Именно феноменологическое знание о неразумности действий подобного рода обеспечивает выводное знание — тщетности попыток изменить дурака. Фрейм — «с дурака нечего взять».С божьего человека — дурака нечего взять, ему многое прощается: На дурака суда нет; Много ума — много греха, а на дурне не взыщут. Идентичность «внешнего пространства поссесивности» (термин О.А. Сулеймановой) дурака (на гумне) и «внутреннего физического пространства» (на уме) обусловливает вербализицию знания о прямой связи умственных способностей с материальной обеспеченностьючеловека: У дурака, что науме, то и на гумне (т.е. пусто)>с него нечего взять. Гумно, как известно, относится к древнейшим сооружениям сельскохозяйственного назначения. Это 1) «расчищенный небольшой участок земли, площадка, предназначенная для молотьбы», «ток», 2) «помещение, сарай для хранения сжатого хлеба» (Даль). Лексема обладает «страноведческой информацией». Культурную коннотацию несет пословица Дураку шапку не снимают, возникновение которой преписывается реальному факту. Развитие получает смысл «инертности», который выражен грамматическими средствами. Так, семантический субъект дурак не является грамматическим субъектом. В этом фрейме мы не располагаем ни одним примером, в котором существительное дурак выступало бы роли подлежащего: Дураку и бог простит; На дурака обижаться грех. Наблюдается инверсированный порядок слов в пословицах: Дуракам и бог опекун; Дураку и бог простит, а также Дуракам наука не впрок. Фрейм-" дурак поступает так, как ему заблагорассудится" Фрейм эксплицирует знание о том, что дурак поступает так, как ему заблагорассудится: Дураку закон не писан; Дурак божьих дней не знает.
Высокочастотен грамматический предикат с отрицательной частицейне, обусловливающий развитие смысла «для глупого нет ничего обязательного, он поступает так, как ему захочется».Фрей «с дураком не стоит иметь дел"Фрейм включает пословицы типа: С дураком лучше не связывайся. Любая форма общения с глупым — дружба, вражда, беседа, варка пива, дележ найденного — имеют сугубо отрицательные последствия: потерю ума и способности плакать, смеяться, ссоры, принятие греха, отказ от пива, невозможность разделить найденное. Английская языковая ментальность более «скромна» в представлении данного суждения: пословицы не советуют беседовать, общаться с глупым, давать ему поручения. Означивание и выражение концептуального фрагмента мира осуществляется инфинитивными предложениями, которые наряду с лексическими средствами языка передают отмеченное нами знание. Фрейм-«дурак опасен и предсказуем в своей непредсказуемости"Группа пословиц с фреймом «глупый предсказуем в своей непредсказуемости и опасен», представленная в двух языках, отличается не только количественным показателем (английских в два раза больше), но и качественным: предсказуем в непредсказуемости и опасен в английском языке — опасен и предсказуем в непредсказуемости в русском. Разница в «акцентах» выражена языковыми средствами: угроза передана прямыми номинативными значениями лексем бойся (Козла бойся спереди, лошадь сзади, а дурака со всех сторон); словосочетанием хвататься за палку (Дурак всегда за палку хватается), опасный (Рыжий да красный — человек опасный [Айрапетян 1992, 108]), а также знанием о том, что лошадь брыкается, козел бодается. Весьма примечательным является факт номинации дурака-шута рыжим и красным. В. Айрапетян полагает, что коннотация опасности возможна благодаря знанию о том, что это цвет крови, цвет сигнала светофора и требует бдительного к нему отношения [Айрапетян 1992, 108−109]. Однако следует отметить, что, по данным O.A. Петренко, цветовое значение данное прилагательное приобретает только в XVII веке [Петренко 1996, 32−33], то есть к тому времени, когда фонд пословиц уже сложился [Шахнович 1936].
По данным С. А, Кошарной, красный цвет — дань древнему похоронному обряду, «так как в древности покойника посыпали красной охрой, символизировавшей переход в новую жизнь» [Кошарная 1999, 30]. У Е. В. Недельчо красный цвет в пословицах — указание на богатство и достаток [Недельчо 1999, 52]. Значение прилагательного красный («красивый» или «опасный») в приведенной пословице (кстати, в сборнике Даля мы ее не обнаружили) требует, на наш взгляд, дополнительного изучения. В русском концепте, по З. Д. Поповой, лицо не активно, оно пассивно претерпевает то или иное модально-волевое состояние (нужно, необходимо, можно, нельзя, следует…) [Попова 1998, 121]. Отметим, что опасность, которую представляет «русский дурак» не следует понимать в строгом смысле этого слова, хотя очевидно, что «степень риска» здесь гораздо выше: Козла бойся спереди, лошадь сзади, а дурака со всех сторон.
