Сюй-Чжимо много писал о природе. В ней он хотел видеть прежде всего движение, жизнь. В «Исповеди» он писал: «Я люблю движение, люблю смотреть на движущиеся предметы, люблю живых подвижных людей, люблю воду, люблю летящих птиц, люблю проносящиеся за окном вагона поля, горы, реки. Скольжение звездных бликов, дрожание капель на траве и листьях, колебание под легким ветерком усиков цветов, изменчивость облаков в небе в грозу, кипение волн на море — все это волнует меня. Именно движение — независимо от его характера — для меня вдохновение». Творчество Сюй
Чжимо с годами менялось. Его ранние стихи, написанные в 1920;х годах, полны мажорных настроений, радостных надежд. И это отразилось в образах природы, которые создавал поэт. Например, в стихотворении «Странствие» поэт писал, обращаясь к туче:
Ты взмыла, туча, в небеса, свободна и одна, Летела быстро и легко без отдыха и сна, По вольной прихоти своей и час, и день, и год, Блаженство высшее твое— свободный твой полет.(перевод Л.Е. Черкасского) Однако эти образы могли спорить с другими, к которым обращался Сюй
Чжимо. Радость в природе кратковременна, он легко сменяется грусть.: «Прошла гроза. Сквозь дымку проглянула радуга, прекрасная, одухотворенная, верный признак хорошего дня. Но снова набежали тучи, исчезла радуга и надежда, едва вставшая на ноги, погибла» («Известия»)Обобщая наши наблюдений над образами атмосферных явлений, связанных с водой, и их художественным смыслом в китайской поэзии первой трети XX века, мы можем сделать вывод о том, что в этих природных образах и в их динамике в литературах двух народов прослеживаются определенные параллели, выявляется сходство, обусловленное прежде всего типологическими схождениями, и различие, обусловленное национальной спецификой. Еще одним классическим образом для китайской поэзии становится образ гор. Образы природы очень важны для понимания самого мира, который создает для себя каждый народ. Известный русский ученый
Г. Д.Гачев писал: «Первое, очевидное, что определяет лицо народа, — это природа, среди которой он вырастает и совершает свою историю. Она — фактор постоянно действующий. Тело земли: лес (и какой), горы, пустыня, тундра, вечная мерзлота или джунгли, климат умеренный или с катастрофическими изломами, животный мир, растительность — предопределяет и последующий род труда (охота, бортничество, скотоводство — кочевье, земледелие, торговля — мореплавание и т. д.), и образ мира: устроен ли космос как мировое древо или как тело кита. Здесь коренится и образный арсенал литературы, обычно очень стабильный: „ветер — ветер да белый снег“, бесконечный простор: ширь, ровная гладь, даль; роль образов движения: дорога, Русьтройка, Медный всадник, Железный поток, Бронепоезд и Броненосец — для России». Эти размышления ученого мы не случайно так обширно процитировали: они очень важны для нашей работы. Каждый народ создает свою картину природы, но для нас важно и то, что эта картина меняется, ей свойственна динамика.
Во-первых, меняется со временем сама природа — прежде всего при активном участии человека, который ее преобразует по своей воле. Причем в XX веке этот процесс становится все более активным. Во-вторых, меняется само восприятие явлений природы: оно непосредственно связано с идейной направленностью литературы, с мировоззрением писателя, с его творческой установкой. В годы бурных перемен в общественной жизни пейзажи, на которые обращает внимание поэт и писатель, отражают эти бурные изменения. Образы природы становятся источником образности, тем художественным средством, с помощью которого писатели рисуют картины активных изменений в жизни человеческого общества, в самом мироустройстве.
