Язык как средство хранения культурно-исторической информ

В художественных произведениях аналоги ВЕ и АЕ также могут использоваться автором для создания художественного образа литературного персонажа. Ввиду исключительной важности эстетической информации, которую в этом случае несут маркеры, различия АЕ и ВЕ должны быть переданы или компенсированы при переводе. В противном случае эстетическая потеря может быть очень велика, поскольку будет утеряна часть авторской характеристики персонажа.

Рассмотрим ряд аналогов в романе С. Льюиса «Бэббит», вводимых для речевой характеристики главного героя произведения Джорджа Бэббита — карикатуры на делового американца — дельца, гордящегося своим положением; потребителя, помешанного на вещизме. Рассмотрим пары аналогов ВЕ dinner-jacket — АЕ tux.

В приводимой выдержке Бэббит и его жена обсуждают, какой смокинг ему надеть. Бэббит использует АЕ tux, а его жена — ВЕ dinner-jacket.

«…Everybody knows I can put on as expensive a Tux as anybody else…»

«Oh Georgie, I do wish you wouldn’t say „Tux“. It’s dinner-jacket.»

«Rats, what’s the odds?»

«Well, it’s what all the nice folks say. Suppose Lucile McKelvey heard you calling it a «Tux».

«Well, that’s all right now! Lucile McKelvey can’t pull anytime on me! Her folks are common as mud, even if her husband and her dad are millionaires. I suppose you’re trying to rub in your exalted social position! Well, let me tell you… that your reverend paternal ancestor, Henry T., doesn’t even call it a „Tux“! He calls it a „bobtail jacket for a ringtail monkey“…»

…Все знают, что я могу напялить эти «хвосты», не хуже других, чего мне стесняться?

…Джорджи, пожалуйста, не называй вечерний костюм «хвосты». Надо говорить «фрак» или «смокинг».

— Чушь! Не все ли равно!

— Во всяком случае, воспитанные люди так не говорят! Представь себе, вдруг Люсиль Мак-Келви услышала бы, как ты говоришь «хвосты»!

— Ладно, прекратим этот разговор! Люсиль Мак-Келви мне не указ! Родные у нее не бог весть кто, хоть ее муж и папаша теперь миллионеры. Может, ты хочешь подчеркнуть, что ты из благородных? Так вот, разреши тебе напомнить, что твой уважаемый предок, Генри Т., даже не говорит просто «хвосты», а обязательно скажет «длиннохвостый пиджак для бесхвостой обезьяны…»

Рассмотрим специфику использования АЕ tux — ВЕ dinner-jacket в выдержке и особенности передачи аналогов в переводе.

АЕ tux — результат конечного усечения АЕ tuxedo, американизма по происхождению. «Под лексическими американизмами… понимаются национально-маркированные единицы, специфичные для американского варианта английского языка, отражающие особенности исторического развития американского общества, особенности его социально-политической жизни, экономических условий, географической среды, материальной и духовной культуры, быта, нравов, обычаев американцев».

Выбор автором этого американизма сделан с целью речевой характеристики Бэббита. В данном отрывке главный герой предстает перед нами как нонконформист, которому нравится себя таковым чувствовать: он сознательно называет смокинг tux. Жена Бэббита выглядит «добропорядочной», недалекой хозяйкой дома, которой неприятно слышать, как муж называет смокинг tux, потому что так не говорят богатые знакомые, а ей хочется чувствовать себя принадлежащей к их кругу. Сама она предпочитает нейтральное dinner-jacket.

Эту линию характеристики Бэббита и его жены при помощи использования аналогов ВЕ dinner-jacket — АЕ tux. С. Льюис проводит и в других частях романа. То, что в этом случае автор избрал для такой характеристики персонажей аналоги, относящиеся к британскому и американскому вариантам английского языка, показывает, что британский английский воспринимался в то время как более изысканный, более рафинированный.

Очевидно, что в данном случае не представляется возможным перевести оба аналога как «смокинг»: необходимо подобрать соответствующие синонимы для АЕ tux с целью сохранения эстетической нагрузки маркеров.

Для передачи ВЕ dinner-jacket переводчица Р. Райт-Ковалева выбирает соответствия «фрак» и «смокинг», хотя они и не обозначают одно и то же. Это обусловлено тем, что с целью сохранения эстетической нагрузки единицы tux Р. Райт-Ковалева передает аналог не как «смокинг» или «фрак», а при помощи окказионального соответствия «хвосты», которое носит разговорный характер и образовано от единицы фрак при помощи метафоры. На наш взгляд, переводчица адекватно передает эстетическую и смысловую нагрузку аналогов в оригинале и сниженно-разговорный характер речи Бэббита.