Примечателен, на наш взгляд, пример того, как объективная действительность — географическая среда — нашла отражение в ментальности: широта русской равнины (.Глупому в поле не давай воли).Фрейм-«дурак поступает глупо"Фрейм обнаруживает несовпадение количественной характеристики в русском и в английском пословичных фондах. &# 171;Русский дурак» по-глупому деятельный. Глаголы, выражающие действие, эксплицируют знание о том, что глупый поступает глупо. Он делает дурацкое (и врет), да и то наоборот, не так, как следует, поджигает дом, пляшет под коровий рев, гоняет собак под старость, расшибает лоб, любит давку, огонь.
Эксплицируется знание «отсутствие нормы»: Что ни делает дурак, все он делает не так. Отсутствие чувства нормы приводит к переусердствованию, имеющему отрицательные последствия: Заставь дурака Богу молиться, он и голову разобьет. Некоторые пословицы русского языка эксплицитно несут культурную информацию: в составе данных единиц включаются русские собственные имена (Умен, как поп Семен: книги продал, а карты купил), а также предметы русской кухни (Тот дурак, что пирогу не рад). Знание русского народа о том, что продать книги и не радоваться пирогу — глупо нашло отражение на материале пословиц. Дураком также считается тот, кто является врагом самому себе: Тот дурак, кто сам себе враг. Фрейм-«дурак — простофиля"Фрейм концептуализирует знание о том, что дурак — простофиля. Под простофилей понимаетсянесмышленный, глуповатый человек, простак (Даль), разиня [СО]. Дурак — простак от природы: Плут на закваске испечен, а дурак на пресной водичке. Дурак — глуповатый, скучный: В воре, что в море, а в дураке, что в пресном молоке.
Море для русича — образ не столько реальный, сколько фантастический, мифологизированный [Кошарная 1999, 71]. В. Н. Топоров отмечает, что море связано с архетипом воды и символизирует царство смерти [Топоров 1995, 581]. Одним их архетипов моря является основа всего сущего, ибо Мировое Яйцо, из которого возник мир, появилось на воде — его снесла утка. Этот архетип порождает эпитеты типа беспредельное, могучее, огромное, бурное. С другой стороны, море — это простор, подобный степи, лугу. Архетип бездны, с третьей, являет образ смерти и ужаса; море — это небо, расположенное на земле [Маслова 1997,146]. Дурак — разиня потому, что позволяет другим пожинать плоды своего труда: Дураки о добыче спорят, а умные ее делят. Означивание данного фрагмента действительности осуществляется, как правило, сложносочиненными предложениями.
&# 171;Однако за, казалось бы, очевидной внешней простотой дурака скрывается большой труд, внутренний ум: Дурак дом построил, а умница купил. Построить дом подвластно только умному человеку, однако это совершает дурак. Так сочетание глупого, простодушного поведения, с одной стороны и ума, требующего глубоких знаний — с другой, позволяют говорить о двойственном облике дурака: он строит дом, добивается успеха в охоте (см. русские тексты пословиц в приложении) и зарабатывает деньги, строит дома, обеспечивает условия для рыбалки, изобретает моду (тексты английских пословиц).
Фрейм-«дурак умен» «глупый умен"В пословицах этого фрейма раскрывается «вторая» имплицитная сторона характера дурака — его сообразительность, ум, хитрость. Примечательно, что идентичную концептуализации указанный «фрагмент» действительности получает на материале двух языков, что позволяет говорить о его универсальном восприятии носителями как русской, так и английской лингвокультурных общностей. Данное знание эксплицитно выражено в компонентном составе изречения: И дурак бывает умный — когда молчит; Иной раз и дурак молвит слово в лад. С другой стороны, оно выводится благодаря феноменологическому знанию — загадать трудную загадку, или чтобы поссорить умных требуется сообразительность, практический ум, смекалка, хитрость (Один дурак завяжет узел — семеро умных не развяжут). Ю. М. Лотман отмечает, что в военном деле умный — это тот, кто совершает неожиданные, непредсказуемые для его врагов действия, то есть «ум осуществляется как хитрость» [Лотман 1992, 66].