Картины природы, которые рисует каждый художник, являются еще и способом, с помощью которого он может передавать читателям правильные взгляды, прививать им любовь к родине, устремленность к будущему, активность в стремлении переделать жизнь на справедливых началах. В пейзажах «гор и вод» природа, напротив, словно отдалена от зрителя, представая перед ним как нечто титаническое и могучее. Всматриваясь в этот пейзаж, человек чувствует себя бесконечно малой частью этого мира, и всегда вместе с тем безумная смелость и бескрайняя широта развёрнутых перед ним просторов вызывает в нем восхищение и гордость. Сам мир китайской живописи — это мир природы, с жизнью которой всеми нитями связан человек. В классической китайской поэзии был создан свой художественный язык, основанный на многовековой традиции, впитавший в себя мудрость китайского народа. С течением веков этот образный строй мог изменяться, приобретая новый смысл. Художественный смысл пространственных природных образов в русской и китайской поэзии во многом схожи. Уже во II тысячелетии до н. э. на территории Китая возникли первые государственные образования и появились города с правильной планировкой. Образы городской архитектуры часто присутствуют на картинах китайских мастеров.
Но даже обширные государства средневекового Китая с их шумными торговыми городами не в силах были оторвать поэзию от земли, от крестьянско-помещичьей основы и заставить ее воспеть беспокойный город. В стихотворениях многих классических поэтов Китая звучит тема стремления к тому, чтобы вернуться в покинутый поневоле мир природы. И очень часто в этих стихотворениях встречается образ гор. Российский исследователь А. Л. Баркова пишет: «Идея возвращения к первозданной свободе, возвращения к природе как обращение к Вечному — эта идея становится, начиная со стихов Тао, определяющей в китайской поэзии"В качестве примера она приводит стихотворение одного из крупнейших поэтов Китая — Тао Юань-мина (конец IV — начало V в.), важное место в творчестве которого занимает цикл «Возвратился к садам и полям». С самой юности чужды мне созвучия шумного мира, От рожденья люблю я этих гор и холмов простоту.
Я попал по ошибке в пылью жизни покрытые сети, В суету их мирскую — мне исполнилось тридцать тогда… Как я долго, однако, прожил узником в запертой клетке, И теперь лишь обратно к первозданной свободе пришел. Исторические события, эпохального значения, изменения в жизни народов, мировые войны и революции, которые происходили в начале XX века на территории Европы и Азии, воспринимались народами как события вселенского масштаба. Поэты, изображая их, обращались к космической символике — это были образы взрывов огромной мощности, потока энергии, крушения миров, которые подобны событиям глубокой древности. В Европеэто сравнивали с гибелью Атлантиды и с описанным в Библии всемирным потопом. Тема гор в китайской поэзии — это не только свобода, но свобода абсолютная, крушение всего сущего. «Звездное пространство», ГоМожо нарисовал картину крушения жизни.
Поэт относит ее к глубокой древности, однако картина нарисована так живо, что воспринимается как изображение событий современности:
Я гляжу на морские волны под луной, Вспоминаю потоп древних времен, Вспоминаю романтическое чудо, Которое меня опьяняет. Тогда на просторной земле Образован безграничный океан; Осталось только несколько диких гор Как острова в море. В то время, рыбы играли в горных долинах, Деревья покачались в воде, Выжившие люди Скитались на гребнях гор. «Эпоха потопа"(перевод построчный) Я гляжу на озаренное луною море, Я вспоминаю эпоху глубокой древности, И меня опьяняет исполинское зрелище
Разлившихся до горизонта волн. Тогда на огромных земных просторах Бушевал океан разъяренной воды, И только дикие вершины гор
