересован в осуществлении того, о чем идет речь в предложении (Почепцов, 1981: 272−278) — при рассмотрении условий искренности, ориентированных на слушающего, Дж. Лакоф отмечает, что искренняя угроза предполагает, что ее адресат не желает совершения указанного в ней менасивного действия (Лакоф, 1985: 301). Кроме того, в этом плане некоторыми исследователями во внимание принимались такие условия осуществления речевого акта как социально-ролевые отношения собеседников (Habermas, 1971: 111−114) и нормы социального поведения (Вежбицка, 1985; Лакоф, 1985; Серль, 1986; Почепцов, 1981).
В типологии иллокутивных функций репликовых шагов A.A. Романова в зависимости от направленности речевого воздействия и факторов, обусловливающих прагматическое значение речевого произведения, выявлены и описаны функционально-семантические условия реализации иллокутивного потенциала декларативно-эксперессивного типа, к субтипу которого относятся угрозы наряду с возражениями, протестами и др. (Романов, 1988: 53−55). Однако, как разновидность декларативно-эксперессивного фрейма более подробно угроза не рассматривалась.
Из краткого изложения основных положений работ, посвященных анализу манифестационных, семантических и функциональных характеристик практик со значением угрозы, можно констатировать, что данный функциональный класс языковых конструкций рассматривался во многих ракурсах. Выдвижение на первый план различных конструктивных особенностей высказываний со значением угрозы в английском языке указывает на многообразие способов выражения данного коммуникативного намерения, но тем не 8 менее указанный класс высказываний не получил целостного описания как своего рода система (или набор) функциональных синонимов, а также не были рассмотрены не основные, вторичные формы, являющиеся результатом транспозиции (см.: Курилович, 1962: 62−63- Москальская, 1974: 113). В этой связи следует еще раз отметить, что вопросы функционирования (использования) практик со значением угрозы в процессе диалогического общения, а также условия их успешной и эффективной реализации с целью каузировать собеседника совершить определенные действия (или отказаться от их совершения) указанием на возможные санкции не рассматривались в работах по теории речевых актов.
Неизученность семантических свойств канонических угроз явилась причиной того, что не были рассмотрены вопросы о композиционной сочетаемости угрозы, а также вопросы о том, как взаимодействуют значения в английском языке в рамках композитных дискурсивных практик со значением угрозы. Также не изучалась роль угрозы как специфического (т.е. не явно выраженного в системе языка, а специально или функционально предназначенного для особых форм социальной интеракции, т. е. как особого крипто-класса) класса языковых единиц в системе знаковых средств интерактивного взаимодействия в конструировании новых социально-коммуникативных отношений между партнерами по общению. В частности, не поднимался вопрос не только о том, каким образом личность интерпретирует и оценивает перформативные угрозы как в каноническом, так и в композитном вариантах в дискурсивном пространстве социальной коммуникации, но и о том, с помощью какого смыслового инструмента возможно исследовать и систематизировать эмоциональное воздействие, которое угроза как регулятивное мена-сивное действие оказывает на собеседников.
С учетом различий в подходах на природу и роль дискурсивных практик со значением угрозы и разносистемность исследуемого языкового материала, следует отметить расхождения терминологического характера при описании конструкций со значением угрозы, что говорит об отсутствии четко 9 сформированной теоретической базы. По этой причине термины «угроза», «дискурсивная практика угрозы», «менасивное высказывание», «высказывание-угроза» и «практика-угроза» в рамках данного исследования использованы как функциональные синонимы.
И хотя в работах отечественных и зарубежных лингвистов по теории речевых актов были проанализированы формальные (лексические и синтаксические) средства выражения менасивного значения, а также показано, что коммуникативное намерение угрозы может выражаться в английском языке одноуровневыми синтаксическими конструкциями, относящимися к числу и повествовательных, и побудительных, и вопросительных, тем не менее не была построена единая модель функционального класса высказываний со значением угрозы, и данный тип конструкций до настоящего времени не получил полного и систематического функционально-семантического описания.
Таким образом, анализ состояния изученности дискурсивных практик со значением угрозы позволяет выдвинуть в качестве основной цели работы комплексное описание манифестационных, семантических и функциональных характеристик англоязычных дискурсивных практик со значением угрозы как функционального класса синтаксических объектов с учетом условий реальной коммуникации, а также анализ регулятивных менасивных действий, направленных на решение поставленной цели в процессе диалогической интеракции. Для достижения поставленной цели решались следующие конкретные задачи:
— проанализировать дискурсивные практики со значением угрозы как самостоятельный синтаксический факт в германском языкознании, обладающий специфическим набором строевых, семантических и прагматических характеристик;
— систематизировать различные формальные способы поверхностной манифестации конструкций со значением угрозы в английском языке как своеобразной системы функциональных синонимов в системе регулятивных.