Умение поставить в тупик и заставить собеседника думать (Дурак завяжет — и умный не развяжет) отличает этот тип дурака хитреца от дурака глупого. Ср.: Дурак всегда за палку хватается. Означивание данного концептуального фрагмента мира осуществляется инверсированным порядком слов в русском языке: И глупый умного одурачит. Фрейм-«дураку свойственен беспричинный смех"Фрейм раскрывает знание о том, что дураку свойствен беспричинный смех. Смех «русского дурака» уподобляется плачу, а плач — смеху: Из дурака и плач смехом прет; Дурацкий смех — не смех, а плач. Ср. плач — рыдания, жалобная песня. В христианской культуре «смеются» смерть, дьявол и прочая нечисть: дьявольский смех. Христос, его апостолы и святые не смеются [Маслова 1997, 186, 185].
Ср.: Смех без причины — признак дурачины. В. Н. Назаров отмечает, что люди смеются «над чужим в себе: бог смеется над животным в человеке» [Назаров 1993, 178]. Смех — это и признак сексуальной силы [Пропп 1976]. Теме смеха в русской культуре посвящено большое число работ (см., например, Бахтин [1965]; Лихачев [1984]). Детальное его изучение заслуживает особого внимания. Примечательно, что как в русском, так и в английском языковом менталитете имеет место неодобрительная оценка дурака (глупого). Семантический субъект дурак не совпадает с грамматическим субъектом, что делает возможным появление «постороннего наблюдателя» (термин A.B. Кравченко) и позволяет оценивать действия дурака «со стороны». Знание того, что смех — это нечто дурное, не одобряемое славянами [Маслова 1997, 186], обусловливает аксиологически негативное отношение к дураку.
В этом проявляется так называемый «авторитет народной мудрости», «глас народа».Фрейм-«дурак — болтун» Культурологи энциклопедического словаря отмечают, что «мудрость, как образовательная категория, осуществляет перевод мысли из формы понятия в форму понимания, а поскольку понимание осуществляется не всегда в словах, но, в первую очередь, энергетически, мудрость всегда тяготеет к немногословности, краткости, в конечном счете, — к молчанию» [ЭСК 1997, 273]. Человек глупый, наоборот, по традиции болтлив. Пословичный материал русского языка эксплицирует это знание в двух изречениях: У короткого ума длинный язык; Дурного не спрашивай; сам скажет. В орловских говорах, например, такого «говорливого» человека называют долдон [Бахвалова 1993, 41]. В пословицах двух исследуемых языков наблюдается некоторая количественная диспропорция во фрейме: «глупый человек — болтун». Вербализация знания несколько большим количеством единиц в рамках одного языка, по сравнению с другими, говорит о значимости этого знания для данной лингвокультурной общности.
Так, английской языковой ментальностью глупым считается тот, кто постоянно болтает, чье cepdije пляшет на губах или находится на языке. Язык глупца-болтуна настолько длинный, что им можно порезать горло. Глупец болтает совсем не по существу, его речь — это бульканье воздуха. Темы его разговоров очевидны: обсуждать перемену погоды в Англии для нормального англичанина — абсурд.
Фрейм-" дурак надменный" При различном количественном показателе сохраняется тождество качественной характеристики фрейма: Умной спеси не бывает; С умом носу не поднимешь. Чванливость (+ недалекость) дурака эксплицируется лексическими компонентами образного основания пословиц: гремит, гордо стоит, порожний, пустой (В пустой бочке и шуму много и Emptyvesselsmakethegreatestsound). Символичны метафоры бык и теленок в русской пословице Обычай — бычий, а ум телячий. Мощный, властный, плодовитый бык, с одной стороны, и простоватый теленок (ср. телячий восторг — &# 171;бессмысленный восторг") [СО 1978, 727] - с другой. Чрезвычайная степень величия характеризует «русского дурака», ищущего большого, красного места: Дурак ищет красное место, а умного и в углу видать (ср.
важность понятия красный в русской ментальности: красный угол, красная девица). Фрейм-«общество дурака — ему подобные"В близкое окружение глупого человека входят люди, ему подобные: Дурак дурака видит издалека. &# 171;Русский дурак» приятеля-дурака хвалит, им тешится, ему потакает, учит, ощущая его идолом, которому поклоняется: Дурак дурака и хвалит; Дурак дураку и потакает.