Возвышались, словно острова в море. И плавали рыбы в горных долинах, И деревья покачивались в воде, И люди, спасшиеся от гибели, Скитались на гребнях скалистых гор.(Перевод А. Гитовича)В стихотворении возникает образ поединка человека с могучей природой. Герой, СяЮй — легендарный основатель династии Ся. Согласно легенде, Юй обуздал реку Хуанхэ и спас народ от гибельного наводнения. В знак признания геройских заслуг народ сделал его своим императором. Но тут интересна не столько картина борьбы со стихией, сколько то, что возвышенность — горы, является спасением для народа. Можно привести и другие примеры. Так, китайский поэт Инь Фу пишет в 1928 году стихотворение «Перед извержением». Описывая извержение вулкана, он рисует яркую картину ожидания катастрофы и пишет о своей стойкости перед ее лицом. Великие изменения жизни поэты России и Китая описывают как грандиозное движение земли, уподобляя ее движению огромного корабля, который меняет свой курс. У ГоМожо об этом сказано:
Бесконечный Тихий Океан стремится свернуть Землю всей силой. Аа! Перед моими глазами перекатные волны! Аа! Беспрерывно разрушайте, беспрерывно творите, беспрерывно старайтесь!(Подстрочный перевод наш) Путника в поэзии Китая сопровождают в дороге, а также различные способы передвижения в пространстве, сопровождаемые природными образами. В моей руке твоя рука, Любовь моя, дорога далека;
Пускай в ступни вонзаются шипы, Терзает град, веля сойти с тропы. Идти за мной, дорога далека. В моей руке твоя рука. Свобода! Вырвемся из затхлого мирка! Однако двадцатый век вносит свои коррективы в прочтение этой темы у русских и у китайских поэтов. В русской поэзии образ лихо несущейся тройки может сменяться поездом, за которым гонится маленький жеребенок. А в китайской мы можем найти пример того, как образы движения наполняются классовым смыслом:
Братья, наша дорога ясна нам! Богачи мчатся посредине улицы, А нищие просят подаянья, бредут под деревьями, на краю тротуара. Протянем друг другу братские руки, Протянем и крепко пожмем их, братья! Наши босые ноги могут Подыматься в гору, идти в поле
Дорога везде для нас удобна. А машины богачей — они годятся Только для гладкого асфальта дороги. «Шанхайское утро"(перевод Л.Е. Черкасского) Таким образом, в китайской поэзии свобода неразрывно связана с пейзажем гор и вод. Чтобы раскрыть понятие свободы в русской поэзии, мы также обратились к поэзии символизма. 2.
2. «Свобода» в русском языке
Для сравнения мы также реализовали подход через призму «гор и вод», которые в русской картине мира также соотносятся со свободой. Традиционно в русской поэзии образ дождя также может быть связан с темой грусти, уныния. В книге «Природа, мир, тайник вселенной… Система пейзажных образов в русской поэзии» М. Н. Эпштейн выделяет в русской поэзии особую разновидность «унылого пейзажа», отмечая при этом: «…с 30−40-х годов, с укреплением реалистических тенденций в поэзии, возникает новая разновидность унылого пейзажа — условно говоря, „бедный“, или „серый“, или „мокрый“ пейзаж». Отмечается, что основоположником этого пейзажа в русской поэзии стал А. С. Пушкин. В русской поэзии часто встречаются образы плохой, ненастной погоды, которая наводит на людей грусть. Это мы можем увидеть, например, в поэзии H.A. Некрасова. Далее М. Н. Эпштейн пишет: «Дождь — один из определителей унылого пейзажа.
это признак ненастья, хмурого неба". Как мы видим, образ, построенный на сравнении дождя со слезами, который был нами отмечен в китайской поэзии, и характерен и для русской поэзии. Помимо процитированного нами выше стихотворения, примеры этого приводятся в названной уже работе М. Н. Эпштейна: «Слезы льются, «как льются струи дождевые, в позднюю осень, порой ночной» (Ф. Тютчев); «тусклая сеть, что, как слезы, струится по окнам домов» (Н. Некрасов); «и дождит, как будто плачет» (Я. Полонский).Образ дождя, знаменующего грусть и увядание природы, приобретает в поэзии конца XIX — начала XX века особый смысл. В это время в литературе распространяется такое явление, как символизм. Для многих русских и китайских поэтов, творчество которых было связано с символизмом, характерно было обращение к образам дождя, ненастья, тумана. Такой образ характерный для русской поэзии конца XIX — начала XX века, мы можем увидеть, например, в творчестве одного из самых известных поэтов этого времени — Ф.Сологуба.
