Редупликация как явление русского словообразования: Историческое развитие и типологическая специфика

До настоящего времени проблемы редупликации (внутрисловного удвоения) обсуждались более или менее активно как в отечественной, так и в зарубежной лингвистике по преимуществу на материале изолирующих языков азиатского юго-восточного региона, часто необычных дня европейского языкового сознания. Вопросам, связанным с применением способа удвоения в этих языках, посвящен специальный сборник «Языки Юго-Восточной Азии: Проблемы повторов» [М., 1980]. Внимание исследователей привлекали также редуплика-тивные образования в тюркских и других агглютинативных языках [см., напр.: Кайдаров 1958; Аганин 1959; Сираева 1969; Дарбеева 1969; Калабаева 1980; Сафиуллина 1982; Семенова 1990; Амбардарян 1990; Таганова 1993]. Применительно к европейским языкам явление редупликации получило некоторое освещение в работах прежде всего зарубежных лингвистов [см., напр.: Pott 1862- Sainean 1920, 1925; Kocher 1921; Thun 1963; Pohl 1965; Coetsem 1983; Bensimon-Choukroun 1997; Вежбицкая 1999]. Редупликативным образованиям в современном французском языке посвящены также работы Н. М. Штейнберг и В. В. Левченко.

Что касается русистики, то можно смело утверждать, что проблема редупликации является здесь лакуной как в теоретическом, так и в эмпирическом аспектах. Статьи И. Г. Галенко, С. В. Щербакова, З. А. Пахолок, JI.A. Голды и Т. В. Матвеевой составляют едва ли не полный перечень работ, обращенных к русской редупликации, да и то в широком ее понимании, при котором редупликация рассматривается и как «средство организации слова или отдельных форм слова», и как средство, используемое «при построении некоторых синтаксических единиц» (Маслов 1975: 174]. Внутрисловные удвоения в русском языке не были до настоящего времени предметом системного изучения. Сведения о 6 внутрисловных повторах в русском словопроизводстве отрывочны и разрозненныуказания на факты нанизывания элементов тождественной значимости в структуре слова носят попутный характер, приводятся в связи с рассмотрением тех или иных словообразовательных типов, словообразовательных категорий, способов словообразования и касаются лишь отдельных моментов диахронной перспективы. Этим определяется новизна работы, в кшорой впервые предпринято системное синхронно-диахронное описание моделей внутрисловного удвоения в русском языке.

В качестве примеров русской редупликации обычно приводят лишь полные и, реже, неполные лексемные повторы (большой-большой, синий-синий, ходишь-ходишь, много-много, штучки-дрючки). Подобные словные удвоения характеризуются как окказиональные разновидности сложения [Изотов 1998: 1920] или как предельные, смыкающиеся с повтором, случаи редупликации [ЛЭС 1990: 408], как языковые факты, образующие периферию внутрисловных повторов [Касевич 1988: 135−136], распространенных, главным образом, в других языках мира. Этим обусловлено и практическое неприменение (или эпизодическое применение) в русистике термина «редупликация» относительно тех или иных случаев повторения образующих слово компонентов.

Вместе с тем способ внутрисловного удвоения своеобразно используется в современном русском языке и активно использовался в предшествующие периоды его развития. Помимо словных удвоений типа белый-белый, ходишь-ходишь, в русском языке на протяжении всего его исторического развития в словообразовательных подсистемах разных частей речи функционируют разнообразные модели с нанизыванием одних и тех же или, чаще, синонимических деривационных аффиксов. Ср., напр.: ведер-к-о — ведер-оч-к-о, вулканизатор — вулканиза-тор-щик, при-забыть — по-при-забыть, за-бросить — по-за-бросить в современном русском языкежерд-ин-ин-а, ель-нич-ник, по-по-ходити в русских народных говорахустаревшие сейчас, но еще употреблявшиеся в XVIII—XIX вв. груз-ин-ец (< груз-ин), челяд-ин-ец (< челяд-ин), бег-ун-ец 7 бег-ун), бели-телъ-ник (< бели-телъ), дешев-изн-остъ (< дешев-изн-а), вос-про-славитъ (< про-славитъ¦) — древнерусские и старорусские образования типа писд-тель-ник-ъ (< писл-телк), льв-ич-ищ-ь (< льв-ич-ь), мель-нич-ник-ъ (< мель-иик-т"), нев’Ър-ств-не (< нев^кр-ств-о), неист-ов-ьн-ый (< неист-ов-ый), конч-а-ва-ти (< конч-а-ти), съ-по-стигтрги (< по-стигнути) и мн. др.

Удвоения реляционных аффиксов единично представлены в современном русском языке и его истории и обусловлены, очевидно, либо фонетическими процессами на стыке корневой и флексийной морфем, затемняющими прозрачность морфемного состава, либо развитием стилистических норм в национальную эпоху. Ср., например, отдельные случаи удвоения окончания инфинитива в древнерусском языке: поври-чи-ти — 'обрить', поволо-чи-ти — 'обтянуть, покрыть тканью'- 'насильно повести', почу-ти-ти и учу-ти-ти — 'ощутить', по-чес-ти-ти — 'почтить', привъзки-ти-ти — 'приобрести'. В современных народных говорах отмечаются формы и (д)-ти-тъ, най-ти-ть, прой-ти-ть-ся, отражающие абсолютное преобладание форм инфинитива нать в акающих говорах [об историческом соотношении форм инфинитива нати ить см.: Еселевич 1992: 88−89]. Современному русскому литературному языку известен лишь один глагол с удвоенным окончанием инфинитива — запропас-ти-ть-ся.

Все приведенные и подобные им примеры вторичной аффиксации трактуются нами как проявления аффиксальной редупликации на том основании, что аффиксы второго деривационного шага не изменяют словообразовательного или грамматического значения первичного аффикса, а полностью или частично дублируют его. Функция второго семантически тождественного аффикса — в усилении, подчеркивании соответствующего значения первичного аффикса или отдельных компонентов его значения. Ср.: ведерочко — 'то же, что ведерко, но с усилением ум.-ласк. значения', вулканизаторщик — 'то же, что вулканизатор в 1-м знач. — рабочий, занимающийся вулканизацией', попризабытъ — 'то же, что призабыть', позабросить — 'то же, что забросить'. Подобную усилительную 8 функцию могут выполнять в других языках не аффиксальные, а корневые редупликации, ср. повторную плюрализацию в языке хауса типа duwarwatsai 'камни1 duwhtsu 'камни'), «где второе множественное как бы плюрапизуег уже плюрализованную основу и тем самым имплицирует '(еще) большее количество1.» [Мельчук 1997:253].

Необходимо отметить, что повторения аффиксов в структуре русского слова традиционно не попадают в круг редупликационных моделей. Среди важнейших причин традиционного невключения повторений семантически однородных аффиксов в круг явлений редупликации, во-первых, отсутствие какого бы то ни было систематического описания случаев дублирующей аффиксации и распространенное в связи с этим представление о невозможности соединения в пределах слова элементов, имеющих одинаковое значение, во-вторых, редкая встречаемость аффиксальной дублетности в тех языках, на материале которых прием удвоения изучен более подробно.