Примечательно, что В. А. Тюпа базовыми коммуникативными структурами признаёт автореферентный коммуникативный акт прямого речевого действия, с одной стороны, и автокоммуникативный процесс молчаливой речи — с другой.

В первом случае мы имеем дело с иллокутивной речью: зовом, просьбой, приказом, предупреждением об опасности, побуждением к сопереживанию или совместной деятельности, клятвой или магическим заклинанием, обменом вопросно-ответными репликами и т. п. При этом коммуникативное событие взаимодействия сознаний автореферентно, поскольку высказывание, манифестирующее дособытийное желание говорящего, свидетельствует о себе самом, не отсылая ни к какому иному событию. Такой род дискурса в современных теориях коммуникативных актов получил наименование перформатива.

Т.А. ван Дейк, четко разграничивая «употребление языка и дискурс», трактует последний как «коммуникативное событие» социокультурного контакта, включая в него «говорящего и слушающих, их личностные и социальные характеристики, другие аспекты социальной ситуации», в частности, «значения, общедоступные для участников коммуникации, знание языка, знание мира… установки и представления»

Всякое высказывание обладает троякой интенцией: референтной, креативной и рецептивной, — ни одна из которых элиминирована быть не может. Однако в перформативных дискурсиях референтная интенция существенно редуцирована. Конструктивная роль доминанты коммуникативного события здесь принадлежит интенции рецептивной. Ведь при отсутствии адекватной рецепции речевое действие неосуществимо, поскольку после своего осуществления (произнесения) остается недейственным, т. е. недействительным. Структурная функция креативной интенции перформатива может быть квалифицирована как субдоминантная.

Процесс мышления, протекающий в формах внутренней речи, предстает как «сплошная предикация» (Выготский) без тематизации, ибо тематическая сторона собственного мыслеречения известна его субъекту изначально. Но эти тематизмы могут быть вербализованы, как и сама их предикация, что и составляет процесс автокоммуникативной дискурсии. Образованные таким образом «дискурсы молчания» могут быть высказаны вслух или обозначены на письме. Тогда мы получаем конспективное (относительно процесса мысли) высказывание — описательное или декларативное.

Декларатив представляет собой коммуникативное событие, референтным содержанием которого выступает автокоммуникативный процесс обобщения и оценки. В рамках декларативной дискурсии рецептивная интенция редуцирована: декларация актуализируется в коммуникативном пространстве общения независимо от того, приемлема ли она для воспринимающего сознания. Поэтому декларативный дискурс до известной степени авторецептивен. Доминантная роль в коммуникативной структуре декларатива принадлежит креативной интенции декларирующего субъекта.

Охарактеризованные классы дискурсии исторически наиболее архаичны и глубоко практичны (атеоретичны); к тому же они представляются функционально взаимодополнительными: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош (потенциальный декларатив». Среди текстовых образований позднейшей культуры к числу декларативных дискурсов можно причислить, например, «Декларацию прав человека и гражданина» (плод коллективной автокоммуникации), «Катехизис революционера» Нечаева, «Так говорил Заратустра» Ницше и т. п.

Описание, будучи вербальной фиксацией состояний или процессов жизни как чего-то внесобытийного, длящегося или повторяющегося, также проистекает из автокоммуникации. Прежде чем выстроить дескриптивную дискурсию субъекту необходимо сориентироваться в окружающей ситуации, во внешних данностях жизни, что проделывается нами в формах внутренней речи. Лишь затем автокоммуникативная фиксация объектных характеристик бытия молчаливой речью «про себя» может манифестироваться вненарративными высказываними, которые целесообразно именовать вслед за Ж. Женеттом итеративами (от «итеративности» — повторяемости поддающихся описанию ситуаций и процессов).

Исходя из положений о сравнительно позднем возникновении наррации, понимаемой как деритуализованная, историфицированная форма сюжетного мышления, протонарративы представляются основными дискурсивными практиками мифоритуальной стадии человеческой ментальности.

