В ряде даргиноведческих работ указывается на наличие бутринского говора в системе диалектных единиц даргинского языка. Говор этот представлен в селении Бутри Акушинского района Республики Дагестан. Влервые бутринский говор упоминается в известной работе специалиста даргинского языка С. Н. Абдуллаева «Грамматика даргинского языка (фонетика и морфология)», где наряду с другими говорами, относящимися к цудахарской группе, называется и Бутринский говор. В этой работе он пишет: «Эти диалекты (бутринский, усишинский, гебинский, гинтинский и куркинский). имеют большое сходство с цудахарским диалектом. Pix можно считать говорами цудахарского диалекта» [Абдуллаев 1954: 7−8]. М-С. М. Мусаев в автореферате своей кандидатской диссертации, посвященной сравнительно-историческому анализу лексики диалектов даргинского языка, даёт классификацию диалектных единиц даргинского языка. По его мнению, в даргинском языке отмечается около шестидесяти говоров, которые по степени сходства и родства первоначально объединяются в одиннадцать диалектов, а последние в свою очередь-в четыре наречия: акушинское или центральное: б) цудахарско-сиргинское: в) кайтагское и г) кубачинское. В этой классификации диалектных единиц даргинского языка бутринский говор включён в состав говоров, входящих в цудахарский [Мусаев 1966: 7].
Бутринский говор упоминается также в монографии С. М. Гасановой «Очерки даргинской диалектологии» (1971), где так же даётся классификация диалектов и говоров даргинского языка. В данной монографии все диалектные единицы даргинского языка делятся на тринадцать диалектных групп. В этой классификации бутринский говор назван в составе говоров усишинского диалекта диалектной группы цудахарского типа [Гасанова 1971: 38]. В недавно вышедшем в Москве «Атласе кавказских языков» бутринская диалектная единица названа говором усишинско-бутринского наречия гапшиминско-бутринского языка [Коряков 2006:34], с чем, разумеется, трудно согласиться.
Однако следует отметить, что в названных работах специалистов даргинского языка не приводятся никакие материалы по бутринскому говору. В них он просто упоминается. Но и это простое упоминание говорит о чем-то. Скорее, о том, что бутринский говор четко выделяется в числе диалектных единиц даргинского языка по своим фонетическим и морфологическим особенностям даже с первого случая восприятия речи бутринцев.
Следовательно, бутринский говор можно считать реально существующей самостоятельной диалектной единицей даргинского языка. Бутринский говор является одноаульным и распространён только в населенном пункте Бутри Акушинского района Республики Дагестан. По данным переписи 2002 года в Бутри проживает около 1 ООО человек. Однако, по свидетельству администрации села Бутри, большинство бутринцев в настоящее время проживает за пределами Бутри: в городах Республики Дагестан, в городах России. Как уверяли в администрации села, общее количество бутринцев в настоящее время приближается к четырём тысячам.
Однако в связи с этим следует отметить, что выделения конкретного говора в диалектной системе любого языка требует научного обоснования, важным критерием которого в первую очередь должно быть наличие определённой суммы фонетических и морфологических особенностей, по которым данная диалектная единица противопоставляется остальным, чем и были определены актуальность темы, цели и задачи нашего исследования.
Актуальность темы
вытекает из необходимости подробного исследования фонетических и морфологических особенностей бутринского говора, который до настоящего времени не был объектом специального монографического изучения и описания.
Необходимо отметить, что актуальность всестороннего изучения любой неисследованной диалектной единицы даргинского языка в нестоящее время возрастает в связи с тем, что последние подвергаются заметной нивелировке под влиянием литературного даргинского языка, а также русского языка через средства массовой информации. Кроме того, в этом плане немаловажную роль играет и массовая миграция населения из горных сел в города и другие немалонациональные или неоднодиалектные населенные пункты. В связи с этим уместно еще раз указать на то, что, по утверждению администрации села Бутри, в настоящее время бутринцев за пределами села намного больше проживает, чем в самом Бутри.
Вместе с тем надо указать и на то, что материал каждой диалектной единицы языка является надежным источником при воссоздании истории развития языка, истории материальной и духовной культуры этноса. Следовательно, подобный материал необходимо собрать и научно анализировать пока он не подвергся нивелировке в подобных обстоятельствах.
Цели и задачи исследования. Основной целью настоящего исследования является выяснение всех фонетических и морфологических особенностей бутринского говора и их подробное синхронное описание в сравнении с даргинским литературным языком и в ряде случаев и с другими отдельными говорами даргинского языка. В результате подобного анализа материала бутринского говора выясняются отдельные вопросы истории развития даргинского языка.
