Анализ динамики падежной системы шведского языка (на материале истории родительного падежа)

На протяжении многовековой истории языка в шведском, как и в других германских языках, произошли коренные изменения в категории падежа существительных. Первоначальная четырёхпадежная система шведского языка становится к ХУ1 в. двухпадежной, состоящей из общего и родительного падежей. Дательный и винительный падежи в новошведский период продолжали сохраняться только в ряде диалектовв настоящее время они встречаются в говорах Северной Швеции / Кед-гОгаттаг 1980/. Общий падеж современного языка объединил в себе значения трёх исчезнувших падежей и, отчасти, родительного падежа. В отличие от английского языка, в котором — по мнению многих языковедов /Иванова и др., с. 27- Мухин 1957, с. 30- Теоретическая грамматика английского языка, с. 21/ - падежная система отсутствует, её существование в скандинавских языках не вызывает сомнений: в датском и норвежском, как и в шведском, выделяют два падежа, в исландском, как в немецкомсохранились четыре. Причины произошедших изменений неоднократно исследовались /Адмони 1963аМакаевКпийэеп, Ъй I, а. 12−15- Лез-пИаттаг 1973; Бкаи-Ьгир, Ъй I, з. 266−268- ?е11апйег 1945 /. Среди основных факторов, повлиявших на систему склонения существительных, как правило, называют: фонетические явления (ослабление неударенных конечных гласных), конкуренцию других аналитических средств (предлогов и порядка слов), воздействие аналогий и ряд других.

Будучи единственным из древнешведских падежей, сохранившимся в современном языке, родительный падеж представляет особый интерес для диахронического исследования. Его судьба в шведском языке неотделима от таких проблем как изменение флективных форм, их функций и семантики в условиях усиленного развития аналитических тенденций, употребление грамматических синонимов, и ряда других, что определяет важность изменений в сфере родительного падежа для характера динамики системы языка в целом.

Актуальность темы

диссертации в общетеоретическом плане определяется двумя моментами: I. важностью проблемы соотношения мегкду системой форм и их семантическим наполнением- 2. важностью изучения закономерностей развития грамматического строя языка.

Для изучения закономерностей, лежащих в основе динамики шведской падежной система был выделен один участок этой системы-родительный падеж: без детального, углублённого обследования отдельных звеньев системы её характеристика в целом окажется поверхностной и неточной. Родительный падеж в его развитии был избран объектом анализа по двум причинам. Во-первых, будучи единственным маркированным падежом, родительный падеж конституирует шведскую падежную систему. Не случайно, затрагивая проблему падежа в современном языке, шведские исследователи уделяют особое внимание именно генитиву и его семантике. Однако, если вопрос о развитии формы генитива хорошо изучен /НеппЛг^-^псзоп 1934; КоекРашрЪс1 2- БойегмаИ 1865- иеппв-Ьгот- ,/еззёп.

1945, м I /, то анализ семантического развития генитива, начиная с древнешведского периода до настоящего времени, не проводился. Исследователи либо ограничивались синхронным описанием семантики древнешведских падежей /ЗсЬмагЪг 1875,1878- Маа. зЪе2.п- 7essen 1956 /, либо начинали диахронический анализ с более поздних периодов, например, с середины ХУШ в. / Pitkanen 1979/. В то же время наиболее значительные изменения в шведской падежной системе приходятся на Х1У-ХУ1 вв., поэтому важным представляется проследить этапы модификаций в сфере родительного падежа, зафиксированных в памятниках древнешведского и раннего новошведского периодов (Х1У — начало ХУШ в.). Большая часть использованного в работе материала до настоящего времени не привлекалась в качестве объекта специального исследования в области падежей. Во-вторых, флексия родительного падежа в шведском языке интересна тем, что из показателя одного слова она превратилась в оформителя целого словосочетания. Диапазон использования флексии кардинальным образом изменился. Однако в работах шведских грамматистов не проводится диахронического исследования этого явления, поэтому одной из задач данной работы является установление временных границ и условий его возникновения.