В стихотворении 1894 г. «Дождь неугомонный» он пишет
Дождь неугомонный
Шумно в окна бьёт, Точно враг бессонный, Воя, слёзы льёт. <…>Как всегда случаен Вот и этот день, Кое-как промаен
И отброшен в тень.(Сологуб, 1979:
125)Это символ отмирания чего-то внутри человека, но это также и символ свободы. Печальные, сумрачные картины природы в целом характерны для лирики Анненского, о чем писали исследователи его творчества. Примером может служить и стихотворение, в котором данная тема выражена в самом заглавии — «Сумрачные слова». Дождь становится частью унылого пейзажа русского поэта-символиста, отражает состояние его духа:
А небо дымное так низко нависало, Все мельче сеял дождь, но глуше и туманней, И чья-то бледная рука уже писала
Святую ложь воспоминаний. Все, все с собой возьмем. Гляди, как стали четки
И путь меж елями, бегущий и тоскливый, И глянцевитый верх манящей нас пролетки, И финн измокший, терпеливый. Но ты, о жаркий луч! Ты опоздал. Ошибкой Ты заглянул сюда, — иным златися людям! Лишь сумрачным словам отныне мы улыбкой Одною улыбаться будем! Подобные этому образы дождя могут встречаться и у других русских поэтов-символистов. Символисты находят свою свободу в месте. Если же мы обратим внимание на свободу, описываемую через призму символики «гор», то можно увидеть, что она почти полностью повторяет китайский подход. Можно привести примеры таких описаний в стихотворениях многих русских поэтов.
Это было очень характерно для пролетарских поэтов. В статье «Поэзия первых лет революции (1917;1921)» русский литературовед В. Г. Базанов пишет об этом, обращаясь к творчеству пролетарского поэта А. Гастева: «Герой А. Гастева — „первое чудо вселенной, бесстрашный работник — творец-человек“, оказался при всей его условности созвучен настроениям Октябрьской эпохи и был в известной мере достаточно типичным явлением в поэзии той поры, в особенности для творчества пролетарских поэтов. Окрыленные революционным порывом жизни, они были едины в выражении пафоса одержанной победы, переполнявшего их душу буйного ликования, веры в творческие силы пролетариата». Это вызывало к жизни образы природы, которые можно отнести к планетарной сфере. Земля предстает здесь как весь земной шар, а все происходящее представлено как грандиозное действо с участием звезд, луны: «Подобные мотивы так или иначе пронизывают произведения едва ли не каждого из пролетарских поэтов: «Мы все с лица земли сотрем!
