Лингвистическое моделирование русской наивной этики

Сформулированный В. фон Гумбольдтом тезис о том, что «язык доказывает свою полезность как инструмент познания в науках о человеке», в современном языкознании развивается в русле ряда направлений, имеющих отчетливо выраженный антропоцентрический характер. Наивная мораль в качестве объекта исследования органична для лингвистической философии (В.В.Колесов, Ch. L. Stevenson), лингвокультурологии (А. Вежбицкая, Е. М. Верещагин., В. Г. Костомаров, В. А. Маслова, Ю. С. Степанов, Е. Ф. Тарасов, В. Н. Телия, Г. Д. Томахин, Н.Ф. Алефиренко), этнолингвистики (A.C. Герд, Н.И. Толстой) и этнопсихолингвистики (Ю.А. Сорокин, Н. В. Уфимцева, В. А. Пищальникова, Т.А. Голикова). В этих областях сделаны фундаментальные открытия, связанные с особенностями русской ментальности, в том числе с национальной системой ценностей. О том, что язык является «проводником» в мир морального сознания, убедительно свидетельствуют также результаты когнитивно ориентированных семасиологических исследований, посвященных образу «внутреннего человека» в языковой картине мира (Ю.Д. Апресян, Е. В. Урысон, М. П. Одинцова, М. В. Пименова, З. К. Темиргазина, О. Н. Кондратьева, Е. В. Коськина, И. В. Бурное и др.). В структуре самого языка выделены участки, эксплицирующие «кодекс морально-нравственных правил, оценок бытия» [Телия, 1996: 74], — фразеология, паремии. Фундаментальные исследования русской идиоматики как в традиционной (систе-моцентрической), так и в новейшей (антропоцентрической) парадигмах в теоретическом плане способствовали уяснению вопроса о сущности национально-культурной специфики языка, а в практическом — получению объективных сведений об особенностях национального мировидения (Г.Л. Пермяков, Ю. В. Рождественский, В. Н. Телия, Д. О. Добровольский, В.М. Мокиен-ко, С. Г. Алексеева, А. П. Бабушкин, В. М. Огольцев и др.). Представления об особенностях русской национальной системы ценностей, полученные в результате анализа языка, коррелируют с данными этносоциологии, русской классической и современной социальной философии (Касьянова, 2003; Русские: этносоциологичесие очерки, 1992; Лосский, 1991; Бердяев, 1990; Хомяков, 2005 и др.).

Представители одного из течений современной семасиологии, известные как исследовательская группа «Логический анализ языка», в конце XX века сделали шаг к обобщению лингвистического материала. В 1998 году состоялась конференция, посвященная моральной философии и этическим концептам. Материалы конференции отражены в коллективной монографии «Языки этики», вышедшей в 2000 году. Однако, несмотря на значительные достижения, проблема «наивной морали» русского человека как объекта антропоцентрической семантики далеко не исчерпала себя. Предлагаемая работа относится к исследованиям Омской лингвоантропологической школы, в которой образ человека рассматривается как репрезентированный «всей системой семантических единиц, структур и правил того или иного языка» [Одинцова, 2000: 8].

Актуальность исследования обусловлена задачей выделения и описания тех аспектов языкового воплощения наивной этики, которые пока не получили в русистике достаточного освещения. Назовем и охарактеризуем эти аспекты.

1) Семиотический аспект. Исследование этической семантики методологически значимо с точки зрения глобальной теоретико-лингвистической проблемы — проблемы взаимодействия языковой формы и неязыкового содержания. Ограничив языковой материал денотативно, мы приобщаемся к размышлениям по поводу того, «в какой мере и в каких случаях функционирование языковых выражений зависит от „объективных“ свойств обозначаемой ими внеязыковой действительности» [Булыгина, Шмелев, 1997: 7- Шмелев, 2002]. В многочисленных констатациях данной зависимости фактор внеязыковой действительности обозначается как природа обозначаемого предложением явления [Мельничук, 1969: 173], класс референтов [Колесов, 2002: 258], тип диктумного содержания [Шмелева, 1997: 95- Демешкина.

2000: 94- Орлова, 2002а: 84], предметная область [Баранов, Кунина, 2002: 232], номинативная сторона, соотнесенность языковых элементов с обозначаемыми ими внеязыковыми объектами [Красных, 2001: 205], участок мира [Почепцов, 1990] и т. д. Весьма ценными представляются наблюдения Р. И. Розиной над регулярной многозначностью слов одного тематического класса. Автор ставит задачу «вывести концептуальные структуры, задающие парадигму регулярной многозначности слов каждого тематического класса» [Розина, 1999: 163]. В упомянутых работах утверждается влияние означаемой внеязыковой действительности на систему переносных значений лексических единиц (В.В. Колесов, Р.И. Розина), на субъективные параметры высказывания и текста (А.Г. Баранов, Т. В. Шмелева, A.C. Мельничук, Т. А. Демешкина, Н. В. Орлова, М.Н. Кунина), на специфику текстопорожде-ния (В.В. Красных). На взаимовлияние действительности и языка указывают данные фразеологии. В. М. Мокиенко, рассматривая фразеологизмы в исторической ретроспективе, показывает «как лингвистические приемы добывания внеязыковой информации, так и особое значение последней при углубленном познании русского языка» [Мокиенко, 1999: 7] (курсив мой — И.О.). Обширные фактические сведения о внеязыковой обусловленности лексико-грамматической, семантико-синтаксической, прагматической организации предложения и текста содержатся в трудах представителей отечественной ономасиологии. Имеются в виду исследования семантических типов предикатов и предложений (Н.Д. Арутюнова, Т. В. Булыгина, Т. В. Шмелева, О. Н. Селиверстова, И.В. Башкова), изучение ономасиологически заданных типов дискурсов (Е.В. Гейко, Т.А. Демешкина).