В действительности же в повторении значений, выражаемых аффиксами, особенно в повторениях словообразовательных значений (дериватем), нет ничего необычного. Действующая в языке тенденция к большей формальной выразительности значимых единиц обусловливает то, что «язык принципиально допускает выражение определенной семантики избыточными с формальной точки зрения средствами» [Лопатин 1975: 30]- «на синтагматической оси, внутри слова, могут быть соположены морфемы, имеющие. одинаковое. значение» [Милославский 1979: 77]. Более того, И. А. Мельчук отмечает, что «среди дериватем попадаются даже такие, для которых повтор прямо-таки желателен» [Мельчук 1997: 268]. Словообразование в этом отношении заметно отличается от словоизменения, что позволило Н. В. Перцову рассматривать возможность или невозможность «повторного вхождения значения в состав означаемого словоформы» в качестве одного из критериев, по которым словообразование и словоизменение могут быть противопоставлены [Перцов 1998]. Различие словообразовательных и грамматических значений с точки зрения их способности к по9 вторному выражению в словоформе отмечено и И. А. Мельчуком. Если природа соответствующего значения допускает повторение, то дериватемы «менее ограничены с точки зрения возможностей повторяться, чем настоящие граммемы» [Мельчук 1997:268].

Вопрос о разновидностях редупликации деривационных аффиксов в славянских языках был затронут лишь в докторской диссертации Л. И. Ройзензона. О наличии в русском языке аффиксов — «дублеров» словообразовательных значений других формантов писала Ю. С. Азарх [Азарх 1987 б: 165]. На это явление обратил внимание и B.C. Гимпелевич в докладе на конференции «Актуальные проблемы русского словообразования» (Самарканд, 1972 г.), охарактеризовав, однако, суффиксщики суффикскв образованиях типа вулканизаторщик и жилетка как асемантемы, что, в свою очередь, вызвало справедливое возражение у А. Д. Зверева, который в выступлении по докладу B.C. Гимпелевича отметил, что суффиксщикв образованиях типа вулканизаторщик нельзя считать асемантемой, поскольку он не утратил своего значения, [см.: Актуальные проблемы русского словообразования 1972]. В подобных случаях, на наш взгляд, имеет место повторение, редупликация словообразовательных значений, а не некие асемантические приращения.

Повторение словообразовательных или грамматических значений не совпадает с неоднократным их выражением в составе словоформы. «Неоднократность выражения», в отличие от «повторности значения», как справедливо подчеркивает Н. В. Перцов, «вполне можно представить себе в ситуации, когда для выражения некоторого значения в языке используются в одних случаях одни, а в других — другие средства (скажем, аффиксы и чередования), но при этом существуют словоформы, в которых выражение соответствующего значения связано с одновременным присутствием в словоформе средств обоего рода (например, аффикса и чередования одновременно.) [Перцов 1998: 352]. Говоря о внутрисловных удвоениях (редупликации) мы имеем в виду именно случаи повторного вхождения значения в состав означаемого словоформы;

10 случаи неоднократного выражения значений представляют собой самостоятельную проблему. Изосемия, возникающая между морфемами разных типов — корнями и аффиксами, аффиксами деривационными и аффиксами реляционными в составе одного слова [ср. примеры И. Г. Милославского: пре-огромн-ый, терп-ени-еМилославский 1975], в данной работе специально не рассматривается.

Редупликация как способ образования слов может быть отнесена к статистическим (неполным) или даже, возможно, к абсолютным (полным) универсалиям, т. е. способ удвоения используется при построении слов большинством или, возможно, всеми языками1. «Редупликация свойственна языкам различного строя» , — говорится в ЛЭС. Эта мысль эмоционально выражена Э. Сепиром. «Нет ничего более естественного, чем факт широкого распространения редупликации.» — пишет ученый, рассуждая о формальных моделях, используемых языками для передачи тех или иных значений [Сепир 1993: 82].

Общая операция удвоения, применяемая в самых разных языках, не имеет, однако, единообразной реализации. Даже в пределах одного и того же языкового типа, не говоря уже о языках с различной морфологической структурой, «способ удвоения и в плане содержания, и в плане выражения настолько богат разновидностями и вариантами, что, безусловно, заслуживает самостоятельного места в любой, даже наиболее общей схеме языковой структуры» [Алиева 1980: 7]. Многообразие конкретных реализаций способа удвоения в разных языках не означает все же отсутствия типичных для тех или иных языков структурно-семантических моделей редупликации. Априори можно предположить, что редупликация, как один из приемов образования слов, в языках с разной морфологической структурой должна проявлять себя не одинаково, поскольку в устройстве слова — центральной единицы языка — «в наибольшей степени отража.

1 О видах лингвистических универсалий см.: Успенский 1965: 179- Рождественский 1969 33. Абсолютными (полными) универсалиями называются высказывания вида: «для всех языков имеет место.». Статистическими (неполными) называются высказывания вида: «для абсолютного большинства языков имеет место.» .

11 ются общесистемные свойства языка" [Солнцев 1978: 33]. Между тем проблема типологического своеобразия редупликации остается неисследованной.

Универсальность редупликации и неизученность ее проявлений в русском языке обусловливает актуальность предпринимаемого исследования. Син-хронно-диахронное исследование моделей русской редупликации и их типологическое сопоставление с явлениями внутрисловных удвоений в языках с иной морфологической структурой (изолирующих и агглютинативных) даст возможность объективно оценить специфику внутрисловных удвоений в русском языке — классическом флективном языке синтетического типа, выделить изоморфные (универсальные) и алломорфные (типические) черты явления.

Цель данной работы — изучить в синхронно-диахронном аспекте систему и функции внутрисловных удвоений в русском языке, выявить универсальные признаки русской редупликации и ее типическое своеобразие, характеризующее специфику применения общего языкового приема внутрисловного удвоения в синтетическом флективном языке.

Задачи исследования:

1. выделить структурно-семантические модели редупликации в разных лексико-грамматических классах слов в пределах последовательно сменяющихся хронологических срезов1;

2. определить системно-языковые и коммуникативные факторы, стимулирующие формирование и разрушение редупликационных моделей на протяжении исторического развития русского языка;

3. изучить историческую динамику функций редупликационных моделей;

1 В работе принята традиционная периодизация истории русского языка: древнерусский период (XI-XIV-начало XV вв.), старорусский период (XV-XVII вв.), новое время (XVIII- 1-я пол. XIX в.), современный русский язык (со 2-ой пол. XIX в.) [см.: Виноградов 1978: 148−151- Улуханов 1972: 14−26- Мещерский 1981: 16−21- Горшков 1984: 56−57- Ковалевская 1992: 24−25].

4. сопоставить структурно-семантические реализации приема внутрисловного удвоения в русском языке с моделями редупликации, типичными для языков с иной морфологической структурой — изолирующих и агглкяинашвных.

Широкий синхронно-диахронный анализ словообразовательных процессов, осуществляемый в рамках всех основных частей речи (существительного, прилагательного, глагола), а также типологическая интерпретация одного из общеязыковых приемов построения слов обусловливает теоретическую значимость настоящего исследования.

Неравномерная изученность редупликации в языках с разной морфологической структурой (в частности, отсутствие соответствующих исследований, выполненных на материале флективных языков) не позволила до настоящего времени не только значительно продвинуться в определении универсальных и особенно типологически своеобразных черт этого общеязыкового приема, но и выработать адекватное определение редупликации, учитывающее универсальные и типические признаки явления и позволяющее отграничил" его от явлений смежного характера.

Большинство вопросов, связанных с применением способа удвоения, является в современном языкознании дискуссионными. Понятие «редупликация» (от лат. reduplicatio — удвоение) не имеет на сегодняшний день четкого и разделяемого всеми исследователями определения. В разных трактовках под это понятие подводится неодинаковый круг явлений — от разнообразных внутрисловных до разнообразных межсловных удвоений. В случаях осознания редупликации как приема внутрисловного удвоения не четко определенным оказывается характер базисных единиц, участвующих в моделях редупликациине вполне ясно, ограничивается ли редупликация случаями удвоения единиц, характеризующихся обязательным единством плана выражения (ср. в ЛЭС: «редупликация — фономорфологическое явление, состоящее в удвоении начального слога или целого корня»), или проявления этого же языкового приема следует видеть в удвоениях, оперирующих планом содержания языковых знаков.