Для достижения поставленной цели необходимо было решить целый ряд конкретных задач: а) путём сравнительного анализа большого конкретного материала говора выявить полную систему фонетических особенностей говораб) путём всестороннего изучения морфологического строя говора на фоне литературного языка и отдельных других говоров выяснить специфику говорав) выяснить теоретическую закономерность (обоснованность) специфических особенностей говора в системе фонетического и морфологического строя.
Методы и приёмы исследования. Для достижения цели и решения поставленных задач использовалась комплексная методика, основанная на функционально-теоретическом анализе фактического диалектного материала. В качестве основного метода был избран описательно-аналитический метод, предполагающий наблюдения, классификацию и обобщение языкового материала. Вместе с тем привлекался и сравнительно-сопоставительный метод, способствовавший выявлению специфических различий, наблюдаемых при сравнении материала исследуемого говора с литературным языком, иногда и с отдельными диалектными единицами даргинского языка.
Источником и объектом исследования послужил полевой материал, собранный нами по месту проживания носителей говора, результаты бесед с различными социальными и возрастными группами, проживающими в самом селении Бутри, а также проживающими за пределами села выходцами из Бутри. Были использованы также материалы специальных предшествующих исследований по даргиноведческой литературе.
Научной базой диссертации явились современные научные достижения, нашедшие место в трудах дагестанских лингвистов, посвящённых проблемам диалектологии (Ш.И.Микаилова, У. А. Мейланова, С. М. Хайдакова, Б. Б. Талибова, Г. Х. Ибрагимова, В. М. Загирова, ^?И. Д. Сулейманова и т. д.). При решении вопросов в рамках поставленной нами цели мы опирались также на научно-теоретические положения, разработанные в трудах, посвящённых проблемам даргинского языка и в особенности даргинской диалектологии. Это работы П. К. Услара, Л. И. Жиркова, С. Н. Абдуллаева, З. Г. Абдуллаева, С. М. Гасановой, Ш. Г. Гаприндашвили, М-С.М. Мусаева, A.A. Сулейманова, A.A. Кадибагамаева, P.O. Муталова, С. М. Темирбулатовой и т. д.
Научная новизна. В диссертационном исследовании впервые дается системное и всестороннее описание фонетических и морфологических особенностей бутринского говора, о которых в науке до сих пор ничего не было известно. В частности, рассматривается фонемный состав и звуковые процессы говора, а также типичные закономерные звукосоответствия выявленные нами между бутринским и даргинским литературным языком. Кроме того, в ходе исследования также впервые подвергаются лингвистическому анализу и морфологические особенности говора. В научный оборот вводится значительный материал, имеющий существенное значение для истории даргинского языка и его диалектов, а также для уточнения места говора в системе диалектных единиц даргинского языка.
Теоретическая значимость диссертации определена актуальностью, новизной исследования и выражается в следующем. Проведенное исследование способствует более глубокому и адекватному пониманию специфики фонетики и морфологии диалектных единиц даргинского языка. Обнаруженные при исследовании бутринского говора фонетические и морфологические особенности дают возможность в той или иной мере уточнить классификацию диалектных единиц даргинского языка и ход исторической диалектной дифференциации даргинского языка. Результаты анализа могут быть использованы при изучении истории развития фонетической и морфологической системы даргинского языка.
Практическая ценность исследования заключается в том, что полученные результаты могут быть использованы: а) при написании нормативной и исторической грамматики даргинского языкаб) при изучении в вузах курса даргинской диалектологии и при составлении учебно-методической литературы по диалектологии, при разработке спецкурсов и составлении учебников для школ и педколледжей.
По результатам проведенного исследования на защиту выносятся следующие основные положения:
1) система согласных звуков в говоре значительно богаче, чем в литературном языке: в говоре представлены геминаты и лабиализованные, которые отсутствуют в литературном языке.
2) система гласных говора больше всего отличается от системы гласных литературного языка в аспекте функционирования (по частотности и по занимаемой позиции в слове и слоге);
3) количественный состав и характер процессов беднее по сравнению с литературным языком: в говоре не отмечается палатализация заднеязычных перед гласными переднего ряда, редко отмечаются процессы ассимиляции и выпадения;
4) значительные расхождения между говором и литературным языком наблюдаются в системе морфологии: а) ряд падежей, представленных в литературном языке, не представлен в говоре или, наоборот, падежи, особенно серии местных падежей, представленные в говоре, не функционируют в литературном языкеб) не всегда совпадают классные показатели множественного числав) показатели отдельных словоизменительных грамматических категорий глагола материально не совпадают в говоре и в литератуном языке.
Апробация и публикация. Основные положения диссертации апробированы и обсуждены на заседании кафедры дагестанских языков ДГПУ. По теме диссертации опубликовано девять статей.
Структура и объем диссертации
Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, списка условных сокращений и приложения. Объем работы составляет 181 страниц набранного на компьютере текста.
