Фитонимическая лексика елецких говоров

Отечественная диалектологическая наука в XX веке достигла очень важных результатов в изучении местной лексики в современном и историческом аспектах. Публикации диалектных словарей отдельных восточнославянских территорий, создание научных работ, посвященных описанию эволюции различных тематических групп лексики, тщательное изучение её- для целей лингвистической географии и успешная работа над атласом восточнославянских языков, завершение публикации «Словаря русских народных говоров», обобщившего фактически едва ли не все наработки диалектологов и восточнославянских этнографов XIX — XX вв.— всё- это способствует реконструкции сложного прошлого лексической системы русского языка.

В последние десятилетия под руководством Санкт-Петербургского Института лингвистических исследований РАН развернулась работа по созданию «Лексического атласа русских народных говоров» [Лексический атлас русских народных говоров 2004]. Одной из задач Атласа является сохранение для истории тех названий (и мест их распространения), которые функционируют в народном языке в наше время, но постепенно в силу различных причин уходят из языка [Программа собирания сведений для Лексического атласа русских народных говоров 1994: 5]. Среди тематических групп лексики, разрабатываемой в Атласе, заметное место занимает фитонимическая лексика. К сожалению, относительно липецкой, в частности елецкой, территории эта лексика образует в нем белое пятно.

Объектом нашего исследования является фитонимическая лексика трёх тематических групп елецких говоров: «Наименования травнистых растений», «Наименования кустарников», «Наименования грибов». С учётом представления о живом говоре как органичной системе эта лексика представлена в диссертации в функциональном единстве общенародных и локальных лексических элементов, называющих травы, цветы, ягоды, кустарники, грибы.

Предметом исследования стала семантика, структурно-функциональные особенности фитонимов, их происхождение и лингвистическая география.

Актуальность темы

исследования определяется научным интересом к изучению диалектных различий между говорами в теоретическом и практическом планах, усилившимся в последнее время вниманием к народной духовной и материальной культуре, развернувшейся работой по созданию «Лексического атласа русских народных говоров». Описание фитонимии елецких говоров актуально также потому, что отдельные наименования растений безвозвратно утрачиваются, превращаясь в архаизмы и историзмы, но диалектное слово — это не только средство коммуникации, оно — факт эстетики, факт истории эстетических представлений народа об окружающей природе.

Научная целесообразность исследования елецких говоров обусловлена также тем, что здесь наблюдается переплетение нескольких исторических пластов языковых явлений, так как эта территория и смежные с нею ареалы имели сложную историю: Елец как округа подвергался нашествию монголо-татарских завоевателей, различных тюркских кочевых орд, здесь жили служилые люди и казаки, переселенные в своё- время с других территорий восточного славянства, в том числе с Украины. Мы придерживаемся той активно укореняющейся точки зрения, в соответствии с которой в условиях татаро-монгольской опасности в XIV—XV вв. в пределах так называемого «Дикого поля», северную границу которого образовывала Елецкая земля, в действительности сохранялось постоянное русское население, непрерывная обитаемость южновеликорусской области. «Изучение русско-украинских и русско-белорусских связей в области языка, — писал С. И. Котков, — пока почти не выходит за границы старой книжности и художественной литературы» [Котков 1952: 47].

Елецкие говоры представляют значительный интерес также в том плане, что их система в известной степени отражает процесс становления и развития южнорусского наречия в целом и его отдельных говоров.

Народная фитонимия заслуживает пристального внимания также потому, что является одной из древнейших лексических микросистем, в которой, как пишет Н. И. Коновалова, — закреплён опыт практического и культурно-мифологического освоения растений как части окружающей человека природы [Коновалова 2000: 4].

Н.И. Вавилов в 1926 г. писал: «Изучение культурной растительности Старого Света обнаружило один чрезвычайно важный факт, именно, что, несмотря на многочисленные переселения народов, колонизацию, глубокую древность земледелия, до сих пор при систематико-географическом изучении можно устанавливать области максимально первичного разнообразия сортов и ряд закономерностей в распределении наследственных форм» [Вавилов 1926: 16].

Выдающийся ботаник подчёркивал, что на основе такого рода ботанических разысканий «большую ценность приобретают данные археологии, истории и лингвистики (подчёркнуто нами. — Ю.С.). Приуроченные к определённым ботаническим видам, они могут иногда значительно дополнить и углубить сведения о прошлом культурных растений» [Там же, 19]. Ф. П. Филин подчёркивает важность показаний географии растений, животных и особенно ландшафта для уяснения специфики общеславянской лексики, для решения вопроса славянского этнои глоттогенеза и необходимость ещё- «многое сделать в исследовании географии общеславянской лексики и её- увязке с ботаникой и зоологией» [Филин 1972: 19].

Опыт «практического и культурно-мифологического освоения растений», о котором пишет Н. И. Коновалова, — это, несомненно, и глубинные общеславянские истоки формирования народной фитотерапии, реализуемые в этнической и региональной специфике отдельных славянских народов, обусловленной природно-климатическими условиями их проживания, этнокультурными традициями и межэтническими связями. Изучение этих особенностей восточнославянских народов имеет уже некоторые ценные наработки. В процессе наших бесед с информантами Ельца и Елецкой округи говорилось, например, о лечебном использовании таких трав как зверобой, тысячелистник, полынь и др. Использование растений в этих целях известно было ещё- в общеславянский период, и сейчас оно осуществляется всё- активнее у восточных славян [Украинцы 200: 452−455]. Фитотерапия не входит в задачи данного исследования, но ясно, что использование растений в медицинских целях усиливало интерес простого народа к их миру, к их названиям. Одним из направлений дальнейшего изучения фитонимов как элементов региональной культуры может стать в будущем исследование фитотерапии Елецкого региона в сравнении с фитотерапией белорусского и украинского народов.

Елецкие говоры — это говоры особой, Елецкой, подгруппы Межзональной группы Б. На карте южного наречия они расположены между 37 и 38° в.д. С запада эта группа граничит с говорами Курско-Орловской групп, а с востока — южнорусского наречия. В работах по диалектному членению русского языка приводятся незначительные по количеству фонетические, грамматические и лексические данные, характеризующие специфику этой подгруппы (См. работы К. В. Захаровой, В. Г. Орловой «Диалектное членение русского языка» [Захарова, Орлова 1970: 138], Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой «Русская диалектология» [Аванесов, Орлова 1964: 282]). Исследователи отмечают, что в языковом комплексе данной группы представлены черты юго-восточной зоны, но части её- говоров свойственны черты изоглосс юго-западной зоны. Для елецких говоров признаются характерными, в частности, ассимилятивное смягчение [к] после парных мягких согласных ч и j, словоформа свекро^в йа (им. п. ед.ч.). Наряду с этими явлениями, диалектологи отмечают и следующие: 1) распространение умеренного и умереннодиссимилятивного яканья различных разновидностей- 2) распространение глагольных форм 3-го лица без окончания (он нес о) — 3) распространение личных форм с ударным гласным о от глагола варить (вс/риги), а также от формы валить [Аванесов, Орлова 1964: 281]- 4) произношение ui' в соответствии с аффрикатой ч: нош- 5) словоформа аюп йа — им. п., мн.ч.- 5) распространение формы родительного падежа единственного числа личного местоимения 1-го лица у мне [Захарова, Орлова 1970:139]. На территории елецких говоров распространены слова: махотка «сосуд для молока с высоким горлом», рогач «ухват», закута, закутка, закут «постройка для мелкого скота», загородка «определённый вид изгороди», брухатъ «бодать» (о корове), комари «муравьи» и др. [Аванесов, Орлова 1964: 281]. Дифференциальные признаки елецких говоров на лексическом уровне определены весьма неполно. Естественно, недостаточно представлен словарный фонд елецких говоров в «Словаре русских народных говоров», обобщающем сведения, накопленные учёными по русским говорам ранее.