Интенсивно изучаемый в последние десятилетия нарратив (сюжетно-повествовательная дискурсия, «диегетическая» на языке Платона и Аристотеля) представляет собой класс двоякособытийных дискурсивных практик, связывающих в нераздельное единство высказывания «в его событийной полноте» качественно разнородные события: референтное хронотопическое «событие, о котором рассказано в произведении», и коммуникативное «событие самого рассказывания», в котором «мы и сами участвуем как слушатели-читатели».

Действенность теории состоит, как известно, в ее практической приложимости, т. е. в объеме и эффективности идентификационного ресурса привносимого в науку метаязыкового идиолекта, в широте спектра предоставляемых им возможностей фиксации и систематизации научных фактов (свидетельств существования той или иной области познания).

Рецептивная компетенция теоретического дискурса очерчивает круг реципиентов, адекватных учреждаемой высказыванием инстанции адресата. У всякой настоящей теории — в отличие от ее квазитеоретических критик или популяризаций — такой круг не может быть слишком широк. Он включает в себя только носителей научного знания, охватываемого данной теорией. Коллизия теории и здравого смысла, разыгранная А. Компаньоном, — это ложная коллизия, поскольку ни одна научная теория не адресуется к здравому смыслу; она обращена к научному знанию, которое она объясняет.

Помимо предполагаемого манифестируемой теорией уровня научной компетентности адресат теоретического дискурса призван обладать некоторым коммуникативным ресурсом сознания.

Очерченная названными компетенциями область теоретического дискурса столь определенна, что позволяет осуществить исторический подход к ней и выявить некоторые стадиальные стратегии теоретизирования как дискурсивной практики.

Исторически наиболее ранняя (архаичная) стратегия теоретических высказываний может быть определена как эйдетическая.

Философия не завершает историю, не снимает в себе и собой все развернутые в ней противоречия разума, а развертывает собой те возможности разума, которые еще не воплотились в истории".

Если первая и вторая стратегии теоретической дискурсии соотносятся как онтологическая и эвристическая, то проективная теория совмещает в себе оба эти момента на началах взаимодополнительности. В рамках проективной стратегии теоретическое суждение представляет собой своеобразную пробу эво-люции (Тейяр де Шарден), которой предстоит «выжить» в интерсубъективной среде человеческого мышления. Как таковая она хранит в себе позитивный «генетический» опыт предшественников по эволюционной цепи.

В отличие от дивергентной коммуникативной стратегии теоретического критицизма теоретический проективизм являет собой конвергентную стратегию «диалога согласия» (Бахтин). Ничего не отвергая, но все принимая переосмысленным, такая теория строится как новое здание на старом фундаменте с привлечением иных концепций в качестве строительных блоков. В этом и заключается основной смысл современной межкультурной коммуникации и язык при этом играет важнейшую роль.

4. Особенности репрезентации культурно-исторической картины мира в языке

Важное значение имеет представление о системности лексики и роли различных лексических группировок в формировании языковой картины мира. Также не менее принципиальной является идея о том, что единицей языковой картины мира является не слово, а лексическая группировка: семантическое поле, лексико-семантическая группа, денотативно-идеографическая группа.

Для настоящей работы важной является идея о пространственной организации лексики. Её придерживались П. Н. Денисов, А. И. Новиков, Л. Г. Бабенко, Е. С. Кубрякова и др. Так, например, Л. Г. Бабенко указывает на необходимость выделения следующих типов пространств: лексического, лексико-семантического, семантического, деривационно-семантического, денотативного, концептуального.

Денотативное пространство «организуется денотативным компонентом лексического значения, и в его формировании участвует не только индивидуальное лексическое значение слов, но и категориально-грамматическая семантика». Представляя собой совокупность ситуаций, отраженных в семантике слов, денотативное пространство обладает яркой национально-специфической окраской.

Интересные положения отражены в известной формуле Веселовского: ими являются «предание» и «личное творчество». Данные понятия у Веселовского являются не просто семантическими единицами высказывания, но категориями его исторической поэтики. Исходной категорией понятийного мышления А. Н. Веселовского в аспекте исторического развития литературы является категория «предания». Слово «предание» является для А. Н. Веселовского настолько частотным и входящим в столь разнообразные контексты, что можно говорить о целом комплексе его значений, обладающих к тому же значительной степенью условности по отношению к общепринятому смыслу.

Наряду с распространенным представлением о том, что предание — это изустно передаваемый от поколения к поколению рассказ или повествование, старинная легенда или поверье, традиция, закрепляющая определенное установление или порядок, А. Н. Веселовский вводит совершенно новое понимание предания как особого художественного языка. Именно он занимает важное место в формировании и особенностях репрезентации культурно-исторической картины мира в языке.