О том, каким образом вычленяется и определяется в настоящей работе «содержание», референтная область наивной этики, будет сказано ниже. Пока заметим, что в свете указанной проблемы в диссертации рассматриваются типичные для исследуемого фрагмента действительности языковые и речевые средства его концептуализации. Вопрос о том, что органичнее для языка наивной этики и этически релевантных коммуникаций, ставится и решается с учетом таких параметров, как специализированные / неспециализированные, нейтральные / стилистически маркированные, образные / необразные средства языковой системыисследуются предпочтения в области репрезентируемых языком содержательных форм концептуальной информации (понятие, образ, эмоция, представление и т. д.) прямая / непрямая коммуникация. Кроме того, неязыковое содержание рассматривается в работе как фактор, который актуализирует некий набор существующих в языке локальных нежестких систем, поддающихся выявлению и описанию.

Заявленный аспект предполагает рассмотрение материала в свете известного положения Э. Бенвениста о двух уровнях означивания посредством языка — семиотическом и семантическом. Большинство имеющихся лингвистических исследований наивной этики обращены к ее ключевым словам I и их сочетаемости (обзор в параграфе 1.1.2.). Специализированная лексикаформа прямого выражения морально-этического содержания, что подразумевает ее безусловное отнесение к семиотическому уровню означивания. В предлагаемой работе показано, что признаками принадлежности к семиотической системе языка обладают не только слова-знаки1. Исследуемое денотативное пространство предполагает значительную степень непрямого означивания в языке, что заставляет обратить внимание на систему неспециализированных средств выражения этического содержания. В настоящей работе репрезентанты такого рода рассматриваются на всех языковых уровнях. Систематизирован словарный материал, в котором этическое содержание манифестируется некорневой морфемой, и выявлен морфемно-словообразовательный потенциал языка этики. Проанализированы валент-ностные предпочтения этических предикатов и другие высокочастотные синтаксические явления. Перечисленные типы репрезентантов отвечают указанным выше критериям «семиотичности» системы (могут быть исчислены, подчиняются правилам совместимости.). Рассматривать их как безусловно.

1 Прямые номинации этических категорий представлены в нашем исследовании сплошной выборкой из Толково1 о словаря русского языка [Ожегов, Шведова, 2001]. принадлежащие семиотическому уровню означивания невозможно: такое толкование нарушило бы другие сформулированные Э. Бенвенистом критерии. Правила, о которых писал ученый, «не зависят от природы и количества речевых произведений» [Бенвенист, 1974: 81]. Кроме того, «семиотическое означивание в принципе свободно и независимо от всякой референции» [Бенвенист, 1974: 88]. В данном же случае речь пойдет о значениях, релевантных лишь в границах высказываний, текстов, дискурсов этической тематики, соотнесенных в действительности с миром моральных отношений. Однако сама возможность выделения признаков принадлежности к знаковой системе у неспециализированных единиц разных уровней, с нашей точки зрения, существует. В предлагаемой концепции она обусловлена широким толкованием категории системно-языкового значения и в целом явления системности в языке, о чем ниже будет сказано подробнее.

Семантический, по Э. Бенвенисту, уровень означивания, предполагающий неограниченное количество единиц и всевозможные комбинации их сочетаемости, представлен в диссертации речевыми образованиями разного объема, извлеченными из разнообразнейших по жанру, стилю, типу говорящего текстовых источников. Как справедливо отмечает В. В. Дементьев, семантическое начало в языке «проявляется в том, что интерпретацию знака включен человеческий фактор, делающий результирующий смысл в конечном счете непредсказуемым» [Дементьев, 2000: 34] (курсив мой — Н.О.). Реконструируемые по текстам этические «представления» (социально-типизируемые и индивидуальные), будучи субъективной формой знания, соотносятся исключительно с семантическим уровнем и, соответственно, транслируются в процессе непрямой коммуникации.

2. Когнитивный аспект. Из сказанного выше ясно, что система разноуровневых языковых значений, вовлеченных в сферу репрезентации наивной этики, становится в исследовании основой построения семантических моделей, в которых в качестве объекта моделирования выступает язык наивной морали. В соответствии с задачей реконструировать по данным языка феномен из иного, концептуального мира языковые модели интерпретируются с когнитивных позиций: выстраивается модель, объектом которой является та или иная черта мегаконцепта «мораль / нравственность». Речь идет не о частных этических концептах типа «совесть», «порядочность» и др., а о когнитивных образованиях, которые можно определить как интегральные («сквозные») в мегаконцепте и куда входят как перечисленные, так и другие этические концепты. В нашей работе они обозначены «родовым» для понятийно-терминологического аппарата когнитивной лингвистики термином когнитивные структуры (КС). Гипотеза о существовании таких КС основана, во-первых, на получившей признание [Попова, Стернин, 2002] идее системности концептосферы, во-вторых, на тех сведениях о наивной морали и ее языковой репрезентации, которые уже введены в научный оборот. Например, такие черты этических оценок, как рационалистический характер и ориентация на норму, называются в известной работе [Арутюнова, 1988].

