Лингвистическая реконструкция духовной культуры осетин: на материале ритуальной лексики

Уникальная способность языка к накоплению в его семантической структуре культурного и исторического опыта народа — важнейший источник культурно-исторической информации.

Урбанизация, индустриализация и миграция сельского населения к концу XX века вызвали изменение, а иногда и утрату закрепленных традицией обычаев и обрядов, стирание многих традиционных черт образа жизни и резкое усиление редукции мифопоэтического мышления. Еще В. Н. Басилов заметил, что «.многие воззрения и обряды минувших эпох сумели пережить исчезновение культуры.» [Басилов 1982:159]. К примеру, есть обряды и обычаи, которые сохранились в первоначальном архаическом виде почти до начала XX века, причем религия не только не смогла искоренить их, но даже поддерживала, придавая части из них христианское истолкование [Войтыла-Свежовска 1989:207]. Это подвело к новому осмыслению триады «языккультура — действительность». В аспекте постижения традиционной духовной культуры оно приобрело значение сохранения и передачи опыта поколений, что оказалось связанным с проблемой сбора и интерпретации информации о реликтовых моделях культуры.

В этой связи возрастает научный интерес к обрядовому тексту, который позволяет взглянуть на язык с точки зрения отражения в нём культурных ценностей народа.

Лингвистике принадлежит своеобразная роль в комплексном изучении духовной культуры этноса: она вносит в общее изучение национальной культуры ею разработанные современные методы системного материала и анализа текстов, принципы внутренней и внешней реконструкции [Седакова 1983:3]. Комплексный анализ с привлечением широкого круга лингвистических, фольклорных, этнографических и археологических источников, надеемся, выявит заложенную в погребальной обрядности информацию, относящуюся к духовной сфере осетин.

В работе обрядовый текст рассматривается с разных позиций, в основе которых — законы организации текста, его роль в языковой системе, в речевой и когнитивной деятельности, универсальные религиозные категории и другие положения.

До сих пор в осетиноведении нет общей теории обрядового текста и его методологического анализа, которая бы во всей полноте освещала семантическую, аксиологическую и функциональную природу текста.

Известно, что каждый предмет в обрядовом употреблении несёт семантическую нагрузкутерминологичность обрядовой номинации мотивируется положением предмета в структуре обрядасимволическое значение предмета преобладает над его конкретно-предметным воплощением в сфере ритуала. Предметный состав, так же, как и структура, символика и функциональная сущность похоронно-поминального обряда осетин, обусловлен во многом языческими представлениями о вечном мире предков, о смерти как переходе в настоящий (действительный) мир существования — мсенг дунейсе сецсег дунемсе ацыд. Рассмотрение каждого предмета в погребально-поминальном обряде со стороны его места в контексте обряда, его функции, связанной с местом, временем и агентом обрядового действия, требует своеобразного прочтения обрядового текста. Он, являясь субстанцией плана выражения, включает в себя элементы, которые не могут быть переданы лишь с помощью языковых знаков, потому что в создании культурной информации участвуют и неязыковые средства выражения [Толстой 1995]. Соответственно, лингвистическая реконструкция мировоззрения праосетин должна быть основана на данных смежных наук — лингвистики, этнографии, фольклора, культурологии и археологии, потому что обрядовый текст теснейшим образом связан как с прагматикой, так и с когнитологией.

Переплетение языческого и христианского отражает двойственную природу мировосприятия осетин, определяя их картину мира. В обрядовой жизни народа такое же тесное переплетение пласта духовной культуры с материальной, так необходимой для выяснения значения, происхождения и функционирования любой терминологии.

Духовная сущность осетинского народа, сложившиеся веками его нравственные и этические нормы наиболее ярко отображены в похоронно-поминальном обряде, отличающимся своей глубокой архаикой и широким общественным характером.

Похоронно-поминальный обряд осетин представляет собою совокупность взаимообусловленных элементов, функционирование которых вызвано традиционными формами и правилами. Этими же правилами и нормами определено место и содержание обрядового плача хъарсег.

В комплексе традиционного мировоззрения осетин похоронно-поминальная обрядность занимает особое место. Своеобразие и архаичность погребальных и поминальных обрядов осетин производили большое впечатление на авторов историко-лингвистических описаний, о чем свидетельствует обширная библиография [Гаглоева 1974:52- Дюмезиль 1979:40- Калоев 1984: 102−105]. Удивительную архаичность похоронно-поминальных обрядов осетин подметил также В. Ф. Миллер, первым обосновавший их генетическую связь со скифскими обрядами [Миллер 1882:202−204].

К проблеме архаики погребально-поминальной обрядности не раз обращались этнографы Б. А. Калоев, JI.A. Чибиров, З. Д. Гаглоева, B.C. Уарзиати, археологи Б. В. Техов, В. Х. Тменов, Ф. Х. Гутнов, Р. Г. Дзаттиаты и др. В лингвистическом плане изучены обряды жизненного и календарного циклов и их терминология [Тедеев 1967; Ванеев 1971; Пухаева 1971; Битарова 1973; Цховребов 1973; Джанаев 1977; Тедеева 1977; Плиев 1981; Малиева 1996]. Погребально-поминальная обрядность и связанная с нею лексика, а также такой ее элемент, как обрядовый плач хъарсег, до последнего времени не были предметом специального рассмотрения.