13 при необязательном тождестве плана выражения (в сборнике «Языки Юго-Восточной Азии: Проблемы повторов» рассматриваются как удвоения, связанные с полным или частичным повторением звуковой оболочки редупликанта1, так и удвоения, не связанные с повторением звуковой оболочки редупликанта, -" удвоение синонимичных лексических единиц, т. е. создание смысловых повторов" - с. 9). Дискуссионными остаются также вопросы о функциональной стороне редупликации, ее грамматическом или каком-то ином статусе, о месте редупликации в системе способов словопроизводства, о соотношении этого приема с аффиксацией и словосложением. Во вступительной статье к упомянутому сборнику Н. Ф. Алиева указывает и на ряд других нерешенных теоретических проблем, связанных с применением способа удвоения в разных языках мира. Сегодня по-прежнему не потеряло своей актуальности то, о чем вот уже 20 лет назад писала Н. Ф. Алиева: «Естественность, самоочевидность, кажущаяся примитивность этого способа словои формообразования, вероятно, немало содействовали тому, что в языкознании об удвоении обычно говорилось лишь мимоходом. Его структурные, функциональные и семантические возможности характеризовались только в общих чертах. Как правило, лингвисты не усматривали здесь никаких проблем для теоретического исследования. Видимо, не случайно нам не удалось обнаружить ни одной специальной работы общелингвистического характера, посвященной удвоению: этому вопросу отводится только по две-три страницы в общих трудах» [Алиева 1980: 3].

Изучение любых производных слов, является, по выражению Е. Л. Гинзбурга, «мощным источником гипотез о динамике языка» [Гинзбург 1979: 251]. Это и не может быть иначе, поскольку в процессах образования новых слов задействованы самые разные факторы — от морфонологических до ономасио В дальнейшем мы будем пользоваться терминами «редупликант» (удваиваемая единица) и «редупликатор» (удваивающая единица), предложенными редколлегией сборника «Языки Юго-Восточной Азии: Проблемы повторов» [М., 1980].

14 логических, находят отражение явления всех уровней языковой структуры. «Словообразование, — по образному выражению Е. С. Кубряковой, — бесспорно лежит на перекрестке многих лингвистических дорог» [Кубрякова 1975: 52]. Нельзя не согласиться также с мыслью Г. М. Мижевской: «В особенностях словообразования, в самом арсенале словообразовательных средств проявляется национальная специфика языка, его самобытность, так как словообразование является, как правило, общенародным творчеством на материале родного языка» [Мижевская 1958: 147]. Словообразовательные значения аккумулируют наиболее значимые для данного языкового коллектива элементы смыслаони, как тонко подмечено В. Б. Касевичем, во многих случаях служат как бы удобными «аббревиатурами» для более громоздких лексических оборотов, семантика которых «с точки зрения» данного языка «заслуживает» включения в грамматику по тем или иным причинам, чаще всего — по причине ее прагматической важности [см.: Касевич 1988: 233]. Важная роль словообразования в моделировании языковой картины мира подчеркивается неравномерной и неслучайной активностью словообразовательных процессов в разных подсистемах языка, на разных его семантических участках [см. напр.: Вендина 1998].

Можно думать, что применение редупликации — столь яркого символического способа образования слов (или их форм?) — должно иметь в русском языке, языке с богатой системой средств словои формообразования, особую прагматическую значимость, а словообразовательные значения, выражаемые редуплицированными словами, должны, по-видимому, обладать неким особым статусом, особой иллокутивной силой, поскольку в символических проявлениях языка обнаруживаются, по А. А. Потебне, черты его поэтичности Ротсбня 1913:145].

Прагматическая значимость, разумеешься, не является единственной причиной внутрисловных повторов. Спектр таких факторов, безусловно, широк и специфичен для каждой языковой эпохи. Среди наиболее общих факторовпричины семиотического, информационного, психологического, системного,.

15 коммуникативного порядка. В редупликационных процессах ярко отражены такие важнейшие свойства языковой системы и языковых знаков, как тенденция к избыточности информации, к наличию дублирующих подсистем, выступающая как средство помехоустойчивости, как средство обеспечения надежности сообщения, полноты выражения мыслитенденция к мотивированности и большей формальной выразительности языковых знаковасимметричный дуализм — специфическое свойство языковых знаков. В использовании редупликации находят отражение и особенности речемыслительной деятельности, в частности, психологическая склонность к языковому конструированию, в том числе к структурному конструированию на тавтологической основе [Erdmann 1925].

Пересечение названных и других мотивов при осуществлении редупликации свидетельствует о том, что диахронная систематизация моделей внутрисловного удвоения и изучение исторической динамики причин и факторов удвоения (коммуникативной целесообразности редупликации) обладают высоким интеграционно-объяснительным потенциалом. Изучение степени регулярности внутрисловных повторов на каждом хронологическом срезе, выяснение коммуникативной значимости редуплицированных слов, наблюдение за динамикой моделей внутрисловной дублетности несомненно будут способствовать пониманию того, как взаимодействуют принципы экономии и избыточности на разных этапах языковой эволюции, в каком соотношении находятся постоянно противоборствующие тенденции к мотивированности и немотивированности языкового знака, насколько активно используется языком тот или иной аспект асимметрии языковых знаков.

Систематизация всех случаев внутрисловного удвоения в русском языке и анализ их исторической динамики покажет специфику этого явления, выступающего в качестве самостоятельного и своеобразного средства языкового конструирования, даст новые данные о системных и коммуникативных тенденциях языковой диахронии.

Изучение сочетаемости формально или семантически однородных аффиксов, как и вообще разных типов аффиксальной сочетаемости, имеет для русской дериватологии большое теоретическое значение, поскольку как возможности, так и результаты такой сочетаемости, остаются во многом не ясными. Процесс аффиксальной агглютинации и фузионной тесной спайки морфем — непрерывный динамический процесс в русском словопроизводстве. В то же время вопрос о статусе аффиксальных, прежде всего суффиксальных, объединений — один из самых противоречивых и остродискуссионных вопросов. Это явление, отмечает А. И. Кузнецова, «получило в лингвистической литературе множество наименований.: производные, составные, сложные, осложненные, двойные суффиксыпоследовательности, цепочки суффиксовсуффиксальное расширение, наращиваниебиморфемы, полиморфемынеодноморфемные, многоморфемные конструктивные единицы (единства) и др.» — добавим к этому «морфемные комплексы» (Й.А. Ширшов), «морфемные блоки» (А.И. Кузнецова). «Разноречивость таких названий, — как справедливо резюмирует А. И. Кузнецова, — указывает на необходимость решения прежде всего вопроса о том, имеем ли мы дело с одним суффиксом (по происхождению сложным, но воспринимаемым как простой), с несколькими разными суффиксами или с такими устойчивыми сочетаниями суффиксов, которые функционируют как единое целое» [Кузнецова 1987а, 98]. Объективный ответ на этот вопрос может дать лишь исследование, учитывающее истерическую перспективу явления, показывающее динамику мошващюнных зависимостей.

Изучение исторической динамики процессов редупликации в разных понятийных и категориальных сферах русского словопроизводства позволит уточнить многие факты и тенденции словообразовательной диахронии. Такое исследование поможет, в частности, получить ответы на вопросы о диахронной продуктивности аффиксов в той или иной подсистеме и системе в целом (ибо участие аффиксов в процессах вторичной дублирующей деривации — яркое свидетельство их продуктивности) — о закономерностях семантической интеграции и.

17 семантической дифференциации словообразовательных средство возможностях сочетаемости морфем в пределах того или иного словообразовательного значения в разные исторические периодыо некоторых механизмах возникновения новых аффиксов, новых значений аффиксов, новых словообразовательных формантов.