Вопрос о структуре шведских словосочетаний с присубстантив-ным родительным не рассматривался ранее в работах, посвященных падежам. Шведские грамматисты, как правило, анализировали падежные формы как самодовлеющие единицы. Между тем динамику падежной системы можно понять только, если рассматривать падежи в условиях их функционирования в контексте и учитывать изменения в синтаксических конструкциях и связях. Поскольку древнешведская структура словосочетаний с присубстантивным родительным была во многом отлична от современной, её диахроническое исследование представляет значительный интерес. В диссертации делается попытка установить роль лексического наполнения таких синтаксических моделей, а также выявить структурные схемы, в которых реализовались словосочетания с родительным падежом в разные периоды истории шведского языка.

Практическое применение результаты исследования могут найти в общих и специальных курсах по истории и теоретической грамматике шведского языка, а также на практических занятиях по дре-внешведскому языку.

Теоретическое и практическое значение работы заключается в установлении некоторых закономерностей в употреблении присубста-нтивного генитива в шведском языке как в диахроническом плане, так и в синхронных срезах.

Методы исследования. Исследование родительного падежа проводилось в планах синхронии и диахронии. Изучение материала, нескольких синхронных срезов в истории родительного падежа шведского языка было основой их сопоставления и диахронического анализа генитива. Таким образом, одним из методов был сопоставительно-диахронический. Сопоставительный анализ проводился на разных уровнях: формальном, семантическом и структурном. С наибольшей наглядностью результативность этого метода проявляется при сравнении древних текстов с их современными переводами на шведский язык. Такое исследование дает возможность, с одной стороны, установить наиболее устойчивые семантические типы присубстантивно-го генитива, а с другой, затронуть чрезвычайно актуальную для современного языка проблему использования эквивалентов генитив-ных конструкций.

Исследуемый материал был получен методом сплошной выборки случаев употребления родительного падежа существительных (гени-Тйё местоимений в работе не рассматривается). Общее число примеров — 8 285. По периодам они распределяются следующим образом: в древнешведском — 3 875 примеров, в ранненовошведском — I 847, в переводах на современный шведский — 2 563.

Собранный материал стал объектом функционально-семантического, структурного и контекстуального анализа.

Применение метода семантического анализа всегда связано с определенными трудностями, справедливо отмеченными А.М.Пешковс-ким:" .так как значения падежей теснейшим образом связаны с вещественными значениями и управляющих слов и управляемых, то исследователь подвергается соблазну придумать здесь столько рубрик, сколько их можно установить для вещественных значений одного из сочетаемых элементов и другого, прибавив еще рубрики, образуемые комбинациями тех и других слов" /Пешковский, с. 261/. Сложность семантической классификации подтверждается материалом, в котором было обнаружено большое количество пограничных случаев, с равным основанием относимых к той или иной группе. Объективность проведенного анализа обеспечивается, на наш взгляд, двумя моментами: I. использованием метода функционально-семантического и контекстуального анализа, который дает возможность выяснения лексического наполнения генитивных синтагмпредлагаемая в диссертации классификация опирается на сравнительное изучение и критическое осмысление классификаций падежных значений, предлагаемых разными языковедами, особенно шведскими- 2. последовательным применением метода сопоставления материала синхронных срезов и экспликации падежных значений.

Помимо качественного анализа как при синхронном, так и при диахроническом исследовании генитива важнейшую роль играет количественшй анализ материала. Использование приема подсчетов позволило установить временные границы функциональных, семантических и структурных изменений, происходивших в сфере шведского генитива.

3.5. ВЫВОДЫ.

1. Рассмотрение нашего материала подтверждает мнение Э. Вес-сена о том, что формальное выражение родительного падежа в период раннего новошведского уже практически полностью унифицировано: флексия — в стала показателем генитива у всех существительных в единственном и множественном числе. В английском языке этот процесс завершается к Х1У в. /Вальдман, с. 7/, в датском — к середине Х1У в. / БкатгЪгир, ъа I, з. 268 /, в норвежском, как и в шведском, к ХУ1 в. /Стеблин-Каменский 1953, с. 185/.

