Сниженная лексика и оскорбления как средства дискредитации противника

2. К речевой агрессии относят также умышленное использование грубо-просторечной лексики. Пример: А были умильные свойские интервью с новоявленными хозяевами ублюдочной эпохи… [Завтра, 2003, № 21]. Надо отметить, что употребление грубопросто-речной лексики в прессе часто используется как средство создания иронии или для речевой характеристики адресата. Пример: У Михаила Евдокимова -симпатичная морда красная. Но вокруг нее на телеэкране всегда полно омерзительно пошлых физиономий. Данный пример ироничен, но не агрессивен.

3. К речевой агрессии относятся также некоторые случаи употребления жаргонизмов, сленга. Пример: Не говорит ли это о том, что он (Путин) просто не понимает, не сечет, что такое государство вообще и Россия, в частности, что такое власть вообще и президент в частности? Другой пример: В каком облике, в какой ипостаси и положении не увидели мы нашего несравненного президента на телеэкранах в эти дни!

Вот он за штурвалом боевого истребителя, того гляди, сейчас ринется в бой и замочит Масхадова… При отсутствии прямого оскорбления данное высказывание направлено на дискредитацию адресата.

4. Речевой агрессией в современной российской прессе являются также случаи намеренного использования дисфемизмов с целью дискредитации оппонента, нанесения ему морального ущерба. Пример: Вот звезда Земфира блажит… Или такой пример (о Ельцине): А теперь безнаказанное, нагло-румяное, с идиотической ухмылкой появляется на Кремлевских приемах, произносит шуточки, от которых случаются выкидыши, лакает шампанское из бокалов… Данный пример демонстрирует контаминацию механизмов речевой агрессии: употребление инвективы и собственно дисфемизма. Такой способ, безусловно, усиливает оскорбительный, дискредитирующий смысл высказывания.

5. В прессе нередки случаи использования уничижительных слов с суффиксами субъективной оценки. Пример: Как видим, умок у человека (о Гайдаре) до того слабенький, что не может сопротивляться ничему: что перед его глазами стоит, что в газете прочитал, то его и пленяет. Такого рода суффиксы создают уничижительный образ, впечатление малозначительности, умственной и физической слабости оппонента. Дадим еще пример: Когда Сванидзе неистово каркает, здравомыслящей публике ясно, что в нем беспристрастна и неподкупна только его бороденка. Здесь также представлена контаминация механизмов речевой агрессии: дисфемизм «каркает» и слово с суффиксом субъективной оценки «бороденка».

6. Для создания и закрепления в сознании аудитории чьего-либо дискредитирующего образа (портрета-обличения) используется наклеивание ярлыков. Под ярлыком мы понимаем слова или словосочетания, обладающие негативной коннотацией, обобщенным значением, лишенные конкретной референции, используемые как штампы, т. е. обладающие тенденцией к повторяемости. Приведем пример: Идеология «нашизма», которой пронизана нынешняя программа действий А. Усса, это та же программа, с которой его партия — «Блок наших» — шел на прошлых выборах в местное законодательное собрание… [Завтра, 2002, № 38]. Окказиональное слово «нашизм» ассоциируется в сознании аудитории с фашизмом, что, конечно, дискредитирует политическую партию «Наши». Еще пример: Ибо именно в эти дни Владимир Путин неожиданно обрел независимость от тех, кто привел его в Кремль, — пресловутой «семьи», ближайшего окружения Бо-риса Ельцина.

7. Речевой агрессией в прессе является уничижительное обыгрывание имени кого-либо, например, с помощью парономазии: что же касается идиотии, самой тяжелой формы, то здесь на всякий случай обратимся к зарубежным данным самого последнего времени. В Канаде сейчас премьер-министром Жан Кретьен… Какое не-желательное созвучие… Видимо, оно настраивает на соответствующий лад подданных, и в стране не считаются обидными такие слова, как «идиот», «кретин». В самом деле, чего обижаться на «кретина», если сам премьер-министр Кретьен. Еще пример: …Сталин — человек мысли… Он на лету ловил смысл сказанного. Его внимание, память, казалось, как электронно-вычислительная машина ничего не пропускали… Как думаете, читатель, у кого из наших правителей на плечах ЭВМ? Мне лично кажется, что только у одного Починка, да и то — давно нуждается в починке.