Проблема исследования определена характером самой информации.

Актуальность темы

исследования обусловлена недостаточной изученностью данной проблемы в лингвокультурологическом аспекте, а также лингвистической неразработанностью сложной структуры обрядового текстаего лексического состава, семантики, символики и метафоричности. Это первый в осетиноведении опыт этнолингвистического исследования погребально-поминальной обрядности в ее ритуально-вербальной системе.

Объектом нашего исследования являются обрядовый текст в широком понимании и его лексическая подсистема. Это мотивируется рядом причин: во-первых, обрядовый текст являет собой источник хранения и передачи информации, форму существования древней культуры, продукт определённой исторической жизни народаво-вторых, обрядовый текст охватывает все основные уровни языка, синкретичен в своём проявлении.

Цель и задачи исследования

Цель диссертации — реконструирование глубинных смыслов и инвариантов погребально-поминальной обрядности осетин как одной из ментальных установок общества, а также изучение традиции бытования обрядового плача хъарсег, являющегося неотъемлемой частью некро-ритуальной обрядности осетин.

Реализация цели данной работы достигается путем решения следующих задач:

— рассмотрение погребально-поминального обряда как текста, подчиняющегося языковым законам, и как явления культуры, с учетом основных культурологических категорий;

— выяснение лингвистических и когнитивных особенностей обрядового текста;

— изучение особенностей функционирования ключевых концептов дзуар (крест), уселмсерд (кладбище), уд (душа), дугъ (поминальные скачки) — мардсевсерсен (гробница, склеп) и их лексических составляющих;

— рассмотрение обрядового плача хъарсвг как конструктивного элемента похоронно-поминального обряда осетин;

— классификация причитаний (хъарджытсв) в зависимости от их места и роли в обряде и выявление основных мотивов, сюжетов и тем вербально-ритуального погребального обряда осетин;

— декодирование древнейших мотивов плачей, служащих ключом к познанию причин возникновения образов, мотивов и сюжетов;

— исследование специфики жанровой структуры осетинских хъарджытсв и определение функционального назначения и использования их разновидностей в настоящее время;

— раскрытие основных элементов повествовательной системы хъарсвгопределение степени традиции и ситуативной импровизации в исполнительстве, выявление роли диалоговой речи в обрядовом плаче хъарсег.

Методологической базой для проведения данного исследования послужили работы И. Гербера, В. Гумбольдта, Н. И. Толстого, С. М. Толстой, Ю. М. Лотмана, В. Н. Топорова, а также В. И. Абаева, М. И. Исаева, Б. А. Калоева и др.

По Н. И. Толстому, «новые, перспективные проблемы и ситуации возникают на стыке наук, на стыке разнородных компонентов и материалов, на стыке жанров и структуры, и что ни одна дисциплина не может существовать только в себе и исключительно для себя» [Толстой 1995:25]. Обряд есть наиболее стойкая форма традиционной культуры, синтез вербального, акционального, этического, символического, эстетического и мифологического плановон требует комплексного подхода к исследованию уникальных явлений культурных традиций через призму таких дисциплин, как лингвистика, этнография, фольклористика, археология и история. Идея рассмотрения языка в широком культурологическом аспекте не нова — она вдохновляла многие поколения лингвистов, начиная с И. Гербера, В. Гумбольдта [Толстой 1980:156].

Материалом, на который опирается исследование, являются тексты малых речевых жанров, отражающие архаические верования осетин, а также тексты хъарджытсе «причитаний» из «Памятников народного творчества осетин» [1927; 1928; 1929; 1992], «Ирон адгемы сфазлдыстад» [1961; в 2 т. Сост. З.М. Салагаева], полевой материал ОРФ СОИГСИ им. В. И. Абаева.

В качестве методов исследования применены методы анализа, выработанные в лингвистике и смежных науках при изучении вербального и невербального текста обряда, а также интерпретация семантики и символики, заключенных в лексике и предметно-действенном составе обряда, как описательного, историко-генетического, структурного методов, а также методы системного рассмотрения материала и анализа текстов, принципы их внутренней и внешней реконструкции.

Научная новизна исследования. Впервые теоретически осмыслен материал по обрядовой культуре осетинрассмотрены погребально-поминальный обряд и его лексическая система в тексте, а также обрядовый плач хьарсег и его функции в структуре осетинского погребального обрядаописана присущая ему система образов и символика. Установление внутренней связи, внутренней системы соответствий лингвистики, фольклора, этнографии, археологии и истории дает возможность реконструировать погребально-поминальную обрядность осетин и как систему, и как часть их религиозно-мифологических воззрений. Под реконструкцией в исследовании понимается, вслед за Н. И. Толстым, «ретроспекция, проекция современных фактов в прошлое, воссоздание на их основании исчезнувшего древнего состояния» [Толстой 1997:230]. Осмысление и интерпретации общего и частного в духовной культуре осетин на примере погребально-поминальной обрядности выявят её особенности и общие представления, воплощённые в ней, помогут по-новому интерпретировать другие обряды, для которых погребальный является своего рода метакодом [Исаев 2001].