2. Как и в древнешведском, главной функцией генитива в ранний новошведский период является выражение атрибутивной связи между существительными. Семантический анализ генитивных словосочетаний показывает определённую зависимость их использования от жанра памятников. Можно констатировать увеличение удельного веса посессивного генитива, особенно в языке религиозных текстов (в законах 46,1 $ примеров присубстантивного генитива, в древнешведской религиозной прозе — 54,4 $, в древнешведской поэзии — 71,7 $, в новошведских религиозных памятниках — 81,8 $, в литературных памятниках — 53,8 $), происходящее, несмотря на некоторое сужение круга статусов этой группы. Если в древнешвед-ских памятниках можно было выделить от семи до десяти подвидов, то в языке раннего новошведского их шесть — семь. К наиболее устойчивым семантическим типам присубстантивного генитива этого периода могут быть отнесены: генитив владения, ещё более укрепивший свои позиции, генитив родственной принадлежности, генитив социальной принадлежности, генитив субъекта и генитив качественной характеристики. Употребление изъяснительного генитива обнаруживает явную зависимость от типа памятников: этот статус характерен для всех рассмотренных текстов, кроме религиозных. По сравнению с предыдущим периодом уменьшился удельный вес партитивного генитива, особенно, когда денотатами компонентов генитивных словосочетаний не являлись часть и целое живого существа. Не были обнаружены примеры генитива локальной и причинной связи, генитива рода, содержания и сравнения. Очень незначительным числом примеров представлены генитив целевой принадлежности и количественной характеристики, что в сопоставлении с данными первой главы указывает на отмирание этих статусов. В то же время в период раннего новошведского отмечено появление новой группы — эмфатического генитива, хотя её употребление в языке рассмотренных памятников ещё крайне ограничено.

Близкое к шведскому семантическое развитие обнаруживает присубстантивный родительный в английском языке, где в ХУ-ХУШ в в. лучше всего сохраняются «значение отношения, широко употребляется родительный владения, сравнительно часто встречается значение составного целого, субъекта, носителя признака» /Вальд-ман, с. 12/.

3. Наметившаяся в древнешведеком языке тенденция к отмиранию функции дополнения у родительного падежа получает завершение в раннем новошведском. Здесь уже полностью отсутствует приглагольный родительный, а употребление приадъективного родительного столь незначительно, что носит характер исключения.

4. В ранний новошведский период родительный падеж почти не употребляется в функции обстоятельства.

5. В текстах раннего новошведского обнаружено несколько примеров использования генитива в функции предикативного члена, аналогов которым не было в древнешведском. Семантика таких конструкций — отношения принадлежности — совпадает с существующей в современном языке / Ljung, Ohiander, s. 54/. Это даёт основание полагать, что фиксируемое в современном языке употребление генитива как предикативного члена впервые возникает в ранний новошведский период.

6. Б языке раннего новошведского генитив по-прежнему широко употребляется в предложных оборотах. В отличие от древнешвед-ского, здесь с генитивом связаны только три предлога: til, pa. wegna, for.skul. Последние два предлога, требующие родительного падежа, А. Нурен называет «дистанционными композитами» (dis-tanskomposita), т. е. словами, составные части которых всегда должны стоять раздельно / а. и oreen, м vil, s. 26 /.

Самым употребительным в соединении с родительным падежом остаётся предлог til, хотя он несколько сдаёт свои позиции: уменьшается количество глаголов, при которых til стоит в сочетании с существительным в родительном падеже (в законах — при 26 глаголах, в древнешведской поэзии — при 21, в древнешведской прозе — при 17, в новошведской религиозной литературе — при 8, в остальных новошведских памятниках — при 18), сокращается общее число примеров с этим предлогом.

В период раннего новошведского продолжается процесс фразе-ологизации предложных оборотов, содержащих существительные в родительном падеже. Было обнаружено большое количество свойственных современному языку устойчивых оборотов, что подтверждается результатами сопоставления ранненовошведских переводов Евангелия с его современными переводами.