Их дружба — крепкая: Связался дурак с дураком — не разрубишь их и топором. В языковом отношении мы наблюдаем «двойное» означивание названного знания: грамматически и лексически одновременно (лексемами дурак в именительном и творительном падежах).Фрейм-" дурак битым ходит" Свою аксиологическую оценку неодобрения по отношению к дураку русский народ выразил в пословицах, сгруппированных нами в фрейм «дурак битым ходит»: За глупость бог простит, а за дурость бьют. Бьют дурака всегда и везде, причем сильно, не жалея его: Бей дурака, не жалей кулака.Ср.: Умному только намек дай, а глупому и тумак не в подмогу. Небезынтересно отметить, что исследователи волшебных сказок в этой связи указывают на грубое обращение с дураком как на явление естественное: даже мать в ряде случаев не желает его возвращения и просит сына не говорить о том, что он ее дитя [Смирнов 1905,22]. Фрейм-«дурак и богатство несовместимы"Выражает знание о том, что глупый человек и богатство несовместимы, В представлении двух народов у глупого в горсти дыра, он не может удержать имеющееся: У дурака в горсти дыра. Пословицы отказывают дураку в счастье в реальной жизни; быть счастливым дурак может только в сказках: Дураки только в сказках удачливы. Фрейм — «дурак не приемлет того, что приемлет умный"Фрейм основан на противопоставлении первой части пословичного суждения второй. Значение противопоставления несет разделительный союз, А в составе сложносочиненного предложения.
Полярность ума и глупости здесь в том, что ум любит простор, а дурь давку любит. Ср. также Пьяный не любит трезвого, а глупый —умного.Фрейм-" лучше плохое с умным, чем хорошее с глупым" Фрейм оформляется лишь пословицами русского языка: Лучше с умным потерять, чем с глупым найти.
Отметим, что знание о том, что лучше плохое с умным, чем хорошее с глупым русским национальным, считать не целесообразно, так как эксплицитная вербализация знания может быть обнаружена, например, в афористическом материале. Синтаксически фрейм обнаруживает себя посредством постпозитивных сравнительных придаточных предложений типа Лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Препозиция придаточного сравнительного изредка встречается в русских синтаксемах [Киселева 1974]. Мы также располагаем отдельными примерами: Чем дурного посылать, лучше самому побывать. Коррелятивные пары слов лучше — чем, а также где — там (Где ум, там и толк; Где умному горе, там глупому веселье; Где хвост начало, там голова мочало), сколько — столько (Сколько дней у бога впереди. Столько и дураков) и другие скрепы усиливают синтаксический параллелизм данных изречений. Фрейм-«глупая голова бесполезна» В этом фрейме слово голова используется в прямом значении.
Если наличие мозга в голове воспринимается как норма, должное, то его отсутствие — как отклонение от нормы. Это знание в лаконичной форме передается в собранных нами пословичных изречениях. С такой головой (худая, дурная голова) не нажить состояния (В голове нет, и в шапку не накладешь; Башка чиста, так и мошна пуста) и не обрести покой (У худой головы не благо (не болого) и ногам). Голова (верх) символизирует интеллект, а ноги (низ) неинтеллектуальный мир. Ноги у язычников-славян считались принадлежностью демонов. Фразеологизмы с компонентом «ноги» имеют негативную коннотацию [Маслова 1997, 153−154].
Краткие выводы.
В результате лиигвокультурологического анализа пословицы русского языка «Группы Б» были сгруппированы нами во фреймы на основании выражаемого ими знания. 26фреймов позволяют говорить о том, что, с одной стороны, концептуализация мира носителями русского языка в целом относительно идентична. Так, во многом обусловленные своей неповторимой историей, индивидуальной культурой и иными экстралингвистическими факторами. Материал «Группы Б» выявил закономерность, обнаруженную на материале пословиц «Группы А»: субстантивированные апеллятивыдурной, глупый присваивается чаще всего человеку, чьи поступки и деяния рассматриваются обществом как неразумные, бестолковые. Глупость (как и ум) эксплицируется через обладателя-человека, но не как пассивного существа, а активного деятеля. Фактический материал позволяет говорить о двойственности, сложности и противоречивости феномена глупость. Дурак — знак дуальности.