10 средств диалогической интеракции и исследовать особенности функционально-семантической транспозиции менасивных высказываний, связанной с варьированием форм первичного и вторичного употребления грамматических конструкций в английском языке;
— построить полную стандартную (инвариантную) формулу англоязычных конструкций со значением угрозы, репрезентирующую их семантический характер, и определить необходимые и достаточные функциональные условия реализации иллокутивного потенциала угрозы, совокупность которых закладывает основу для формирования матрицы, функционально-семантического фрейма «угроза»;
— рассмотреть англоязычные дискурсивные практики со значением угрозы как регулятивные менасивные действия и предложить типологию указанных регулятивных действий;
— разработать коммуникативный конструкт регулятивных менасивных действий и выявить диспозиции эмоциональных состояний Я-адресанта и Я-адресата угрозы на континууме содержания данного конструкта для исследования эмоционально-прагматического воздействия, которое англоязычные практики-угрозы оказывают на Я-собеседников;
— определить место и роль англоязычных композитных перформатив-ных практик-угроз как регулятивных действий в коммуникативном менасив-ном пространстве, показав возможности расширения конструктивно — коммуникативного менасивного пространства конструкта регулятивных менасивных действий путем фиксации на континууме содержания данного конструкта регулятивных действий, маркированных англоязычными композитными перформативными конструкциями со значением угрозы.
Решение поставленных задач может быть дано в рамках коммуникативно-функционального или прагматического подхода к диалогическому (речевому) общению, развивающегося под влиянием идеи деятельностной парадигмы в коммуникативном процессе (Романов, 1988). В этом плане вполне справедливыми кажутся слова о том, что ведущим признаком для.
11 описания коммуникативно-функциональных свойств того или иного типа высказываний должны быть не особенности их построения, а функциональные свойства (Якубинский, 1923: 147−149, 170−174- Волошинов, 1930: 101- Щерба, 1974: 29- Почепцов, 1975: 16), а также о том, что в исследовании необходимо обращаться к тому, что является социальной предназначенностью языка как инструмента межличностного общения, а именно к использованию высказываний в речевом общении (Сусов, 1980: 4−6- Почепцов, 1981: 269).
Кроме того, деятельный подход к общению и к регуляции диалогического взаимодействия (диалогической интеракции) ставит во главу угла положение о деятельностном, практическом характере языка как инструмента для достижения определенных целей и характеризуется тем, что диалогическое общение можно представить в виде динамической модели языкового функционирования, построенной на принципах функционально — семантического представления и отражающей ролевые характеристики участников взаимодействия, их действия, связанные с определенными намерениями, интересами (Романов, 1988). С указанных позиций представляется возможным решить вопрос о механизме целевого взаимодействия, представленного в виде типового фрейма ситуации коммуникативного взаимодействия «угроза», о роли формальных средств английского языка, участвующих в его формировании, о коммуникативной природе функционирования дискурсивных практик со значением угрозы.
Основная цель работы и характер объекта исследования обусловили необходимость применения на каждом этапе работы целого комплекса следующих исследовательских приемов и методов: метод сплошной выборки (для поиска и отбора материала исследования), оппозитивный и сопоставительный анализ, понятийный аппарат семантического синтаксиса (понятие семантической конфигурации, семантической роли, предиката и аргументов и др.), трансформационный анализ (перефразирование, пробы на подстановку других языковых средств, моделирование), метод социолингвистического и прагматического анализа (прагматической интерпретации) — квантитатив.
12 ный метод (для установления частотности тех или иных языковых явлений). При рассмотрении коммуникативно-функциональных свойств конструкций со значением угрозы учитывается ситуация общения и словесный контекст, воплощенный в анализ пресуппозиционных факторов.
Объектом исследования послужили дискурсивные практики со значением угрозы англоязычного менасивного дискурса.
Материалом исследования послужили 800 англоязычных дискурсов угрозы (2500 фрагментов со значением угрозы), полученных в результате сплошной выборки из произведений художественной прозы англоязычных авторов.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Менасивный дискурс представляет собой совокупность естественноязыковых практик, объединенных иллокутивной доминантой каузироватъ собеседника к совершению определенных действий, сопряженных в случае отказа с возможностью применения санкций по отношению к адресату со стороны говорящего субъекта. Реализация менасивного дискурса обусловливается актуализацией в сознании собеседников функционально — семантического представления (фрейма) о типовом прескриптивном взаимодействии в коммуникативной ситуации «угроза» согласно функциональным условиям реализации данного иллокутивного потенциала, маркированного вершинооб-разующим предикатом threaten.