7. Генитивные словосочетания раннего новошведского языка. не отличаются тем структурным разнообразием, которое было свойственно древнешведским. Получает своё завершение отмеченная в древнешведском тенденция к прямому порядку построения генитив-ных словосочетаний. Обратный порядок здесь практически отсутствует. Лишь в очень незначительном числе многочленных генитив-ных словосочетаний один из определяющих членов следует за ядерным членом. Обнаруживается явное стремление авторов избегать тяжеловесные генитивные конструкции, т. е. упрощать их структуру. Следствием такого стремления можно считать использование группового генитива, получившего широкое распространение в период раннего новошведского: он отмечен почти во всех памятниках за исключением Евангелия, где-либо в силу отсутствия необходимости, либо из-за желания архаизировать язык, групповой генитив не использовался. В отличие от древнешведского, где все примеры группового генитива однотипны, в раннем новошведском появляется новая разновидность этой конструкции: флексия родительного падежа становится общим показателем целой группы, а не отдельного слова. Вышеизложенное даёт возможность говорить о типичности группового генитива для строя раннего новошведского языка.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проведённое исследование уточнило ряд важных деталей в той картине коренной перестройки шведской падежной системы в период позднего древнешведского, которая лишь в общих чертах излагалась в трудах по истории шведского языка.

I. К концу древнешведского периода уменьшается число функций родительного падежа: а) приглагольный генитив в функции дополнения исчезает уже в Х1У в., сохранившись только в самых древних письменных памятниках — областных законах. Аналогичная картина наблюдается в датском языке, где этот тип генитива фиксируется только в Скон-ском праве / Falk, Torp, s. 46 /- б) приадъективный генитив в функции дополнения сохраняется в шведском языке несколько дольше, но уже в памятниках раннего новошведского он носит характер исключенияв) самостоятельный генитив почти не встречается уже в древнешведском материале, где только в редких случаях он выступал в функции обстоятельства времени и места. Ситуация в других континентальных скандинавских языках аналогична шведскому языку / Ibid., s. 52/.

В то же время можно констатировать, что в период раннего новошведского родительный падеж получает новую функцию — предикативного члена, сохраняющуюся в современном языке. В немецком языке В. Г. Адмони отмечает эту функцию родительного падежа уже в древневерхненемецкий период, т. е. до ХП в. /Адмони 1959, с. 269/.

Диахроническое исследование функций родительного падежа в шведском языке обнаруживает значительное сходство с другими скандинавскими и английским языками и целый ряд отличий от немецкого. Так, если в шведском языке процесс ограничения функций генитива практически завершён к ХУ1 в., то в немецком этот процесс наиболее ярко выражен в ХУ1-ХУШ вв /Там же, с. 282/. Если в шведском генитив утратил функции дополнения и обстоятельства, то в немецком генитив эти функции сохраняет. Наименее характерной функцией генитива уже в древнешведский период была функция обстоятельства, не получившая дальнейшего развития. А на материале немецкого языка Г. А. Баева пришла к выводу о росте употребления конструкций с неуправляемым генитивом. Правда именно типы самостоятельного родительного, отмеченные в древнешведскомлокальный и темпоральный — она относит к «отмирающим», объясняя это «резким лексическим ограничением и малой употребительностью этих конструкций уже на ранних этапах немецкого языка, а также адвербиализацией многих временных генитивных конструкций» /Бае-ва, с. 13−14/. Эта характеристика применима и к нашему материалу.

2. Основной функцией генитива на протяжении всей истории шведского языка является функция выражения атрибутивной связи (существительное в родительном падеже — определение). Результаты диахронического исследования показывают, что статусы присуб-стантивного генитива в ранний новошведский период уже очень близки к современным. Основные изменения приходятся на период древнешведского. Этот факт подтверждается сравнением наших данных с выводами А. Питкянена / рз^капеп 1979, з. 282−293 /, исследовавшего генитив в период: поздний новошведский — современный язык, и результатами сопоставительных анализов, проведённых в диссертации. В ранний новошведский период присубстантивный генитив становится более однородным семантически: сокращается число групп семантической классификации. Наиболее устойчивыми оказываются такие семантические разновидности генитива, в которых денотатами одного (или обоих) из компонентов генитивного словосочетания являются лица. Это же констатируют в датском и норвежском языках нашего времени Э. Вессен и Т. Кнудсен / Кпиазеп, ъа 2, б. 68- у/еввёп 1968Ъ, б. 24 /.В английском и немецком языках процесс сокращения числа статусов, выражаемых генитивом, происходит раньше: в английском уже с Ж в. родительный падеж в основном оформляет названия живых существ /Вальдман, с. 9/ (Интересно, что в современном английском языке отмечено появление «тенденции к расширению употребления формы родительного падежа и с неодушевлёнными существительными.» /Бурлакова, с. 28/) — в немецком — к концу Ш в. сокращается целый ряд семантических подгрупп генитива /Адмони 1959, с. 283/.