8. Для создания и закрепления в сознании аудитории дискредитирующего образа (портрета-обличения) может использоваться нагнетание отталкивающих сравнений, ассоциаций. Пример: Просто от либералов вдруг повеяло трупным духом. «Ельцинизм» покрылся нарывами и гнилыми пятнами. Больше невозможно было пить это пойло из духов Галины Вишневской, холодного пота Наины Иосифовны и перхоти Сатарова [Завтра, 2003, № 21]; Чем Путин похож на Караулова? Тем, что оба похожи на осу-наездника. Небольшое полосатое насекомое с упругими лапками и длинной иглой на хвосте, именуемой «яйцекладом», озабоченное продолжением рода. Переполненное созревшими яичка-ми, находит тучного мотылька.

Упитанную гусеницу или нерасторопного жука. Садится на спину медлительного существа. Упирается лапками-опорами. Вонзает иглу с крохотной фрезой на конце. И, подобно буровой установке, ввинчивается в толщу. Проникает в глубину питательных тканей, откладывает яички и улетает. Ничего не подозревающее существо продолжает беспечно летать над цветами, трудолюбиво копает землю или деловито ползет по стеблю.

Но в его нутре развиваются крохотные личинки осы, сжирающие его плоть. Существо носит с собой свою смерть, которая разрастается, лакомится его жизнью, пока от жука или бабочки не остается мертвый хитин. На волю вылетают изящные полосатые осы-наездницы, вскормленные чужой плотью, оглашая вселенную радостным победным жужжанием… Ибо в Послании (президента) нет ни слова о том, как удвоить национальный доход, оставляя ресурсы страны у хищных и беспощадных олигархов. Где найти деньги на тяжелые ракеты и контрактную армию, если криминал уворовывает две трети национального дохода. Как консолидировать народ, состоящий из умертвляемых и убийц. Теперь, как в первом своем Послании, инкрустированном патриотическим орнаментом, Путин рассчитывает на легковерных мотыльков и наивных жуков, которые до бесконечности готовы возить на себе лукавых наездников, вскармливать своими телами умных и алчных ос [Завтра, 2003, № 21].

С по-182 мощью такого нагнетания отталкивающих сравнений, ассоциаций, «накручивания» многочисленных деталей у аудитории создается ощущение психологического дискомфорта. Это ощущение автоматически переносится на образ оппонента и закрепляется в сознании читателя.

Итак, мной было выявлено 8 механизмов речевой агрессии: 1) использование инвективы; 2) использование грубопросторечной лексики; 3) использование жаргонной лексики, сленга; 4) использование слов с суффикса-ми субъективной оценки; 5) наклеивание ярлыков; 6) уничижительное обыгрывание имени кого-либо; 7) употребление дисфемизмов; 8) нагнетание отталкивающих сравнений и ассоциаций.

Здесь приведены, разумеется, не все механизмы речевой агрессии, а только наиболее распространенную часть их. Речевая агрессия как феномен языковой действительности требует более подробного и основательного изучения.

Заключение

Как показывает современная практика, решение вопроса об инвектогенности того или иного текста, как правило, сводится к обнаружению в нем инвективных слов. Для облегчения этой задачи сегодня создаются специальные словари обсценной лексики. Однако проблема инвектив, рассмотренная в функциональном аспекте, требует расширения сферы внимания исследователей, главным образом потому, что исчерпывающего списка оскорбительной лексики составить нельзя. Онтологические и функциональные характеристики языковых единиц асимметричны, поэтому оскорбительным может быть слово совершенно нейтральное, и напротив, нецензурное слово может быть использовано как неоскорбительное и даже вполне уместное.