Заключение
Предложенное в настоящем исследовании описание фонетических и морфологических особенностей бутринского говора вносит определенное дополнение и уточнение в характеристику диалектной дифференциации даргинского языка.
Бутринский говор — одна из реально существующих диалектных единиц даргинского языка, дифференцированного на множество говоров, объединяемых по степени близости в различные группы. В этом плане исследуемый бутринский говор по ряду своих фонетических морфологических особенностей действительно примыкает к группе говоров, в которую входят, как об этом в свое время писал С. Абдуллаев [1954:8], кроме бутринского, еще усишинский, гебинский, гинтинский и куркинский говоры, имеющие большое сходство с говорами цудахарского диалекта.
Бутринский говор, как и другие современные диалектные единицы даргинского языка, в процессе своего обособленного развития, с определенного исторического момента приобрел характерные для него фонетические и морфологические особенности, по которым он отличается от даргинского литературного языка и от остальных диалектных единиц даргинского языка.
Как показало наше исследование, фонетическая система бутринского говора заметно отличается от звуковой системы литературного языка и ряда других диалектных единиц даргинского языка.
Эти отличия наблюдаются в количественном составе, в характеристике звуков и в своеобразии их функционирования, а также в свойстве звуковых процессов. Естественно, все это создает сугубо индивидуальный фонетический облик говора.
Больше всего специфического наблюдается в системе согласных звуков говора, меньше — в системе гласных.
По количеству и по характеристике составляющих система гласных говора отличается от системы гласных литературного языка незначительно.
Система гласных говора и система исконных гласных без заимствованных из русского языка о и ы литературного языка в основном совпадает. Таких гласных в говоре и в литературного языке всего пять. Это а, и, у, э, э (я). Однако следует отметить, что гласный, а в позиции после фарингального г1 в говоре отличается определенной фарингализацией, что не наблюдается в литературном языке и в ряде других говоров [ср. бутр. г1вара и мург. г1ари «заяц», бутр. г1ванц1а и мург. г! анц1а «глухой"].
В бутринском говоре не встречаются долгие или фарингализованные гласные, отмечаемые в отдельных диалектах даргинского языка.
Бутринскому говору больше свойственно своеобразное функционирование гласных.
Подобное своеобразие отмечается в позиции, занимаемой гласной в структуре слова и слога, а также в сочетаемостных особенностях последнего.
Гласные а, и, а также дифтонг я в говоре в начале слова встречаются крайне редко по сравнению с литературным языком. Гласные, а и и в говоре в начале слова прикрываются наращивающимся глухим ларингальным гь (ср. лит. ак1ес и гов. гьак1ий «родиться «, лит. ит и гов. гьит «тот» и т. д.).
В словах, начинающихся в литературном языке с дифтонга я, в говоре мы видим иные звуки или звукосочетания (ср.: лит. яни и гов. гани «зима», лит. ярга и гов. эрга «очередь» и т. д.).
В отличие от литературного языка в говоре гласные переднего ряда и, э не сочетаются с губно-губным согласным в (ср.: лит. висес и гов. гиссий «плакать», лит. вец1ал и гов. йэц1ал «десять») и фарингальным х1 (ср.: лит. Х1ерк1 и гов. эрк1 «река», лит. х1у и гов. и «ты») — не сочетается также, а с фарингальным х1 (ср.: урах. х1ава и бутр. гов. х1ява «платье», урах. х1анкь и бутр. гов. х1якъ «стадо»),
Бутринский говор довольно четко выделяется среди других говоров и заметно отличается от литературного языка по составу и по качеству согласных звуков. В говоре представлено 45 согласных без учета лабиализованных вариантов отдельных согласных, в то время как в литературном языке их всего 37 [Мусаев 2002:27]. Фактические расхождения между говором и литературным языком в том, что, с одной стороны, в говоре представлен целый ряд согласных, не представленных в литературном языке, с другой же стороны в говоре не представлены отдельные согласные, функционирующие в литературном языке. К согласным первого порядка относятся геминированные и лабиализованные согласные, широко функционирующие в говоре.
Наиболее характерным признаком геминированных согласных, представленных в отдельных диалектных единицах даргинского языка, в том числе и в бутринском говоре, как считают специалисты, является сильное напряжение артикуляционных органов при произношении геминированных согласных [Трубецкой 1960:44- Гаприндашвили 1966:17−28]. Как показало наше исследование, геминированных согласных в бутринском говоре десять. Это пп, кк, тт, цц, чч, хъхь, сс, шш, хх, хьхь, которые являются глухими и произносятся без придыхания. По способу артикуляции геминированные согласные делятся на два вида: а) смычно-взрывные (пп, кк, тт, цц, чч, хьхъ) — б) спирантоидные (сс, шш, хх, хьхь).