Диахронное изучение внутрисловных удвоений — структурно-семантической сочетаемости семантически однородных деривационных элементов — позволит также получить адекватное представление о таких более общих процессах словообразовательной — и шире — языковой эволюции, как направление функционально-семантического развития словообразовательной системы русского языка, обусловливающее историческую изменчивость факторов аффиксального усложнениявзаимодействие словообразовательных и общеязыковых тенденций, определяющее специфику коммуникативных и системно-парадигматических влияний на словопроизводственные процессы в последовательно сменяющихся языковых социумах. Изучение моделей, факторов и структурно-семантических результатов словообразовательной редупликации в русском языке покажет также своеобразное преломление агглютинативных тенденций в языке синтетического типа с преобладанием фузии.

Практическая значимость. Результаты работы могут найти применение в практике преподавания русского языка как специальной теоретической дисциплины и как предмета прикладного, в том числе и при изучении его в качестве неродного языка (в этом случае сведения о. правилах образования и семантического наполнения производных приобретают особую значимость) — в практике преподавания и исследований в области общего языкознания, рассматривающего редупликацию как языковую универсалию, специфически преломляющуюся в различных языках. Знание динамики русской редупликации, соотношения виртуальных и актуальных значений ее дериватов может быть применено в практике анализа древних текстов и в лексикографической практике.

Источники и объем фактического материала. Задача выявления системно-исторических факторов и типологических свойств внутрисловных удвоений в русском языке определяет первоочередное внимание к системно-диахронным параметрам явления. Особенности функционирования редуплици-рованных образований при таком подходе не являются самостоятельной целью анализа, а выясняются лишь в связи с характеристикой системного положения исследуемых единиц и тенденций их исторической эволюции. Это, в свою очередь, обусловило выделение основных и вспомогательных источников материала. Основными источниками материала стали лексикографические труды, отразившие лексику всех периодов письменной истории русского языка1, поскольку, по справедливому замечанию Б. Н. Головина, «система словообразования не может не найти полного отображения в достаточно объемном толковом словаре, а тем более в серии таких словарей» [Головин 1968: 5].

Из названных источников методом сплошной выборки были отобраны все производные слова, при образовании которых был использован прием удвоения. Выборка составила около 2000 слов разных частей речи с разными видами удвоения: корневым удвоением типа ма/кшальааш, хи-хи, аффиксальным удвоением типа ветер-оч-ек, по-на-апрошпь, шовным уд воением типа белый-белый, крето-пакрепко.

Для осуществления функциональной части анализа исследованию подвергались не только словарные дефиниции, но и весь иллюстративный материал, содержащийся в соответствующих словарных статьях. При этом учитывалась датировка текстовых иллюстраций, их жанрово-тематическая и стилистическая специфика, частота употребления и контекстное окружение интересующих нас лексем.

Дополнительно к анализу были привлечены другие источники материала. В полном объеме проанализированы тексты Новгородских берестяных грамот, наиболее ярко отразивших живую разговорную речь Древней Руси. К анализу привлекались, кроме того, материалы собранной нами по текстам различных.

1 Список использованных словарей приведен в конце работы.

19 жанров и стилей картотеки употребления наиболее перспективной словообразовательной модели редупликации в современном русском языке — вторичных де-минутивов. Выборка производных данной модели проводилась также по материалам Картотеки Словаря русского языка XI—XVII вв., хранящейся в Институте русского языка АН РФ. Для динамического анализа моделей деминутивного суффиксального удвоения испол ьзовались данные эксперимента (анкетирования).

Методика исследования. В общеметодическом плане предлагаемое исследование должно быть охарактеризовано как синхронно-диахронное1 и типологическое. Используя синхронно-диахронный метод, мы опираемся на то понимание диахронии, когда она не отождествляется с историей (с «тем, что было»), а рассматривается как «последовательность состояний во времени» [Соссюр 1977: 114, 115], как «движение, приводящее к смене качественного состояния языка» [Моисеев 1987: 101- см. также: Косериу 1963; О соотношении синхронного анализа языка и исторического изучения языков 1969]. Всякое статическое описание с этих позиций является составляющей общего эволюционного процесса, ср. определение И. А. Бодуэна де Куртенэ: «Статика языка есть только частный случай его динамики или скорее кинематики» [Бодуэн де Куртенэ 1963: 349]. Такое описание предполагает выяснение того, «в какой мере синхронные связи между существующими явлениями отражают процесс развития одного явления из другого» [Улуханов 1992: 5].

Типологический метод находит в работе применение в духе так называемой фрагментарной типологии, или типологии подсистем («subsystem typology») [см.: Voegelin 1956а: 203], предполагающей свободный выбор и разную степень детализации объектов типологизирования. Фрагментарная типология рассматривается, с одной стороны, как индуктивный способ построения «целосистемной типологии» («whole-system typology») [см.: Voegelin 1956б: 596], ас.

1 Принципы синхронно-диахронного исследования редупликационных моделей изложены в специальном параграфе 2-й главы.

20 другой стороны, как метод, позволяющий вскрыть объективно существующую типологическую неодаородношь разных подсистем одного и того же языка [см., напр.: Иванов 1959:6].

При анализе языкового материала в работе использована традиционная методика, сочетающая аналитический и динамический подходы. Суть первого подхода, как известно, состоит в том, что «внимание исследователя сосредоточено на анализе результатов актов словообразования [Кубрякова 1981: 3], в том, что наблюдения и выводы основываются на ретроспекции: анализ «готовых» производных слов — путь к познанию действующих в языке словообразовательных моделей, их границ, факторов лексической реализации. Второй — динамический, или прогнозирующий — подход использует противоположно направленную методику, при которой «задачей исследования оказывается описание и объяснение самих процессов словообразования» [Кубрякова 1981:3], выявление причин и факторов языковой эволюции [см.: Черепанов 1972]. «Если при аналитическом подходе объектом исследования выступают производные слова, то при динамическом аспекте им становятся процессы трансформации мотивирующих слов в мотивированные» [Горпинич 1981: 4]. Сочетание названных подходов в синхронно-диахронном исследовании позволяет, на наш взгляд, получить объективные результаты, поскольку переход от статики к динамике позволяет выявить сосуществующие на каждом синхронном срезе факты настоящего, элементы «прошлого» и «ростки будущего», дать правильную ретроспективную и проспективную оценку описываемого явления [см.: Тихонов 1972].

Основополагающими принципами предлагаемого исследования также являются: принцип многоаспектного изучения языковых единиц в их парадигматической и синтагматической среде [см.: Бондарко 1984: 49, 56] и функциональный анализ деривационных элементов [Земская 1987]. Структурно-семантический и коммуникативно-функциональный анализ моделей редупликации, рассмотренных в системе изофункциональных словообразовательных средств и моделей, позволит, на наш взгляд, объективно оценить возможности.

21 и перспективы редупликационных моделей в каждой словообразовательной микросистеме. Внимание к функционированию исследуемых производных определяется идущим от А. Сеше пониманием первичности речи, согласно которому «язык» рождается из «речи», «речь» создает правила «языка», исходя из потребностей ясности и действенности [см.: Sechehaye 1940].

В работе применяются такие приемы анализа, как компонентный, контекстный анализ, приемы трансформации, сравнения, эксперимент, статистическая методика. В последнем случае принимается во внимание языковой и речевой количественный показатель. Первый учитывает количество слов, образованных по данной модели, второй — количество употреблений всех слов, образованных по данной модели, и количество употреблений каждого такого слова [см.: Сахарный 1969]. Понятно, что, имея в качестве основного источника лексикографические материалы, можно оперировать лишь весьма относительными статистическими данными. Однако и на основании словарных источников реально получить в целом достоверную картину общего (как языкового, так и речевого) количественного соотношения производящих и производных слов.