2. В плане поверхностной манифестации реализация воздействующего (иллокутивного) потенциала дискурсивных менасивных практик в английском языке осуществляется как эксплицитными конструкциями со значением угрозы, для которых значение угрозы является основным, потому что они передают условнои причинно-следственные отношения между действием, каузируемым угрозой, и наказанием и, следовательно, способны отображать интенциональное содержание угрозы, так и конструкциями, в которых значение каузирования под указанием возможных санкций выражено косвенным имплицитным) путем или является результатом транспозиции, где значение.
13 угрозы наслаивается на основное значение конструкции в результате ее особого использования в коммуникации. В английском языке дискурсивные практики со значением угрозы представляют собой класс функциональных синонимов, включающий в себя транспонированные и имплицитные мена-сивные конструкции со значением угрозы. Функционирование подобных конструкций в менасивном дискурсе обусловлено наличием пресуппозици-онного фактора, обеспечивающего их однозначную интерпретацию как практик-угроз.
3. В англоязычной коммуникации широко представлены возможности формального варьирования менасивных дискурсивных практик, реализующих своё менасивное значение на основе инвариантной модели I threaten you that X if Y or not Y с семантическим прочтением «Я декларирую тебе (здесь и сейчас) о возможном возникновении (р) и тем самым каузирую тебя совершить действие (вербальное и / или невербальное), иначе я причиню тебе вред». В интерактивном процессе семантическая и тектоническая структуры менасивных практик обнаруживают асимметрию, когда конкретное употребление высказывания со значением угрозы не полностью реализует его реляционную и семантическую структуры в поверхностной конфигурации и не проецирует соответствующий иллокутивный глагол, в то время как в глубинной структуре он представлен метаперформативным глаголом threaten, что указывает на особые коммуникативно-социальные условия и свойства этого коммуникативного типа высказываний.
4. Дискурсивные практики со значением угрозы участвуют в регулятивной деятельности партнеров по диалогической интеракции, выступая в качестве единиц особого плана — регулятивных менасивов. В прагматическом плане регулятивные менасивы оказывают определенное эмоциональное воздействие на собеседников в пределах континуума психосемантического содержания конструкта угрозы. При этом эмоциональное состояние участников интерактивного взаимодействия по сценарному фрейму «угроза» находит свое выражение в выборе ими языковых средств выражения коммуникативного намерения.
5. Коммуникативно-конструктивное пространство английских регулятивных менасивов может расширяться путем фиксирования на континууме его содержания диспозиций эмоциональных состояний собеседников, создаваемых дискурсивными композитными практиками-угрозы, что способствует порождению «новой коммуникативной реальности» для отражения уровня регулятивных отношений между участниками интерактивного взаимодействия в социуме. Участвующие в этом процессе дискурсивные практики-угрозы функционируют как контактоустанавливающие регулятивы, способные ослаблять прагматическое воздействие угрозы на адресата, и акцентирующие менасивные действия, которые прагматически используются для усиления эмоционального воздействия угрозы.
Теоретической базой исследования послужили труды отечественных и зарубежных исследователей в области прагмалингвистики и теории речевых актов (Дж.Л. Остин, Дж. Р. Сёрль, Н. Д. Арутюнова, А. Н. Баранов, В. В. Богданов, В. З. Демьянков, Г. Г. Почепцов, И. П. Сусов, A.A. Романов, В. Fraser, G. Helbig, G. Leech, G. Klaus, G.M. Sadock, Z. Vendler, D. Wunderlich), функционально-семантической классификации высказываний (M.M. Бахтин, В. Н. Волошинов, А. Вежбицка, Е. В. Падучева, Д. Фиевегер, Ю. Хабермас, Л. П. Чахоян, К. Bach, R. Harnisch, J.J. Katz, W. Kummer, A. Munro, J. Rehbein, P.F. Strawson, J.O. Urmson), теории коммуникации и дискурса (Т. Ван Дейк, П. Вацлавик, Н. Луман, П. Серио, К. Ф. Седов, Г. Г. Почепцов мл., В. З. Демьянков, В. Б. Кашкин, Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов, R. Harre, D. Hymes, D. Gordon, G. Lakoff), общего и германского языкознания (И.В. Арнольд, В. В. Богданов, И. Р. Гальперин, В. В. Бурлакова, И. П. Иванова, Дж.Д. МакКоли, И. П. Сусов, H.H. Миронова, W. Motsch, В. Schlieben-Lange, J.R. Thorne, H. Weinrich, R. Wagner), коммуникативно-прагматического конструктивизма (Д. Зиглер, Дж. Келли, Дж. Комбс, В. Ф. Петренко, Л. А. Романова, Дж. Фридман, Л. Хьелл, P. Bergman, Е. Gendlin, K.J. Gergen, G. Glasersfeld, A.A. Roma.
15 nov, Ch. Wulf). Теоретическим основанием исследования прагматической специфики менасивных реплик принимается деятельностный подход к анализу речевых (диалогических) единств, разработанный в Тверской (Калининской) семантико-прагматической школе. За основу работы взята динамическая модель диалогического общения, разработанная профессором A.A. Романовым (1984, 1986, 1988, 2005).