Согласные говора отличаются от согласных литературного языка по характеру их системной организации. Смычно-взрывные согласные, не являющиеся аффрикатами в говоре образуют четвертичную систему, а в литературном языке — троичную, ср.:гов. б-n-nn-nl и лит. 6-п-пГ, гов. г-к-кк-к1 и лит. г-к-кГ, гов. д-m-mm-ml и лит. д-m-ml.
Бутринский говор противопоставляется литературному языку отсутствием в системе согласных некоторых звуков, имеющихся в литературном языке. В бутринском говоре, например, не представлены звонкие аффрикаты [<)з], [дж и губно-зубной ф, представленные в литературном языке. Этим звукам литературного языка в говоре соответствуют геминированные звуки и губно-губной п, ср.: лит. ¡-удзи] и гов. уцци «брат" — лит.: [джан] и гов. ччан «душа" — лит. уфик1ес и гов. гъупик1ий «дуть».
Система согласных бутринского говора характеризуется также наличием лабиализованных вариантов ряда согласных звуков.
В говоре в основном лабиализованные варианты имеют заднеязычные и увулярные согласные, представленные в корневой части слова и перед гласными нижнего подъема, а или я [э] (ср.: лит. кани и гов. квани «живот" — лит. кьял и гов. кьвял «корова» и т. д.).
Характерной фактической особенностью говора является и то, что в говоре наблюдаются специфические фонетические процессы, не наблюдаемые в литературном языке и в отдельных говорах. Как правило, подобные звуковые процессы отмечаются при словоизменении и словообразовании, как в системе гласных, так и в системе согласных. Так, например, в системе гласных в говоре при склонении наблюдается переход гласных заднего ряда в гласные переднего ряда, что не наблюдается в литературном языке (ср.: лит. И.п. нуша и гов. нухъхъа «мы" — лит. Р.п. нушала и гов. нихьхьела «у нас, наш" — лит. Д.п. нушаб и гов. нихьхьеб «нам» и т. д.).
Много специфических звуковых процессов, не отмечаемых в литературном языке, отмечается в говоре в системе согласных. И, наоборот, фонетические процессы, отмечаемые в литературном языке и в отдельных говорах, не отмечаются в бутринском говоре.
Прежде всего, следует указать на то, что бутринскому говору не свойственна палатализация заднеязычных согласных в позиции перед гласными переднего ряда, которая отмечается в литературном языке и в других говорах (ср.: бутр. гов. уталике и лит. уталичи «на стол" — бутр. гов. вак1иб и цуд. вач1иб «пришел», бутр. гов. кайгий и сирх. кайжий «сесть»).
Неидентичные фонетические процессы происходят в говоре и в литературном языке на стыке морфем при стечении сонорных. При стечении сонорных н+л в говоре происходит прогрессивная ассимиляция, а в литературном языке отмечается целый ряд последовательно происходящих зьуковых процессов (ср. бутр. гов. И. п. дарман и Р. п. дарманна дарман+ла «лекарства» (при Р.п. утала ута+ла «стула»), лит. И. п. дарман и Р. п. дарма<�—дарма*—дармаа±дарманна<�гдарманла (при дарманла в цуд. диал.). Симптоматично то, что все отмеченные формы Р. п., отражающие последовательные этапы фонетического процесса, приведшего к современной форме Р. п. в литературном языке, функционируют в различных диалектных единицах, ср. урах. дарма, губ. дармаа, бутр. дарманиа и цуд. дарманла (при бец1лабец1-ла «волка» в лит. языке и в других говорах). ^ ^ ^
При стечении сонорных р+л в литературном языке наблюдается регрессивная ассимиляция, в то время как в говоре это не наблюдается, ср. лит. И. п. хабар и лит. Р. п. [хабалла]*— хабар+ла «сказки» и гов. И. п. хабар и Р. п. хабарла<�— хабар+ла «сказки».
Прогрессивная ассимиляция в говоре наблюдается и при стечении звонкого зубного согласно д и сонорного л, что не отмечается в литературном языке ср. гов. И.п. Мях1яммад и Р.п. Мях1яммалла^Мях1яммад+ла «Магомеда» (при бутр. гов. Х1япиз+ла ч I, ,
Х1япизла «Гапиза»).
Отличные от литературного языка специфические фонетические особенности в говоре отмечаются в позиционных и сочетаемостных свойствах отдельных согласных звуков. Фарингальный согласный xl в начале слова перед гласными переднего ряда и, э в отличие от литературного языка и других говоров, в бутринском говоре не встречается, ср. лит. х1ерк1 и эрк1 «река», лит. xly и гов. и «ты», урах xlmmla и бутр. wmla «скирда» и т. д.