В ходе моего исследования доказано, что главным параметром коммуникативного акта, трансформирующим оскорбление, является характер отношений между говорящими. Эффект дружественности, свободы общения, порожденный кооперативным потенциалом шутки, может трансформироваться в свою противоположность, придавая коммуникативной ситуации амикошонскую атмосферу. Подобный эффект возникает в тех случаях, когда между участниками коммуникативного акта не только имеется значительная дистанция, но и когда по правилам коммуникации она должна быть сохранена. Пример:

Врач сообщает пациенту: «У меня для Вас три новости: одна плохая, другая хорошая, а третья просто великолепная. Во-первых, мы вам отрезали не ту ногу, во-вторых, ту ногу, что надо, мы Вам все-таки отрежем. И, наконец, великолепная новость: пациент из соседней палаты уже согласился купить Ваши ботинки!»

Совершенно очевидно, что поведение врача, моделируемое в анекдоте, в реальности недопустимо именно по причине действующего запрета на шутки в подобной коммуникативной ситуации.

Коммуникативная дистанция может быть обусловлена социальной ролью и статусом участников КА (начальник -подчиненный, судья -подсудимый, врач -пациент и пр.) Она также может быть порождена разницей в возрасте, или сформироваться под влиянием внешней обстановки: при наличии третьих лиц, перед которыми один из коммуникантов желает сохранять определенное реноме, или контрастного эмоционального состояния партнеров (один из участников подавлен). В целом же «среда бытования» шутки еще не описана, и перечень речевых ситуаций, не допускающих ернического поведения, не составлен. Вероятнее всего, эта среда подразделяется на зону жестких запретов, осознаваемую и соблюдаемую всеми коммуникантами (см. пример выше), и зону вариативного речевого поведения (например, подчиненный не может вести беседу с начальником в игривом тоне, за исключением тех случаев, когда начальник является инициатором более непосредственного общения). Нарушение правил второго типа чаще всего и является причиной недоразумений.

Содержание речи (тема) в еще большей мере определяет степень инвективности высказывания. Шутка превращается в насмешку в том случае, когда осмеянию подвергаются явления, представляющие для участника коммуникации большую ценность. Психологическим субстратом оскорбления являются убеждения -наиболее стабильные оценочные компоненты картины мира человека.

1. Арутюнова Н. Д., Падучева Е.В.

Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 7. М., 2000.

2. Булгакова Н. Е. Словесные ярлыки как фактор языкового насилия (лингвоэкологический аспект) // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: Научнометодич. бюл. / Краснояр. гос. ун-т; Под ред.

А. П. Сковородникова. Вып. 2. Красноярск-Ачинск, 1997.

3. Быкова О. Н. Речевая (языковая, вербальная) агрессия // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: Научнометодич. бюл. / Краснояр. гос. ун-т; Под ред. А. П.

Сковородникова. Вып. 1 (8). Красноярск, 1999.

4. Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. М., 1997.

5. Грайс Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике: Лингвистическая прагматика. М., 1985

Вып. 16.

6. Иссерс О. С. Свобода слова: две стороны медали (Оскорбление в зерка-ле юриспруденции и лингвистики) // Юрислингвистика I. Русский язык: проблемы и перспективы / Алтайский гос. ун-т. Барнаул, 1999.

7. Сковородников А. П. Состояние речевой культуры в российских СМИ (опыт описания типичных нарушений литературно-языковых норм) // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: Научно-методич. бюл. / Краснояр. гос. ун-т; Под ред. А. П. Сковородникова. Вып. 7. Красноярск, 1999.

8. Сковородников А. П. Языковое насилие в современной российской прессе // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: Научно-методич. бюл. / Краснояр. гос. ун-т;

Под ред. А. П. Сковородникова. Вып. 2.

Красноярск-Ачинск, 1997.

9. Ширяев Е. Н. Типы норм и вопрос о культурно-речевых оценках // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург, 2000 г.