Научная новизна выдвигаемых для обсуждения положений заключается в том, что впервые на материале английского языка комплексно анализируются дискурсивные практики со значением угрозы как функциональный класс синтаксических объектов с позиций прагматического подхода, теории регулятивной деятельности и коммуникативного конструктивизма и систематически описываются их семантические и функциональные свойства. Впервые в научной практике лингвистического описания предпринято описание феномена перформативных и декларативно-экспрессивных высказываний со значением угрозы, предложено решение малоизученной проблемы природы, коммуникативного статуса и специфики функционирования перформативных высказываний со значением угрозы в условиях англоязычной интеракции, а также выделен особый коммуникативный инструмент — коммуникативный перформативный конструкт угрозы для упорядочения представления об эмоциональном воздействии угрозы на-собеседников в условиях дискомфортного общения.
Теоретическая значимость результатов исследования состоит в построении семантической инвариантной структуры практик-угроз, а также в построении когнитивного феномена — конструкта угрозы, позволяющего отобразить границы коммуникативного пространства менасивного социального взаимодействия в английском языке. Значимым в теоретическом плане также является и то, что полученные результаты вносят определённый вклад в построение семантической теории естественного языка и представляют определенную ценность для разработки семантико-прагматических свойств конструкций со значением угрозы (и различных коммуникативно — интенциональ.
16 ных типов высказываний) как на материалах английского языка, так и других германских языков.
Практическая ценность работы определяется возможностью применения ее теоретических результатов и методик анализа в области германского языкознания, например, в курсах «Английская лексикология», «Общая лексикология», «Практическая грамматика английского языка» и спецкурсах «Практика перевода композитных перформативных конструкций», «Семантика и прагматика речевых актов», а также при исследовании функционально-семантических характеристик высказываний других интенциональных типов. Кроме того, использованный в ходе исследования материал может послужить основой для дальнейших исследований дискурсивных практик со значением угрозы в других языках. Результаты исследования диспозиций эмоционального состояния Я-собеседников в дискурсивном менасивном пространстве могут быть использованы в исследованиях по проблемам функциональной и когнитивной лингвистики, социолингвистики, психосемантики воздействующего дискурса.
Достоверность полученных результатов и обоснованность выводов обеспечиваются комплексным подходом к изучаемой проблеме, использованием дополняющих друг друга адекватных методов и приемов исследования, а также разносторонним анализом обширного теоретического и языкового (2500 дискурсивных практик со значением угрозы) материала.
Апробация работы осуществлялась в различных формах. Результаты исследования прошли апробацию на заседаниях кафедры общего и классического Языкознания Тверского государственного университета и в 2010;2013 годах, в докладах и выступлениях на 12 научных конференциях различного уровня, а именно: на 7 международных (Белоруссия: Минск, 2010; Минск, 2012; Украина: Черкассы, 2011; Киев, 2012; Ялта, 2012; Россия: Москва, 2012; Тверь, 2012), на 3 всероссийских (Томск, 2011; Тверь, 2012; Смоленск, 2012), на 2 региональных конференциях (Тверь, 2010; 2011). Результаты работы регулярно (с 2010 г. по 2013 г.) обсуждались на заседаниях межвузов.
17 ского теоретического семинара «Языковое пространство личности в социальной коммуникации» при кафедре теории языка и межкультурной коммуникации Института прикладной лингвистики и массовых коммуникаций ТГСХА. Основные положения и выводы диссертационного исследования отражены в 11 публикациях, 4 из которых опубликованы в изданиях, рекомендованных ВАК РФ в Перечне ведущих рецензируемых научных журналов и изданий. Общий объем опубликованного материала по теме исследования составляет 4,9 п.л.
Структура и объем диссертации
определяется поставленными задачами и логикой развития основной темы исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, списка источников примеров исследования. Библиографический список научной литературы включает источники на русском, английском и немецком языках.
Выводы по третьей главе.
В данной главе рассматривались функционально-семантические характеристики англоязычных дискурсивных практик со значением угрозы, а также исследовалась роль их лексических и синтаксических средств поверхностной манифестации в формировании регулятивных менасивных действий англоязычной интеракции. Кроме того, была поставлена задача получить представление о протекающих в диалогическом взаимодействии партнеров коммуникативно-когнитивных процессах.
Установлено, что в различных манифестационных разновидностях англоязычные дискурсивные практики-угрозы сохраняют свою прагматическую направленность и не теряют семантических и функциональных свойств. Дискурсивные практики со значением угрозы участвуют в регулятивной деятельности партнеров по диалогической интеракции, выступая в качестве единиц особого плана — регулятивных менасивов. В прагматическом плане регулятивные менасивы оказывают определенное эмоциональное воздействие на собеседников в пределах континуума психосемантического содержания конструкта угрозы. При этом выбор языковых средств в каждом конкретном случае реализации коммуникативного намерения угрозы находится в определенной зависимости от отношений между партнерами и от их социально-ролевого статуса, а также диспозиции их эмоционального состояния.