Эта двойственность обнаруживается также в этимологии слова «глупый» — «умственно ограниченный», «неумный», «незрелый», «нерасчетливый», «неопытный», но «хитрый», «удачливый», «правильный». Можно говорить о том, что русский пословичный фольклор эксплицирует две ипостаси глупого человека: а) дурака-идиота с выраженной отрицательной концептуализацией: Бывают дураки разной руки, а этот — первого сорта; И дурак дураку рознь; б) дурака-глупца, шута, умного балагура, простофили-хитреца с аксиологически положительной коннотацией. Дураком-идиотом является тот, кто характеризуется как упрямый, бестолковый человек, попытки повлиять на которого оказываются тщетными. Это такой человек, который не хочет прислушаться к мнению других и идет вразрез тому, что считается нормальным, разумным, общепринятым. Чаще всего к нему применимы зоометафоры осел и баран. Глупцом-балагуром, шутом, простофилей следует считать умного человека, поступки и действия которого оцениваются социумом как нелепые. Он глупец, причиняющий вред себе, с одной стороны, и хитрец, прикидывающийся простаком, — с другой. Означивание указанных элементов концептуальной картины мира и ее выражение осуществляется с помощью относительно пропорционального набора языковых средств.
Обобщенной семантике пословичного суждения в различной степени свойственны: целевая установка повествовательного и побудительного предложений; реальная и ирреальная модальность; утверждение и отрицание о предмете мысли. Пословицы иллюстрируют все многообразие синтаксической структуры предложений: от простых двусоставных до предложений с усложненной структуры. Семантической природе пословицы, как правило, соответствуют глагольные формы настоящего времени, значение которого расширено до пределов жизни и опыта всего человечества.
Заключение
.
Цель исследования — предложить свое видение системы ценностей, содержащихся в оппозиции пословиц об уме и глупости по фреймам, описать универсальное и культурно-национальное духовное пространство в пословичном фонде. В результате проведенного исследования пословицы, на основе информации, объективированной пословичными единицами, были распределены по фреймам. На материале пословиц об уме («Группа А») было выделено 25 фреймов соответственно. «Группу Б» (пословицы о глупости) составили 26 фреймов. Были выделены 11 концептуальных составляющих на материале пословиц «Группы А». На материале пословиц о глупости («Группа.
Б") выделено 12составляющих концепта «Глупость». Объективно национальное демонстрируют пословицы, в образном основании которых объективируется экстралингвистическая информация. Чаще всего эти единицы иллюстрируют результат идентичной объективной реальности, по-своему преломленной в языке. Исследование показало, что феномены ум и глупость являются такими же сложными, противоречивыми, двойственными, как сложна, многогранна и противоречива сама реальная действительность. «Многостороннее» описание этих феноменов пословицами отвечает замыслу пословичного изречения: обобщить явления действительности и в краткой лаконичной форме передать непреложную истину. Концептуализацией фрагмента действительности ум / глупость пословицами об уме / дураке в русском лингвокультурном обществе подтверждается мнение, что каждый народ в своем языке оригинально преломляет объективную действительность. Означивание и выражение того или иного концептуального «кусочка» действительности осуществляется присущими синтетическому и аналитическому языкам способами. Пословицы демонстрируют все пословичное интеллектуально-лингвистическое многообразие и богатство русского языка. Список использованной литературы.
АрхангельскийВ.Л. О понятии устойчивой фразы и типах фраз // Проблемы фразеологии. Л. 1964. С. 102−125.Гаевая.
А.И. Структурно-семантическая характеристика пословиц качественной оценки лица современного русского языка: Дис. … канд. филол. наук. М., 1990. 198с. Гвоздев В. В. Семантика и знаковый характер предложения-пословицы // Структурно-семантические особенности предложения и его компонентов. Научные труды Курского гос. пед. ин-та. Том 206 (2).
Курск, 1980. С. 3−11.ДмитриеваO.A. Культурно-языковые характеристики пословиц и афоризмов (на материале французского и русского языков): Автореф. … дис. канд. филол. наук. Волгоград, 1997 (а). 16с.ДмитриеваO.A. Типы пословиц и афоризмов // Языковая личность: проблемы обозначения и понимания / Тезисы докл. науч. конф. Волгоград, 1997(2),. С.
49−51.Дубровская О. Г. Образ дурака в русских и английских пословичных текстах // Языковая концепция регионального существования человека и этноса / Тезисы докладов к региональной научно-практической конференции. Барнаул, 1999. С. 103−104.Дуров А. А. Трансформация традиционного образа дурака в прозе В. М. Шукшина: Дис. … канд. филол. наук. Ставрополь, 1996. 251с. Ефанова Л. П. Обобщенный субъект пословиц // Наука о фольклоре сегодня: Междисциплинарные взаимодействия / Тез.