3. В использовании генитива в предложных оборотах также наблюдается резкое различие между древнешведским и ранним новошведским периодами. В раннем новошведском языке ограничивается круг предлогов, способных управлять генитивом, сами конструкции предложного генитива приобретают в большинстве случаев характер устойчивых оборотов, аналогичных оборотам современного языка.

4. К концу древнешведского периода изменяется структура генитивных конструкций: а) генитивные словосочетания утрачивают возможность обратного порядка построения. В современном языке, как и в раннем новошведском, возможен только прямой порядок. В современном датеком, норвежском и английском языках структура таких конструкций аналогична шведской /Кузнецов, с. 95- Теоретическая грамматика английского языка, с. 27- ра1к, Тогр, д. 47 /• Интересные результаты даёт сопоставление с немецким языком, где в то же время, когда в шведском заканчивается перестройка структуры генитивных словосочетаний в сторону прямого порядка построения, происходит разложение структуры группы существительного с препозитивным атрибутом в родительном падеже, в следствие которого в нововерхненемецкий период постпозиция нарицательного в родительном падеже становится нормой /Козман, с. IIПавлов 1958, с. 30/. В. Г. Адмони высказывает предположение, что на местоположение приименного родительного должно было повлиять его частичное преобразование в первый компонент сложного существительного, характерное для препозитивного родительного. Перенесение родительного в постпозицию должно было, по мнению В. Г. Адмони, содействовать его более чёткому отграничению от первого компонента сложного слова /Адмони 1959, с. 287/. В древнешведеком языке сложные слова также могли выступать в качестве эквивалентов генитивных словосочетаний, и, так же как в немецком, здесь наблюдалась непоследовательность в слитном или раздельном написании. Однако это не оказало влияния на структуру генитивных словосочетаний. Думается, что на шведском материале можно отметить обратное влияние: при сопоставлении примеров из текстов законов с их современными переводами оказалось, что генитивные словосочетания древнешведского языка особенно часто заменялись при переводе сложными словами (39,7% примеров). Причём такая замена наиболее обычна в тех семантических группах, где обратный порядок построения генитивных словосочетаний встречался крайне редко или вообще отсутствовал. Можно предположить, что именно прямой порядок построения древнешведских генитивных словосочетаний повлиял на столь широкое использование сложных слов в качестве их эквивалентов. б) упрощается структура поликомпонентных генитивных словосоо о о о четании. В раннии новошведскии период уже крайне редки конструкции генитивных цепочек. В современном языке их, как правило, нет. При необходимости на их месте часто появляются тяжеловесные многокомпонентные композиты: koimunfullm^tigessammantrade 'заседание уполномоченных коммун' / Paillard, s. 104 /. Здесь опять же обнаруживается отличие от положения в немецком языке. И. П. Шишкина пишет: «Ещё одна специфическая черта функционального стиля прессы — наличие большого числа так называемых „генитивных цепочек“ :словосочетаний с двумя и более последовательно соединёнными определениями в родительном падеже» /Шишкина, с. 218/. в) проведённое исследование дало возможность установить время возникновения в шведском языке конструкции группового генитива и проследить некоторые стадии её развития. Впервые появляясь в языке в древнешведский период, групповой генитив получает широкое распространение в раннем новошведском. Очевидно именно этот период явился кульминационным в использовании группового генитива. А. Питкянен констатирует значительно меньшее употребление группового генитива в более поздних памятниках / Pitkanen 1979, s. 81/. Но дальнейшее развитие этой конструкции несомненно не представляло процесс последовательного отмирания. Она сохраняется в современном разговорном языке / Akermalm 1967, s. 82−83 / и является одной из наиболее устойчивых среди тяжеловесных атрибутивных конструкций газетного языка / Grahn, s. 126 /. Кроме того, со времени раннего новошведского периода групповой генитив претерпел дальнейшее развитие: флексияs получила ещё большую свободу, объединяя в генитивную группу не только отдельные постпозитивные определения, а целые придаточные предложения. Уже в языке XII в. А. Нурен приводит примеры типа hon som ar gifts Ъгог 'брат той, которая замужем'. В языке XX в. эта разновидность группового генитива сохраняется: Det ar en herre som lcom igar’s rum 'это комната человека, который пришёл вчера' / Wellander, s. 183/. В ранний новошведский период такие конструкции обнаружены не были. В общетеоретическом плане групповой родительный интересен резким изменением характера флексииs. (Любопытно отметить, что и в русском языке наблюдается явление, сходное со шведским групповым генитивом. А. А. Шахматов приводит пример из «Былое и думы» А. И. Герцена: «Не прикажете ли сбегать к Николай Шхайловичеву Кузьме» и пишет, что «сочетание Николай Михайлович рассматривается как одно слово, как одно нераздельное сочетание» /Шахматов, с.288/.).