Специфические фонетические особенности говора ярче всего заметны в системе звукосоответствий, отмечаемых между говорами и литературным языком. Регулярные систематические звукосоответствия между говором и литературным языком отмечаются как в системе гласных, так и согласных. Подобными наиболее характерными звукосоответствиями в системе гласных является соответствие гласного е говора литературному и, которые, как правило, наблюдаются в служебных морфемах, ср. лит. г1ях1ли и гов. г1яхле «хорошо», лит. унци и гов. унце «быки», лит. батурли и гов. батурле «оставив», лит. бати и гов. бате «оставь» и т. д.
В системе согласных между говором и литературным языком, а также между бутринским говором и другими говорами, отмечаются самые разнообразные звукосоответствия. Наиболее широко отмечаемыми являются соответствия геминированным и лабиализованным звукам говора негеминированных и нелабиализованных литературного языка, ср.: лит. анда и гов. антта «лоб», лит. лига и гов. ликка «кость», лит. кани и гов. квани «живот», лит. хя и гов. хвя «собака» и т. д.
Среди звукосоответствий особо выделяется такое соответствие, когда звукам более заднего места образования (либо говора, либо литературного языка) соответствуют звуки более переднего места образования (либо говора, либо литературного языка).
Так, например, звукам говора более заднего образования в литературном языке соответствуют звуки относительно переднего места образования, ср. гов. хъихь и лит. хив «орех», гов. букькьий и лит. бухес «отнести», гов. кипа? и лит. чина? «куда?», гов. вахьий и лит. вашес «ходить» и т. д. В следующих же примерах наблюдается обратное явление — звукам литературного языка более заднего места образования в говоре соответствуют звуки относительно переднего места образования, ср. лит. диъ и гов. диг «мясо», лит. миъ и гов. миг «лед», лит мегь и гов. мех «железо», лит. дагъри и гов. дахри «ум, умения, знания" — лит. гьими и гов. семи «желчь, зло», лит. гьалаб и гов. салаб «раньше, впереди», лит. чула и гов. зула «сито», лит. чу и гов. зу «имя», лит. гьуни и гов. хьуни «дорога», лит. магьи и гов. махьи «слоновая кость» и т. д.
Специфической фонетической особенностью говора в отличие от литературного языка является то, что в говоре функционирует четкое г ударение, выполняющее смыслоразличительную функцию, ср.: гов. сакка г г г луг" и сакка «подай», гов. укан «покушает» укан «кушающий». Как известно, ударение в даргинском литературном языке очень слабое и не выполняет смыслоразличительной функции.
В бутринском говоре наряду со специфическими фонетическими особенностями отмечается целый ряд и индивидуальных морфологических особенностей, которые четко и ярко проявляются в системе именных и глагольных словоизменительных категорий.
Категория грамматического класса, которой пронизаны все части речи, как в говоре, так и в литературном языке, имеет некоторые особенности в своем функционировании в бутринском языке.
Грамматический класс не-людей сферы множественного числа даргинского литературного языка имеет два позиционно дифференцированных классных показателя: в начале слова или морфемы д и в конце слова или морфемы р, в то время как в обоих случаях в говоре функционирует только один классный показатель д, ср.: лит. жузи датур «книги оставили» и жузи лер «книги имеются», бутр. гов жуже датур «книги оставили» и жуже лед «книги имеются».
Наблюдается ещё и такое расхождение в функционировании категории грамматического класса в говоре и в литературном языке, когда одно слово или словоформа изменяется по классам в литературном языке, а в говоре не изменяется, или наоборот, в говоре изменяется, а в литературном языке не изменяется, ср. лит. ишавад (I кл.)/ишарад/(П ш.)/ишабад (\1 кл.) «отсюда» и гов гъижерка (1,11,111 кл.) «отсюда» или лит. дигахъес (1,11,III кл.) «любить» и гов. гиккехъий (1 кп.)/риккехъий (11 кл.)/биккехъий (III кл.) «любить». Однако, как показало наше исследование, подобных случаев встречается очень мало.
В отличие от литературного языка в говоре очень часто наблюдается выпадение показателя первого класса в перед согласным и и е, где он компенсируется наращивающимися звуками й (как правило, перед э) или г (как правило перед и), ср.: лит. вебк1ес и гов. йэбк1ий «умереть», лит еисес и гов. гиссий «плакать». Более того, появление звонкого среднеязычного г
Мусаев 2002: 27] вместо выпавшего классного показателя в отмечается впервые в даргиноведении именно в бутринском говоре.
Сравнительный анализ категории числа исследуемого бутринского говора показывает, что она имеет много общего с категорией числа литературного языка и других диалектных единиц даргинского языка и характеризуется целым рядом отличительных особенностей, наиболее показательными из которых можно считать следующие.