Теоретическая значимость настоящего диссертационного исследования заключается в том, что работа заполняет пробелы, связанные с изучением культуры осетинского народа. Она представляет фактический и аналитический материал для последующих исследований в области ритуальной лексики, этнической ментальности, религиоведения и культуры, а также в дальнейшем развитии этнолингвистической теории посредством разработки концепции «Ономасиологической энциклопедии материальной и духовной культуры осетин».

Практическая ценность работы состоит в возможности использовать результаты исследования в теоретических курсах по этнолингвистике, лингвокультурологии, культурологии, а также в практике преподавания курсов и спецкурсов по этнолингвистике, фольклористике и этнографии в вузах, при подготовке учебников и практических рекомендаций по внедрению семейной обрядности осетин в современных условиях.

Апробация диссертации. Основные положения диссертации докладывались и обсуждались на международных и региональных симпозиумах, конгрессах, конференциях и чтениях (Тбилиси, 1998; Баку, 2000; Пятигорск, 2000; М. — Нальчик, 2001; М. — Омск, 2002; Ставрополь, 2003; Москва, 2004; М. — СПб., 2005; Владикавказ, 2000 — 2006), отражены в 22 статьях, в том числе в журн. «Научная мысль Кавказа», 2005 (7,8,9), «Вестник Дагестанского научного центра», 2006 (23) и в книге «Религиозные воззрения осетин» (Владикавказ, 2000; в соавторстве).

На защиту выносятся следующие положения: 1. Обрядовый текст можно определить как коммуникативно-направленное вербальное произведение, обладающее способом хранения и передачи информации, выступающее и как феномен философско-этической культуры народа, и как продукт определённой исторической эпохи.

2. Обрядовый текст как языковая категория имеет семиотическую, когнитивную и функциональную характеристику в языковой картине мира осетин.

3. Обрядовый текст имеет многослойную структуру. Правила построения текста зависят от контекста культуры, в котором он возникает.

4. Ритуал выступает как дискретный текстритуал есть способ ведения сакрального диалога.

5. В обряде оплакивания осетин присутствует способ организации пространства, присущий их мифопоэтическому пространству.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. В приложении к диссертации приводятся словарь терминов и понятий, связанных с погребальной обрядностью осетин, и библиография.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Представляя погребально-поминальный обряд как особый вид речевого текста, характеризующийся наличием специфических формальных и имманентных признаков, мы выявили, что к формальным признакам относятся особый план выражениятесная связь текста с ситуациейотсутствие жестких рамоктематичностьполифункциональностьвариативность и художественность, а имманентные — парадигматические и синтагматические параллели.

Убедились, что успешное функционирование обрядового текста связано с точным его воспроизведением и с наличием потребности в его существовании, что текст позволяет в пределах своих границ систематизировать лексику на основе парадигматических и синтагматических связей. Определили, что богатство или скудность обрядовой терминологии мотивируется ситуативным, понятийным, психологическим, локальным и другими факторами, что особенности погребально-поминальной лексики заключаются в ее заместительном значении, табуизации и своеобразном трактовании основного явления, что информационная мощь терминологии определяется с помощью лексических оппозиций и процесса нейтрализации. Благодаря процессу нейтрализации мы получили возможность интерпретировать семантику текста и систематизировать обрядовую лексику.

Мы доказали, что обрядовый текст — явление сложное, лингвокультурное, его построение и функционирование осуществляется с учетом языковых и культурологических законов, что к числу языковых относятся законы синтагматического и парадигматического структурирования, а основу культурологических составляют философские и исторические законы.

Убедились, что структура погребально-поминального текста, как и текста вообще, строится с учетом пространственно-временных категорий, что структурообразующие обрядового текста имеют такие характерные отличия, как обратимость времени, нарушение единства прерывности и непрерывности пространства, благодаря которым фиксируется обрядовая ситуация, для которой свойственно «свое» пространство и время.

Обрядовый текст наделен изначальной тематичностью, обладает значимостью и полифункциональностью, что мотивируется его тесной связью с ситуацией, выполняет функции хранения, передачи и воспроизведения информации. Тесная закрепленность текста за ситуацией для ряда исследователей является основным отличительным признаком обрядового текста от обычного.

Функционирование обрядового текста осуществляется на основе взаимодействия парадигматических и синтагматических связей лексики, которые позволяют систематизировать обрядовую лексику, асистемный пласт лексики, представив ее, например, в виде иерархии терминов. Точное воспроизведение текста — залог его существования, его основная функция, придающая силу истины ему. Назначение любого текста — коммуникативное, и осуществляется оно при помощи диалогаего границы динамичны, протяженность может быть любойв зависимости от смысловой целостности он может выступать в ипостаси «слова», «словосочетания», «предложения» и т. д. Принимая «внешний вид» слова, текст влечет за собой и обусловливает синтагматический ряд понятий и терминов, трактовка которых невозможна без знания кода обрядового текста. Любому тексту может быть присуща разнокодовость, внешняя и внутренняя перекодировка, а обрядовому текстуодновременная разнокодовость, которая способствует максимальной сохранности информации, неоднократно дублируя ее. Эта уникальная особенность дала нам возможность реконструировать обряд.

Между погребально-поминальным текстом и текстами семейного и календарного циклов обнаруживается благодаря единой языковой базе тесная связь.