Фактический сбор наименований растительного мира имеет свою историю. Он стал осуществляться с момента правления Екатерины II. Академик П. С. Паллас писал: «Императрица Екатерина II указала сделать экономическое и физическое описание всех, наиболее полезных обширной Российской империи растений.» [Паллас 1786: 1].

В середине XIX века Н. И. Анненков особо подчеркнул важность собирания народных названий фитонимов: «Существование простонародного названия растения указывает на известную степень замечательности растения, обратившей на себя внимание простолюдинаисследование этих замечательностей во всех отношениях и собрание всех сведений о растительности России в одно целое есть важная потребность настоящего времени» [Анненков 1859: 3]. В его исследований «Простонародные названия русских растений (материалы для издания Русского ботанического словаря)» (1858) для каждого биологического вида растения кропотливо собраны различные русские названия. Другая работа учёного — «Ботанический словарь, или собрание названий как русских, так и многих иностранных растений на языках латинском, русском, немецком, французском и других, употребляемых различными племенами, обитающими в России» (1859) — включает в себя не только русские названия растенийно и наименования на других языках. Важно, что составитель словаря выступил ещё- и в качестве лингвиста (не имея специального филологического образования): он сопроводил ряд наименований локальными пометами, что особенно важно и ценно при анализе территориального распространения номинативных единиц.

В XVIII — XIX вв. в России появляется большое количество словарей ботанической тематики, врачебных справочников, где представлены не только научные ботанические термины, латинская номенклатура, дано описание растения, но приводятся также народные фитонимы. Составители словарей (Н.М. Максимович-Амбодик, А. Мейер, П. С. Паллас, Н. И. Анненков, Т. И. Вержбицкий, К. Пупарёв) приводили эквиваленты фитонимов из европейских языков. К составлению своих трудов авторы подходили не только с ботанической точки зрения, но они интересовались и лингвистической составляющей: проводили параллели между разными языками, отмечали народные наименованиянекоторые словари, с целью более быстрого и точного определения вида нужного растения были проиллюстрированны. Например, «Ботанический подробный словарь или Травник» А. Мейера [Мейер 1781], «Ботанический словарь» Н. И. Анненкова [Анненков 1878].

Немало было сделано в изучении фитонимической лексики русского языка в XX веке. Лексикон растительного мира в русском языке постоянно привлекал и продолжает привлекать внимание лингвистов. Появились многочисленные работы (диссертационные исследования, монографии, словари, статьи и пр.), в которых с разных сторон характеризуется лексика природы.

Ботанические наименования во многом отличаются от других терминосистем, поскольку почти всякое растение (трава, цветок, гриб и т. д.) имеют научное, литературное и народное название. По этой причине каждая из разновидностей словесного обозначения растений рассматривалась в науке нередко самостоятельно, обособленно.

Диссертация В. А. Меркуловой «Происхождение названий дикорастущих съедобных растений в русских говорах» [Меркулова 1965] и монография «Очерки по русской народной номенклатуре растений» [Меркулова 1967] посвящены выявлению типичных словообразовательных и семантических моделей, характерных для русских наименований фитонимов, функционирующих в литературном языке и говорах, и решению некоторых вопросов этимологии слов данной тематической группы.

Особенности процесса номинации применительно к названиям растений затронуты в целом ряде работ Т. А. Бобровой [Боброва 19 741 978], В. В. Копочёвой [Копочёва 1985], В. А. Иванова [Иванов 1985], Е. И. Чинок [Чинок 1985], Е. В. Кузнецовой [Кузнецова 2004], Н. Б. Кудрявцевой [Кудрявцева 2004] и др. В отличие от всех перечисленных выше учёных Е. В. Кудрявцева процесс номинации рассматривает на примерах русских и немецких наименований растений. Сопоставительно-семантическим исследованием закономерностей номинации наименований растений русских говоров и английского, казахского языков занималась Г. И. Уюкбаева [Уюкбаева 1982].

Вопросы формирования ботанической терминологии в языке русской науки на материале словарей интересовали Н. Н. Забинкову [Забинкова 1958], С. Ю. Дубровину [Дубровина 1991], А. Л. Итунину [Итунина 1999]. Н. Н. Забинкова занималась исследованием становления ботанической терминологии, разрабатывала принципы составления «Латинско-русского ботанического словаря». А. Л. Итунина иллюстрировала состояние ботанической науки в России, терминологию в языке XVIII — первой четверти XIX столетия. С. Ю. Дубровина проанализировала ботаническую терминологию в этнолингвистическом аспекте, рассмотрела метафорические связи в фитонимических наименованиях [Дубровина 1991].

Семантику отдельных растительных образов рассмотрела В. Б. Колосова. Ботаническая лексика изучалась исследователем как часть, элемент обрядовых текстов, чаще календарного и семейного циклов, то есть как ряд обособленных сведений, мало связанных со всей системой народных воззрений [Колосова 2003].

Истории лексикографического описания наименований трав в диахроническом аспекте на материале рукописной картотеки «Словаря русского языка XI—XVII вв.» посвящено ценное диссертационное исследование Н. В. Шейной [Шеина 1995], а на материале рукописных памятников — работа И. Б. Ипполитовой [Ипполитова 2004].

Признаки внутренней системной организации группы слов-наименований растений на семантическом и словообразовательном' уровнях рассматриваются в работах В. Г. Арьяновой [Арьянова 1989], И. В. Лебедевой [Лебедева 1995], Н. И. Налётовой [Налётова 2001], И. В. Бродского [Бродский 2006] и др.

Сравнительный анализ ботанической номенклатуры русского и других языков (украинского, азербайджанского, татарского) провели А. И. Капская [Капская 1970], Л. А. Симоненко [Симоненко 1973], Н. М. Фещенко [Фещенко 1974], В. П. Никишева [Никишева 1974], З. У. Борисова [Борисова 1989], А. Ю. Белова [1993], Н. И. Панасенко [Панасенко 2000], Т. Х. Хайрутдинова [Хайрутдинова 2004], Д. Б. Мирзаханова [Мирзаханова 2007], Ч. И. Фиргалиева [Фиргалиева 2007]. Терминологическая лексика растительного мира является предметом исследований А. И. Киселевского [Киселевский 1962], З. У. Борисовой [Борисова 1989]. Р. Д. Сетаров описал коннотативные значения фитонимов в разных языках, преимущественно индоевропейских [Сетаров 2002].