При анализе языковых фактов древнего периода, когда, по справедливому замечанию Н. Е. Ананьевой, «неприемлемой оказывается методика авторских толкований значения производной лексемы» [Ананьева 1998: 35], основным исследовательским приемом становится компонентно-контекстный анализ, при котором «соответствующие семы выводятся из интерпретирующей (толковой) части словарной статьи и затем „проходят проверку“ контекстом.» [Гам же: 36].

Заключение

.

I. Синхронно-диахронный анализ возможностей использования редупликации в процессах русского словообразования и сопоставление русского материала с материалом языков иной морфологической структуры (изолирующих и агглютинативных) показал как наличие общих, свойственных всем языкам, закономерностей в приемах построения слов, так и значительные расхождения разноструктурных языков в конкретных проявлениях этих закономерностей.

1. К числу общих закономерностей относится универсальность редупликации как способа построения слов, используемого языками различного строя. Выявляются также универсальные структурные и семантические разновидности редупликации. Во всех языках редупликация может быть полной, неполной, дивергентной, осложненной, может быть представлена удвоением синонимических единиц. Семантической универсалией является иконическая связь этого способа с квантитативной семантикой — с «идеей меры и количества» (А.К. Оглоблин). Эволюционной универсалией можно, по всей видимости, считать развитие способа удвоения от полной или частичной корневой редупликации к редупликации аффиксов.

2. Алломорфизм языковых типов проявляется в преимущественном использовании определенных структурных разновидностей редупликации, в семантическом и функциональном ее своеобразии. При этом отчетливо противопоставленными оказываются агглютинативные в широком смысле языки (языки, использующие агглютинативную технику в построении слов) и языки флективного строя с ярко выраженными фузионными тенденциями.

2.1. В языках с агглютинацией абсолютно преобладают слоговые и словные удвоения. В русском языке, имеющем достаточно отчетливый флективный характер, эти разновидности редупликации занимают периферийное положение, представляют собой реликты древнего типа редупликации.

Слова русского языка со слоговым и корневым удвоением относятся к древнейшему лексическому слою и являются в основном словами междометного и звукоподражательного характера. Живые, продуктивные модели слогового и корневого удвоения в русском языке отсутствуют. Слова со слоговым удвоением типа мама, папа, баба, ку-ку, тарарам, ни гугу, гоголь, гагара, хорохориться, таратора, тютюкать, тюлюлюкать, тилиликать, талстакать уже с начала письменного периода развития русского языка не являлись продуктами живого словопроизводственного процесса, производными действующих словообразовательных моделей. Слоговая редупликация в русском языке письменной эпохи — это не способ образования слов, а только способ фонетической организации ограниченного круга лексем.

Характерные для флективного языкового строя особенности морфемной структуры слова (несамостоятельность корней-основ, фузионный тип аффиксации, структурно-семантическая избыточность словоформ) обусловливают типологическое своеобразие русской редупликации, основной разновидностью которой являются модели аффиксального удвоения — удвоения словообразовательных суффиксов и префиксов типа полян-к-а — полян-оч-к-а, лег-онък-олег-онеч-к-о, при-забыть — по-при-забытъ и под.

Словные удвоения типа большой-большой находятся на периферии словообразовательного поля русской редупликации. Такие образования представляют собой предельные случаи редупликации и выступают на современном этапе развития русского языка как своеобразные синтакгико-словообразовательные единицы, формы слитно-раздельного существования слова. Будучи принадлежностью прежде всего разговорной речи, словные удвоения существуют как особые текстовые слова, не претендуя в большинстве случаев на статус словарных единиц. Словные удвоения явились следствием характерного для разговорной речи взаимодействия словообразования и синтаксиса, выражающегося в размытости границ между словом и словосочетанием и порождающего своеобразные.

374 синтактико-словообразовательные единицы.

Соотношение между аффиксальной и словной редупликацией исторически изменчиво. Если модели аффиксальной редупликации представляют собой древний тип внутрисловного удвоения, собственно деривационный процесс, то модели лексемной редупликации складываются в национальный период истории русского языка на базе тавтологических конструкций синтаксического характера под воздействием синтезирующих тенденций, характерных для языкового строя русского языка, и являются результатом так называемых деривато-идных процессов (Л.Н. Мурзин), обеспечивающих возникновение новых языковых единиц на базе неоднократного воспроизведения в речевых актах уже образованных единиц. Немаловажное значение в становлении моделей словной редупликации имело направление развития моделей аффиксального удвоения, сыгравшего для лексемной редупликации роль структурно-семантического и психологического образца.

Типологическая специфика русской редупликации состоит не только в характере ее базовых единиц (в преимущественном использовании в этом качестве словообразовательных аффиксов), но и в общей ориентации редупликационных процессов на план содержания «задействованных» в этой операции языковых единиц при необязательном тождестве их плана выражения. Вполне естественно, что языки иной типологии, применяющие по преимуществу слоговые и корневые удвоения, активно оперируют при редупликационной деривации элементами плана выражения языкового знака, сохраняя в той или иной мере тождество звуковой оболочки редупликанта и редупликатора. Именно это и подчеркнуто в большинстве определений редупликации, выведенных из понимания этого приема как операции, базовыми единицами которой являются слог или корень.

Опора русского внутрисловного удвоения на план содержания имеет своим следствием широкое распространение в русском языке синонимической.

375 редупликации словообразовательных аффиксов. Явление это не случайное, оно определяется важной типологической чертой флективных языков синтетического типа — словообразовательной избыточностью. В языковой парадигматике словообразовательная избыточность выражается в многокомпо-нентности словообразовательных категорий, а в синтагматике слова реализуется в моделях синонимической аффиксальной редупликации. Продуктивность синонимических аффиксальных удвоений соответствует общей типологической особенности морфемного строения русского слова, заключающейся в значительном развитии разных типов морфемной изосемии, вплоть до полного совпадения морфемных значений в пределах слова.

Повторная синонимическая аффиксация в структуре русского слова связана также с фузионными свойствами русских словообразовательных аффиксов, характеризующихся, в частности, многозначностью, семантическим синкретизмом, регулярной деэтимологизацией. Редупликация синонимических аффиксов в таких случаях направлена на предотвращение информационной недостаточности нечетких структур, придает фузионному словообразовательному форманту «полноту значимости» .

Развитие в русском языке моделей аффиксального удвоения под держивается характерной для флективных языков асимметрией словообразовательного и морфемного уровней, при которой количество «тактов порождения» не равно количеству морфем в слове, а количество морфем — количеству элементов информации (П.А. Соболева). Асимметрия морфемного и словообразовательного уровней и процессы семантической нейтрализации, вторичного синтезирования, широко разворачивающиеся в морфемных композициях фузионного типа, способствуют образованию на основе аффиксальной редупликации морфемных комплексов с особой формантной функцией — редуплицированных словообразовательных формантов, что создает ситуацию вариативности формантной структуры слова и обеспечивает возможное варьирование словооб.

376 разовательных действий говорящего в условиях коммуникации (Э.П. Кадькало-ва). В зависимости от условий коммуникации возможна реализация разных видов деривационных отношений, объективно сосуществующих в языковой парадигматике: отношений типа корзина корзин-{к}-а корзиноч-{к}-а, отношений типа корзина корзин-{к+к}-а. Свобода словообразовательных действий говорящего и функционирование редуплицированных словообразовательных формантов являются, в свою очередь, факторами, поддерживающими высокую потенцию редеривационного словопроизводства.