Сама природа языка, который существует между человеком и миром, человеком и человеком, осуществляет их встречу, взаимосвязь и объединяющее взаимодействие. Его характер очень выразительно формулируют, опираясь при этом на разные философские традиции, Лосев и Гадамер: «Тайна слова заключается именно в общении с предметом и в общении с другими людьми… Слово — это орудие общения с предметами и арена интимной и социальной встречи с их внутренней жизнью». «Язык — это центральная точка, где я и мир встречаются или скорее обнаруживают исходное единство… Лишь среда языка, соотнесенная с целостностью сущего, опосредует сущность человека с самой собою и с миром».

Язык является питающей основой культурно-исторической картины мира постольку, поскольку литература и искусство проясняют творческую первооснову языка. Очень глубоко и точно выразил эту взаимосвязь Ф. И. Буслаев: «Язык, пока живет в народе, никогда не утратит своей жизненной силы, и всякое значительное в литературе явление есть и как бы новая попытка творчества в языке, есть возрождение той же самой силы, которая первоначально двинула язык к образованию». Творчество в языке движимо энергией первоначального единства человека с миром, человека с человеком — энергией, которая реализуется как общение саморазвивающихся и в глубине своей полностью неотделимых друг от друга народов и личностей.

Таким образом, исторически проясняющимся центром специфики языка становится событие смыслообразующего общения действительности и сознания в слове, впервые называющем то, что до этого адекватного имени не имело. В этом контексте может быть развита и конкретизирована очень плодотворная мысль М. М. Бахтина о «событийной полноте», которая включает в себя «и его внешнюю материальную данность, и его текст, и изображенный в нем мир, и автора-творца, и слушателя-читателя. При этом мы воспринимаем эту полноту в ее целостности и нераздельности, но одновременно понимаем и всю разность составляющих ее моментов». Событийная полнота — это одновременно и взаимообращенность, общение разделяющихся действительностей и личностей на основе их глубинной нераздельности.

Очень важно подчеркнуть, что, с точки зрения М. М. Бахтина, «событийность» — это в то же время и его «реальность», т.к. содержательно-смысловая сторона каждого отдельного вида деятельности «претендует самоопределиться сполна и окончательно в единстве той или другой смысловой области науки, искусства, истории, а эти объективные области, помимо приобщающего их акта в своем смысле «не реальны» «. Вне событийного приобщения равно «нереальны» и изолированно взятая эстетическая реальность языка, и изолированно взятая фактическая реальность эмпирической действительности. Онтологическим фундаментом подлинной реальности является энергия «приобщающего акта» — событие осуществления связи того, что неизбежно разделяется, но оказывается при этом в смыслообразующем отношении — общении друг с другом.

Во-первых, «основная тенденция активного реагирования на чужую речь может блюсти ее целостность и аутентичность». Такое отношение к чужому слову может объясняться тем, что оно «воспринимается лишь как целостный социальный акт, как некая неделимая смысловая позиция говорящего»; именно в подобном случае прямая речь оказывается «обезличенной (в языковом смысле)». При этом степень обезличенности прямо зависит от «степени авторитарного восприятия чужого слова, степени его идеологической уверенности и догматичности». В линейном стиле «при полной стилистической однородности всего контекста (когда говорят одним и тем же языком) грамматически и композиционно чужая речь достигает максимальной замкнутости и скульптурной упругости».

Во-вторых, в стиле живописном, напротив, «авторский контекст стремится к разложению компактности и замкнутости чужой речи, к ее рассасыванию, к стиранию ее границ. При этом самая речь в гораздо большей степени индивидуализирована воспринимается не только его предметный смысл, но также и все языковые особенности его словесного воплощения». Отмечено, что для такого отношения к чужому слову «чрезвычайно благоприятен» «некоторый релятивизм социальных оценок». В рамках живописного стиля возможен и прямо противоположный вариант стирания границ между авторской и чужой речью: «речевая доминанта переносится в чужую речь, которая становится сильнее и активнее обрамляющего ее авторского контекста и сама как бы начинает его рассасывать». «Для всего второго направления характерно чрезвычайное развитие смешанных шаблонов передачи чужой речи: несобственной косвенной речи и, особенно, несобственной прямой речи, наиболее ослабляющей границы чужого высказывания».