У ряда существительных формы множественного числа в говоре создаются суффиксами, которые не встречаются в литературном языке, ср. гов. хъу «пашня» и хъуге «пашни», хвя «собака» и худе «собаки».
В формах множественного числа существительных говора широко функционирует суффиксе, соответствующий литературномуи, ср.: лит. унц — унци и гов. унц — унце, «быки», лит. бец1 — буц1и и гов. бец1 — буц1е «волки», лит. ах1ял — ах1ли и гов. г1аххал — г1ахле «гости» и т. д. Кроме того, гласныйе отмечается в говоре повсеместно и как исходный звук всех суффиксов множественного числа вместо литературногои, ср: лит. узи «брат» и узби «братья» и гов. уцци «брат» и уццбе «братья», лит. адам «человек» — адамти «люди» и гов. адам «человек» и адимте «люди» и т. д.
Аналогично функционируют и все другие суффиксы множественного числа, отмечаемые в говоре, ср. лит. -ни, гов.-нелит-ми, гов.-мелит.-ри, гов.-ре.
Форма множественного числа одного и того же слова в ряде случаев в говоре и в литературном языке образуется при помощи разных суффиксов, ср.: лит. галга «дерево» — галгуби «деревья» и гов. ккалкки «дерево» -ккалкме «деревья», лит. къаркъа «камень» — къаркъуби «камни» и гов. къкъаркъкъа «камень» — къкьархъне «камни" — лит. къакъба «куропатка» -кьакъбуни «куропатки» и гов. къкъахъба «куропатка» — къкъухъбе «куропатки» и т. д.
В отличие от литературного языка прилагательные, оформленные суффиксомсе в говоре могут факультативно по числам не изменяться, ср.: лит. сагаси хъали «новый дом» — сагати хъулри «новые дома» и гов. ссаккасе хъали «новый дом» и ссаккасе хъурре «новые дома». Хотя в говоре возможно употребление данного словосочетания и в еще ссаккате хъурре, где прилагательное оформлено, как и в литературном языке во множественном числе.
Для выражения множественного числа у существительных третьего класса в классных словах в зависимости от позиции в слове в литературном языке употребляются два показателя р в конце слова или морфемы (ср.: лит. давлачер улкни «богатые страны») и д в начале слова (ср. дархьти гъундури «прямые дороги»), а в говоре в обоих случаях употребляется один показатель д (ср.: давлакед улкне «богатые страны» и дархьте хьунбе «прямые дороги»).
Падежный состав и система склонения в бутринском говоре, как и в литературном языке, являются очень сложными. И при этом обращает на себя внимание то, что в бутринском говоре, в отличие от литературного языка, отмечается целый ряд специфических и интересных особенностей в составе падежей и в системе склонения. Прежде всего обращает на себя внимание то, что в бутринском говоре функционирует специфический падеж каузалис, который не представлен в литературном языке. Кроме того, в бутринском говоре почти не употребляется представленный в литературном языке тематив, функции которого в говоре выполняет супер-аблатив.
Заметные количественные и качественные расхождения имеются также в составе серий местных падежей. В говоре представлены не отмечаемые в литературном языке такие серии местных падежей, как серия со значением локализации «у, около», т. е. серия контс окончаниемшшу, и серия со значением локализации «перед», т. е. серия прес окончаниемса. В результате в говоре функционируют конт-латив, конт-эссив, конт-аллатив и конт-аблативпре-латив, пре-эссив, пре-аллатив и пре-аблатив, не представленные в литературном языке.
Кроме того в говоре аблатив, в отличие от литературного языка, имеет четыре серии, указывающие на направление удаления (вверх, вниз, сюда и туда).
Так, например, актив в говоре имеет одно окончаниели с его фонетическим вариантомни, а в литературном языке три окончания: -ли, -ни, -йдатив — в гов. — й, в лит. яз. -скомитатив — в гов.-ццела, в лит. яз. -чиллатив — в гов. -шшу, в лит. яз. -чигенитив — в гов. -ла илла, в лит. яз. -л, а и нулевое окончание.
Формы аблатива в литературном языке изменяются по классам, числам и частично по лицам при помощи классных показателей, в то время как в говоре они не изменяются.
Говоря о системе склонения бутринского говора, следует отметить следующие особенности, отличающиеся от литературного языка. Первым долгом надо указать на то, что в отличие от литературного языка, где выделяются три типа склонения согласно окончаниям эргатива, в бутринском говоре отмечается только один тип склонения с окончаниемли.
Некоторые отличия наблюдаются и в основе косвенных падежей местоимений говора и литературного языка.
Склонению по местным падежам, как в говоре, так и в литературном языке, подвергаются также наречия и послелоги места.
Много своеобразного, отличительного отмечается в системе глагольного словоизменения говора. Специфические индивидуальные особенности наблюдаются в парадигме каждой морфологической категории глагола.