Как направленное речевое действие одного из участников акта общения регулятивное менасивное действие отражает регулятивный характер самого процесса взаимодействия, выступая тем самым в качестве определенного показателя регулятивной деятельности партнеров в типовом интерактивном акте. Анализ корпуса примеров показал, что дискурсивные практики-угрозы могут выполнять в диалогическом взаимодействии две противоположные функции: способствовать взаимодействию партнеров (86% от общего количества примеров) или противодействовать ему (14% от общего массива примеров), т. е. они могут маркировать регулятивы кооперативного общения и регулятивы противодействия такому общению.
Регулятивные менасивные действия маркируются различными типами сложноподчиненных предложений: условными, определительными, дополнительными, сложносочиненными, простыми и вопросительными предложениями, а также имплицитными конструкциями со значением угрозы. Однако, условные конструкции, включающие в себя условно-следственные отношения между главной (антецедентной) и придаточной (консеквентной) частями целого синтаксического образования, в условиях реальной коммуникации, как правило, выступают в качестве маркеров менасивных регулятивных действий. Этот факт может быть объяснен тем, что указанный тип конструкций способен активизировать действия партнера, предлагая ему выбор альтернативы, а также «интенсифицировать принцип кооперативного общения партнеров в плане повышения заинтересованности адресата в быстрейшем достижении намеченных целей» (Романов, 1988: 140−141), если интеракция пойдет по согласованному порядку этапных цепочек в типовом ФСП.
Кроме того, коммуникативно-конструктивное пространство английских регулятивных менасивов может расширяться путем фиксирования на континууме его содержания диспозиций эмоциональных состояний собеседников, создаваемых дискурсивными композитными практиками-угрозы, что способствует порождению «новой коммуникативной реальности» для отражения уровня регулятивных отношений между участниками интерактивного взаимодействия в социуме. Участвующие в этом процессе дискурсивные практики-угрозы функционируют как контактоустанавливающие регулятивы, способные ослаблять прагматическое воздействие угрозы на адресата, и акцентирующие менасивные действия, которые прагматически используются для усиления эмоционального воздействия угрозы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
В ходе анализа основных положений работ, посвященных англоязычным конструкциям со значением угрозы, было установлено, что проблемы семантического описания дискурсивных практик различной иллокутивной направленности, в частности, со значением угрозы, и их функционирования в коммуникативном пространстве социального взаимодействия представляют значительный интерес в области германского языкознания. Кроме того, несмотря на то, что выделение указанного функционального класса языковых конструкций как функционально-прагматической единицы общения характерно практически для всех известных иллокутивных таксономий высказываний и что данный функциональный класс языковых конструкций рассматривался во многих ракурсах, тем не менее, он характеризуются отсутствием полного и систематического функционально-семантического описания с позиций коммуникативно-функционального подхода и теории регулятивной деятельности участников диалогического взаимодействия.
Избранный в работе коммуникативно-функциональный или прагматический подход к описанию функционально-семантических характеристик англоязычных дискурсивных практик со значением угрозы позволил эксплицировать понятие данного интенционального типа конструкций, описать языковые средства его поверхностной манифестации, а также определить соотношение в нем прагматических, семантических и тектонических аспектов.
Так, особенностью поверхностной манифестации англоязычных дискурсивных практик со значением угрозы является отсутствие перформатив-ного глагола threaten, маркирующего иллокутивную направленность высказывания, ввиду чего конструкции со значением угрозы интерпретируется исследователями двояко: как одно из значений взятия обязательства (комис-сивное значение) совершить какие-либо действия не в интересах собеседника (см.: Wunderlich, 1976; Остин, 1986; Серль, 1986) или как каузативное (побудительное) значение, проявляющееся в попытке заставить (побудить, каузи.
168 ровать) собеседника совершить определенные действия под упоминанием возможного менасивного действия (см.: Хабермас, 1971; КеЫэет, 1977; Вендлер, 1985) или в попытке заставить собеседника «скорее не сделать нечто» (Вежбицка, 1985: 267−268), а также «добиться желаемого положения дел» (Мельчук, 1995), побудить к действию (или бездействию), в котором заинтересован говорящий (Маслова, 2007: 78), осуществить воздействие (Григорьева, 2006: 25). Вполне очевидно, что совершение менасивных действий автором угрозы не является его коммуникативной интенцией, так как, используя угрозу как акт побуждения (каузации) под действием наказания, он желает воздействовать упоминанием возможного наказания на «мысли и чувства» собеседника, на его эмоциональное состояние с целью каузировать данного собеседника совершить определенные действия. Другими словами, интенциональное содержание практик со значением угрозы заключается в каузировании говорящим лицом адресата сообщения совершить определенные действия (или отказаться от их совершения) с указанием на возможные санкции.