В целом роль языка в репрезентации культурно-исторической картины мира является исторически и генетически обусловленным фактором, помогающим сохранить целостность социальной системы. В этом процессе социальная регуляция подразумевает планомерное воздействие субъекта (субъектов) регуляции на объект (объекты), осуществляемое с целями: кардинально изменить поведение человека, восстановить какие-либо утраченные характеристики его поведения, закрепить определенные социальные установки, привести стиль его поведения в соответствие с установленными в конкретной группе (обществе) нормами (обычаями) и др. Продуктивность социальной регуляции обеспечивается за счёт использования языка, который выступает и как уникальное средство реализации данного процесса, и как его необходимое условие.

Социальная регуляция языка — это регуляция языком индивидуального поведения согласно логике движения общественных отношений. Язык в социально-регулятивной функции выступает в качестве «центрального механизма социального поведения человека», он ответственен за формирующуюся культурно-историческую картину мира.

Языком реализуется не только собственно регулятивная функция, но и две другие, представленные как основные её типы. Это контактоустанавливающая (фатическая) функция языка и «магическая» (суггестивно-магическая). Контактоустанавливающая как одна из разновидностей регулятивной функции языка проявляется на тех этапах взаимодействия индивидов, которые принято называть «связующими»: установление контакта, поддержание коммуникации, завершение общения. Эта функция играет огромную роль в сохранении устойчивых социальных связей на межличностном и межгрупповом уровне, а также регулировании речевого контакта в условиях любой коммуникации.

Основными способами репрезентации культурно-исторической картины мира в языке выступают словесное внушение, звуковое воздействие и языковое манипулирование. Каждый из этих способов может быть назван достаточно эффективным способом, наиболее распространённым и естественным. Каждый из этих способов может скрывать в себе как негативную сущность, так и позитивную.

Регуляция, наряду с тем, что может выступать в качестве конкретной цели общения, является и необходимым условием всякого акта общения. Язык же в коммуникации помимо других функций (информативной, познавательной и т. д.) всегда выполняет роль в процессе репрезентации культурно-исторической картины мира человека.

Заключение

Рассмотрение в данной работе проблем, затрагивающих роль языка как средства хранения культурно-исторической информации, позволяет сделать следующие выводы.

Язык представляет собой систему знаков, служащей не только средством человеческого общения и мыслительной деятельности, но и способом выражения самосознания личности, а также средством хранения и передачи информации.

Анализ концептуальных основ изучения языка позволил проанализировать социолингвистические, коммуникационные, знаковые теории, теорию диалога культур и рассмотреть проблему языка с разных сторон зрения.

Поскольку тела языковых знаков — это «овнешнение» (внутренних, ментальных) образов сознания, а эти образы отображают в сознании личностей культурные предметы, то тела языковых знаков замещают в речевом общении сами эти культурные предметы. Таким образом, язык предоставляет личности, присвоивший культуру и сформировавшей хотя бы начатки своего сознания, новое «овнешнение» этого сознания и чрезвычайно удобное для речевого общения средство замещения культурных предметов.

В современном мире всё ещё остаются большие сложности в сфере межкультурных коммуникаций. Родной язык осознается как фактор этнической самоидентификации, как непременное условие самосохранения этноса.

Появление новых реалий и далее формирование новой реальности приводит язык в движение. Концептуальная система становится неким единым началом, выступающим носителем различных форм будущей организации, полем различных, но не случайных путей развития.

Важнейшими фактами межкультурной коммуникации выступают культурное взаимоприятие, культурное взаимопонимание, культурное взаимоединение.

Язык же в коммуникации помимо других функций (информативной, познавательной и т. д.) всегда выполняет роль в процессе репрезентации культурно-исторической картины мира человека.

Литература

Алгебра родства. Издательство: МАЭ РАН, 2005.

Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. 510 с.

Берестнев Г. И. К философии слова (лингвокультурологический аспект) // Вопросы языкознания. 2008. № 1. С.37−68.

Бонч-Осмоловская А. А., Конструкции с «дативным субъектом». — Автореф. дис… канд.

филол. наук. М., 2003.

Бурмистрова Е. А. Названия произведений искусства как объект ономастики. Автореф. дис… канд.

филол.наук. Волгоград, 2006.

Бутыльская Л. В. Язык как средство социальной регуляции индивидуального поведения. Автореф. дис. …канд.

филол. наук. Чита, 2006.