В ходе исследования мы рассматривали обряд как компонент сложного информационного языка народной культуры, как текст, подчиняющийся языковым, текстовым законам, и как явление культуры, с учетом основных культурологических категорий. Репрезентаторами культурологических категорий являются культурные оппозиции, построенные на противопоставлении бинарно-различительных признаков. Они репродуцируют один из древнейших типов человеческого мышления — мифопоэтический. На основе этих наборов двоичных признаков конструируются универсальные знаковые комплексы, эффективное средство усвоения мира первобытным сознанием. Эти наборы явились универсальным средством и для описания семантики. Мы обнаружили, что благодаря культурным оппозициям логично любое действие, совершаемое в обряде, а текст наполнен смыслом. Количество культурных оппозиций ограничено, их немного, но они универсальны. Оппозиции являются как бы каркасом, моделью представлений о мире. И погребально-поминальный обряд, являясь составляющей картины мира, также использует культурные оппозиции, выбирая приемлемые для себя.

Мы доказали, что в погребальном обряде и акт, как знак, может быть по характеру сакральным или языковым, что обрядовые акты образуют составные части обряда, а они определяют его структуру.

Выявили, что похоронный обряд соткан из ряда церемоний, что каждой из них свойственны определенные действующие лица и своя направленность действия. В структуре погребального обряда мы выделили три этапа: допохоронный, собственно похоронный, послепохоронный. Основным параметром структуры обряда является обрядовое время {фсеткы рсестсег), от которого зависят последовательность и ритм исполнения ритуальных действий.

Мы доказали, что похоронно-поминальный комплекс осетин включает обязательные акты (сенсемсенг архайдтытсе), факультативные акты (сенсемсенг сеххсестгсенинаг чи нсеу, ахсем архайдтытсе), сквозные обрядовые акты (стсем фсеткы архайдтытсе), что состав обрядовых актов погребально-поминального комплекса обозначается обрядовой терминологией (фсеткы терминологийсе). Погребальную обрядность обслуживают и межобрядовые термины (Эыуусе хицсен сегъдауимсе бает терминтсе).

В осетинском похоронно-поминальном комплексе нами выделены лексико-тематические группы терминов — это термины, называющие обрядовые действиятермины, называющие обрядовые актытермины, называющие участников обрядовых актов и умершеготермины, называющие локусы обрядатермины, называющие материальные компоненты обряда: предметы-символы, обрядовые яства.

Наличие большого числа хистытсе (поминок) по умершим родственникам мы связали с верой осетин в загробную жизнь, с тем, что осетины считают, что умершие и на том свете нуждаются в пище, тепле и свете, как и живые люди. Отсюда поговорки (сембиссендтсе): Мард сефсис нее зоны «Мертвый не знает насыщения», Марды гуыбыны бирсе цсеуы «В желудке покойного много помещается».

Описывая обрядовый текст как целое, мы прибегнули к методам анализа и формализации текстов, разработанных на лингвистической основе и применяемых к «малым» жанрам.

Мы выяснили, что тема смерти связана с особенностями древних религиозно-мифологических представлений осетинского народа и широко представлена в осетинской паремии.

Характерной чертой текстов «малых» жанров (пословиц, поговорок, загадок, благопожеланий, проклятий и т. п.) и фразеологизмов является их способность соотноситься одновременно и с уровнем мифологии, и с уровнем реальности, причем мифологичность оказывается более прозрачной, чем архаичность фразеологизмов.

Загадки (уыци-уыцитсе), имеющие отношение к тематическому полю «смерти» и «похорон», — это загадки со скрытыми концептами: смерть, гроб, могила, кладбище, поминки. Каждый из них имеет свой набор замещающих номинаций.

Осетинские формулы пожелания смерти адресату удивительно изобретательны и многочисленны. Они рассмотрены в работе и как ритуал, и как текст.

Специфика проклятий (селгъыстытсе) — краткость, нераспространенность, образность, идейно-смысловая значимость, яркость, поэтичность языка и образов. Проклятия (селгъыстытсе) оформлены в восклицательные предложения, глагол в них стоит в повелительном наклонении, он совершенного вида. Такие селгъыстытсе более категоричны, экспрессивны и обладают повышенной динамичностью.

Среди формул недобрых пожеланий наиболее распространены такие, которые являются односоставными определенно-личными предложениями, в которых сказуемое имеет форму 2-го лица единственного числа. При переводе проклятий на русский язык определенно-личное предложение преобразуется в инфинитивное.

Реже встречаются формулы, имеющие структуру определенно-личных предложений, в которых сказуемое имеет форму первого лица единственного числа.

При обязательном использовании в разговорной речи для усиления экспрессивности междометия гъсе (гъсе, дсе мард дын фенон «ах, чтобы я видел твою смерть») вставляется слово куыд «как», выполняющее функцию усилительной частицы. А к концу предложения добавляется второе междометие гъе, обозначающее ужас при недобрых пожеланиях и ситуацияхпроизносится протяжно. Эмоциональную особенность подобных предложений передать почти невозможно. Глагол (сказуемое) в таких конструкциях имеет форму только прошедшего времени изъявительного наклонения любого лица обоих чисел.