Диалектная лексика растительного мира различных регионов также не раз становилась объектом изучения в разных аспектах. Особенностям принципов номинации в диалектной лексике флоры уделяли внимание В. Г. Арьянова (говоры среднего Приобья) [Арьянова 1989]. М. К. Шарашова рассмотрела нарицательные образования от имён собственных (на материале русских названий растений) [Шарашова 1968]. Фитонимические параллели на примере псковско-прикарпатских говоров проводила Н. И. Ашиток [Ашиток 1988].

Словообразовательную структуру лексических единиц, формирующих тематическую группу «Растительный мир», изучали В. А. Иванов (Средняя полоса России) [Иванов 1985], Н. И. Налетова (псковские говоры) [Налётова 2002]. В работах О. В. Смирновой лексика природы (воронежские говоры) освещена в лингвогеографическом аспекте [Смирнова 2002], Е. В. Демидовой — ареально-типологическом [Демидова 1997], Н. И. Панасенко — когнитивно-ономасиологическом [Панасенко 2000], а Н. И. Коноваловой — системно-функциональном [Коновалова 1993]. Продолжением работы Н. И. Коноваловой является выпуск ею в 2000 г. «Словаря народных названий растений Урала» [Коновалова 2000]. В 2001 г. О. И. Жмурко издала пробный выпуск тематического словаря Ивановской области, который ставит целью показать круг слов, называющих природные объекты, — традиционные и устойчивые именования предметов растительного и животного мира, ландшафта, явлений метеорологии и астрономии [Жмурко 2001].

Диалектная лексика природы отдельных регионов привлекла внимание В. А. Флоровской [Флоровская 1969], Д. И. Архаровой (говоры Талицкого района Свердловской области) [Архарова 1982], А. Ф. Войтенко (московские говоры) [Войтенко 2000], О. Е. Шепиловой (говоры Крайнего Северо-Востока России) [Шепилова 2008].

О названиях грибов в русских говорах писали О. И. Жмурко (ивановские говоры) [Жмурко 2001], Е. Б. Кузьмина (псковские говоры).

Кузьмина 2003], И. В. Лебедева (костромские говоры) [Лебедева 1995], Н. Ю. Меркулов, Е. А. Нефедова (калининские и архангельские говоры) [Меркулов, Нефёдова 1985], Е. А. Нефедова (архангельские говоры) [Нефедова 1977], В. Н. Суетенко (брянские говоры) [Суетенко 1972], О. В. Смирнова (воронежские говоры) [Смирнова 2002], А. С. Подлесных [Подлесных 2004]. Заимствованные фитонимические наименования в русских говорах исследовала О. В. Смирнова [Смирнова 2002].

Диалектология как лингвистическая дисциплина наряду с другими направлениями в изучении национального русского языка все чаще поднимает актуальную для современного языкознания проблему взаимодействия литературной лексики и диалектов. В последнее время в связи с современным состоянием русского языка проблемой его экологии и речи все больше внимания стали уделять диалектной лексике как источнику сохранения и развития лексического состава русского языка. Поэтому Н. И. Коновалова на примере ботанической лексики среднеуральских говоров анализирует контексты, актуализирующие номинативный признак фитонима, и делает вывод о значимости их для описания соответствующей группы слов как системы [Коновалова 2007]. И. В. Лебедева указывает на роль контекста в выявлении семантики диалектного миконима [Лебедева 1995]. Исследованием подобного рода занималась также О. В. Протапопова, изучавшая лексику природы в системе языковой культуры на материале тамбовских говоров [Протапопова 2004].

Как видим, перечень работ весьма обширен, и тем не менее пока нет оснований говорить о завершающем этапе описания лексики растительного мира России, что обусловлено и пестротой ареальных противопоставлений в сфере лексики, и эндемичным характером растительного (как и животного) мира.

Работы по изучению растений Елецкого края, но не фитонимов, имеются. В 1873 и 1888 годах опубликованы исследования Л. Ф. Грунера.

Список растений, собранных близ города Ельца" и «Конспект сосудистых растений, собранных в окрестности города Воронежа» [Грунер 1873, 1888]. Поскольку административные границы периодически менялись, и город Елец входил в состав то Воронежской, то Орловской губернии, эти работы Л. Ф. Грунера стали объектом нашего внимания. К материалу Л. Ф. Грунер подошёл как учёный-ботаник: списки растений представлены им как ботанические термины, приведена латинская номенклатура, дано краткое описание растений с использованием биологической терминологии и, что для нас особенно валено, указаны территории, где они встречается.

Флоре Елецкого уезда уделено немало внимания и в работе В. К. Овечникова, где наименования растений представлены так же, как и в работах Л. Ф. Грунера [Овечников 1920].

На территории Задонского района Липецкой области функционирует музей-заповедник Галичья гора. Его флору изучали С. И. Ростовцев, В. Н. Хитрово, Ф. С. Марфин, С. В. Голицин [Растительный покров Галичьей горы и история его исследования 1971]. Наиболее плодотворно исследовал растительный покров Липецкой области С. В. Голицин. Им составлена большая картотека растений, насчитывающая несколько тысяч наименований фитонимовсобран гербарий по каждому виду. Для лингвиста такая картотека даёт много ценного, поскольку на каждой карточке представлена латинская номенклатура и дано указание на место произрастания растения, его эндемичные характеристики, что диалектологу важно учитывать для уяснения причин отсутствия противопоставления диалектного / общенародного наименования растения на той или иной территории.

К сожалению, работ, посвященных изучению фитонимической лексики елецких говоров, до сих пор не было, хотя к выращиванию культурных растений интерес у жителей города Ельца проявился давно. Так, в книгах по исследованию города указывается, что в Ельце были распространены великолепные ботанические сады, парки, созданные купцами А. Н. Заусайловым, А. А. Петровым и др. [Стахович 1858: 14- Чекомазова В. И. 2007: 127]. Редкие растения даже выписывались из-за границы и адаптировались к климатическим условиям, характерным для города и его округи.

Лексический материал собирался нами на территориях города Ельца и близлежащих населённых пунктов, говоры которых обозначены в науке специальным термином «елецкие».

Елецкие говоры изучены пока недостаточно. Первым исследователем, изучавшим елецкие говоры, был М. А. Стахович [Стахович 1858]. В его труде «История, этнография и статистика Елецкого уезда (Орловский край)» приведена характеристика елецких говоров. В 1983 году вышло учебное пособие В. Г. Головина, Л. И. Головиной и Е. А. Провоторовой «Говоры Липецкой области» [Головин и др. 1983], представляющее собой небольшой словарь диалектной лексики. Продолжения его, к сожалению, не последовало. Характеристика елецких говоров представлена в содержательной статье И. М. Курносовой [Курносова 2006: 328−333]. И. М. Курносовой изданы также «Словарь народного языка произведений И. А. Бунина» [Курносова 2006], «Диалектно-просторечный словарь языка Евгения Замятина» [Курносова 2008], в которых через язык писателей ярко представлен народный колорит липецкой, в том числе елецкой, речи. Н. В. Денисовой написана статья «Лексика елецкой свадьбы как отражение истории народа» [Денисова 2001], раскрывающая лексику на фоне этнографических зарисовок местного края. Защищена диссертация и опубликована монография О. Ю. Пищулиной «Лексика елецкого кружевоплетения в контексте общерусской терминологии» [Пищулина 2004], представившие богатейший лексико-фразеологический материал, связанный с одним из наиболее развитых по сей день промыслов Ельца, и включившие его в обширную систему тождеств и противопоставлений елецкой лексики в её- связях с профессиональной и диалектной лексикой русского кружевного промысла России.