Бюлер К. Теория языка. М.: Прогресс, 1993.

Валгина Н. С. Актуальные процессы в современном русском языке. М.: Логос, 2003.

Валеева А. Ф. Языковое поведение в полиэтническом обществе. Саратов: Изд-во Сарат.

ун-та, 2003.

Вахтин Н. Б. Социальные аспекты исследования языка. М., 1998. 289 с.

Вербицкая М.В., Косарева Н. В. Отражение лексико-семантических различий американского и британского вариантов английского языка в переводах художественных текстов // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 2. С.80−99.

Виноградов В. С. Перевод: Общие и лексические вопросы. М., 2004. 237 с.

Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М., 1986. 296 с.

Волошин Ю. К., Общий американский сленг: состав, деривация и функция (лингвокультурологический аспект). — Автореф. …канд. филол. наук. М., 2000.

Гладкова Г., Ликоманова И., Некоторые раздумья над языковой ситуацией // Вопросы языкознания. 2007. № 6. С.73−96.

Головко Е.В., Вахтин Н. Б. Социолингвистика и социология языка. СПб.: Изд-во «Гуманитарная академия», 2004. — 336 с.

Гончарова Ю. Л. Слова — названия эмоций в когнитивном аспекте. Автореф. дис. … канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 2003. 22 с.

Гриценко Е. С. Язык как средство конструирования гендера. Автореф. дис… докт. филол. наук. Тамбов, 2005. 49 с.

Кабакчи В. В. Практика англоязычной межкультурной коммуникации. СПб., 2004. 497 с.

Касевич В. Б. Говорящий и слушающий: Языковая личность, текст, проблемы обучения. СПб, 2001. 286 с.

Красильникова В. Г., Психолингвистический анализ семантических трансформаций при переводе и литературном пересказе художественного текста. — СПб., 1998.

Клочков А. В., Лингвостилистические особенности литературного сказа в межъязыковом аспекте. — М., 2006. 342 с.

Кончакова С. В. Концепт «fair play» в английском национапльном сознании // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 3. С.87−95.

Кочарян Ю. Г. Аббревиация как лингвистический феномен (на примере английской военной лексики) // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 3. С.26−38.

Кузнецова М. Н. Ролевая игра как один из способов развития навыков межкультурной коммуникации на занятиях иностранным языком // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 2. С.158−165.

Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992. — 328 с.

Луковникова О. Ю. Объяснение в научной и эстетической сферах функционирования языка. Автореф. дис. …канд. филол. наук. Пермь, 2006.

Мамонтова Т. Н., Специфика функционирования заимствованных слов в индивидуальном лексиконе. — Автореф. … канд. филол. наук, М., 2004.

Метафизические исследования. Вып.

12. Язык. М.: Издательство Алетейа, 1999.

Потебня А. А. Мысль и язык. М.: Издательство Синто, 1993.

Проблемы межкультурной коммуникации. Липецк, 2007.

Сильвен Ору, Сильвер Ору, Ору С. История. Эпистемология. Язык. М., 2000.

Слаутина М. В. Особенности репрезентации картины мира в лексике русского языка. Автореф… канд. филол. наук. Екатеринбург, 2006.

22 с.

Слободян Е. А., Системный, функциональный и исторический аспекты семантического поля слухового восприятия. — Автореф. … канд. филол. наук. М., 2007.

Современный городской фольклор. М.: РГГУ, 2003.

Тарасов Е. Ф. Язык как средство трансляции культуры // Язык и культура. М.: Наука, 2000. — С.45−67.

Тарбеева О. В. Условия и причины изменения ценностных предпочтений лингвокультурных концептов (на материале русских и английских пословиц) // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 1. С.94−108.

Тер-Минасова С. Г. Словосочетание в научно-лингвистическом и дидактическом аспектах. М., 1981. 312 с.

Трескова С.И., Социолингвистические проблемы массовой коммуникации. — М., 1989.

Тюпа В. И. Типология и целостность: Из истории современной литературоведческой мысли // Художественное целое как предмет типологического анализа. Кемерово, 1981. С.70−91.

Тюпа В. И. Постсимволизм. М., 1998.

Тюпа В. И. Эстетический дискурс: семиотико-эстетические исследования в области литературы. Межвуз. сборник науч. трудов. Новосибирск, 1991.

Тюпа В. И. Нарратология как аналитика повествовательного дискурса. М., 2001.