В безличных предложениях сказуемое выражено глаголом во всех четырех наклонениях и в трех временахсамым продуктивным является повелительное наклонение. Глаголы других наклонений встречаются реже.

По сравнению с русским языком, в котором клятвенные формулы чаще всего оформляются в виде односоставных предложений, в осетинском они представляются как односоставными, так и двусоставными предложениями.

В осетинских формулах двусоставной структуры сказуемое обычно выражено глаголом третьего лица повелительного наклонения, субъект же именем существительным. Такие формулы менее фразеологичны. Главные члены имеют свободные взаимоотношения.

Но много и таких формул, в которых компоненты семантически более спаяныони фразеологизированы в большей степени и к тому же общее значение в них мало зависит от прямых составляющих элементов.

Повелительное наклонение является главной формой, организующей большинство формул. Если формулы пожеланий выражены глаголом, то повелительное наклонение является обязательным по законам осетинской грамматики.

Но в осетинском языке побуждение не всегда обращено только к собеседнику, адресатом обращения является и третье лицо в обоих числах.

В осетинском языке встречаются также формулы недобрых пожеланий, состоящие лишь из одного словаср. апыгуыл «закатись» (в значении «умри») — амсел «умри" — это императивные однословные формулы, представляющие собой нечленимые предложения. Подобные вербальные глагольные единицы составляют специфический разряд глагольных основ с повелительно-восклицательным значением.

Наблюдаются в осетинском языке селгъыстытсе, связанные с постоянным компонентом стсен, не имеющим самостоятельного значения, образующим сочетание со словами, обозначающими обычно «авторитеты»: умерших, святых и т. д.

В структурах формул не каждое слово является активным компонентом. Есть понятия, связанные с темой смерти, обозначения которых чаще всего представлены в формулах.

Эвфемистическое употребление некоторых слов объясняется воздействием надъязыковых представлений на формирование погребальной лексики. Прежде табуируются основные понятия, связанные со смертью, посмертным состоянием, смертельным концом человека, и опять же здесь выявляется тенденция скрытия, утаивания, переходящая и на название, и на саму реальность смерти.

Выявлено, что и отдельные слова, и определенные факты природы, а также общественной жизни могут служить основой для возникновения фразеологических или фразеологизированных конструкцийчто метафоричность выступает как показатель менталитета народа — носителя языка: проявляется в преобладании типов текстов в разных культурах, объясняет существование текстов для «внутрикультурного употребления», что прежде всего отражается в образных средствах языка, где культурно значимая информация выражена в коннотативном аспекте значения и играет важную роль при участии языковых средств в смыслопостроении. На примере эпитета cay «черный» нами показано, что восприятие цвета носит ярко выраженный национальный характер, который определен историей, бытом, спецификой восприятия окружающей действительности и нравами, в частности осетин.

Традиционные речевые жанры паремиологического типа принадлежат одновременно лингвистике, фольклористике и этнографии. Формулы угроз, проклятий, пожеланий и заклинаний рассматриваются этими дисциплинами как традиционно воспроизводимые факты речевого поведения.

Они сохраняют большую степень архаики, ритуально-мифологических признаков и высокий уровень их внетекстовых связей, большую устойчивость и клишированность, что позволяет сохранять образные элементы отживших уровней культурыимеют значительно большую живучесть за счет их тематической и коммуникационной привязанности к явлениям и ситуациям повседневной жизни. Их отличает краткость: они состоят из одной-двух фразграницы между текстами «малых» жанров и фразеологизмами в осетинском языке размытыони амбивалентны: обращаются к элементам сверхъестественного уровня и в то же время привязаны к явлениям и ситуациям повседневной жизни и осуществляют соотнесение этих двух уровней, являются проекцией верований на уровень быта, поведения человека, окружающих его явлений. Фразеологический компонент языка, как оказалось, и производили формирует элементы и черты культурно-национального миропонимания.

Мы показали, что не язык, а текст отражает внутренний духовный мир человека, что он напрямую связан с культурой, потому что пронизан множеством культурных кодов, и хранит информацию об истории, этнографии, национальной психологии, национальном поведении.

Тексты малых жанров — специфические языковые формулы. Отражают они этнокультурные стереотипыв них представлено языковое народное сознание, они — воплощение народного миропонимания в своеобразной языковой форме.

В работе также выявлено, что все в погребальном обряде связано отношениями дополнительности и тавтологии, «работающими» на одну общую идею — переход человека в иной, потусторонний, мир.

Вещи или совокупность предметов характеризуют человека и являются его долей. Через предметный мир человек выражал себя, но и вещи характеризовали человека. Ритуальные предметы играют главенствующую роль в обряде, так как конкретизируют текст, несут в себе символическую и мифическую наполненность. Они выполняют как утилитарную функцию, так и представляют собой достаточно самостоятельное, живое существо, имеющее свой характер и свои определенные наклонности.

Исходя из того, что в этнографии обряд есть учет целой системы обрядовых ритуалов, актов, представляющих собой микроструктуры с определенными действующими лицами и обрядовым инструментарием, а лингвистический подход к обряду позволяет рассмотреть его как определенный культурный текст, «как некую последовательность символов, выраженную при помощи обрядового синтаксиса», мы, при изучении сути обряда, выявили, что сохраняться может лишь то, что актуально, что находится в функциональной связи с культурной системой. Если же обрядовый текст почему-то утрачивает эту связь с действительностью, в которой существует, он либо исчезает, либо приобретает новые функции. Каждый предмет в обрядовом употреблении несет семантическую нагрузку тогда, когда его свойства отвечают требованиям мифической символики.