Значительный интерес представляет для нас корреляция между типами языковых единиц, репрезентирующих этические смыслы, ядерно-периферийным устройством мегаконцепта «мораль / нравственность» и субъектами моделируемых «этик». В этом плане методологически плодотворной представляется выстроенная Е. Л. Березович иерархия «языковых носителей концептуальной информации», отражающая «снижение объективированности и нарастание субъективных моментов при трансляции этой информации» [Березович, 1999: 39]. Разделяя идею о том, что личность располагает тремя структурами знаний и представлений — индивидуальной и двумя коллективными [Красных, 2001], исходим из того, что в языке репрезентируются: (а) общая для целого национально-лингво-культурного сообщества составляющая этического сознания- (б) социумные знания и представления- (в) индивидуально-личностные знания и представления. Можно предполагать, что по мере укрупнения носителей концептуальной информации (они, как сказано выше, взяты нами в диапазоне от морфемы до текста) будет возрастать доля субъективного и осознанного говорящим, а наряду с инвариантной составляющей концепта будет проявляться социумная и, далее, индивидуально-личностная составляющая. Инвариант естественно соотнести с ядром концепта, индивидуальные знания и представления — с периферией. В работе исследуются все три названных составляющих этического сознания (в меньшей степени последняя). Инвариант моделируется на основе лексических, лексико-словообразовательных данных и грамматики высказывания (2, 3 главы работы) — семантико-когнитивный анализ социумных этических представлений обращен к высокочастотным разноуровневым, в том числе текстовым, «носителям концептуальной информации» в соответствующих дискурсах (4 глава) — этика личности реконструируется также по дискурсу, при этом делается акцент на нетипичном (4 глава). В результате мегакон-цепт предстает как полевая модель.

В реконструкции фрагментов мегаконцепта «мораль / нравственность», его КС и особенностей ядерно-периферийного устройства и заключается когнитивный аспект исследования.

3. Социокультурный аспект. Вопрос о субъектах и субъективных факторах наивной морали открывает еще одно направление исследования — социокультурное. Применительно к постперестроечной эпохе в России нередко говорится о расшатывании морально-этических установок и даже (в связи с современным литературным направлением — постмодернизмом) об отсутствии абсолютных ценностей. Следствием указанных процессов некоторые лингвисты — участники Всероссийской научно-методической конференции «Культурно-речевая ситуация в современной России.» [Васильев, 2000: 35- Вепрева, 2000: 36- Верещагин, Костомаров, 2000: 44] - назвали языковой регресс, выразившийся, в частности, в «отмирании традиционных этических понятий», «ослаблении позиций этических глаголов» и т. д. Полагаем, что только постоянный лингвистический мониторинг проблемы может прояснить ситуацию, обозначенную рядом исследователей как языковой и нравственный регресс.

Данная работа основана на лексикографических и текстовых источниках, которые с точки зрения хронологических границ могут быть охарактеризованы как русский язык XX века. В них отражены, во-первых, универсальные черты всякой наивной этики (например, ориентация на норму, аксиологич-ность, уподобление аморального человека животному, осмысление этических понятий в категориях пространства и др.). Во-вторых, черты, относительная актуальность которых в различных национально-лингво-культурных сообществах не совпадает. Например, национальной этической константой считаем соборность сознания русского человека, выраженную, как будет показано, предельно «объективированными» языковыми носителями концептуальной информации. В то же время данное свойство по-разному и в разной степени представлено в речи людей из разных социальных групп. Социокультурная дифференциация и, соответственно, введение в исследование социокультурного аспекта обусловлены именно большей либо меньшей релевантностью той или иной когнитивной структуры в этических дискурсах членов разных социумов. Важнейшие для социума ценностные категории попадают в поле нашего зрения в том случае, если они, так же как абстрактные когнитивные структуры, оказываются тем или иным образом «выдвинутыми» в соответствующих текстах.

Исследование этического сознания современного школьника (тексты 1998; 2003 гг.) в первую очередь имело цель выяснить, в какой мере и в какой форме представлен в его речи инвариант. Наблюдения над онтогенезом системы ценностей в работе имеют вспомогательный характер, хотя, безусловно, они интересны и сами по себе, поскольку в данном случае мы имеем дело со специфическим социумом: его мировоззрение формируется в эпоху социально-политических и культурных перемен. Высказывания и тексты, ставшие основой реконструкции некоторых черт «этики интеллигенции» и морального сознания «простых людей», по времени создания приходятся на советскую эпоху. Мы не будем говорить об «этике советского интеллигента» или «морали колхозника», поскольку выявленные различия не затрагивают «идеологических» аспектов этического сознания.

Обозначенная в общих чертах проблематика исследования позволяет следующим образом определить его объект и предмет. Объект изучениярепрезентированные современным русским языком и специфически отраженные в дискурсах отдельных социумов существенные черты, свойства, характеристики «наивной этики» как фрагмента концептуальной картины мира. Предмет — разноуровневая система средств прямой и непрямой репрезентации ряда категориальных смыслов в составе данного фрагмента, а также языковые / речевые средства, опредмечивающие такие формы бытия концептуальной информации, как образ, понятие, представление и др.

Целью исследования является реконструкция тех этических знаний и представлений современного русского человека, которые репрезентируются языковой формой. Частным случаем проявления языковой формы, как известно, является внутренняя форма слова — понятие, связанное с мотивированностью слова и производное от него. Данное явление рассматривается в работе как детерминирующее образный либо понятийный способ представления концептуальной информации в главе, посвященной содержательным формам мегаконцепта. В целом же языковая форма понимается шире. Говоря о формальных репрезентантах, мы имеем в виду, что реконструируемые когнитивные сущности («черты», характеристики мегаконцепта, о котором идет речь) не просто способны выражаться с помощью языка, а выделены, актуа-лизованы в нем. Полагаем, что только в этом случае можно говорить о внутренней форме языка, или «той зоне языка, где форма проникает в содержание, а содержание в форму"[Плотников, 1989: 14]. Об актуализации свиде-тельствовуют количественные показатели: на лексическом уровне — «номинативная плотность» какого-либо участка наивной этики (см. о русском гостеприимстве в [Стернин, 1999: 17]) либо избирательность в сфере уже упомянутой внутренней формы слована лексико-словообразовательном — высокая частотность словообразовательной модели в этическом словнике, на грамматическом — частотность синтаксической конструкции в высказываниях с этическими предикатами и т. д. В конечном итоге главным признаком актуализации является системность языковых средств, репрезентирующих ту или иную «черту».