5. В памятниках раннего новошведского не встречаются примеры типа hos Wenngrens 'у Венгренов'. Близкие к ним конструкции зафиксированы в малом количестве только в древнешведских законах. Очевидно такие формы наs развиваются в шведском языке в более поздний период.

6. Уже в древнешведских рукописях существовали конструкции, эквивалентные родительному падежу. С перестройкой падежной системы они становятся всё более употребительными. Среди эквивалентов родительного падежа в скандинавских языках обычно отмечают предложные конструкции, сложные слова и атрибутивные обороты.

А. Рассматривая вопрос о заменителях генитива, исследователи считают основными заменителями предложные конструкции /Погодина, С. 29- Collinder 1959, s. 75- Falk, Torp, g. 47- Knud-sen, hd I, s. 26- Thors, s. 35- etc. /. Эту же мысль высказывает А.Питкянен. Результаты проведённого им диахронического анализа показывают, что в целом ряде семантических групп, таких как генитив объекта, части и целого, следствия и других, предложные обороты используются во все периоды значительно чаще флективного родительного. В то же время нами установлено, что только 7,7% примеров присубстантивного генитива древнешведских законов заменилось в современном переводе предложной конструкцией. В переводах Евангелия 1917 и 1981 годов в сравнении с ранними новошведскими текстами этот процент также невелик: соответственно 7,0% и 9,4 $.

Б. При сопоставлении родительного падежа в текстах древне-шведского и раннего новошведского с их современными вариантами оказалось, что в диахроническом плане главным заменителем гени-тивных словосочетаний выступают сложные слова с первыми компонентами существительными, форма которых отлична от формы общего падежа. Именно этот тип словосложения отмечается как наиболее характерный для скандинавских языков в «Сравнительной грамматике германских языков» /т. 3, с. 119/. Чересчур категоричным представляется утверждение И. В. Каллистовой о том, что в современном языке параллельное использование сложных слов и генитив-ных словосочетаний возможно только при выражении отношений принадлежности, а в остальных случаях оно исключается /Каллистова, с. 14/. Действительно сложными словами при переводе особенно часто заменялись те семантические типы генитива, которые либо вообще отсутствуют в современном языке, либо представлены очень незначительно. Однако это не исключает возможности, хотя и редкой, существования одновременно сложного слова и генитивного словосочетания, например, при субъектно-объектном генитиве: древнешведское^ingsmannfs vittni (vgl i) 'свидетельство тинг-манов' в одном случае сохраняется в переводе Э. Вессена как ге-нитивное словосочетание — tingsman vittnesbord (m/, s. 52) «a в другом — превращается в сложное слово tingsmannavittne (hw, s. 23) — аналогичные генитивные словосочетания Ъатее mori) (Upl.L., ТВ II) «убийство ребёнка' И barn? kristning (Upl.li., KkB 10) 'крещение ребёнка* в переводе выглядят по-разнощу: barnamord (сложное слово), НО barns kristnande (ге-нитивное словосочетание).

Исследователи английского языка, как правило, не называют сложные слова в числе эквивалентов генитива. Его основным заменителем являются предложные конструкции /Вальдман, с. 8- Ильиш, с. 341- Мельцер, с. 47/. Уже в среднеанглийский период родительный падеж начинает заменяться при помощи предлогов и путём простого соположения форм существительных, лишенных падежных показателей /Мухин 1957, с. 20/. И более того, в то время как в древнешведском и раннем новошведском родительный падеж начинает превращаться в первый компонент сложного слова, в английском языке в ХШ-Х1У вв констатируется распадение сложных слов /Там же, с. 23- Саникидзе, с. 8/. В современном английском языке количество сложных слов, компоненты которых объединены посредством соединительных элементов, очень незначительно /Гутерман, с. 8/.