Мы солнце старое потушим! Мы солнце новое зажжем!", — пишет В. Е. Еазанов, цитируя строки стихотворений пролетарского поэта П.Арского.Русский поэт А. Белый в годы революции вспоминает о великих землетрясениях. Но эти события он описывал и в своих стихотворениях, созданных раньше, чем случалась революция — например, его стихотворение, написанное в 1903 г., так и называется — «Землетрясение», и в нем описывается картина всемирового крушения:
Как — пыли —Вьет!Как —Тени
ПалиВ пропасти!.. КакВетер —Из ковыли —В дали —Рвет —Платана — - Лопасти! КакИз тумана —Пены Нижут —Взмой —Перегонных-Вод! Так —Смены Поколений —Слижут
МглойПлененный
Род…Круги —Миров —Нарушены… -Объяты,—Мы!(Белый А.)В этом стихотворении не столько отражение реального крушения миров, сколько его предвидение и предсказание, пророчество, которое потом во многом осуществилось. Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий, Скрипучий поворот руля. Земля плывет. Мужайтесь, мужи, Как плугом океан деля. Мы будем помнить и в летейской стуже, Что десяти небес нам стоила земля.(Мандельштам О.)Сделанные наблюдения помогают нам прийти к выводу, который позднее можно будет еще рассмотреть и дополнить: бурные изменения жизни, исторические катаклизмы вызывают в русской и китайской поэзии первой трети XX века обращение к похожим образам природы, с помощью которых поэты передают огромный масштаб происходящих событий, однако при этом поэзия каждого народа опирается и на свои традиции. Эта тема получает дальнейшее развитие в стихотворении, в котором Блок обращается к образам бедных людей, простых рабочих — в России их называли «низами общества». Эти «низы» больше не хотят быть безропотными и покорными, и это Блока показывает в стихотворении 1904 года «Поднимались из тьмы погребов…»: Поднимались из тьмы погребов. Уходили их головы в плечи. Тихо выросли шумы шагов, Словеса незнакомых наречий. Скоро прибыли толпы других. Волочили кирки и лопаты. Расползлись по камням мостовых, Изземли воздвигали палаты. Встала улица, серым полна, Заткалась паутинною пряжей. Шелестя, прибывала волна, Затрудняя проток экипажей. Скоро день глубоко отступил, В небе дальнем расставивший зори. А незримый поток шелестил, Проливаясь в наш город, как в море. (Блок)В этом стихотворении показаны революционные событий, восставшие народные массы, они захватывают город, и для того, чтобы показать, как это происходит, Блок обращается к образам природы: зори, поток — это подобный морскому поток народных масс. Таким образом, в русской поэзии свобода также соотнесена с образами природы — вод и гор, что обнаруживает сходство между русской и китайской картиной мира. Заключение
Становление когнитивной лингвистики пришлось на конец-XX и начало XXI в. За последние годы вместе с углубленным изучением языка в качестве процесса общения, при котором создается сам язык, в языкознании особое место отводится изысканиям языкового сознания той или иной группы, которые содержат ряд вопросов, касающихся взаимосвязи человека, языка и культуры. В сферах данной проблемы выделяют три основные дисциплины: лингвокультурология, этнолингвистика и лингвострановедение. Ученые определили этнолингвистику как направление в языкознании, которое занимается проблемами «соотношения и связи языка и духовной культуры языка и народного менталитета, языка и народного творчества, в их взаимозависимости и разного рода корреспонденции». На современном этапе этнолингвистика рассматривается с позиций исторического аспекта на материале фольклорных, ритуально-религиозных и бытовых моментов. Предметом исследования этнолингвистики служат специфические особенности языковой культуры того или иного народа
В системе образов русской и китайской поэзии образы атмосферных явлений занимают существенное место. Они вошли в творчество многих поэтов. В русской поэзии революционных лет, в китайской поэзии времени драматических событий китайской истории — революции, войн — природные стихии быстро и чувствительно реагируют на изменения в жизни. И поэты с помощью сил природы выражают свои ощущения. Сделанные в данной работе наблюдения помогают нам прийти к выводу, который позднее можно будет еще рассмотреть и дополнить: бурные изменения жизни, исторические катаклизмы вызывают в русской и китайской поэзии первой трети XX века обращение к похожим образам природы, с помощью которых поэты передают огромный масштаб происходящих событий, однако при этом поэзия каждого народа опирается и на свои традиции. В русской и в китайской поэзии образ свободы соотносится с восхождением, ростом, спасением. Однако, приходится признать, что образ гор в китайской поэзии встречается намного чаще, в ту пору, как в русской поэзии преобладает образ равнины.
Список литературы
Араева Л. А. Словообразовательный тип как семантическая микросистема. Суффиксальные субстантивы./ Л. А. Араева. — Кемерово, 1994.
— 407с.Аристотель. О душе/Аристотель. // Сочинения в 4х тт. — т.