Фиксация обрядовых символов, становление системы их форм, описание их формальной стороны и соотношения между ними в плане выражения, а также комбинации различных символов — реальных, акциональных и вербальных — составляют обрядовую синтагматику и обрядовую парадигматику. При анализе погребально-поминального обряда как явления традиционной культуры мы исходили из культурно-психологических основ обряда, связанных с особенностями традиционного быта и сознания.

Нами определено, что факты языка являются важнейшим источником для реконструкции элементов культуры, мифологии, народного языка, что решение многих собственно лингвистических задач требует обращения к широкому культурно-историческому и этнографическому контексту.

Культурно-исторический контекст, в котором «реально функционирует или функционировало слово, становится дополнительным источником, а в ряде случаев и решающим критерием реконструкции исходного значения слова и направления его семантической эволюции». Слово в мифологическом контексте сохраняет и выявляет наиболее архаические стороны своей семантики даже при наличии дополнительных надъязыковых символических функций, связей и оппозиций. Выявлено, что привлечение широкого этнокультурного контекста для реконструкции исходных значений и путей эволюции древнейшего пласта «культурных» слов помогает выяснить каждый предмет в погребальном обряде как со стороны его свойств, необходимых для воплощения обрядовой символики, так и со стороны его места в контексте обряда, его функции, связанной с местом, временем, агентом обрядового действия.

Каждый комплекс обрядовых действий пронизан причитаниями и плачами по умершему, они сопровождали весь похоронный ритуал. Причеты выполняли функцию бытового правового акта (в мотивах с констатацией смерти, в мотивах-оповещениях), функцию общественной оценки умершего (мотивы-некрологи) и психологическую функцию выражения горя (мотивы с темой скорби).

Причитания и плачи по умершему в похоронном обряде осетин репрезентированы рядом лексем.

Похоронные причитания — это часть комплекса некро-ритуальной обрядности. Они обладают характерными функциями в ее составе. Оплакивание предусмотрено в основных моментах: когда видят кончину близкого, когда обмоют и оденут покойника, когда принесут гроб, вынесут гроб из жилища, когда опустят гроб в могилу, по возвращении домой, где устраивают поминки. Причитания сопровождают обряд от начала до конца, составляют часть похоронного обряда и регламентируются его структурой. Причеты выполняют функцию бытового правового акта, функцию общественной оценки умершего, психологическую функцию выражения горя. Причитания с мотивом констатации факта смерти традиционно включают в себя обращения к умершему. Этот мотив передается в форме риторического вопроса, из которого следует, что умерший осиротил семью.

В плачах нашли отражение верования, выработанные народом в разные исторические эпохи. Тексты плача профессиональных плакальщиц усваивали, сохраняли и передавали в народе из поколения в поколение, потому что они отличались трагизмом, большой эмоциональной напряженностью, а это в свою очередь определяло языковой и поэтический стиль текста.

Этнографический материал свидетельствует о том, что в быту осетин было распространено как индивидуальное, так и хоровое оплакивание покойника. Плач выстраивается в рамках традиционной композиционной структуры при помощи отработанных многолетней практикой исполнения целостных фрагментов, формул, клише, общих мест, отражая в образно-поэтическом содержании произведения религиозно-мифологические представления в сочетании с реалиями жизни. Именно мотив является содержательной единицей сюжета, и он же «вырастает» в сюжетон элементарен и в структурно-содержательном плане самостоятелен.

Сюжетная структура текста плача не имеет последовательности развития событий от завязки до развязки, само повествование состоит из отдельных мотивов, которые создают образ оплакиваемого. Благодаря этому главным элементом повествовательной системы похоронного плача является персонаж-адресат: о нем идет рассказ, к нему обращены слова. Нет сюжетообразующего мотива, все они подчинены задаче создания идеального образа отца, мужа, сына, матери, дочери и др., причем этот образ не всегда или не во всем соотносится с реальным образом конкретного человека, хотя отвечает основному, который связан с представлениями о взаимосвязи мира мертвых и мира живых.

При сопоставлении однотипных текстов плачей мы пришли к факту: более устойчивая часть форма — композиция, набор мотивов, система поэтических средств, напев. В наибольшей степени импровизационным является содержание плача, которое впитывает в себя бытовые реалии, события сегодняшнего дня, эмоции, впечатления и личностные отношения. Благодаря импровизации актуализируется жизнедеятельность причитаний, они пополняются новыми образами, сохраняя при этом свою традиционную форму.

Импровизационный характер плача усиливается кумулятивной формой организации текста, когда идет нанизывание мотивов: к одному мотиву присоединяется второй, затем третий, четвертый и др. Каждый мотив укладывается в интонационно и синтаксически законченный отрезок с завершенной музыкальной мыслью, образуя цепь мотивов, которая может сокращаться, удлиняться, что создает впечатление о произвольном и спонтанном исполнении хъарсег 'а. Текст голошения построен так, что вся цепь мотивов, от ступени к ступени, от мотива к мотиву, служит раскрытию образа оплакиваемого, образа адресата (объекта) и субъекта действия (персонажа), являющегося описательным центром плача.