Возникновение моделей аффиксальной редупликации и образование на их основе редуплицированных словообразовательных формантов имеет не только структурно-языковую, но и психолингвистическую основу. Свойственная флективным языкам многокомпонентность словообразовательных категорий порождает психическую реальность абстрагированных формул словопроизводства (словообразовательных архитипов, по С.Ю. Адливанкину), обусловливая относительную свободу «словообраза» (Б.Ю. Норман) от конкретного аффиксального представления. Относительная свобода психического образа слова от конкретного аффиксального представления связана со своеобразием аффиксальных морфем. Между семантически однородными аффиксами в силу абстра-гированности их значения больше близости и меньше различий, чем между семантически однородными лексемами.

Вместе с тем степень свободы «словообраза» от конкретного аффиксального представления той или иной деривационной семантики неодинакова. Чем дальше словообразовательная семантика от денотативно-сигнификативного ядра языкового знака, чем более периферийное положение занимает она в структуре лексического значения, тем более свободно и подвижно ее аффиксальное оформление, совершающееся, очевидно, не во «внутренней» речи, а при переходе к речи «внешней». Такова, например, природа деминутивно-оценочной и ак-ционсартной семантики — главных семантических сфер русской редупликации.

Тесное взаимодействие структурно-семантических особенностей деминутивов и акционсартных глаголов со структурно-функциональными и фреймовыми характеристиками высказывания свидетельствует о том, что «доводка», аффиксальное оформление таких производных происходит именно на выходе во внешнюю речь, что создает практически неограниченные возможности для редупликации в этих сегментах лексики.

2.2. В современных изолирующих и агглютинативных языках редупликация широко используется как для передачи признаковых, так и для передачи разнообразных предметных значений. История русского языка демонстрирует постепенную концентрацию редупликационных моделей в сфере выражения признаковой семантики.

На протяжении исторического развития русского языка неуклонно увеличивается продуктивность моделей удвоения в сфере деминутивно-оценочной и акционсартной семантики. (По-видимому, для славянских языков модификационно-квантитативная семантика является той особой семантической сферой, в которой словообразовательная активность исконно велика. Например, по наблюдениям В. В. Мартынова, еще в балто-славянскую эпоху «основное инновационное развитие. проходило в рамках словообразовательного фрагмента, ограниченного четырьмя семантическими признаками, collectiva, singulativa, augmentativa, deminutiva» [Мартынов 1973: 55]).

В современном русском литературном языке большинство производных с редуплицированным словообразовательным формантом обладает общей для них номинативной спецификой: такие производные являются средствами обогащения ономасиологической категории признаковое&tradeнезависимо от того, в пределах какой части речи реализуется та или иная редупликационная модель. В этом и заключается ономасиологическая сущность моделей аффиксального удвоения в современном русском языке. Ономасиологическая категория при-знаковости, модификационной признаковости (дополнительной с содержатель.

378 но-смысловой точки зрения) приобретает на современном этапе важное значение при отражении в языке экстралингвистической реальности и, в частности, при ее интерпретации средствами словообразования.

Префиксально-акционсартная и суффиксально-деминутивная деривациясловообразовательные микросистемы, в рамках которых редупликационная аффиксация получает в русском языке наибольшее развитие, — обнаруживают значительную общность. Эта общность выражается в семантической подвижности, энантиосемичности акционсартного и деминутивного словообразовательных значений, в возможности семантически нерасчлененного функционирования лексем с этими словообразовательными значениями, в высокой регулярности и потенциальной неограниченности их деривации, заставляющей исследователей говорить о промежуточном положении акционсартных глаголов и деминутивов-существительных между лексикой и грамматикой.

Общность акционсартной и деминутивно-оценочной деривации заключается также в активном развитии обоих направлений в разговорной стилистической сфере, в употреблении акционсартных глаголов и деминутивных существительных в этикетной функции, наконец, в выдвижении в каждой из названных микросистем одного универсального аффикса-редупликатора: приставки пов системе акционсартной редупликации и суффиксакв системе деминутивной редупликации. Семантически гибкие, подвижные, диффузные языковые единицы (приставка пои суффикск-) наиболее успешно функционируют в роли ре-дупликаторов — актуализаторов разнообразных модификационных значений, выражаемых тоже семантически подвижными аффиксами-редупликантами.

Аффиксально редуплицированные акционсартные глаголы и деминутив-но-оценочные производные с контекстно зависимой семантикой наиболее полно выражают природу русского языка и русского дискурса, характеризующегося, по словам Н. Д. Арутюновой, «триумвиратом» «неопределенности, всеобщности и стихийности». Продуктивные типы аффиксальной редупликации функ.

379 ционируют во имя экспрессивизации речи, подчеркивают такую отличительную черту русского дискурса, которую Д. С. Лихачев определил как несклонность «к обнаженно понятийным и однозначным определениям, к терминологичности» .

2.3. В изолирующих и агглютинативных языках редупликация служит средством выражения как словообразовательных, так и грамматических значений. В русском языке на протяжении всего его исторического развития основной функцией редупликации является функция выражения словобразователь-ных значений. Редко появляющиеся на разных этапах языковой эволюции удвоения граммем неизменно приобретают стилистические функции (ср. удвоение глагольных суффиксов имперфективации).

Редуплицированные производные русского языка принадлежат специфическим словообразовательным типам, формантами которых (носителями деривационного значения) выступают особые редуплицированные морфемы — суффиксы, префиксы или слова, переходящие на положение морфем. (В последнем случае можно говорить о формантой функции самого способа удвоения, как это и принято в исследованиях, посвященных анализу редупликационных явлений в языках агглютинативного типа с преобладанием словных удвоений).

Инвариантное словообразовательное значение словообразовательных типов с редуплицированным формантом может быть определено как значение интенсификации или актуализации словообразовательных или (в случаях словных удвоений типа большой-большой) категориально-лексических значений, уже выраженных в производящем слове. Варианты словообразовательных значений зависят от характера интенсифицируемых (актуализуемых) значений, т. е. значений, выраженных единицами-редупликантами, например: словообразовательный тип с актуализованным значением лица («вулканизаторщик) — словообразовательный тип с интенсифицированным или актуализованным деминутивным значением (ведерочко) — словообразовательный тип со значением интенсификации качественного признака (iбольшой-большой) — словообразовательный тип со.

380 значением интенсификации процессуального признака (ходишь-ходишь).

Инвариантно-вариантная трактовка словообразовательного значения и словообразовательного форманта редуплицированных производных создает возможность объективной и системной их интерпретации, является базой для выявления тождеств и различий в пределах единого словообразовательного механизма. С одной стороны, реальность системы словообразовательных типов с редуплицированным формантом позволяет констатировать наличие особых разновидностей в пределах таких способов русского словопроизводства, как аффиксация и словосложение — редупликационной аффиксации и реду-пликационного словосложения. С другой стороны, все словообразовательные типы, характеризующиеся редуплицированным формантом, могут быть интерпретированы как составляющие единой «словообразовательной формации» (М.В. Черепанов) — комплексной единицы, объединяющей словообразовательные типы по виду форманта.

Выделение редуплицированных формантов как особого вида форманта позволяет непротиворечиво соотнести лексико-семантические связи слов с особенностями деривационных процессов. Характерная для русского языка множественность мотиваций как явление, отражающее разнообразие лексико-семантических отношений слов, является предпосылкой варьирования формантой структуры производных слов, базой для образования редуплицированных формантов. И наоборот, функционирование редуплицированных формантов, всегда соотносительных с простыми формантами, становится условием постоянного обогащения лексической системы однокорневыми словами, находящимися в отношениях разнонаправленной мотивации.

II. Синхронно-диахронное исследование моделей внутрисловного удвоения в русском языке свидетельствует о достаточно широком использовании редупликации в русском словообразовании и о важных функциях этого приема в процессах исторического развития словообразовательных подсистем всех ос.

381 новных частей речи.