1. — М.: Мысль, 1975. 178с. Арнольд И. В. Стилистика современного английского языка. / И.
В. Арнольд — М., 1990.-143с.Артемова A.B. Эмотивно-оценочная объективация концепта женщина в семантике ФЕ. / А. В. Артемова.
Автореферат, — Пятигорск, 2000. — 24с. Арсентьева Е. Ф. Сопоставительный анализ фразеологических единиц. / Е.
Ф. Арсеньева.
Казань: изд-во Казанского университета, 1989. — 126с. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. / Н. Д. Арутюнова — М., 1988. ;
321с.Арутюнова Н. Д. Речь/ под ред В. Н. Ярцева // Языкознание.
Большой энциклопедический словарь. — 2-е изд. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. 516с. Арутюнова Н. Д.
Введение
Наивные размышления о наивной картине языка/ Под общ. рук. и ред. Н.
Д. Арутюновой. // Язык о языке. Сб. статей ;
М.: Языки русской культуры, 2000. — 108с. Арутюнова Н. Д. Стиль Достоевского в рамке русской картины мира. / Н. Д. Арутюнова // Поэтика. Стилистика.
Язык и культура. — М., 1996.-237с.Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. / Н.
Д. Арутюнова — М., 1976. — 158с. Арутюнова Н. Д. Аномалии и язык: К проблеме «языковой картины мира"/ Н. Д.
Арутюнова // Вопросы языкознания, 1987, № 3 — 145с. Арутюнова Н. Д. Образ: Опыт концептуального анализа Н. Д. Арутюнова //Референция и проблемы текстообразования. — М., 1988.
— 207с. Архангельский B. Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. / В. Л.
Архангельский — Ростов, 1964.-153с.Архангельский B.Л. Вопрос о дистрибуции фразеологических единиц / В. Л Архангельский // «Вопросы изучения русского языка, доклады шестой научнометодической конференции Северо-Кавказского зонального объединения кафедр русского языка». — Ростов-на-дону, 1963. — 167с. Ауэрнхаймер Г.
Культура и философия./ Г. Ауэрнхаймер — М., 1987. — 177с. Бабушкин А. П. Типы концептов в лексико-фразеологической системе языка./ А. П. Бабушкин— Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1996.
— 237с. Бабкин A.M. Лексикографическая разработка русской фразеологии. / А. М. Бабкин — М.-Л., 1964.-188с.Бабкин A.M. Проблемы фразеологии. / А.
М. Бабкин — М., 1990. — 334с. Бабкин А.
М. Лексикографическая разработка русской фразеологии. / А. М. Бабкин — М.- Л., 1964.
— 211с. Барли Н. Структурный подход к пословице и максиме. Паремиологические исследования. / Н.
Барли — М.: «Наука», 1984. — 320с. Бахлитьева И. А. Тематическая группа слов, обозначающих понятие «женщина» в английском языке. / И. А.
Бахлитьева // Автореферат. — Воронеж, 2003.-180с.Бахтин М. М. Чужая/своя культура. /
М. М. Бахтин — М.: Прогресс, 1984. — 321с. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. / М.
Бахтин — М.: Наука, 1975. — 367с. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. / М. Бахтин — М.: Наука, 1963.
— 238с. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. / М. М.
Бахтин — М., 1979. — 157с. Белик Е. В. Лингвокультурологические особенности лексики и фразеологии современного английского языка (на материале лингвокультурологического поля «мужчина и женщина» / Е. В. Белик // Автореферат.
— Москва, 2003.-26с.Белый А. Магия слов / А. Белый // Символизм как миропонимание. — М., 1994.
— 157с. Белый Андрей. Критика. Эстетика. Теория символизма/ А. Белый — М., 1994. 208с. Бенвенист Э. Общая лингвистика.
/ Э. Бенвенист — М.: Прогресс, 1974. ;
167с.Бердникова Л. П. Теоретический подход к проблеме функций и целей коммуникации Л. П. Бердникова // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру. — Пятигорск, 2001.