Как показало наше исследование, парадигма форм категории времени в говоре складывается, как и в литературном языке [Мусаев 1983: 9−44], из восьми частных и конкретных временных форм, сочетающих в себе и другие категориальные значения (модальности, лица и т. д.). Однако многие из этих частных временных форм, объединяющихся в три абсолютных временных форм (настоящего, прошедшего и будущего), выражаются в говоре и в литературном языке материально неидентичными показателями. Так, например, система прошедших времен, состоящая из пяти частных временных форм, в говоре и в литературном языке выражается следующими показателями.
Форма аориста имеет в говоре и в литературном языке идентичные показатели: — ун, -ур, -иб, -убперфект имеет в лит.яз. -илра (барилра, букв, «сделав есть»), в гов. — -леда (баркьибледа «сделав есть») — имперфект имеет в лит. яз. -и (балти «оставлял») в гов. -е (балте «оставлял) — плюсквамперфект — в лит. яз. -ириЛлри {барилри «к тому времени было сделано»), в гов. -леде {баркьибледе «было сделано к тому времени») — прошедшее предположительное — в лит. яз. — иши, {батиши «может, оставил бы»), в гов. -иде (балтиде «может, оставил бы») — прошедшее условное — в лит. яз. -лри/-лири (буралри «если бы сказал»), в гов. -тгяле (бурсаттале «если бы сказал»).
Форма настоящего времени в литературном языке имеет лично-временной показательулра/-улира (лук1улра «пишу», а в гов. -уннеда {лук1уннеда «пишу»).
Формы будущего изъявительного в литературном языке имеют лично-временные показатели — ас (1 л. ед. ч.), — ех1е (1 л. мн. ч.), — ад (2 л. ед. ч.), -ада/-адая (2 л. мн.ч.), — а/-у (3 л. ед. и мн.ч.) — а в говоре — - ад (1 л. ед. ч.), -ада (1 л. мн.ч.), -ат (2 л. ед. ч.), — атта (2 л. мн.ч.), -а/-у (3 л. ед. и мн.ч.).
Будущее же предположительное время в литературном языке имеет следующие лично-временные показатели: — иша (1 л. ед. и мн. ч.), — иши (2 л. ед. ч.), — иша (2 л. мн. ч.), -ее (3 л. ед. и мн. ч.), а в гов.: — ида (1 л. ед. и мн. ч.), — т (2 л. ед. ч.), — атта (2 л. мн. ч.), -ий (3 л. ед. и мн. ч.).
Будущее уступительное время имеет следующие показатели, которые в литературном языке и в говоре материально расходятся, ср.: лит. -аслира/-асра (1 л. ед. ч.), -ех1елра (1 л. мн. ч.), -адлира/-адра (2 л. ед. ч.), -адаллира/-адалра (2 л. мн. ч.), -аллира/-алра (3 л. ед. и мн.ч.) — гов. -адлера/адра (1 л. ед. ч.) — -арра/-арлера (1 л.мн. ч.) — - атра/-атлера (2 л. ед.ч.)—атталера (2 л. мн. ч.) — - арра/-арлера (3 л. ед. и мн.ч.).
Состав и характер наклонений, функционирующих в литературном языке и в говоре, не имеют особых различий.
Наклонений в литературном языке и в говоре девять. В обоих случаях они одни и те же. Это желательное, повелительное, допускаемо-желательное, сослагательное, предположительное, условное, условно-предположительное, уступительное и изъявительное.
Однако в формальном выражении отдельные из этих наклонений в литературном языке и в говоре различаются. Различаются в этом плане наклонения, которые рассматриваются ниже.
У ряда глаголов повелительное наклонение в литературном языке образуется при помощи показателяи, которому в говоре соответствует показателье, ср. лит. бати и гов. бате «оставь», лит. вак1и и гов. вак1е «приходи» и т. д.
Не совпадают в литературном языке и в говоре формы первого и второго лиц допускаемо-желательного наклонения, ср.: 1 л. ед. ч. лит. вак1ас и гов. вак1ад «пусть я приду" — 2 л. ед. ч. лит. вак1ад и гов. вак1ат «пусть ты придешь" — при 3 л. ед. ч. лит. и гов. вак1аб «пусть он придет» и т. д.
Парадигма лица в исследуемом бутринском говоре, как и в даргинском литературном языке, состоит из трех (реже и из двух) словоформ. Как показало наше исследование, парадигма лица бутринского говора, в отличие от литературного языка, характеризуется рядом специфических особенностей в материальном выражении личных окончаний. Личные окончания в даргиноведении принято делить на два вида: на окончания, состоящие только из одних согласных (глагольные) и на окончания, состоящие только из гласных (предикативные).