Ускова О. А. Межкультурная коммуникация в концептуальном пространстве метаязыка бизнеса // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 3. С.57−67.

Хализев В. Е. Учение А.А. Ухтомского о доминанте и ранние работы М. М. Бахтина // Бахтинский сборник 2: Бахтин между Россией и Западом. М., 1991. С.81−102.

Шафиков С. Г. Категории и концепты в лингвистике // Вопросы языкознания. 2007. № 2.

Щепанская Т. Б. Система: тексты и традиции субкультуры. М.: ОГИ, 2004. — 286 с.

Ягунова Е. В. Коммуникативная и смысловая структура текста и его восприятие // Вопросы языкознания. 2007. № 6. С.32−41.

Ярмиева Р. М. Роль семьи в формировании и развитии языка // Социс. 2008. № 1. С.65−74.

См.: Щепанская Т. Б. Система: тексты и традиции субкультуры. М.: ОГИ, 2004. — С. 28.

См.:

Список литературы

См.:

Список литературы

Вахтин Н. Б. Социальные аспекты исследования языка. М., 1998. С.

58.

Там же. С.

117.

Там же. С.

218.

Валгина Н. С. Актуальные процессы в современном русском языке. М.: Логос, 2003. С.

19.

Составлена на основании: Гладкова Г., Ликоманова И., Некоторые раздумья над языковой ситуацией // Вопросы языкознания. 2007. № 6. С.73−96.

Вахтин Н. Б. Социальные аспекты исследования языка. М., 1998. С.

121.

Там же. С.

45.

Там же. С.

218.

См.: Щепанская Т. Б. Система: тексты и традиции субкультуры. М.: ОГИ, 2004. — С. 91−92.

См.: Трескова С. И., Социолингвистические проблемы массовой коммуникации. М., 1989. С.

187.

Там же. С.

82.

См.: Луков В. А. Особенности молодежных субкультур в России // Социс. — 2002. — № 10. — С.56−64.

Касевич В. Б. Говорящий и слушающий: Языковая личность, текст, проблемы обучения. СПб, 2001. С.70−72.

Там же. С.

72.

Там же. С.

129.

Трескова С.И., Социолингвистические проблемы массовой коммуникации. М., 1989. С.

10.

См.: Щепанская Т. Б. Система: тексты и традиции субкультуры. М.: ОГИ, 2004. С.67−69.

См.: Современный городской фольклор. М.: РГГУ, 2003. С.

219.

См.: Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992.

См.: Там же.

Там же. С.

121.

См.: Клочков А. В., Лингвостилистические особенности литературного сказа в межъязыковом аспекте. — М., 2006; Мамонтова Т.

Н., Специфика функционирования заимствованных слов в индивидуальном лексиконе. — Автореф. … канд. филол. наук, М., 2004; Трескова С. И., Социолингвистические проблемы массовой коммуникации.

— М., 1989.

См.: Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992.

См.: Валгина Н. С. Актуальные процессы в современном русском языке. М.: Логос, 2003. С.

312.

Валгина Н. С. Актуальные процессы в современном русском языке. М.: Логос, 2003. С.

109.

См.: Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992. С.

163.

См.: Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

Там же. С.

21.

Там же. С.

112.

См.: Хализев В. Е. Учение А.А. Ухтомского о доминанте и ранние работы М. М. Бахтина // Бахтинский сборник 2: Бахтин между Россией и Западом. М., 1991. С.85

См.: Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С.

43.

Там же. С.

72.

Алгебра родства. Издательство: МАЭ РАН, 2005. С.

261.

Тюпа В. И. Типология и целостность: Из истории современной литературоведческой мысли. // Художественное целое как предмет типологического анализа. Кемерово, 1981. С.

87.

См.: Вахтин Н. Б. Социальные аспекты исследования языка. М., 1998. С.

58.

Ягунова Е. В. Коммуникативная и смысловая структура текста и его восприятие // Вопросы языкознания. 2007. № 6. С.

32.

См.: Гриценко Е. С. Язык как средство конструирования гендера. Автореф. дис… докт. филол. наук. Тамбов, 2005. С.

19.

См.: Вахтин Н. Б. Социальные аспекты исследования языка. М., 1998. С.

110.

См.: Гриценко Е. С. Язык как средство конструирования гендера. Автореф. дис… докт. филол. наук. Тамбов, 2005. С.20−22.

Тодоров Ц. Теории символа. М., 1999. С. 137.