— 257с. Бондырева С. К., Колесов Д. В. Толерантность (введение в проблему). / С. К. Бондырева — М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2003. ;
180с.Булыгина Т. В., Крылов С. А. Категории/ Т.
В. Булыгина // ЛЭС. — М., 1998. — 167с. Булыгина Т. В, Шмелев А. Д. Неожиданности в русской языковой картине мира.
/ Т. В. Булыгина // К 70-летию Владимира Николаевича Топорова.
— М., 1998, — 147с. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Перемещение в пространстве как метафора эмоций. / Т. В.
Булыгина— В кн.: Логический анализ языка. Языки пространств. — М., 2000. — 161с. Буслаев Ф. И. Русские пословицы и поговорки, собранные и объясненные./ Ф. И. БуслаевМ., 1954.-134с.Вавра К.
Понятия родства в русском языке./ К. Вавра — М., 1968. — 177с. Вайсгербер И. Л. Родной язык и формирование духа. /
И. Л. Вайсберг — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1993.-224с.Васильев Л. М. Теория семантических полей//Вопросы языкознания. / Л. М.
ВасильевМ.: 1971 -№ 5. 304с. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. / А. Вежбицкая — М., 1999. ;
258с.Вежбицкая A.C. Язык. Культура. Познание./ А. Вежбицкая — М., 1997. — 175с. Вежбицкая А.
Язык. Культура. Познание. / А. ВежбицкаяМ: «Русские словари», 1996. — 416с. Вежбицкая А.
Понимание культур через посредство ключевых слов. / А. Вежбицкая — М., 2001.-231с.Винокур
Г. О. О задачах истории языка/Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. — М., 1959. — 380с. Вейсгербер
И.Л. Родной язык и формирование духа. / И. Л. Вейсберг — М., 1993. — 223 с. Верещагин
Е.М., Костомаров В. Г. Лингвострановедческая теория слова. / Е. М. Верещагин — М., 1980.-320 с. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. / Е.
М. Верещагин — Изд-е 2-е, перераб. и доп. — М.: Русский язык, 1976.
— 248 с. Виноградов В. В. Основные понятия русской фразеологии как лингвистической дисциплины / В. В. Виноградов // Труды юбилейной научной сессии ЛГУ. Секция филологических наук. ;
Л., 1946. — 233с. Виноградов В. В. Об основных типах фразеологических единиц в русском языке, / В. В. Виноградов // A.A. Шахматов. Сборник статей и материалов. — М., 1947.
— 305с. Гачев, Г. Национальные образы мира. / Г. Гачев — М.: Советский писатель, 1988. ;
448 с. Гачев, Г. Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос / Г. Д. Гачев. — М.: Прогресс-Культура, 1995. —
480 с. Гачев, Г. Национальные образы мира. Соседи России. Польша, Литва, Эстония / Г. Гачев. — М., «Прогресс-Традиция», 2003.
— 384 с. Жирмунсьсий, В. М. Литературные отношения Востока и Запада и развитие эпоса / В.
М. Жирмунский // Жирмунский В. М. Народный героический эпос. Сравнительно-исторические очерки. — М.-Л.: ГИХЛ, 1962.-С. 156−175.Жирмунский, В. М.
Фольклор Запада и Востока: сравнительноисторические очерки / В. М. Жирмунский. — М. :
О.Г.И., 2004. — 463 с. — (Нация и культура: антропология, фольклор).Жирмунский, В. М. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад: Избранные труды /В. М.
Жирмунский. — Л.: Наука, 1979. — 494 с. Жолковский, А.
К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты — Тема — Приемы — Текст / А. К. Жолковский, Ю. К. Щеглов; предисл. М. Л.
Гаспарова. — М.: АО Изд. группа «
Прогресс", 1996. — 334 с.