Основная наша гипотеза состоит в том, что область референции, в данном случае наивная этика, детерминирует некоторые особенности ее ментальной и, как следствие, языковой / речевой репрезентации. Системность языковых средств, о которой идет речь, имеет функциональную природу. Данные средства (морфемы, служебные слова, синтаксические конструкции и др.) выражают в системе языка не собственно этическую семантику, но такую (как правило, абстрактную), которая оказывается пригодной для содержательной трансформации (конкретизации) при попадании в означенную ономасиологическую область. Аналогичные, но не тождественные феноменыречевая системность функционального стиля [Кожина, 1977]- «функциональная системность текста и авторского сознания» [Бутакова, 2001: 34], а также понятийные, грамматические, семантические категории, функционально-семантические поля, коммуникативные регистры речи, которые исследовались в лингвистике в рамках функциональной грамматики [Бодуэн де Кур-тенэ, 1963; Мещанинов, 1978; Золотова, 1973; Золотова, 1982; Бондарко, 1983; Стексова, 2002].

Специфика системности, о которой идет речь в настоящей работе, состоит, повторимся, в том, что ее ограничивает область референции. Поскольку системные отношения не лежат на поверхности, а выявляются, или, что в данном случае то же самое, устанавливаются исследователем, а полученные в итоге модели представляют собой интерпретацию языковых фактов, правомерен вопрос о верификации результатов. В когнитивной семантике в качестве одного из верификационных приемов рассматривается сопоставление полученных моделей с данными смежных наук, чаще всего психологии, социологии, культурологии. Для данного исследования, если учесть его предмет, наиболее естественным и надежным объектом сопоставления представляются постулаты теоретической этики, размышления моралистов о сущности, проявлениях, развитии морального сознания и нравственной практики. Таким образом, для проверки сформулированной выше гипотезы необходимо решить следующие задачи:

1) выявить критерии, позволяющие определить область референции, и решить вопрос о границах соответствующего ей языкового материала;

2) исходя из эмпирических данных, построить семантические модели «языка этики»: выявить круг актуализованных специализированных и неспециализированных средств и установить их функциональные связи и отношения;

3) Сопоставить результаты моделирования языка «наивной этики» с выводами моральной философии относительно нравственного сознания и особенностей русской ментальности. Опираясь на принцип дополнительности в науке, выявить в мегаконцепте «мораль/ нравственность» его «сквозные» (не связанные с отдельными этическими концептами) характеристики.

Решение данных задач позволит реконструировать инвариантные характеристики мегаконцепга. Необходимость исследования социумного, а также индивидуально-личностного уровней знаний и представлений приводит к постановке еще двух задач:

4) сопоставить репрезентации этических смыслов в высказыеаниях, текстах, дискурсах с разными типами говорящих, выявить инвариантное и проанализировать специфическое;

5) выявить когнитивно-языковую природу индивидуально-личностного начала в составе мегаконцепта «мораль / нравственность».

Наконец, в работе апробируется предположение, суть которого состоит в том, что отображаемый в концептуальных системах фрагмент действительности влияет на соотношение содержательных форм концепта, или, иными словами, модусов и способов его существования. Некоторые исследования, посвященные концептуализации смежной области «внутреннего человека» (М.В. Пименова, Е. В. Коськина, Н.Д. Федяева), дают основание полагать, что характер отображаемой в данном случае действительности обусловливает приоритет ассоциативно-образного начала. Наши собственные наблюдения над выражением в речи чувства любви и любовных отношений [Орлова, 1992а- 19 926- 1995] свидетельствуют о приоритете косвенного способа репрезентации той «тонкой материи», к которой относится сфера морали. Данный аспект изучения наивной этики и ее языка можно сформулировать как следующую исследовательскую задачу:

6) выявить по данным разных уровней языка и речи «модусы существования» мегаконцепта «мораль / нравственность», наиболее адекватные природе морального сознанияпроанализировать соотношение прямого / непрямого способа номинации этических смыслов и прямой / косвенной коммуникации в этическом дискурсе.

Теоретическая значимость работы определяется расширением представлений о семантике языкового знака и в целом о системности в языке. Доказательство того, что языковой семиозис отдельного «фрагмента мира» организован разноуровневыми средствами языка и, соответственно, трансформированными по принципу конкретизации абстрактными значениями, открывает возможность для разработки новых системоцентрических концепций. Моделирование когнитивных структур на основе локальных системных значений языка и данных смежных гуманитарных дисциплин представляет собой введенную в научный оборот оригинальную методику лингвокогни-тивного анализа. Осуществленное в работе сопоставление инвариантной (принадлежащей целому национально-лингво-культурному сообществу) и вариантных (социумных) составляющих культурно значимого мегаконцепта уточняет лингвокультурологические знания о русской наивной этике. Принцип данного сопоставления, заключающийся в соотнесении инварианта/ вариантов наивной этики с языковыми/ речевыми носителями разного объема, может быть использован в решении аналогичных задач лингвокультурологи-ческого плана.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования ее материалов при подготовке студентов и аспирантов филологических специальностей. Отдельные положения работы, развивающие идеи функциональной грамматики, могут быть включены в курс современного русского языка (разделы «Словообразование», «Синтаксис»), а наблюдения и выводы, касающиеся русской наивной этики, — в курс лингвокультуроло-гии. По результатам диссертационного исследования могут быть разработаны спецкурсы, посвященные языковым аспектам исследования ментально-сти русского человека. Материалы приложений представляют интерес для теоретических обобщений по проблемам непрямых номинаций и для исследований частных концептов в сфере внутреннего мира человека. Выводы, касающиеся инвариантных черт русской наивной этики, могут быть учтены в теории и практике межкультурных коммуникаций, а наблюдения над свойствами морального сознания, акцентированными у современного школьника, — в педагогике и психологии.