См.: Рымарь Н. Т. Романное мышление и культура ХХ века // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Вып. VI. Москва-Тверь, 2000. С.

152.

Тодоров Ц. Теории символа. C. 137.

Вербицкая М.В., Косарева Н. В. Отражение лексико-семантических различий американского и британского вариантов английского языка в переводах художественных текстов // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 2. С.

95.

Луковникова О. Ю. Объяснение в научной и эстетической сферах функционирования языка. Автореф. дис. …канд. филол. наук. Пермь, 2006. С.8−9.

См.: Ускова О. А. Межкультурная коммуникация в концептуальном пространстве метаязыка бизнеса // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 3. С.

66.

Forsyth F. The Negotiator. L., 1990.P.

182.

Форсайт Ф. Посредник: Роман / Пер. с анг. И. Г. Русецкого, С. Л. Сухарева. М., 1992. С.

165.

Lewis S. Babbit. N.Y., 1961. P 237.

Льюис С. Бэббит: Роман / Пер. с анг. Р. Райт-Ковалевой. М., 1973. С.

258.

Harper L. To kill a Mocking Bird. N.Y. 1962. P.

64.

Харпер Л. Убить пересмешника: Роман / Пер. с анг. Н. Галь, Р. Облонской. СПб., 2002. С.

94.

См.: Вербицкая М. В., Косарева Н. В. Отражение лексико-семантических различий американского и британского вариантов английского языка в переводах художественных текстов // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 2. С.82−83.

Hemingway E. A Canary for One // Hemingway E. The Short Stories. N.Y., 1953. P. 339/

Хемингуэй Э. Канарейку в подарок: Рассказ / Пер. с анг. Н. Дарузес // Хемингуэй Э. Избранное. М., 1986. С.

36.

См.: Кабакчи В. В. Практика англоязычной межкультурной коммуникации. СПб., 2004. С.

419.

Тер-Минасова С. Г. Словосочетание в научно-лингвистическом и дидактическом аспектах. М., 1981. С.

82.

London Dictionary оf Language and Culture. L.

2002. P 855.

Forsyth F. The Negotiator. L., 1990.P.115−116.

Форсайт Ф. Посредник: Роман / Пер. с анг. И. Г. Русецкого, С. Л. Сухарева. М., 1992. С.

103.

Виноградов В. С. Перевод: Общие и лексические вопросы. М., 2004. С.37−38.

Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М., 1969. С.

160.

Forsyth F. The Negotiator. L., 1990.P.

259.

Форсайт Ф. Посредник. С. 237.

Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М., 1986. С.

116.

Lewis S. Babbit. N.Y., 1961. P .13−14.

Льюис С. Бэббит: Роман / Пер. с анг. Р. Райт-Ковалевой. М., 1973. С.31−32.

Томахив Г. Д. Теоретические основы лингвострановедения: (На материале лексических американизмов английского языка): Автореф. дис. … докт. филол. наук. М., 1984. С. 9.

См.: Тюпа В. А. Коммуникативные стратегии теоретического дискурса. Новосибирск, 1999. С.

23.

См.: Тюпа В. И. Онтология коммуникации // Дискурс № 5/6. Новосибирск, 1998.

Дейк, ван Т. А. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. С. 122.

См.: Тюпа В. И. Онтология коммуникации // Дискурс № 5/6. Новосибирск, 1998. С.

118.

См.: Слаутина М. В. Особенности репрезентации картины мира в лексике русского языка. Автореф… канд. филол. наук. Екатеринбург, 2006. С.

4.

Там же.

Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 300.

См.: Дарвин М. Н. Предание в системе исторической поэтики (от А. Н. Веселовского к М.М. Бахтину) // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Вып. VI. Москва-Тверь, 2000. С.

192.

Лосев А. Ф. Философия имени. М., 1990. С. 47−49.

Гадамер Г.-Г. Истина и метод. М., 1988. С. 529.

Буслаев Ф.И. О влиянии христианства на славянский язык. М., 1848. С. 8.

См. об этом в моей статье «К проблеме специфики художественной литературы» // Литературоведческий сборник. Вып. 1. Донецк, 1999.

Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 104.

Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники: Ежегодник 1984;1985. М., 1986. С. 82.

Там же.

См.: Бутыльская Л. В. Язык как средство социальной регуляции индивидуального поведения. Автореф. дис. …канд.

филол. наук. Чита, 2006. С.

15.