1. Этапы эволюции редупликационных процессов соответствуют тем основным периодам истории русского языка (древнерусский, старорусский периоды, новое время, современный период), на стыке которых происходили важнейшие языковые изменения. К концу каждого из названных хронологических отрезков накопление новых свойств в общем редупликационном пространстве русского языка достигает того предела, который позволяет говорить о наступлении нового этапа в историческом развитии способа удвоения. Соответствие хронологии редупликационных процессов общеязыковой хронологии связано с использованием редупликации в качестве средства поддержки, укрепления и продвижения важнейших структурно-семантических и стилистических тенденций, развивающихся в разные исторические периоды в словообразовательных подсистемах разных частей речи и разных ЛСГ. Ср., например, развитие редупликационных моделей в связи с активным освоением русским языком именного способа представления признаковой семантики, формирование редупликационных моделей в связи с бурным развитием и семантической эволюцией деминутивных словообразовательных типов, в связи с поисками наиболее эффективных средств выражения лексико-грамматической (разрядной) семантики имен прилагательных, средств выражения видовых значений в глагольной словоформе. Ср. также активное развитие аффиксальной редупликации как способа книжной стилистической маркировки слова в древнерусском языке и не менее активное использование редупликационных моделей в целях разговорной характеризации слова в последующие периоды. Таким образом, изменения в характере редупликации, отражающей направления общей словообразовательной эволюции, служат одним из диагностирующих показателей, свидетельствующих о смене языковых эпох.

2. Диахронный анализ русской аффиксальной редупликации ярко выявляет противоположные направления в развитии модификационного и немодифи.

382 кационного словопроизводства. Если аффиксы немодификационных словообразовательных подсистем, накапливая агглютинативные свойства, с течением времени утрачивают способность к редупликации, то аффиксы модификацион-ного словопроизводства, напротив, усиливая признаки фузии, увеличивают ре-дупликационные потенции. В современном русском литературном языке функционирует лишь одна полноправная модель немодификационной редупликации — редупликация префикса пра- (пра-дед, пра-пра-дед, пра-пра-пра-дед и т. д.), косвенно связанная все-таки с квантитативной семантикой. Таким образом, история аффиксальной редупликации — убедительное свидетельство того, что развитие аффиксальной разновидности редупликации связано с типологическими свойствами аффиксов — с их агглютинативным или фузионным характером.

3. Увеличение и снижение редупликационных потенций у аффиксов, обслуживающих разные семантические сферы словообразования, в целом соответствует той исторической динамике, которая характеризует морфологические подсистемы имени и глагола в целом. В именной подсистеме обнаруживается склонность к уменьшению количества морфем, тогда как в глагольной подсистеме, напротив, заметно движение в сторону морфемного усложнения лексемы (М.В. Панов). Можно думать, что это связано, в частности, и с количественным соотношением модификационных и немодификационных словообразовательных типов в каждой из названных подсистем: с высоким процентом модификационных словообразовательных типов в глагольной подсистеме (за счет приставочного словопроизводства) и незначительным удельным весом модификаци-онного словообразования в системе имен.

4. Историческая эволюция русской редупликации соответствует также общей социолингвистической динамике, приведшей к становлению специфического языкового типа, обозначенного Б. М. Гаспаровым как «восточноевропейский языковой стандарт». Прослеживая развитие и становление этого языкового типа на грамматическом уровне, Б. М. Гаспаров устанавли.

383 вает, что проходило оно в непрерывном развертывании противоположных языковых процессов — редукции грамматических категорий реляционного характера (категорий, выражающих различные позиции говорящих, точки отсчета по отношению к наблюдаемым феноменам) и укреплении так называемых дескриптивных категорий (категорий, ориентированных на описание и классификацию самих наблюдаемых феноменов). Русская редупликация развивается аналогично грамматическим категориям, постепенно отмирая в области конверсионного словопроизводства, отражающего изменение синтаксической позиции лексемы, изменение точки зрения говорящего относительно реалий действительности, и, напротив, все более утверждаясь в сфере модификационного словообразования, имеющего не конверсионный, а классификационно-дескриптивный характер. В этом находит отражение спиралевидное развитие языка, при котором «устраняемые в процессе развития языка явления вновь продолжают проявляться, но в отношении иного языкового материала» [Гак 1998: 641].

5. Общая в целом направленность редупликационных процессов на протяжении исторического развития русского языка и их корреляция с процессами развития грамматической системы, с общими стилистическими тенденциями сменяющихся исторических эпох свидетельствует о том, что разные конкретные типы и модели редупликации взаимозависимы и образуют систему средств общекультурного назначения, своеобразную «иллокутивную грамматику» (по А. Вежбицкой), отвечая тому, что в разное время называли «духом языка», его «концептосферой», «семантической грамматикой», «когнитивным стилем» или «кросс-культурной прагматикой» .

Ш. Процессы редупликации аккумулируют действие важной языковой антиномии «избыточность — экономия», служащей импульсом языкового развития. Так, например, если удвоение слов или их компонентов есть проявление избыточности, то коммуникативный эффект, возникающий в результате образования.

384 таких производных, компактно передающих значительный объем информации, отражает действие принципа экономии, является своеобразным «тормозным механизмом», «стоп-краном», заставляющим отметить, выделить единицу речи в процессе говорения и восприятия. Если свертывание, опрощение редупликаци-онной модели (образование сложных или редуплицированных формантов, слитно-раздельных сложных слов на базе синтаксической тавтологии), устраняющее избыточную сложность коммуникативной единицы, ведет к сокращению речевого кода, отвечает закону экономии речемыслительных усилий (морфемная последовательность осознается целиком, а не по частям), то потенциальная редеривация (болт-ух-а < болт-ушк-а), проявляющаяся в структурном упрощении редуплицированных формантов, в действительности ведет к вторичному усложнению речевого кода, поскольку вновь актуализирует реальный деривационный механизм редупликации.

Сложение редуплицированных формантов на основе аффиксальной редупликации меняет характер семантической избыточности в составе словоформы: отношения повторного выражения значений эволюционируют в отношения неоднократного выражения значений, что наиболее очевидно в случаях словообразовательного эллипсиса, чресступенчатого словопроизводства.

IV. Изучение моделей русской редупликации дает основания для корректировки распространенного определения редупликации как «фономорфологического явления» (так определяется редупликация в ЛЭС). Сама по себе возможность использования в процессах внутрисловных удвоений значимых единиц языка (словообразовательных аффиксов или слов, переходящих на положение морфем) делает неверным ограничение редупликации формальным фактором, поскольку основой удвоений, в которых участвуют значимые единицы, является именно семантика, а не структура этих единиц.

Исключение собственно семантических повторов из сферы редупликации лишает описание этого процесса необходимой объяснительной силы. Так, при.

385 анализе аффиксальной редупликации с позиций обязательного формального тождества повторяющихся в слове аффиксов (например, у Л.И. Ройзензона) в качестве примеров редупликации рассматриваются производные типа поверхп-ост-н-остъ, в которых повторение одного и того же аффикса не является повторением дериватемы, но не попадают в поле зрения производные типа изб-ушеч-к-а с удвоением формально различных, но семантически тождественных суффиксов, примеры, в которых как раз имеет место повторение дериватем.

Ограничение редупликационного процесса обязательным формальным тождеством повторяющихся внутри слова единиц порождает и неоправданную изоляцию внутрисловных удвоений из общей системы языковой повторяемости, разрушая целостность представления о соотношении внутрии межсловной повторяемости (к последней традиционно относят не только лексико-семантические, но и собственно семантические повторы) — относительно самостоятельных подсистем, образующих в целом сложную систему разнообразных и разноуровневых средств гиперхарактеризации.