Личные окончания первого вида бутринского говора в их материальном выражении определенным образом отличаются от литературного языка, ср.: 1 л. ед.ч. лит. -с (балта-с «оставлю») и гов. -д балта-д «оставлю») — 2 л.ед.ч. лит — д{балта-д «оставишь») и гов.-т (балта-т «оставишь»). Личные окончания второго вида в основном совпадают в литературном языке и в говоре с незначительным расхождением в окончании второго лица, ср.: 1 л. ед.ч. лит. -а (батур+р-а «оставил») и гов.-а (батур+д-а «оставил») — 2 л.ед.ч. -и (батур+р-и «(ты) оставил») и гов. -е (батур+д-е «(ты) оставил»).
Форма третьего лица, как в говоре, так и в литературном языке, в парадигме личного спряжения представлена нулевым показателем, ср.: лит. 1 л.ед.ч. батур, 2 л.ед.ч. батур-ш, 3 л.ед.ч. батур «оставил" — гов. 1л. ед.ч. батур-м*.2 л.ед.ч. батур-це, 3 л.ед.ч. батур «оставил».
Система нефинитных форм глагола бутринского говора по составу и в плане содержания, как правило, совпадает с таковой литературного языка. В плане же выражения морфемных элементов, образующих данные нефинитные формы, имеет заметные отличия, которые отмечаются в ряде нефинитных отглагольных образований.
Прежде всего, подобное отличие видно в инфинитиве, который в литературном языке образуется при помощи суффиксаее (ср. батес «оставить»), а в говоре — при помощи суффиксаий (ср. батий «оставить»). Хотя и незначительно, но все равно отличается в говоре и в литературном языке суффикс, образующий и другое отглагольное образование — масдар, ср. лит. бак1-ни и гов. бак1-не букв, «прихождение», т. е. «приход».
Материально не совсем идентичны также словообразовательные суффиксы причастия в литературном языке и в говоре, ср.: лит. батур-си и гов. батур-се «оставленный», лит. датурти-ти и гов. датур-те «оставленные».
Причастие бутринского говора в той или иной степени отличается от причастия литературного языка и по другим признакам. Неоформленные причастия в бутринском говоре отличаются от омонимичных финитных глагольных форм по ударению, что не наблюдается в литературном языке, г г г ср.: бут. гов. вак1иб «пришел» и вак1иб «пришедший», лит. вак1иб «пришел, пришедший». Кроме того, в отличие от литературного языка, причастие бутринского языка, образованное при помощи суффиксасе факультативно может сочетаться с существительными множественного числа, что не наблюдается в литературном языке, ср.: бутр. гов. гьак1убсе рурсси «родившаяся девочка» и гьак1убсе рурсбе «родившиеся девочки».
Деепричастие бутринского говора в плане содержания и по ряду словообразовательных суффиксов идентично деепричастию литературного языка. Однако отдельные деепричастия отличаются от литературного языка своеобразием деривационных суффиксов. Так, например, в бутринском говоре отмечаются деепричастия, образованные при помощи суффиксов, не функционирующих в литературном языке, ср.: бутр. гов. белк1ун+не «написав» при лит. белк1ибатур+кьалле «когда оставил» при лит. батур+х1елибатур+хьар «хотя и оставят» при лит. батурли хъарли букв, «оставив хотя" — вак1+ада/ вак1+атта/вак1+ара «пока приду, придешь, придет» при лит. вак1-айчи.
Много своеобразного наблюдается в склоняющихся по местным падежам деепричастиях места говора в отличие от литературного языка. Аблативная форма местных падежей деепричастий места в говоре имеет, как и у имен четыре серии, указывающие на направление удаления, ср.: гов. всхьнарка «оттуда, откуда ходят вниз" — вахънаргьа «оттуда, куда ходят верхвахьнарса «оттуда, куда ходят сюдавахънарде «оттуда, куда ходят, туда».
У отдельных деепричастий наблюдается несовпадение производящей основы в литературном языке и в говоре при определенной идентичности суффикса, ср. лит. вак1иби+х1и и гов. вак1ибилле+х1е «туда, откуда пришел».
В результате проведенного впервые монографического исследования фонетики и морфологии бутринского говора даргинского языка следует заключить, что бутринский говор — это реально представленная диалектная единица даргинского языка. Эта единица ярко выделяется в системе диалектных единиц даргинского языка своими сугубо индивидуальными и специфическими фонетическими и морфологическими особенностями.
Данные бутринского говора в ряде случаев способны пролить свет в выяснение процесса исторической дифференциации даргинского языка, а также в уточнение истории развития фонетической системы и целого ряда морфологических словоизменительных категорий даргинского языка.
По данным исследования мы пришли к выводу, что бутринский говор больше примыкает к диалектам цудахарской группы.