Цель диссертационного исследования — осуществить комплексный анализ тематических групп фитонимов елецких говоров как части говоров группы Б южнорусского наречия.

Поставленная цель обусловила решение следующих задач:

1) определить тематический состав фитонимической лексики местных говоров;

2) провести лексико-семантический анализ ботанических наименований этих говоров;

3) уяснить характер семантических процессов, протекающих в сфере фитонимов елецких говоров;

4) исследовать способы словообразования и мотивировочные признаки, положенные в основу ботанических наименований;

5) установить лингвогеографические связи фитонимов елецких говоров с соответствующей лексикой других говоров и языков.

Материалом для исследования послужила лексика елецких говоров, выявленная в речи носителей названного говора путём полевых наблюдений автора в период с 2005;2009гг.

Сбор материала проводился нами по специальной программе, разработанной Институтом лингвистических исследований (г. Санкт-Петербург) по заданию РАН для составления Диалектологического атласа русских народных говоров. Для полевых наблюдений нами был составлен специальный вопросник. В исследовании использованы материалы, полученные только от коренных жителей, при этом нами фиксировался возраст респондентов. Всего было опрошено 96 человек. Тексты, записанные от этих респондентов, представляют ценность как дополнительный источник сведений о елецких говорах, их морфологических и фонетических особенностях, позволяющих нам судить о месте описываемых говоров в микрои макросистеме южнорусского наречия и об истории этих говоров. В ходе исследования нами введено в структуру научного текста, обработано и изучено около 800 лексем, 220 из которых функционируют в елецких говорах.

Исследуемые наименования извлекались из «Словаря русских народных говоров», «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И. Даля, исторических («Словарь древнерусского языка XI—XIV вв.еков», «Словарь русского языка XI—XVII вв.еков», «Словарь русского языка XVIII века», «Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам» И.И. Срезневского), этимологических (Цыганенко 1970, Фасмер 1986, Шанский и др. 1975, Черных 2006 и др.), диалектных словарей и атласов конца XIX-середины XX в. («Словарь говоров Подмосковья», «Словарь орловских говоров», «Словарь воронежских говоров», «Словарь смоленских говоров», «Словарь русских донских говоров», «Словарь народных говоров Западной брянщины» и др.), словарей других языков («Белорусско-русский словарь», «Польско-русский словарь», «Русско-немецкий словарь», «Русско-украинский словарь» и др.) — травников («Русские простонародные травники и лечебники. Собрание медицинских рукописей XVI и XVII столетия» В. М. Флоринского, «Травник XVIII века (тобольский вариант)» / Науч. ред. JI.A. Глинкина, «Травник» / Сост. Г. П. Штаубер), а также материалов, находящихся на хранении в Музее Книги фондов Российской Государственной библиотеки («Врачебное веществословие.» Н.М. Максимовича-Амбодика, «Словарь ботанический.» Н.М. Максимовича-Амбодика, «Ботанический подробный словарь или Травник.» А. Мейера, «Описание растений Российского государства с их изображениями.» П.С. Палласа). Кроме того, для сверок научного ботанического термина к лексемам использовались материалы рукописной Картотеки Музея-заповедника «Галичья гора».

Гипотеза исследования: фитонимическая лексика елецких говоров, являясь системно организованным фрагментом национального русского языка, своим составом, особенностями функционирования и ареальными связями отображает специфику Елецкой подгруппы межзональной группы Б южнорусского наречия, так же, как её- отражают другие тематические группы местной лексики.

Новизна работы состоит в том, что она представляет собой первый опыт комплексного описания фитонимической лексики части говоров Елецкой подгруппы группы Б южнорусского наречия. В работе впервые осуществлены лексико-семантический анализ, лингвогеографическое сопоставление лексем названных тематических групп елецких говоров с соответствующими тематическими группами других русских говороввыявлены исторические пласты в этой лексике и связи елецких говоров с другими говорами и языкамиобнаружен ряд фитонимов, составляющих лексическую специфику елецких говоров.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она вносит вклад в решение проблемы взаимодействия научной терминологии с разговорной и просторечной лексикой в сфере фитонимии, раскрывает особенности влияния на эти взаимоотношения интраи экстралингвистических факторов, углубляет научное представление о специфических чертах межзональной группы Б южнорусского наречия на лексическом уровне.

Подвергшийся анализу лексический материал и результаты наблюдения над ним могут способствовать разностороннему описанию данных тематических групп лексики других русских говоров и диалектов.

Практическая значимость работы определяется возможностью применения её- материалов в практике преподавания русского языка в вузе: при изучении особенностей южнорусских говоров в курсе русской диалектологии, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, написании курсовых и выпускных квалификационных работ. Собранный языковой материал может быть использован при подготовке диалектных, историко-этнографических словарей. Лексикон исследования может также служить материалом для дальнейшёй разработки вопросов лингвистического краеведения, при организации факультативной и кружковой работы по лингвистическому краеведению в школе.

Методы работы определены поставленными в работе задачами и фактическим материалом: использован метод картографирования лексического материалалексико-семантический, контекстуальный, с помощью которого семантика диалектного наименования проясняется из текстов информантовописательный, включающий в себя обобщение и классификацию материалакомпонентный анализ с приёмами семного анализасравнительно-сопоставительный, а также количественный, используемый при подсчёте процентного соотношения мотивировочных признаков.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Семантические процессы, протекающие в сфере фитонимической лексики изучаемого региона, отображают особенности, характерные для лексики современных русских говоров в целом.

2. Рассмотренные в работе тематические и лексико-семантические группы лексики межзональной группы Б южнорусского наречия представляют собою совокупность различных семантических тождеств и противопоставлений с частными лексическими микросистемами других территориально-диалектных единиц русского языка (наречий, диалектных и межзональных групп, отдельных говоров и т. д.), при этом наиболее частотные связи обнаруживаются с курско-орловскими говорами южного наречия.

3. Система фитонимов елецких говоров включает в себя разнообразные исторические пласты, отражающие этапы развития русского языка и различные языки, воздействовавшие в разное время на формирование этой системы.

4. В ботанической лексике елецких говоров обнаруживается группа диалектных, собственно елецких слов, отражающих специфику.

Елецкой подгруппы межзональной группы Б южнорусского наречия.

5. В сфере ареальной фитонимической лексики понятия «синонимы», «полисеманты» характеризуются определённой спецификой их возникновения, обусловленной экстралингвистическим фактором: первые появляются и функционируют лишь внутри одного вида растения, вторые возникают только в рамках одного ботанического рода.

6. В фитонимической лексике вообще и в фитонимической лексике елецких говоров в частности возникновение омонимов выступает в качестве одного из наиболее активных лексико-семантических процессов.

7. Народное мировосприятие и народная эстетика определяют широкий набор мотивировочных признаков, положенных в основу наименований растений и по степени их использования в номинации, составляющих определённую иерархию.

Работа состоит из Введения, Четырёх глав, Заключения, Библиографии, Четырёх приложений («Словоуказатель», «Список респондентов города Ельца и Елецкого района», «Карта Елецкого района», «Фотоиллюстрации растений».