Исследователи немецкого языка рассматривают сложные слова, предложные обороты и генитивные конструкции как конкурирующие формы /Козман, с. 3- Попова, с. 127/, отдавая предпочтение предложным оборотам как эквивалентам родительного падежа /Адмо-ни 1973, с. 48/. Однако они уделяют сложным словам в этом аспекте значительно большее внимание, чем скандинависты. В.М.Воз-ныця пишет: «. сложные существительные являются очень продуктивными в современном немецком языке и, употребляясь почти в два раза чаще, чем родительный падеж, становятся его конкурентом более серьёзным, чем сочетания с von» /Возныця, с. 8/.

В скандинавских грамматических исследованиях шведского языка словосложению отводится незначительная роль в замене древнешведских падежных конструкций. Это следует признать необоснованным. Можно сказать, что к современному шведскому языку применим тезис М. Д. Степановой о синтаксической функции словосложения в современном немецком языке /Степанова, i960/. В. М. Павлов указывает, что в немецком языке «За конструкцией субстантивного композита признаётся свойство-функция быть средством выражения атрибутивной синтаксической связи в определённом диапазоне смысловых типов этой связи» /Павлов 1973, с. 45/. То же самое можно сказать о шведских композитах. Особенно интересным представляется широкое использование сложных слов как заменителей древнешведского родительного. В переводах древнешведских законов на современный шведский язык 39,7% генитивных словосочетаний заменены сложным словом, при том, что без изменений сохранено 37,0% генитивных словосочетаний. Данные А. Питкянена показывают, что во всех выделенных им семантических группах процент использования сложных слов как эквивалентов флективного родительного в период: поздний новошведский — современный язык возрастает, а в двух группах (генитиве владения и инициатора) сложные слова успешно конкурируют в этой функции с предложными оборотами / Рд^капеп 1979, з. 282−293 /.

Таким образом, способы передачи «падежных» отношений в современном шведском языке иллюстрируют сплетение разноуровневых средств выражения синтаксических связей в языке.

7. Динамика родительного падежа в шведском языке обнаруживает значительное сходство с английским языком и ряд отличий от немецкого. Единственная область, в которой можно констатировать резкое отличие от английского языка и относительную близость с немецким при рассмотрении данного вопроса — замена ге-нитивных конструкций эквивалентами. Однако к настоящему моменту судьба шведского генитива не совпадает с судьбой английского. В английском языке произошло резкое сужение сферы использования генитива, приведшее, по мнению многих исследователей, к замене категории падежа категорией притяжательности. Наличие в современных переводах древнешведских законов, переводах Евангелия 1917 и 1981 годов большого числа генитивных словосочетаний, разнообразных по своей семантике и особенно, наличие в них новых по сравнению с оригиналами генитивных словосочетаний, а также результаты работы А. Питкянена, свидетельствует о прочности позиций генитива, а следовательно и категории падежа в системе современного шведского языка.

8. В. Г. Адмони отмечает, что «развитие родительного падежа в германских языках характеризуется, хотя бы на отдельных этапах и на отдельных участках усилением и подъёмом, а не только свёртыванием и отступлением» /Адмони 1963, е. 104/. В письменном шведском языке невозможно, как в немецком /Адмони 1959, с. 280- Донде, с. 159/, выделить кульминационный период развития и использования родительного падежа. Но мысль В. Г. Адмони представляется справедливой и в отношении шведского языка. На первый взгляд динамика генитива с древнешведского периода до современного представляет неуклонный процесс «деградации». Но проведённое исследование показывает, что наряду с исчезновением части функций генитива, в ранний новошведский период появляется одна новая, наряду с утратой ряда статусов, присубстантивный генитив приобретает новый — эмфатический генитив, наряду с унификацией порядка построения генитивных словосочетаний и исчезновением тяжеловесных поликомпонентных генитивных словосочетаний, возникает и получает широкое распространение конструкция группового генитива. Таким образом, ранний новошведский период отмечен не только потерями, но и завоеваниями в сфере родительного падежа.