Научная новизна диссертации состоит в следующем. В отличие от многих работ, в центре которых оказывались отдельные этические концепты: добро, зло, грех, добродетель, стыд, совесть, позор и др., — в данном исследовании описаны когнитивные образования, которые можно определить как интегральные («сквозные») в изучаемой концептуальной системе, а также языковая / речевая репрезентация данных структур на уровне словаря, грамматики, дискурса. Основой построения семантических моделей, в которых в качестве объекта моделирования выступает язык наивной морали, впервые становится максимально широкий спектр разноуровневых языковых средств Средства выражения выявленных и описанных локальных системных значений относятся к неисследованным ресурсам косвенности (косвенных номинаций) в языке. В наблюдениях над содержательными формами мегаконцепта «мораль/ нравственность» специально выделены модусы концептуальной информации и те аспекты их языковой репрезентации, которые ранее не рассматривались применительно к феномену современного морального сознания наивное понятие, эмоция и их носители). Этики социумов сопоставлены по степени актуальности отдельных когнитивных структур, что является новым шагом в исследовании проблемы социолингвистических знаний и представлений.

Эмпирический материал исследования охватывает несколько разновидностей источников. Этический словник сформирован на основе сплошной выборки из четвертого издания Толкового словаря русского языка С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой, вышедшего в 1999 г. Фрагментарное сопоставление выборки с соответствующими фрагментами доперестроечного «предшественника» словаря, а именно с шестнадцатым изданием Словаря русского языка С. И. Ожегова [Ожегов, 1984], показало некоторые изменения в словарной репрезентации наивной этики, отражающие изменения в самой этике и вызванные социальными и социокультурными причинами3. Однако все различия связаны с оценкой отдельных ценностных качеств в иерархии пороков и добродетелей и не затрагивают интересующих нас аспектов анализа лексикографического материала. Выбор словаря 1999 г. в качестве основного лексического источника исследования обусловлен прежде всего значительным расширением в нем корпуса слов. Кроме того, он фиксирует язык на самом рубеже веков, что вписывается в заявленную хронологическую характеристику материала, а извлеченный из него словник можно рассматривать как точку отсчета для сопоставления со следующими срезами словаря этики. Эпизодически привлекались данные других толковых, а также грамматиче.

2 Мы работали со стереотипным изданием 2001 года, поэтому лексикографический источник обозначен как [Ожегов, Шведова, 2001].

3 Из иллюстраций к толкованию некоторых этических предикатов исчезли идеоло1 и-ческие оценки. Ср. словарные статьи агрессивный: в словаре 1984 г — Агрессивная политика империалистов, в словаре 1999 г. — Агрессивная политика В ряде случаев сами толкования лишаются политической окраски (см., например, толкования в словарях таких единиц, как благотворитель, благотворительный и благотворительность) Увеличение количества слов в словаре 1999 г. по сравнению с 1984 (соответственно 57 000 и 80 000 единиц) применительно к этическому словнику имело следствием введение и описание многих отсутствующих в словаре 1984 г. номинаций этико-религиозных понятий. В большем объеме, чем в словаре 1984 г., представлен просторечный пласт современного русского языка этики. ского и словообразовательного словарей русского языка (полный список использованных лексикографических источников см. в конце работы)4.

Синтагматика этических предикатов, а также их семантико-синтаксические и коммуникативно-прагматические характеристики описаны на базе 2000 высказываний. Картотека высказываний с этическими предикатами составлена методом сплошной выборки из мемуарной и эпистолярной литературы XX века, художественных произведений этого периода, в том числе написанных для детей. Привлечение достаточно большого количества авторов (около двадцати) имело цель максимально нивелировать индивидуально-личностные особенности речи в процессе моделирования конвенционального уровня этических знаний и представлений. Около 500 высказываний из данной картотеки были проанализированы еще под одним углом зрения — как речевые репрезентанты этики интеллигенции (все они извлечены из нехудожественных текстов, вышедших из-под пера представителей гуманитарной интеллигенции). Третьей разновидностью материала являются тексты определенных жанров — главный источник моделирования социумных вариантов наивной этики. Работа с текстами позволила выйти за рамки высказываний с этическими предикатами и зафиксировать непрямую передачу этических смыслов. К данной разновидности источников относятся: а) сочинения на нравственные темы, написанные школьниками 5−11 классов (408 текстов), мини-сочинения школьников 2−3 классов, а также записи устных диалогов учителя с первоклассниками (соответственно 150 текстов и 178 речевых единиц различной протяженности — от реплик до коротких монологов) — б) три текста в жанре народных мемуаров — записки крестьянина В. А. Плотникова, воспоминания работницы М. Н. Колтаковой, устные рассказы колхозников о том, «как жили и работали во время войны» (публикация А. Павлова.

4 В эмпирический материал диссертации не вошла фразеология. Будучи одним из важнейших трансляторов ментальности, фразеология стала предметом специальных исследований. Примерами успешных разысканий в данной области являются работы С. Г. Алексеевой, А. П. Бабушкина, В. М. Мокиенко, В. Н. Телия, Н. К. Рябцевой, Ю. П. Солодуба, коллективный труд [Фразеология в контексте культуры, 1999J и др.