международной науч. конф. М., 1998. С. 193−196.Зимин В. И. Синхронная этимология фразеологизмов, пословиц и поговорок // Vocabulum et vocabularium/ Сб. науч. тр. по лексикографии.
Вып. 6. Харьков, 1998. С. 32−34.Зубкова Л. И., Листрова-Правда Ю. Т. Образ Бога в английских и русских пословицах // Актуальные проблемы сопоставительного изучения германских, романских и славянских языков / Тезисы докл. науч. конф.
Воронеж, 1998. С. 55−56.Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре (Быт и традиции русского дворянства. 18-начало 19 века). Спб., 1994. 398с.Е.К, Лингвистические принципы разграничения пословиц, поговорок и фразеологических единиц // Фразеологизм и его лексикографическая разработка / Сб. ст. Минск, 1987.
С. 87−89.Пермяков Г. Л. От поговорки до сказки (Заметки по общей теории клише). М., 1970. 240с. Савенкова И. Е. Структура и семантика пословиц и поговорок современного русского языка: Дис.
… канд. филол. наук. М., 1989. 205с. Снегирев И. М. Опыт рассуждения о русских пословицах. М., 1823. 49с. Соколова М. А. Выражение признаков интеллекта фразеологизмами русского языка: (На фоне испанского языка): Дис. … канд. филол. наук. Спб., 1995.
186с.Тарланов З. К. Очерки по синтаксису русских пословиц. Л., 1982. 134с. Телия В. Н. Культурно маркированная коннотация языковых знаков как понятие лингвокультурологии //Семантика языковых единиц: Фразеологическая семантика. Словообразовательная семантика / Доклады 4- ой международной науч. конф. 4.
2. 1994. 71−77.Телия В. Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996. 288с. Филлмор Ч.
Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. М., 1988. С.52−93.Черкасский М. А. Опыт построения функциональной модели одной частной семиотической системы (Пословица и афоризм) // Паремиологический сборник: Пословица. Загадка (Структура, смысл, текст). М, 1978.
С. 35−53.Шаповалова Е. Ю. Национально-культурный компонент в семантике субстантивного фразеологизма И Семантика языковых единиц: Фразеологическая семантика. Словообразовательная семантика / Доклады 4- ой международнбй науч. конф.
Часть 2. М., 1994. С. 91−94.Шахнович М. Краткая история собирания и изучения русских пословиц и поговорок // Советский фольклор / Сб. статей и материалов. №.
4−5. 1936. С. 299−363.Шрамм А. Н. Наблюдения над синтаксическим строением русских пословиц (Простое предложение): Автореф. … дис. канд. филол. наук. М., 1954.
16с.ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ. Аникин В. П. Русские пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор. М., 1957.
239с.Введенская Л. А. Словарь антонимов русского языка. Ростов-на-Дону, 1955. 542с. Даль В. И. Пословицы и поговорки русского народа. Спб., 1998. 544с. Даль В. И. Толковый словарь живого Великорусского языка: В 4-х томах. М, 1998.
Жуков В. П. Словарь русских пословиц и поговорок. М., 1998. 544с. Зимин В. И., Спирин A.C. Пословицы и поговорки русского народа. Объяснительный словарь. М., 1996. 544с. Избранные пословицы и поговорки русского народа / Сост. Н. П. Колпакова, М. Я. Мельц, Г. Г. Шаповалова.
М., 1957. 203с. Ковалева С. 7000 золотых пословиц и поговорок. М., 1999. 480с. Кунин A.B. Англо-русский фразеологический словарь: В 2-х томах. М, 1967.
Народные пословицы и поговорки / Сост. А. И, Соболев. М., 1961. 325с. Ожегов С. И, Словарь русского языка / Ред.
Н.Ю. Шведова. М., 1978. 846с. Русские пословицы и поговорки / Сост. Э. В. Померанцева. М., 1973. 79с. Словарь русского языка XI—XVII вв.: В 23 томах / Ред. Ф. П. Филин. Т.
9. М., 1982.
357с.Снегирев И. М. Словарь русских пословиц и поговорок. Русские в своих пословицах. M., 1997.
352с.Фелицына В. П., Прохоров Ю. Е. Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения: Лингвострановедческий словарь. М., 1988. 272с. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь русского языка: 13 560 слов. В 2-х томах. М., 1993. СПРАВОЧНАЯ ЛИТЕРАТУРАЭнциклопедический словарь: В 82 томах / Ред Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон. Спб., 1890−1904.