В повествовательной системе плача субъект действия (персонаж) и объект (адресат) совпадают, и мотивы и поэтические средства, которые используют плакальщицы для создания образа персонажа, традиционны и функциональны. Талантливая плакальщица использует символику, связанную с окружающим ее миром природы и жизненными реалиями, метафоры, сравнения в зависимости от содержания, объекта голошения и от эмоционального настроя, потому что так «принято», так диктует традиция. Главным показателем традиционности плачей является традиция напева. Хъарсег остается формой индивидуального высказывания и складывается в процессе исполнения на основе традиционно отработанных художественных приемов. В живом бытовании одной локальной группы напев плачей имеет одну-две мелодии, приложимые к различным по тематике текстам. Стойкая мелодическая форма напева говорит о преобладании в обрядовом плаче традиционно-художественного начала над эмоционально-импровизационным.

Повествовательно-монологическая форма композиции похоронно-поминальных плачей содержит лирические отступления, которые вводятся в виде снов, воспоминаний, предположений-прогнозов, в которых плакальщица высказывает свое отношение к случившемуся, обращается к друзьям умершего, к родственникам и т. п.

Лирические отступления в осетинской причети подчеркивают общий эмоциональный настрой плача, помогают ярче, полнее осознать случившееся. При этом используется прием контраста, противопоставляется горе и подавленное состояние близких усопшего с радужными картинами природы, с бывшей счастливой и благополучной жизнью.

Основным назначением зачинов похоронно-поминальных причитаний осетин является введение присутствующих в реально происходящие события. Среди функций зачина похоронной причети выделяется архаичная, связанная с воззрениями древнего человека на смерть, а также с представлениями о душе.

Следующая за зачином часть похоронно-поминальных причитаний представляет собой совокупность сложных мотивов и образов, расположенных в определенном порядке. Большинство из них не имеет строго закрепленного места в причитании, потому что на их расположение влияют содержание акта обряда, ситуация, рождающая причитание, вид причитания, его направленность, а также мастерство плакальщицы.

В осетинской причети наличествуют определенные излюбленные образы, присутствует богатейший ряд таких же общих и постоянных формул. Темою и предметом осетинских плачей являются воспоминания о личных отношениях с усопшимразличные случаи из его жизни, случаи доброты его души, его слова и наставленияего значение для семьи, соседей, окружающих, сослуживцевпросьба передать наказы, приветы ранее умершим предкам, с которыми покойник встретится на том светеобещание молиться за него и часто вспоминать среди живых, обещание посещать могилу, как в поминальные дни, так и в другое времянередки обращения-наказы от имени усопшего к живым, невыполнение которых может вызвать всеобщее презрение и осуждениевводятся также мифологические образы.

Сюжетообразующие мотивы осетинских похоронных причитаний многочисленны и разнообразнынаиболее регулярным является мотив тяжелой жизни, горя, гроба, а также описания умершего, характеристика нравственных и физических качеств егомотив вдовьей доли и сиротства, а также представления о смерти и загробном мире.

В содержании осетинских похоронных причитаний обнаруживается ряд исторических напластований. Одни из них отражают первобытные представления человека о загробном мире, о загробной жизни, другие сохранили духовные мотивы о расставании души с телом, о потустороннем мире, третий слой составляет отражение семейного и общественного уклада жизни. Все эти напластования, кроме самого последнего, носят характер поэтических мотивов.

Погребальные обряды в различных районах Осетии однообразны и устойчивы, и место плача в обрядах, их объем полностью зависит от состояния поэтической традиции в данном селе или районе и от искусства исполнительницы: это краткие, подчас не связанные с ходом обряда, вкрапления, или же причитаниями сопровождается каждый этап обряда.

Традиционное содержание плача — прекрасный памятник народной поэтической традиции. Выявлено, что с введением бытового материала, который зачастую перекрывает традиционное содержание и становится самодовлеющим, плач явно проигрывает в поэтическом плане, хотя это нарушение поэтических канонов не выводит его за пределы жанра.

Бытовой материал помогает причитанию быть живым и конкретным. Принципы введения его в плач несложны. Таким материалом обрастает в основном распространенный традиционный мотив.

Замечено, что бытовой жизненный материал разрастается в самостоятельный мотив, претерпевая при этом характерные для причитаний трансформации, и в таком виде становится органической частью причитания.

Мы убедились, что обрядность любого народа представляет тот слой культуры, который несет основную этническую нагрузку, ее основой являются традиционность и устойчивость форм. Несмотря на значительную степень разрушенности и неотвратимость определенных эволюционных преобразований, обрядовая сфера сохраняет отдельные элементы очень архаичных структур и глубинной мифологической семантики. Если проследить изменения и инновации, происходящие с ней в различные периоды и в разных социальных средах, пытаясь реконструировать ее древнейшие и древние пласты, то можно получить наиболее полное и глубокое представление об этнической истории народа, эволюции его мировоззрения, связях с другими этносами, а также различных аспектах духовной и материальной культуры. Обряды и обычаи есть своего рода хранители достижений прошлого: с их помощью этнос воспроизводит себя, свою культуру и характер из поколения в поколение, а это дает возможность считать преемственность обрядов, обычаев и традиций своих предков одним из законов жизни, потому что следование им, участие в различных ритуальных действиях позволяет индивиду ощущать себя не только индивидуальной личностью, но и членом определенного этнического, социального и возрастного сообщества. Это укрепляет его связь со своим народом и является главнейшим фактором сохранения и развития этнического самосознания, в котором отражался в той или иной мере весь путь, пройденный этносом.