На основании проведенного анализа эмпирического материала о специфике манифестационного оформления англоязычных дискурсивных практик со значением угрозы было выявлено, что реализация иллокутивного потенциала угрозы в своем большинстве осуществляется моделям М-1, М-2 и М-3. Указанные модели являются основными конструкциями (61,68% от общего количества примеров) выражения коммуникативного намерения угрозы в английском языке, так как передают условно / причинно-следственные отношения между каузируемым угрозой действием и возможным наказанием и, следовательно, способны отображать интенциональное содержание угрозы. Наиболее часто дискурсивные практики со значением угрозы реализуются условными конструкциями (613 практики-угрозы или около 24, 52% от общего количества рассмотренных примеров), которые включают в себя условно-следственные отношения между главной (антецедентной) и придаточной (консеквентной) частями целого синтаксического.
169 образования. Указанные условные конструкции со значением угрозы могут быть представлены частными вариантами модели М-1: а) М 1.1- сложноподчиненное предложение: if (unless) + условие (каузируемое действие) + следствие (наказание) и б) М 1.2 — сложноподчиненное предложение: следствие (наказание) + if (unless) + условие (каузируемое действие), где в главной части условной конструкции указывается менасивное действие автора угрозы (наказание, санкции), а придаточная часть, в свою очередь, содержит указание на каузируемые действия, которые необходимо выполнить адресату угрозы под возможностью наказания со стороны адресанта.
Поверхностная манифестация антеценденто-консеквентного характера дискурсивных практик со значением угрозы возможна сложносочиненными предложениями или по частным вариантам модели М-2 (охватывающей 16, 28% от совокупности эмпирического материала): в частности, моделями М-2.1- сложносочиненное предложение: условие (каузируемое действие) + or + следствие (наказание) и М-2.2 — сложносочиненное предложение: условие (каузируемое действие) + and + следствие (наказание). В рамках рассмотрения манифестационных моделей дискурсивных практик-угрозы, важно подчеркнуть, что возможны конструкции со значением угрозы, маркированные условными сложноподчиненными или сложносочиненными предложениями, однако не передающими антецеденто-консеквентую связь между кау-зируемым и менасивным действиями и, следовательно, которые невозможно отнести к моделям М-1 и М-2. Подобные конструкции именуются омонимичными аналогами моделей М-1, М-2 и обозначаются через М-1*, М-2*. На материале исследования обнаружено 20 подобных практик-угроз, что составляет около 0,8% от общего числа примеров, маркированных условными конструкциями.
Англоязычные дискурсивные практики со значением угрозы могут быть реализованы простыми двусоставными предложениями или по модели М-3 (20,08% от общего массива эмпирического материала), которые выражают определенные причинно-следственные отношения между менасивным.
170 и каузируемым действием. Примечательно, что в условиях реальной коммуникации чаще используются конструкции со значением угрозы в форме простых предложений, содержащих указание только на менасивное действие или наказание (модель М-3.1 — простое предложение: следствие (наказание) и насчитывающих 17, 88% от общего количества практик-угроз.
В конструктивно — синтаксическом плане значение угрозы может передаваться с помощью вопросительных конструкций, которые не содержат эксплицитных показателей целевого назначения. Значение угрозы в подобных высказываниях есть результат транспозиции их вопросительной формы в сферу каузативности, поэтому конструкции со значением угрозы, маркированные вопросительными предложениями, относятся к разряду вторичных (транспонированных) форм выражения коммуникативного намерения угрозы. На материале исследования выявлено 228 практик-угроз, маркированных вопросительными предложениями, что составляет около 9,12% от общего числа рассмотренных примеров. Наряду с основными и вторичными синтаксическими формами выражения угрозы можно выделить такие конструкции, в которых значение каузирования под действием наказания выражено косвенным (имплицитным) путем (около 11,08% от общего объема эмпирического материала). Специфика имплицитных высказываний со значением угрозы заключается в том, что такие конструкции выражают угрозу только в конкретном речевом акте, при определенных условиях, когда говорящий «связывает» воедино семантическое содержание таких высказываний, их информативную значимость и коммуникативное намерение с рядом экстралингвистических факторов.
Определение широких возможностей манифестационной репрезентации дискурсивных практик со значением угрозы и различий в процентных показателях частотности тех или иных конструкций со значением угрозы в социально-коммуникативной англоязычной интеракции обусловило их дальнейшего описания в семантическом и функциональном плане. Для определения особых коммуникативно-социальных условий реализации дискурсивных.