Апробация работы. Основные положения диссертации изложены в 16 работах, три из которых опубликованы в журналах, рекомендованных ВАК РФ для кандидатских исследований («Вестник Российского университета дружбы народов», серия «Русский и иностранные языки и методика их преподавания" — «Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова» (основной выпуск)). Результаты научной работы были апробированы в Елецком государственном университете имени И. А. Бунина (Международная научная конференция «Тихоновские чтения», 2006; Научно-практическая конференция докторантов и аспирантов, 2006; Региональная конференция, посвященная.

Году русского языка, 2008), Орловском государственном университете (Научная конференция молодых исследователей «Проблема литературного и лингвистического краеведения», 2006), Брянском государственном университете имени академика И. Г. Петровского (Международная научная конференция «Проблемы авторской и общей лексикографии», 2007), Омском государственном университете имени Ф. М. Достоевского (VI Международная научно-практическая конференция «Русский вопрос: история и современность», 2007), Бийском педагогическом государственном университете имени В. М. Шукшина (Международная научно-практическая конференция «Язык города», 2007), Смоленском государственном университете (Международная научная конференция «Культура и письменность славянского мира», 2007), Кубанском государственном университете (Международная научная конференция «Континуальность и дискретность в языке и речи», 2007), Воронежском государственном университете (Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения профессора В.И. Собинниковой), Воронежском государственном педагогическом университете (Международная научно-практи ческая конференция «Проблемы изучения живого русского слова на рубеже тысячелетий»), на ежегодных научно-практических конференциях преподавателей и аспирантов филологического факультета Елецкого государственного университета им. И. А. Бунина.

По теме диссертации опубликовано 16 статей:

1. Саввина, Ю. Ю. Наименования сортов мяты в елецком говоре [Текст] / Ю. Ю. Саввина //Актуальные проблемы современной лингвистики. Тихоновские чтения: Материалы Международной научной конференции, посвященной 75-летию профессора А. Н. Тихонова. -Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2006. — Т.П. — С. 216−219.

2. Саввина, Ю. Ю. Наименования весенних первоцветов в елецком говоре [Текст] / Ю. Ю. Саввина //Проблемы русского и общего языкознания: межвузовский сборник научных трудов, посвященный 70-летию со дня рождения проф. В. Г. Головина. — Выпуск 4. — Елец: Елецкий государственный университет им. И. А. Бунина, 2006. — С. 113−118.

3. Саввина, Ю. Ю. Ботаническая лексика Ельца и его округи в аспекте лингвистического краеведения [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Проблема литературного и лингвистического краеведения. Материалы научной конференции молодых исследователей. 3−4 марта 2006 года, Орел. /Научный редактор М. В. Антонова. — Орел, Изд-во Орловского государственного университета, 2007. — С. 86−89.

4. Саввина, Ю. Ю. Тематическая группа «Грибы» в елецком говоре [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Европейские языки: историография, теория, история: Межвузовский сборник научных трудов. — Елец, 2007.-С. 193−199.

5. Саввина, Ю. Ю. Проблемы составления словаря южнорусской ботанической лексики [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Проблемы авторской и общей лексикографии: Материалы международной научной конференции / Под ред. докт. фил. наук, проф. А. Л. Голованевского, канд. фил. наук, доц. Л. Л. Шестаковой. -Брянск: РИО БГУ, 2007. — С.62−65.

6. Саввина, Ю.Ю. Хозяйственно-бытовые традиции русского народа и их отражение в номинации растений [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Русский вопрос: история и современность. Материалы VI Международной научно-практической конференции (Омск, 1−2 ноября 2007 г.). Отв. Ред. М. А. Жигунова, Т. Н. Золотова. — Омск: Издательский дом «Наука», 2007. — С. 372 — 373.

7. Саввина, Ю. Ю. Полынь и донник в романах М. А. Шолохова «Поднятая целина» и «Тихий Дон» [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Континуальность и дискретность в языке и речи: материалы.

Междунар. науч. конф. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, Просвещение-Юг, 2007. — С. 307−309.

8. Саввина, Ю.Ю. Лексико-семантический анализ наименований некоторых дикорастущих трав в елецком говоре [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Язык города: Материалы Международной научно-практической конференции (8−9 ноября 2007 г.) / Бийский пед. гос. ун-т им. В. М. Шукшина. — Бийск: БПГУ им. В. М. Шукшина, 2007. — С. 104−109.

9. Саввина, Ю. Ю. Наименование душистых трав в елецком говоре [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Культура и письменность славянского мира: сборник материалов международной научной конференции. 24 мая 2006 года / Министерство образования и науки РФСмол. гос. ун-т. Смоленск: Изд-во СмолГУ, 2007. -Т.9. — С. 81−84.

Ю.Саввина, Ю. Ю. Фитонимическая лексика говора Ельца и его округи [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Материалы научно-практической конференции докторантов и аспирантов. 23 мая 2006 года. — Вып.1. -Елец: Елецкий государственный университет им. И. А. Бунина, 2007. -С. 71−75. {.

П.Саввина, Ю. Ю. Отражение языковой картины мира в фитонимии елецкого говора [Текст] /Ю.Ю. Саввина // Проблемы русского и общего языкознания: межвузовский сборник научных трудов, посвященный Году русского языка. — Выпуск 6. — Елец: Елецкий государственный университет им. И. А. Бунина, 2008. — С.142−146.

12.Саввина Ю. Ю. Фитонимы в елецких говорах, образованные от названий животных, рыб и птиц [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Материалы по русско-славянскому языкознанию. — Воронеж, 2008. — Вып. 29.-4.2.-С. 92−98.

13. Саввина, Ю. Ю. Фитонимическая лексика как один из источников лингвокраеведческой работы по русскому языку [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Вестник Российского университета Дружбы народов.

Серия Русский и иностранный языки и методика их преподавания. — 2008. — № 2. — С. 42−47.

H.Саввина, Ю.Ю. Лексико-семантический анализ наименований ягод в елецком говоре [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. — 2008. — № 4. — С. 99−102.

15.Саввина, Ю. Ю. Фитонимы научные и народно-разговорные (на примере говоров Ельца и Елецкой округи) [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. — 2009. — № 2. — С. 110−113.

16. Саввина, Ю. Ю. Названия лекарственных трав и трав-сорняков в елецких говорах [Текст] / Ю. Ю. Саввина // Проблемы изучения живого русского слова на рубеже тысячелетий: материалы V международной научно-практической конференции. — Воронеж: ВГПУ, 2009. — С. 238−243.

Технические пояснения к тексту диссертации.

I. В диссертационном исследовании примеры диалектной речи даются посредством неполной, частичной фонематической транскрипции.

2. При использовании в тексте работы ссылок на информанта указываются его фамилия, инициалы и населённый пункт, в котором он проживает.

3. В цитатах из ботанических словарей, изданных до 1917 года, используется современная орфография и пунктуация.

4. В целях экономии места омонимы в диссертации представлены следующим образом: Кашка: 1) клевер, Trifolium- 2) спирея ниппонская, Spirea nipponica- 3) тысячелистник обыкновенный, Achillea millefolium L.