Бабий фронт") — в) опубликованные частные письма, дневники, воспоминания представителей гуманитарной интеллигенции (И. Одоевцевой, Н. Я. Мандельштам, Б. Пильняка, Е. Замятина, К. Федина, Т. Ивановой, И. Бабеля, Л.Е. Белозерской-Булгаковой, М.А. Булгакова). Наконец, как образец этического дискурса личности проанализированы «Зеленые тетради» писателя и драматурга Л. Зорина. Перечень всех опубликованных источников приведен в конце работы.

В исследовании применялись методы лингвистического моделирования (семантическое и когнитивное моделирование, концептуальный анализ, фреймовый анализ, конструирование лексико-семантических полей), описательный метод и его приемы (наблюдение, интерпретация). Обращение к словарям различного типа обусловило семный (компонентный) анализ лексики и анализ словарных дефиниций. Исследование языка этики в дискурсах сделало необходимым контекстуальный анализ речевого материала с его вниманием к экстралингвистическим составляющим коммуникации. В целом методологической доминантой диссертации является интегративность, понимаемая здесь как: а) выявление этической семантики в предельно широком спектре знаковых уровней языкаб) описание речевых композиций носителей указанной семантики в контекстах разного объемав) установление корреляции между результатами семантического моделирования и данными теоретической этики. Апробация указанной версии интегративного подхода позволяет говорить об авторской методике лингвистического моделирования. Неизбежная при антропоцентрическом подходе «нестрогость"5 в данном случае заключается в интерпретационном характере части построений.

На защиту выносятся следующие положения:

5 См. закономерную в рамках антропологической лингвистики рекомендацию И.К. Архи-пова «в большей степени и смелее применять свои сведения о человеке вообще <.> больше доверять интуиции носителей языка и своей собственной как исследователя» [Архипов, 1990:9].

1."Наивная этика" репрезентируется современным русским языком как особая номинативная область, имеющая специфику на фоне объектов номинации, известных в научном обиходе как «мир психики», «внутренний мир человека», «поведенческая сфера». Специфика задана особенностями отражения данного фрагмента мира в коллективном сознании (особенностями устройства конвенциональной части мегаконцепта «мораль/ нравственность») и заключается в выражении средствами языка особого набора устойчивых категориальных смыслов. Такими смыслами являются нормативность, оценочность, центростремительность / центробежность (прототи-пически репрезентирующие соборность как ценность), генерализация (возведение к общему), субъективность, рефлексивность, рациональность / иррациональность.

2. Неэлементарность указанных категориальных смыслов, наличие в них внутренней организации, а именно дихотомических и трихотомических оппозиций, иерархических отношений и т. д., позволяют квалифицировать их как когнитивные структуры-фреймы (КС-фреймы) высокой степени абстракции, отражающие типические и существенные с точки зрения национально-лингво-культурного сообщества признаки объективной действительности.

3. В репрезентации КС-фреймов участвуют неспециализированные (непрямые) языковые средства разных уровней — лексического, морфемно-словообразовательного, грамматического. Значительная их часть не имеет этической семантики в системе языка. В границах языковой репрезентации наивной этики данные средства актуализируют локальные системные значения (ЛСЗ). ЛСЗ представляют собой результат смысловой трансформации (конкретизации) абстрактных языковых значений либо — реже — абстрактных понятийно-логических категорий, вступающих в функционально-системные отношения на ограниченном участке языковой концептуализации мира. Разноуровневые средства выражения ЛСЗ представляют собой разновидность косвенных номинаций в языке.

4. Доминирующими «содержательными формами» в исследуемом мега-концепте являются образ и представление. Языковые ресурсы образности (отсылочная роль внутренней формы слов, система переносных значений) в своей совокупности выражают традиционные мифопоэтические представления о добре и зле. В этических представлениях вычленяется область стереотипных. Этические стереотипы могут объединять как отдельный социум, так и национально-лингво-культурное сообщество в целом. Последнее свидетельствует об иерархичности механизма стереотипизации и уровневом устройстве самого феномена «этический стереотип».

5. В социумных вариантах мегаконцепта акцентируются и, напротив, «погашаются» несовпадающие КС-фреймы из конвенционального «набора»: в речи школьников подчеркивается нормативно-оценочный характер наивной этикинародные мемуары транслируют соборность сознанияэтика интеллигенции в наибольшей мере рефлексивна. Варьируется соотношение эксплицитно/ имплицитно выраженных смыслов. В речи «простого человека» и представителя гуманитарной интеллигенции этический дискурс разворачивается как непрямая коммуникация, при этом формы непрямой коммуникации не совпадают.

6. Абсолютное большинство инвариантных черт наивной этики устойчиво репрезентируется уже в речи ребенка младшего школьного возраста, то есть на относительно раннем этапе онтогенеза морального сознания и его вербального отражения. Данный вывод коррелирует с тезисом о морально-нравственной направленности русской ментальности, сформулированном в рамках смежных с лингвистикой дисциплин антропоцентрической направленности.

7. Исследованию коллективных (принадлежащих целому национально-лингво-культурному сообществу и социумных) участков мегаконцепта адекватна следующая методика моделирования. Построение семантических моделей на основе лексико-словообразовательных и грамматических данных имеет конечным результатом выявление локальных системных значений.