171 практик со значением угрозы были рассмотрены функционально-семантические условия реализации иллокутивного потенциала «угроза», в котором отражаются ролевые характеристики участников общения, их действия, связанные с каузированием под упоминанием наказания, «программа» обмена дискурсивными практиками со значением угрозы.
Проведенная в рамках данного исследования экспликация семантических и коммуникативно-функциональных (прагматических) свойств дискурсивных практик со значением угрозы показала, что в процессе коммуникации семантическая и тектоническая структуры данного типа практик обнаруживают асимметрию, т. е. конкретное употребление высказывания со значением угрозы не полностью реализует его реляционную семантическую структуру и что указанные практики представляют собой особый тип перформативных высказываний, которые обладают свойством перформативности при отсутствии «перформативного предиката» threaten, называющего действие данного речевого акта и эквивалентного воспроизведению этого действия в момент произнесения. Так, менасивные дискурсивные практики реализуют своё значение угрозы на основе инвариантной модели I threaten you that X if Y or not Y с семантическим прочтением «Я декларирую тебе (здесь и сейчас) о возможном возникновении (р) и тем самым каузирую тебя совершить действие (вербальное и / или невербальное), иначе я причиню тебе вред».
Отсутствие эксплицитной формы выражения иллокутивного акта угрозы при помощи перформативного глагола также экспонирует лишь особые коммуникативно-социальные условия и свойства этого коммуникативного типа высказываний, подчеркивая, что их перформативное употребление является особым случаем использования таких выражений для определенных целей и задач в сложившемся или создаваемом пространстве социальной интеракции собеседников (ср.: Романов, Романова, 2009: 125). Для определения особых коммуникативно-социальных условий реализации дискурсивных практик со значением угрозы было рассмотрено функциональносемантическое представление «угроза», в котором отражаются ролевые ха.
172 рактеристики участников общения, их действия, связанные с каузированием под упоминанием наказания, «программа» обмена дискурсивными практиками со значением угрозы.
Так, дискурсивные практики-угрозы в коммуникативно — социальном поле актуализируются в процессе диалогического общения в пределах заданного коммуникативным фреймом «угроза» сценария, т. е. в пределах его иллокутивного потенциала, при чем данный процесс актуализации происходит на фоне неменяющихся для данного типа взаимодействия конституентов, к числу которых относятся следующие функциональные условия реализации иллокутивного потенциала «угроза»: А) предварительные условия (А.1. Слушающий в состоянии выполнить каузируемые угрозой действия и оценить последствия возможных менасивных действий со стороны говорящего. А.2. Говорящий в состоянии контролировать выполнение каузируемых действий (в случае их невыполнения совершает менасивное действие) — Б) условие искренности интенционального (иллокутивного) выражения (Б.1. Говорящий желает совершения определенного действия и становится причиной воздействия для его выполнения (каузирование) и В) условия ожидаемого действия (В.1. Говорящий называет будущее действие, которое он ожидает от слушающего).
Установлено, для поддержания контроля над интерактивным процессом, протекающим по типовому фрейму «угроза», коммуниканты используют регулятивные менасивные действия. Как направленное речевое действие одного из участников акта общения регулятивное менасивное действие отражает регулятивный характер самого процесса взаимодействия, выступая тем самым в качестве определенного показателя регулятивной деятельности партнеров в типовом интерактивном акте. Анализ корпуса примеров показал, что практики-угрозы могут выполнять в диалогическом взаимодействии две противоположные функции: способствовать взаимодействию партнеров или противодействовать ему, т. е. они могут маркировать регулятивы кооперативного общения и регулятивы противодействия такому общению. Выбор
173 языковых средств в каждом конкретном осуществлении угрозы находится в определенной зависимости от отношений между партнерами и от их социально-ролевого статуса, а также диспозиции их эмоционального состояния. Отметим, что регулятивные менасивные действия маркируются различными типами моделей: М-1, М-2, М-3, имплицитными и транспонированными конструкциями и что в различных манифестационных разновидностях практики-угрозы сохраняют свою прагматическую направленность и не теряют семантических и функциональных свойств.
Для того, чтобы исследовать эмоциональную «интенсивность глубины» прагматического воздействия, которую перформативная угроза оказывает на собеседников, регулятивные менасивные действия были рассмотрены с позиций коммуникативного конструктивизма, т. е. как коммуникативный конструкт угрозы (подробнее о коммуникативном конструкте см.: Хьелл, Зиг-лер, 1997; Келли, 2000; Романов, Немец, 2006; Романова, 2009). При этом отметим, что в когнитивном плане наиболее важными элементами для отражения полученного опыта в виде определенного конструкта являются диспозиции модальностей Я — говорящего субъекта как когнитивного агента, т. е. такие многообразные оттенки самовосприятия человека и предметов реального мира. Как и другие элементы, каждая модальность Я имеет вполне определенное местоположение на континууме конструкта (Романов, Немец, 2006), а сам коммуникативный конструкт угрозы представляет собой определенный тип отношений между такими понятиями антонимического плана, как эмоциональное комфортное и дискомфортное состояние.