5. В тексте употребляются общепринятые сокращения для указания типа населённого пункта: с. — село, д. — деревня, пос. — посёлок, г. — город, ст. — станция.

6. Сокращения наименований языков и диалектов, используемые в работе: албан. — албанский язык англ. — английский язык арханг. — архангельские говоры астрах. — астраханские говоры балт. — балтийский язык белорус. — белорусский язык болг. — болгарский язык брянск. — брянские говоры венгер. — венгерский язык влад. — владимирские говоры волгогр. — волгоградские говоры волж. — волжские говоры волог. — вологодские говоры Воронеж. — воронежские говоры вост.-казах. — восточно-казахские говоры вят. — вятские говоры галльск. — галльский язык герм. — германский язык голланд. — голландский язык горьк. — горьковские говоры греч. — древнегреческий язык дат. — датский язык дмитр. — дмитровские говоры д.-в.-н. — древневерхненемецкий язык д.-нж.-н. — древненижненемецкий язык дон. — донские говоры др.-англ. — древнеанглийский язык др.-евр. — древнееврейский язык др.-инд. — древнеиндийский язык др.-лат. — древнелатинский язык др.-лит. — древнелитовский язык др.-перс. — древнеперсидский язык др.-польск. — древнепольский язык др.-русск. — древнерусский язык др.-сербск. — древнесербский язык др.-чеш. — древнечешский язык екатерекатеринбургские говоры забайк. — забайкальские говоры Иванов. — ивановские говоры и.-е. — индоевропейский язык иркут. — иркутские говоры испан. — испанский язык итал. — итальянский язык казан. — казанские говоры калу ж. — калужские говоры кемер. — кемеровские говоры киев. — киевские говоры киров. — кировские говоры костром. — костромские говоры краснояр. — красноярские говоры курск. — курские говоры лат. — латинский язык лтш. — латышский язык лебедян. — Лебедянские говоры липец. — липецкие говоры лит. — литовский язык малоросс-малороссийские говоры моек. — московские говоры нар.-лат. — народно-латинский язык н.-луж. — нижнелужицкий язык нж.-нем. — нижненемецкий язык нем. — немецкий язык нижегор. — нижегородские говоры новг. — новгородские говоры нов.-в.-н. — нововерхненемецкий язык нов.-греч. — новогреческий язык новорос. — новроссийские говоры новосиб. — новосибирские говоры норвеж. — норвежский язык обоян. — обоянские говоры олон. — олонецкие говоры Оренбург. — оренбургские говоры орл. — орловские говоры пенз. — пензенские говоры перм. — пермские говоры петерб. — петербургские говоры петрогр. — петроградские говоры подмоск. — говоры Подмосковья польск. — польский язык португ. — португальский язык пек. — псковские говоры рост. — ростовские говоры румын. — румынский язык ряз. — рязанские говоры самар. — самарские говоры сарат. — саратовские говоры свердл. — свердловские говоры сербохорв,—сербохорватский язык сиб. — сибирские говоры словац. — словацкий язык словен. — словенский язык смол. — смоленские говоры ср.-в.-н. — средневерхненемецкий язык ср.-лат. — среднелатинский язык ср.-нем. — средненемецкий язык ср.-нж.-н. средненижненемецкий язык ставроп. — ставропольские говоры ст.-слав. — старославянский язык уральск. — уральские говоры уфим. — уфимские говоры финск. — финский язык франц. — французский язык.

Тамбов. — тамбовские говоры твер. — тверские говоры тобол. — тобольские говоры томск. — томские говоры тульск. — тульские говоры укр. — украинский язык.

Хабаровск. — хабаровские говоры Харьков. — харьковские говоры челябин. — челябинские говоры Чернигов. — черниговские говоры чеш. — чешский язык швед. — шведский язык якут. — якутские говоры ярослав, — ярославские говоры.

7. Наименования словарей:

БОС — Брянский областной словарь [Текст] / Под ред. Н. И. Курганской. — Брянск, 2007.-381 с.

БРС — Белорусско-русский словарь [Текст] / Под ред. К. К. Крапивы. — М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1962.-1045 с.

БТСДК — Большой толковый словарь донского казачества [Текст]. — М., 2003. — 857 с.

МС — Мотивационный диалектный словарь (говоры Среднего Приобья) [Текст]. — Томск, 1982. — Т. 1−2.

ПРС — Польско-русский словарь [Текст] / Под ред. М. Ф. Розвадовской. -М.: Гос. Изд-во иностр. и нац. Словарей, 1963. — 816 с. РНС — Русско-немецкий словарь [Текст] / Под ред. Е. И. Лепинг, Н. П. Страхова. — М., 1978. — 412 с.

РСС — Филкусова, М., Маликова, М. и др. Русско-словацкий и словацко-русский словарь. — Братислава, 1987. — 392 с.

РСХС — Иванович, С., Петранович, И. Русско-сербскохорватский словарь [Текст]. — М.: Советская энциклопедия, 1967. — 784 с. СБГ — Словарь брянских говоров [Текст]. — Л., 1976 — 1988. — Вып. 1−5. СВГ — Словарь воронежских говоров [Текст]. — Воронеж: ВГУ, 2004;2007. -Вып. 1−2.

СГП — Иванова, А. Ф. Словарь говоров Подмосковья [Текст] / А. Ф. Иванова. — М., 1969. — 600 с.

СОГ — Словарь орловских говоров [Текст] / Под ред. Т. В. Бахваловой. — Ярославль — Орёл: ОГПИ /ОГПУ, 1989 — 2003. — Вып. 1−14. СПР — Словарь полезных растений на 20-ти европейских языках [Текст] / Ред. Л. Л. Балашев. — М.: Наука, 1970. — 367 с.

СРНГ — Словарь русских народных говоров [Текст] / Под ред. Ф. П. Филина, Ф. П. Сороколетова. — М. — Л., СПб.: Наука, 1965;2006. — Вып. IXLI.

СлРЯ XI—XIV вв. — Словарь древнерусского языка XI—XIV вв. [Текст]: В Ют. / Под ред. Р. И. Аванесова. — М.: Русский язык, 1988. — 2004. СлРЯ XI—XVII вв. — Словарь русского языка XI—XVII вв. [Текст] / Под ред. Г. А. Богатовой. — М., 1975 — 2000. — Вып. I — XXV.

СлРЯ XVIII в. — Словарь русского языка XVIII в. [Текст]. — Л., СПб., 1983;2005.-Вып. 1−15.

СРДГ — Словарь русских донских говоров [Текст] / Под ред. З. В. Валюсинской, М. П. Выгопной и др. — Ростов-на-Дону, 1975;1976. — Вып. 1−3.

ССГ — Словарь смоленских говоров [Текст]. — Смоленск: СГПУ, 1993;2005.-Вып. 6−11.

ВЫВОДЫ ПО Ш ГЛАВЕ.

В XVI—XIX вв.еках увеличивается число заимствований в русский язык из различных европейских языков. Среди этих заимствований определённое место заняли и фитонимы, которые переходили, естественно, в большей степени в литературный язык, через который затем проникали и в местные говоры. Как показывает материал фитонимов, функционирующих в елецких говорах, заимствование происходило из разных славянских языков: через польский (цикорий) — через украинский: заячья капуста и др. Европейские языки явились также посредниками в передаче фитонимов из языков-первоисточников в русский язык. Через немецкий проникли слова: крыжовник, георгин, гиацинт, крокус, лилия, мальва, нарцисс, табак, хризантема и др.- через французский: валерьянка, шампиньон, тюльпан и др.- через латинский: мелисса, мята, гладиолус, настурция, роза и др.- через греческий: тимьян, ирис и др.