Последнее рассматривается как этап, предшествующий реконструкции инвариантных когнитивных структур-фреймов. Результаты интерпретации семантики языка в когнитивных моделях верифицируются с опорой на принцип дополнительности в науке. Обнаруживается корреляция между лингвистическими построениями и наблюдениями, выводами, сделанными в рамках теоретической этики. На том же языковом материале (морфема, слово, грамматика высказываний с этическими предикатами) реконструируются содержательные формы мегаконцепта. По данным текстов, продуцируемых представителями различных социальных групп, исследуется социокультурные варианты реализации выявленных КС-фреймов и содержательных форм концепта. Представление как один из модусов концептуальной информации реконструируется исключительно по текстовым данным.

4.5.5. Выводы.

Моральная ипостась бытия относится к таким его составляющим, которые, несомненно, важны для русского интеллигента. По данным «Зеленых тетрадей», в нравственных категориях осмысляется как импрессионистическая «картинка» — внешность человека, его манера держаться и говорить, так и «неэмпирические» категории — талант (что было отражено в наших наблюдениях), общественная и политическая жизнь страны (на чем здесь не акцентировалось внимание). Осознаваемая и переживаемая значимость морали обусловливает рефлексивность и высокую степень аксиологичности, которые отличают этику интеллигенции от наивной этики простого человека. Анализ этического дискурса интеллигенции позволяет согласиться с выводом о склонности русских к моральным суждениям.

Не концептуализируется такая важнейшая когнитивная структура наивной этики, как нормативность. Интересно, что данный факт осознается самим Л. Зориным и объясняется несовместимостью нормы и таланта (заметим, качества, необходимого для того рода деятельности, который избран автором и большинством персонажей «Зеленых тетрадей»): Талант — понятие столь многослойное, что может вполне отвечать морали. Но бесовское начало сильнее, ибо талант отвергает норму, которая есть среда морали. Согласуется с неприятием жесткой моральной нормы акцентирование субъективного начала морали, выраженное как концептуализация множественности этических позиций. У Л. Зорина данная когнитивная структура поддерживается актуализацией оппозиции «личность — ценность / толпа — антиценность».

Интеллигентский этический дискурс в значительной степени выстраивается как непрямая коммуникация, что адекватно объекту номинации и транслируемым типам смыслов (оценке, эмоции, фатическим смыслам, катарсису). Передача такого содержания у неразвившейся языковой личности затруднена и, как показывают школьные сочинения, нередко приводит к коммуникативным неудачам — штампам и речевым ошибкам. «Простой человек», по крайней мере в своей письменной речи, вообще избегает темы морали. В результате система ценностей и главные смысложизненные вопросы в его дискурсе транслируются как «притекстовая информация», не планируемая для передачи автором. У интеллигента же непрямая коммуникация — зачастую результат осознанного применения дискурсивной техники (реакция на стереотипы сознания и языковые клише, различные формы языковой игры, то, что называется стилистическими приемами, и т. д.).

Хотя открытая эмоциональность и оценочность, как показывает анализ, не чужда интеллигентскому дискурсу, ироническая форма аксиологических суждений снижает категоричность. Преобладающий знак оценки (одобрение / осуждение) относится, на наш взгляд, к индивидуальному слою этического сознания. Очевидно, например, что в «Зеленых тетрадях» объекты моральной оценки выглядят менее привлекательными, чем в воспоминаниях Л.Е. Белозерской-Булгаковой и И. Одоевцевой, языку которых которым присуща «мягкая» ирония.

Социумной чертой языка этики можно считать информацию, которая на вербальном уровне репрезентации ощущается как индивидуальный стиль. У Л. Зорина это прежде всего отраженная в языке парадоксальность мышления, в письмах И. Бабеля — самоирония, в письмах М. Булкакова — повышенная на общем фоне этикетизация речи, в дневниках В. Вернадского явное преобладание рационального начала, готовность к обобщениям и т. д.

Что добавляют наши наблюдения к тезису Ю. С. Степанова, с цитирования которого мы начали анализ этики интеллигенции? По данным языка этики XX века (его словаря и грамматики) и интеллигентского этического дискурса, взятого в некоторых своих образцах, «основной нравственный закон» совпадает с этикой интеллигенции в отдельных существенных чертах. Прежде всего имеем в виду этическую ориентацию ментальности этноса и социума, то есть то важное место, какое нравственность занимает в мировиде-нии русского человека вообще и интеллигента в частности. Так же, как в системе языка, в этическом дискурсе интеллигенции мораль представлена на двух уровнях — уровне морального сознания (рефлексия) и нравственной практики (оценочность). Номинативной разработанности этического словника в русском языке соответствует высокая частотность и лексическое разнообразие этических предикатов в разножанровых текстах, принадлежащих перу представителя интеллигенции. Те же параллели можно провести между системой неспециализированных средств выражения отдельных когнитивных структур (язык) и реализацией этих ресурсов (интеллигентский дискурс). Скрытый характер морали, ее неявленность и «непостижимость» приводят к соотносительным последствиям в масштабе языка и в границах интеллигентского дискурса: в языке этики выдвигаются неспециализированные, неизосемические средства, а в интеллигентском дискурсе превалирует непрямая коммуникация.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Исследование показало, что язык этики маркируется на уровне языковой формы, вычленяя морально-этическую сферу из смыслового континуума «внутреннего человека». Наивная этика репрезентируется современным русским языком как особая номинативная область, имеющая специфику на фоне объектов номинации, которые известны в научном обиходе как «мир психики», «внутренний мир», «поведенческая сфера». Тот факт, что отображаемая сознанием и языком действительность влияет на формы, способы, «модусы» ментальной и языковой репрезентации, подтверждается результатами реконструкции содержательных форм мегаконцепта «мораль / нравственность». Мораль оценочна, эмоциональна, насыщена образами и представлениями. Образ доминирует в сфере словаря этики, представление — в этическом дискурсе. Языковые ресурсы образности (отсылочная роль внутренней формы слов, система переносных значений) в своей совокупности выражают традиционные мифопоэтические представления о добре и зле. Апелляция к образу, как и опора на непрямые номинации в целом, снимает для носителя языка остроту проблемы «невыразимости» этических смыслов. Особенностью анализа содержательных форм концепта в данном исследовании стало внимание к понятийной составляющей, которая проявляет себя как в номинативной системе, обслуживающей наивную этику, так и в речевой деятельности. Думается, что были бы интересны дальнейшие исследования в этом направлении.