Практически, любая угроза, реализованная в диалогической интеракции (регулятивное менасивное действие), представляет собой одну из возможных диспозиций-говорящего и-слушающего на континууме содержания коммуникативного перформативного конструкта угрозы, в то время как коммуникативный конструкт угрозы представляет собой функционально-семантическое пространство угрозы (или менасивных действий), а также набор возможных диспозиций эмоциональных состояний-говорящего и Я.
174 слушающего. К сказанному следует добавить, что также в структуру диспозиции входят как представители (т.е. участники социальной интеракции с различным ролевым репертуаром), так и сопутствующие конституенты социального окружения.
Как уже отмечалось, эмоциональное состояние партнеров по общению имеет свойство проявляться в когнитивном, обыденном и перформативном поведении вполне определенным образом в виде той или иной перформатив-ной практики. Причем конструктивная манифестационность вербального поведения (и невербального) вполне точно отражает взаиморасположение модальностей Я когнитивного объекта (Романова, 2009: 150). Например, нахождение автора угрозы в зоне близкой к дискомфортному эмоциональному состоянию (зона аффицированного негативного переживания) определяет маркирование им коммуникативной интенции угрозы простыми восклицательными предложениями (модель М-3), которые содержат упоминание наказания, менасивного действия, которое говорящий намерен совершить. Кроме того, для автора угрозы, находящегося в пиковом дискомфортном эмоциональном состоянии, характерно использование регулятивных мена-сивных действий, направленных на противодействие согласованному продвижению партнеров к реализации глобальной цели в рамках типового фрейма «угроза».
Примечательно, что канонические перформативные угрозы не способны оказывать то эмоциональное воздействие на Я-адресата угрозы, которое они оказывают в соединении с дополнительными строевыми элементами. При рассмотрении роли практик со значением угрозы в системе знаковых средств социально-коммуникативной интеракции в конструировании новых социально-коммуникативных отношений между участниками определенных интеракций жизненных сценариев установлено, что регулятивы, маркированные композитными конструкциями со значением угрозы способны варьировать семантические свойства процесса каузации: в одном случае они смягчают степень воздействия на адресата, а в другом случае, они направлены на.
175 усиление воздействующего эффекта для достижения запланированной цели. В интерактивном плане данные регулятивы выполняют в содержательном и функциональном планах иную функцию по сравнению с каноническими конструкциями. В частности, они позволяют говорящему не создавать напряжения межличностных отношений в социальной коммуникации для успешной каузации собеседника под действием наказания, а также они участвуют в формировании регулятивных контактоустанавливающих и акцентирующих действий.
Итак, собранный для анализа языковой материал показал, что указанный функциональный класс языковых единиц может быть маркирован различными конструкциями, как основными, так и вторичными, являющимися результатом транспозиции. Проведенный комплексный анализ семантических и функциональных (прагматических) характеристик англоязычных дискурсивных практик со значением угрозы в коммуникативном пространстве социального взаимодействия подтверждает выдвинутую гипотезу о том, что независимо от поверхностной манифестации дискурсивные практики со значением угрозы функционируют как регулятивные менасивные действия, направленные на решение поставленных целей в процессе диалогической интеракции, создавая тем самым менасивное конструктивно-коммуникативное пространство эмоционального воздействия на-собеседников. Кроме того, угроза представляет собой сложную когнитивную ситуацию, и количество элементов рассматриваемого коммуникативного конструкта угрозы (степень доминирования положительных или отрицательных эмоциональных состояний) может быть дополнено путем более точной градации оттенков диспозиций эмоциональных состояний собеседников, однако направления воздействия, создаваемые регулятивными моделями эмоционального воздействия угроз, останутся прежними и, конечно, в рамках коммуникативного конструкта угрозы.
Отметим, что дальнейшее изучение проблематики, связанной с рассмотрением и анализом коммуникативно-конструктивного пространства ре.
176 гулятивных менасивных действий остается одним из актуальных направлений в условиях все возрастающего интереса как в области общего, так и германского языкознания к выявлению роли «человеческого фактора» в коммуникативно-социальной интеракции (Романов, Романова, 2009: 6) и что изучение проблематики, связанной с рассмотрением и анализом коммуникативноконструктивного пространства регулятивных менасивных действий остается одним из актуальных направлений в условиях все возрастающего интереса к лингвоэкологической сфере социальной коммуникации и роли «человеческого фактора» в ней, демонстрируя важность не только проблем описания языковых структур, участвующих в коммуникативно-социальной менасивной интеракции, но и задач всестороннего изучения интерактивного пространства жизненных сценариев, связанных с реализацией различных актов вербальной агрессии.