Однако основным, наиболее многочисленным — пластом фитонимической лексики елецких говоров являются слова, восходящие к различным этапам развития индоевропейского языка и совершенно естественно дошедших до периода формирования собственно русского («великорусского») языка. Эта группа лексики хронологически неоднородна. В эту тематическую группу входят лексические элементы, отражающие разные этапы и процессы, которые были пройдены русским языком — от индоевропейского периода через эпохи общеславянского праязыка, а затем и древнерусского языка, через формирование, на основе двух восточнославянских наречий, собственно русского языка, представленными яркими диалектами, отображающими этно-исторические процессы эволюции всего русского языка.

Фитонимы с индоевропейскими корнями, функционирующие в елецких говорах: пырей, осот. Большую группу составляют общеславянские фитонимы (лопух, репей, девясил, чернобыльник, молочай, лебеда, крапива, полынь, касатик, гриб, ягода, череда, мак, малина, сморчок, белена и др.). В местных говорах функционируют также фитонимы, отмечаемые не во всех языковых славянских группах. Так, выделяем ряд номинантов, фиксируемых у восточных и западных славян {Иван-чай, незабудка, чертополох и др.), у восточных и южных славян {василёк, шиповник). В состав елецкой фитонимии входят также наименования, которые известны лишь восточнославянским языкам, возникнув, возможно, в древнерусский период (мокрица, волошка, сергибос, пышечник, донник, груздь, лисичка, очиток, заячья капуста и.

ДР-).

Обнаруживается тесная связь с украинским {пижма, очиток, заячья капуста и др.) языком, обусловленная тесными контактами украинцев и русских вообще, и контактов насельников восточно-украинских земель с восточными территориями русских в результате переселения, культурных и экономических отношений с давних времён. В группу фитонимов-украинизмов входят и фитонимы, заимствованные украинским языком из польского языка, и их переход в русский литературный язык и его говоры.

В составе елецких фитонимов нами обнаружен пласт собственно русских номинантов: опёнок, опята, сыроежка, чертополох, ландыш, повилика, земляника, незабудка и др., возникших уже в период после выделения русского языка из общевосточнославянского языкового единства, то есть после XIII—XIV вв.

В состав собственно русской фитонимии входит ряд разновидностей номинантов: 1) слова, вошедшие в состав литературного языка- 2) термины ботанической науки, распространившиеся в отдельные русские говоры в связи с влиянием общенаучных культурных тенденций, а также слова, принадлежащие елецким говорам как части диалектного объединения (диалектные группы, межзональные группы, наречия). Очень важной составной частью фитонимической лексики елецких говоров мы считаем группу собственно елецких фитонимов, то есть не отмеченных лексикографическими и научными источниками для каких-либо иных говоров (реснички, разбитое сердце, дамские серёжки, полозенъ и др.). Этот комплекс слов чрезвычайно важен для решения одной из задач данного диссертационного исследования — поиска новых лексических подтверждений существования особой Елецкой межзональной подгруппы Б южнорусского наречия.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Система наименований растений елецких говоров является составной частью лексики русского национального языка и вместе с тем отражает историю фитонимических познаний и эволюции духовной культуры русского народа. Она органично входит в систему понятийных и семантических тождеств и противопоставлений в пределах русского диалектного языка.

Тематические группы фитонимов в елецких говорах отражают закономерности, свойственные мировосприятию местных жителей и характерных для развития лексической системы диалектов. Такие закономерности выражаются, в частности, в наличии в фитонимической лексике гиперо-гипонимических отношений {ягода: земляника, клубника, малина, смородина, крыжовник, полозень), отображающих внеязыковые видо-родовые отношений ботанических реалий. Слова (гриб, трава, ягода, кустарник) выступают в говоре как гипероним.

Фитонимическая лексика елецких говоров состоит из слов, являющихся общеславянскими {череда, мак, лебеда, лопух, репейник, полынь, ягода, малина, смородина, сморчок, медуница и др.). В наименованиях ботанической лексики елецких говоров функционируют также слова восточнославянского происхождения (ромашка, донник, одуванчик, осот, чернобыль, осока, груздь) и собственно русские наименования (опёнок, маргаритка, повилика, клубника, земляника). Елецкая фитонимическая лексика включает в себя собственно елецкие названия растений {дамские серёжки, разбитое сердце, реснички, сапожки, фонарик, индюшки, полозень, покровка, золотые шары, колтун, коровий язык), характеризующие лексическую специфику Елецкой группы межзональной группы Б южнорусского наречия.

На фитонимическую лексику елецких говоров оказал заметное влияние украинский язык {волошка, барвинок).

Елецкие говоры как органичная часть русского национального языка обогатились также номинантами, проникшими в русский язык из других европейских неславянских языков: из латинского (настурция, гладиолус, роза и щ>.), немецкого (клевер, георгин, гиацинт, крокус, лилия, мальва, хризантема и Др.), греческого (тимьян, ирис и др.,), французского (шампиньон, тюльпан и др.,), польского (цикорий и др.,).

Естественно, как часть национальной культуры и национального русского языка ботаническая лексика елецких говоров находится в генетических связях с говорами северного и южного наречий, о чём свидетельствуют примеры, которые известны как в елецких говорах, так и в северных русских говорах: горлянка, глухая крапива, Иван-да-Марья, лебеда, лопух, осот, повилика, чернобыль, просеника, василёк, малина, смородина, маслёнок, маслята и др. В ещё- большей мере фитонимия елецких говоров сближается с южнорусскими говорами, прежде всего — с курско-орловскими: белоголовник, кашка, бздюка, горлянка, мокрица, сергибос, татарник, говорушка и др.

Входя в межзональную группу Б южного наречия, елецкие говоры характеризуются некоторыми отличиями от других говоров данной группы. Так, лексемы полозень для наименования ягоды земляники, индюшки — для гриба шампиньона, покровка — для астры, фонарик — для физалиса, дамские серёжки, разбитое сердце — для дицентры, сапожки — для аконита, реснички — для мелколепестника, золотые шары — для кореопсиса крупноцветкового, коровий язык — для печёночного гриба, колтун — для лопуха встретились только в елецких говорах.

Поскольку коммуникативная функция любого территориального говора может в полной мере реализоваться и реализуется лишь в тесном, органичном единстве элементов общенародного языка и местного говора, в диссертации представлена и проанализирована вся лексика этих двух её- разновидностей. Фитонимия елецких говоров включает в себя ботанические научные термины (люпин, маргаритка, шампиньон, астра и др.) — общенародные разговорные наименования (чёбор, ландухи, хворобой и др.) и диалектные номинанты (бздюка, горлянка, пазобник, гусятник и др.), соответственные явления которых в других русских говорах представляет собою весьма разветвленное множество, квалифицируемое как междиалектные синонимы. Внутрисистемная и междиалектная синонимия в сфере фитонимов чрезвычайно развита в силу стремления говорящего диалектного коллектива к экспрессивной, образной номинации: диалектное слово — категория эстетическая, а мир растений располагает к реализации в их именований именно эстетического подхода.