Можно предложить следующее определение редупликации, учитывающее, с одной стороны, универсальность этого приема построения слов, а с другой стороны, многообразие его структурно-семантических и функциональных проявлений: Редупликация — это способ словоили формообразования, состоящий в удвоении корня или его элементов (звуков, слогов), аффиксов или целых слов, переходящих на положение морфем. Редупликация может быть полной, неполной, дивергентной, осложненной, синонимической. В случаях применения редупликации всегда возникает асимметрия плана выражения и плана содержания: одной единице плана содержания соответствует две единицы плана выражения. Продуктивность того или иного типа редупликации зависит от особенностей морфологического строя языка.

Синхронно-диахронный анализ редупликационных моделей показал, что возможность соединения элементов с одинаковым значением — одна из важных.

386 характеристик русского слова.

Описанная в нашей работе система внутрисловных удвоений может быть рассмотрена и в более широком контексте языковых явлений:

1) Нами выявлены и проанализированы только те типы внутрисловных удвоений, которые затрагивают однопорядковые единицы, оперируют языковыми элементами одного и того же вида (слог + слог, аффикс + аффикс, слово + слово), отражают деривационную историю слов. Между тем чрезвычайно интересным и перспективным представляется и более широкий, семантико-когнитивный подход к изучению редупликационных процессов на уровне слова. Систематическое исследование разнообразных случаев возникновения новых слов и новых значений на основе редупликации смыслов (изосемии между морфемами разных типов, в том числе между нулевыми и материально выраженными морфемами, между морфемами, не обязательно отражающими деривационную историю словапроцессов развития семантической структуры слова на основе смыслового повтора — подобные факты отмечены в работах Г. Ленер-та, В В. Лопатина, И. Г. Милославского, Г. А. Моргунова, В. Н. Телии, А.Н. Тихонова) способствовало бы созданию цельного многослойного полотна, широко показывающего роль редупликации не только как словопроизводственной процедуры, но и когнитивной операции. Такое исследование могло бы послужить основой для построения контенсивной типологии редупликации, еще более отчетливо выявить роль семантической избыточности в языке.

2) Перспективным является также синхронно-диахронное исследование субстанции повторяемости в совокупности разнообразных ее проявлений, т. е. включение русской редупликации в общее поле смежных разноуровневых языковых явлений. Такое исследование помогло бы установить общие и дифференциальные признаки разных видов повторяемости, характер структурно-семантического и функционального соотношения внутрисловной и межсловной повторяемости на разных этапах языковой диахронии. (Ср. предположение А.

Вежбицкой о значительной функциональной и структурной изоморфности повтора и редупликации в итальянской речи, вплоть до сопоставимой частотности одних и тех слов в конструкциях повтора и редупликации).

Осознание редупликации как ячейки глобальной, общеязыковой повторяемости необходимо ввиду общей коммуникативной природы разных структурно-функциональных типов удвоений. Редуплицированные единицы, наподобие других конструкций с различного рода повторами, часто рождаются как контекстуальные единицы, обусловленные потребностями конкретного коммуникативного акта. Функции редупликации (внутрисловного повтора) и межсловного повтора в таком случае тождественны роли контекста: и редупликация, и повтор, и контекст разными способами обеспечивают одно и то жеформируют актуальный смысл, определяют ту или иную семантическую реализацию слова. (Ср.: Т. Slama-Cazacu, К. Baldinger называют следующие функции, выполняемые контекстом относительно отдельного значения: индивидуализация смысла, дополнение смысла, создание правильного понимания смысла, изменение смысла единицы, исправление ошибки).

Можно предположить, что для разных языковых систем свойственны, по-видимому, своеобразные способы и своеобразные функции языкового дублирования, определенные типы корреляции межсловной и внутрисловной повторяемости. Структурно-семантические и функциональные разновидности разного рода повторений, несомненно, находятся в соответствии не только с общесистемными (парадигматическими), но и с общими коммуникативными тенденциями, поскольку доминирующие в ту или иную эпоху или в том или ином языковом социуме текстовые структуры и жанры обеспечивают выбор и направление развития всех языковых средств. Некоторые штрихи таких корреляций были представлены в нашей работе. Однако эта проблема заслуживает специального исследования.

3) Диахронная модель русской редупликации может служить материалом.

388 для пока еще не предпринимавшегося историко-типологического исследования редупликации как языковой универсалии. Типологическая модель русской редупликации может представлять при этом типологию славянской (или во всяком случае, восточнославянской) редупликации ввиду незначительных расхождений между славянскими языками в области словообразования и ввиду того, что, по имеющимся в науке наблюдениям [Историческая типология славянских языков 1986; Вендина 1990], русский язык представляет максимальную словообразовательную модель всей Славии.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ СЛОВАРЕЙ.

1 Дювернуа А. Материалы для словаря древне-русскаго языка. — М., 1894.

2.Ефремова Т. Ф. Толковый словарь словообразовательных единиц русского языка. — М., 1996.

3 .Зализняк А. А. Словоуказатель к берестяным грамотам // В. А. Янин, А. А. Зализняк Новгородские грамоты на бересте. — М., 1986.

4.Лопушанская С. П., Горбанъ О. А. Прямой и обратный словник к старославянскому словарю (По рукописям X—XI вв.еков) /Под ред. P.M. Цейтлин, Р Вечерки и Э. Благовой. — М.: Русский язык, 1994. — Волгоград, 1997.

5Новое в русской лексике. Словарные материалы 1977;1988. -М, 1980;1996.

6.Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 60-х годов! Под ред. Н. З. Котеловой. Ю. С. Сорокина. — М., 1971.

I .Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 70-х годов / Под ред. Н. З. Котеловой. — М., 1984.

8.Обратный словарь русского языка. — М., 1974.

9.Ожегов С. И. Словарь русского языка / Под ред. Н. Ю. Шведовой. — 12-е изд., стер. — М., 1978.

Русский семантический словарь. ТЛУПод. ред. НЮ Шведовой.-М, 1998.

II .Сводный словарь современной русской лексики. Т. 1−2, — М. 1991.

2.Словарь Академии Российской. 4.1−4. — СПб., 1789−1794.

13.Словарь Академии Российской по азбучному порядку расположенный. -СПб., 1806−1822.

Ы.Словарь древнерусского языка XI—XIV вв. Т. 1−4. -М., 1988;1991.

15. Словарь русского языка. 2-е изд., испр. и доп. Т. 1−4. — М., 1981;1984.

Ь.Словарьрусского языка XI—XVII вв. Т. 1−24. -М., 1975; 1996.

11.Словарь русского языка XVIII в. Т. 1 -7. — Л., 1984 — 1992.

1 КОювсрь современного русского литературного языка Т. 1−17. -М.-Л., 1948;1965. 9. Словарь-справочник «Слова о полку Игореве» / Сост. Виноградова В. Л. Вып. 1−6.-Л., 1965;1984.

20.Словарь церковнославянского и русского языка, составленный вторым отделением Академии наук. Т. 1−4. — СПб., 1847.

21 .Словарьязыка А. С. Пушкина. -М., 1956;1961.

22.Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. -СПб., 1893−1903.

23.Старославянский словарь: (По рукописям X—XI вв.еков) I Под ред. P.M. Цейтлин, Р. Вечерки и Э. Благовой. — М., 1994.

24.Тихонов А. Н. Отовообразоватльньш словарь русского языка. Т. 1−2. — М, 1985.

25.Толковый словарь русского языка ! Под ред. Д. Н. Ушакова. Т. 1−4. — М, 1935;1940.

26. Толковый словарь русского языка конца XX в. Языковые изменения. / Под ред. Г. Н. Скляревской. — Спб, 1998.

21. Частотный словарь русского языка / Подред ЛН. Засфиной. -М, 1977. 28. Чернышевский Н. Г. Опыт словаря к Ипатьевской летописи //.

Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. Т. 16. — М., 1953.