В осетинском похоронном обряде нами выявлены черты, сходные с обрядами северокавказских народов. Пути проникновения северокавказских обрядов, причитаний и других моментов, связанных с погребальной обрядностью, в осетинскую среду были самыми разнообразными. Соседство, многовековые исторические связи, наличие смешанных браков, отходничество и т. п. — все эти факторы способствовали непосредственному и систематическому обмену поэтическими достижениями, взаимовлиянию обрядов и обычаев.

Основным средством создания образов осетинских похоронных причитаний является язык, а основным лексическим материалом, при помощи которого создается словесная ткань похоронных причитанийобщеупотребительные слова осетинского языка, которые в плачах могут иметь самые различные смысловые оттенки. Каждое слово в хъарсег связано с общей эмоциональной напряженностью обряда, в его системе оно приобретает особую эмоциональность и выразительность. В причитаниях нет языковых фактов, безразличных для их стиля. Каждое слово плача участвует и в построении его художественного образа, и в создании особого стилистического настроя, и в создании художественно-изобразительных средств.

Язык осетинских похоронных причитаний по своему качеству отличается от разговорного тщательным отбором слов, осуществленным многовековой традицией. Он характеризуется отработанностью, гармоничностью и целеустремленностью средств выразительности.

При анализе языка осетинских похоронных причитаний мы учитывали специфику самого жанра причитаний. Трагизм, большая эмоциональная направленность обусловили специфику их поэтического языка, определили всю систему словоупотребления и употребление стилистических фигур и тропов. Язык хъарджытсе способствует созданию необходимого поэтического колорита, выражает то или иное отношение исполнительницы к умершему, к его родным и близким.

Характерной чертой лексики осетинских похоронных причитаний является ее эмоционально-экспрессивная окрашенность, оснащенность ее оценочно характеристическими смысловыми оттенками, что обеспечивает глубокое своеобразие жанра и дает возможность говорить об особой лексике. Включение этнографических деталей и предметов обихода, а также собственных имен делает похоронные причитания жизненными и правдоподобными, а это лишнее подтверждение связи осетинских хъарджытсе с жизнью и с живой речью осетинского народа.

Язык осетинской похоронной лирики поражает обилием красок и художественной яркостью изображаемых картин. Достижению этого способствуют разнообразные средства художественной выразительностиэпитеты, сравнения, метафоры и т. д., и это дает все основания говорить о тонком эстетическом чутье исполнительниц похоронных причитаний.

Поэтические достоинства осетинских хъарджытсе, на наш взгляд, остаются почти незамеченными, а их художественные богатства — не вполне ясными для тех, кто пользуется подстрочно-смысловыми их переводами. Порою многие поэтические особенности осетинских хъарджытсе, касающиеся средств изобразительности, художественных свойств осетинского языка и его выразительных возможностей, невозможно полностью передать в переводе на другой язык. Характерной особенностью художественной природы хъарджытсе является метафоричность языка, а выразителем их своеобразияобразная номинация (эпитеты, сравнения, метафоры, символы, гиперболы и ДР).

Наиболее употребителен в ритуальном плаче осетин хъарсег — эпитет, который по частоте употребления существенно преобладает. Наличествуют как общефольклорные, так и специфические эпитеты, причем как сложносоставные, так и простые.

Другим средством является сравнение, которое в хъарсег специфично в жанровом отношении.

По целостному представлению, по признаку и действию осетинский обрядовый плач отличается своеобразием и определяется образной системой осетинской народной поэзии, что подтверждается тяготением образов сравнений к символике и эпитетике.

В плачах выявлены также взаимопереходы между метафорой и сравнением. Часто используются метафорические эпитеты, в которых в роли эпитета наблюдаются как прилагательные, так и существительные.

Метафорические замены в плачах потеряли связь с табу и приобрели изобразительную функцию.

Специфические символы смерти, горя, сиротства используются с помощью символического описания.

Гипербола в хъарсег несет психологическую и эмоциональную нагрузку. Прием гиперболизации в обрядовом плаче используется для передачи возрастающей эмоциональной напряженности, усиления драматизма плача, приукрашивания индивидуальных человеческих качеств усопшего.

Мы показали, что обрядность с помощью этнографических и мифологических свидетельств способствует рассмотрению экстралингвистического плана духовной культуры и является богатейшим источником реликтов народной культуры. Для носителя традиционной культуры обряд — сложнейший компонент информационного языка народной культуры, представляющий собой «текст в семиотическом смысле слова» и обладающий дополнительной возможностью выражения. Мы убедились, что этнографические и археологические элементы в качестве характерных черт этнопсихического склада народа значительно устойчивее языка: если народ так или иначе утрачивает свой язык, он никогда не теряет полностью характерных особенностей своей души.