В лингвистических тезисах работы содержится понимание того, что в исследовательских поисках необходима преемственность. Полученные данные корректируют представление о системном подходе в лингвистике и так называемом системно-языковом значении. Моделирующий потенциал языка, его отдельных уровней и единиц, системообразующие факторы и репертуар системообразующих значений нуждаются в дальнейшем изучении. Не все системно-языковые факты в равной мере осознаются языковым коллективом. «Сети тайных сообществ» многолики и различны по масштабу охватываемых языковых / речевых явлений. Тот факт, что лингвисты открывают все новые семантические поля, семантические категории и субкатегории, свидетельствует о том, что проблема осознается и решается. Одной из граней многомерной, «многофокусной» системности языка является системность единиц, организованная вокруг определенной референтной области и отображающего ее концепта. В данной работе она описана на основе понятия локального системного значения. Выявленные локальные системные значения актуализируют этическую семантику в границах языковой репрезентации наивной этики. На уровне осознаваемого носителями языка системно-языкового содержания значительная часть единиц, попавших в поле зрения, данной семантики не имеет. В типичном случае ЛСЗ представляют собой результат смысловой трансформации (конкретизации) абстрактных семантических, логико-семантических категорий, вступающих в функционально-системные отношения на ограниченном участке языковой концептуализации мира. Осмысленный в диссертации феномен локальных системных значений расширяет представление о ресурсах косвенности в языке: они более разнообразны, чем принято думать.

Описание языка этики не всегда позволяет говорить о самой этике «без риска». Отчасти проблема интерпретации языковых фактов в категориях национальной и социумной ментальности осложнялась ограниченностью подхода. Сосредоточившись на номинативно-когнитивном аспекте языка (в предельно широком диапазоне языковых уровней), мы сознательно оставили за рамками работы его прагматику. Осторожность некоторых «этнопсихологических» тезисов, а порой и их отсутствие в значительной степени обусловлены противоречивостью полученных данных. Главная же причина упомянутого «риска» — непременные смысловые «ножницы» между семантическими категориями и этическими понятиями, в том числе абстрактными. Приходится исходить из того, что описание семантики языка в целях реконструкции когнитивных феноменов всегда имеет своим результатом модель-интерпретацию, в большей или меньшей степени приближенную к оригиналу. Исследование показало целесообразность сопоставления моделей, полученных на основе нескольких источников. Когнитивные модели подвергались в нем тройной «проверке на адекватность». Исходный материал для когнитивных построений — семантические модели, основанные на лексико-грамматических, лексико-словообразовательных, формально-синтаксических данных и фиксирующие наиболее объективированный и наименее осознаваемый языковым коллективом слой концептуальной информации. Наличие тех же смыслов, оформленных как суждение, высказывание, фрагмент текста, устойчивая черта дискурса, подтвержают их реальность в субъективированной и более или менее осознаваемой сфере языкового сознания. Наконец, философская рефлексия, имеющая своим предметом наивную этику и отражающая ее существенные свойства, репрезентирует данные смыслы в максимально «откристаллизованной» форме.

Положения лингвокультурологического характера формулировались с разной степенью категоричности. Можно с уверенностью говорить о морально-этической ориентации русской ментальности-духовности. Данный тезис выдвинут далеко не впервые, но в диссертации подтверждается новыми языковыми аргументами (качественный и количественный состав этического словника, наивысший ранг этических оценок и характерное для них «возведение к общему», приписывание этического основания различным «положениям дел»). Несомненный факт — сохранение (в исследованных временных границах) соборного сознания. Соборность акцентирована в речи народных мемуаристов и разнообразно проявляется в детской речи, что, на наш взгляд, особенно показательно. Считаем доказанным сам факт существования «со-циумных этик» как вариаций общенационального инварианта. Выявленные в диссертации инвариантные свойства (когнитивные структуры, устойчивые образы, компоненты понятийного наполнения мегаконцепта) репрезентируется уже в речи ребенка младшего школьного возраста, что является дополнительным свидетельством их принадлежности к ядру этического сознания. Своеобразие «социумных этик» заключается в неодинаковой актуальности отдельных черт, что отражено в проанализированных образцах речи. Некоторые проблемы остаются открытыми. Так, по ходу работы неоднократно возникал повод обсудить вопрос о «склонности русских к моральным суждениям». Отвечая на него, констатируем следующее: по данным дискурсов, склонность к моральным суждениям является не столько общенациональной чертой, сколько особенностью русского интеллигента. Что касается утверждения А. Вежбицкой о фатализме русского человека, то оно находит частичное подтверждение лишь в речи «простых людей». При этом определение «фатализм» представляется неточным. Речь должна идти о приятии человеком естественного хода вещей. Русская наивная этика одновременно рациональна и иррациональна. Моральные отношения, этические оценки частично контролируются и могут получать логическое обоснование. Вообще языковые данные нередко подталкивают к суждениям об этике в модальности предоставляемой языком возможности, что справедливо замечено М. П. Одинцовой [Одинцова, 2000]. По-видимому, во многих случаях решающим является не национальный и даже не социумный, а личностный фактор.