В фитонимической лексике елецких говоров функционирует большое число синонимических рядов (лимонница — лимонная мята — летучка — мелисса, чернобыль — полынь, тимьян — чёбор — чабрец, дамские серёжки — разбитое сердце, земляника — полозень, шампиньон — печерица, белый гриб — боровик, тысячелистник — белая кашка — кашка, девясил — девятильник, чистотел — бородавник, астра — осенняя астра — покровка, блошница — душица — лесная мята, колокольчик — водосбор, датура — дурман — душистый дурман и др.), доминантой которых выступают чаще всего общенародные термины, если таковые представлены в синонимичном ряду. Численный состав таких рядов постоянно меняется, что обусловлено экстраи интралингвистическими факторами, среди которых можно отметить влияние литературного языка, воздействие соседних говоров. Широкая синонимия говоров объясняется зависимостью их норм от внутренних законов развития местной речи, в том числе от большей, чем это наблюдается в общенародной норме, свободы выбора языковых средств для номинации одного и того же растения.

Большую часть фитонимической лексики местных говоров составляют слова, план выражения которых мотивирован. Народная фантазия, образное мышление, суеверия, наблюдательность и ощущение сходства с другими предметами породили множество ботанических наименований. Одна часть мотивировочных признаков в словах уже затемнена различными языковыми процессами и реконструируется этимологами, другая всё- ещё- актуализируется сравнительно легко. В сфере елецких фитонимов мы обнаружили проявление таких мотивировочных признаков: 1) имена собственные {анютки, лилия, гиаг{инт и др.) — 2) бытовые предметы (толкачик, гвоздика, фонарики и др.) — 3) названия животных и птиц (дельфиниум, львиный зев, лисичка и др.) — 4) органы тела человека {анютины глазки и др.) — 5) запах {душища, тимьян и др.) — 6) цвет растения {зеленушка, рыжик и др.) — 7) фармакологические признаки {горлянка, чистотел, бородавник и др.) — 8) сходство с другим растением {глухая крапива, жёлтая ромашка и др.) — 9) способность произрастания {полозень, земляника, рядовка и др.) — 10) название дерева {опёнок, подберёзовик, подосиновик и др.) — И) действие растения, проявляющееся на человеке или животном {зверобой, мухомор и др.) — 12) климатические условия {дождевик и др.) — 13) внешний вид растения {сморчок, груздь, пышечник и др.) — 14) наименование вещества, выделяемое растением {маслёнок, пушка и др.) — 15) родственные связи {мать-и-мачеха и др.) — 16) арифметические числа {девясил, девятильник) — 17) народные поверья {чертополох).

Число лексем, имеющих ясные мотивировочные признаки, в представленной лексике составляет 172, то есть 85,6%. Наиболее многочисленны из всех перечисленных групп наименования: 1) по цвету (19%), 2) по запаху (16,4%), 3) по схожести с животными, птицами (12%), 4) по именам собственным (9,2%), 5) по схожести с бытовым предметом (7,9%). Другие группы менее представлены: 1) по внешнему виду, схожему с другим растением (8%) — 2) по способности плодового тела выделять какое-либо вещество (7,8%) — 3) по наименованию деревьев (7,3%) — 4) по фармакологическим показателям (6,8%). Третьи: по климатическим условиям (1%), по особенности строения растения (1%) — по астрономическим и астрологическим названиям (1,9%) — малочисленны. Представлены фактически единичными лексемами наименования: 1) по терминам родства (0,1%), 2) «числовые» (0,2%), 3) по суеверным представлениям народа (0,2%) — 4) по наименованиям православных праздников (0,1%) — 5) по названию топонимов (1%) — 6) по видам одежды (0,1%).

Одной из задач нашего исследования стала необходимость рассмотреть характер и степень проявления омонимических отношений в сфере фитонимов елецких говоров и, на материале СРНГ, — в русских говорах вообще. В результате исследования выяснено, что омонимия в сфере фитонимической лексики русского языка вообще и елецких говоров в частности занимает не просто весьма заметное место, но является ярчайшей её- особенностью. Материалы «сводного» «Словаря русских народных говоров» позволяют обнаружить широко развитую в русском языке междиалектную омонимию, когда растения, относящиеся к совершенно разным родам растительного мира, имеют в разных говорах одно и то же наименование (бздюка, белена, валерьянка, колокольчик и др.). Причиной чего, на наш взгляд, является, во-первых, естественный недостаток у номинирующих точных научных ботанических знаний о том или ином растении, во-вторых, действующий и здесь известный «закон экономии». В сфере фитонимов говора и языка в целом возникает семантическая «перезагрузка» отдельных конкретных единиц плана выражения в литературном языке, таких как белена, мышиный горошек, донник, дурман, осока, подорожник, кашка, клевер, незабудка, подснежник, гвоздика и др. Даже в говорах наблюдается такое же явление. См.: гусятник, девятильник, бородавник, вьюнок, анютины глазки и др.

В елецких говорах также нередки омонимичные формы для наименования растений {кашка ~ тысячелистник, клеверподснежник — подснежник, пролеска, печерица — шампиньон, пырейколокольчик — водосбор, колокольчик и др.).

При обследовании елецких говоров нами было замечено, что в большей степени ботаническая лексика известна женщинам, поскольку именно они всегда были хранительницами домашнего очага и занимались хозяйством. Именно женщины больше знают и новых названий растений, появившихся в говорах, таких как крокус, физалис, бархотки, датура и др. Мужчинам знакомы только общеизвестные фитонимы, названия же новых растений им практически неизвестны. Появление новых слов в речи носителей елецких говоров, несомненно, связано с влиянием городской культуры и литературного языка: многие жители села, деревни, посёлка работают на предприятиях в городе, в последнее время в районных населённых пунктах поселилось много приезжих, проживавших ранее в бывших союзных республиках и городах. Всё- это, на наш взгляд, повлияло на расширение числа ботанических наименований. Однако следует отметить и заинтересованность в выращивании растений, разбивании различных видов клумб как городским, так и сельским населением, что, безусловно, также повлекло за собой познание новых слов.

Все эти процессы активно протекают там, где наряду с усилившимся междиалектным общением ощущается влияние литературного языка, имеются условия для контактов носителей разнотипных говоров одного языка и взаимодействие с близкородственными языками. Это в условиях современной жизни привело к заметному изменению традиционной лексической системы говоров, в том числе и системы фитонимов.

Факторами такого процесса изменения говоров как традиционной системы являются: 1) появление новых словообразовательных вариантов диалектных слов: ландух — ландыш, свинух — свинушка, придорожникподорожник, подосиновик — осиновик, берёзовик — подберёзовикподберезникбархатцы — бархотки, 2) неравномерное вытеснение диалектных слов в однотипных, но разных говорах (лексема повилика, употребляемая носителями елецких говоров и заменяющая его наименование другими южными говорами межзональной группы Б).

Таким образом, судьба проанализированных тематических групп отражает важнейшие особенности подсистемы елецких говоров в системе функционирования общерусских говоров на современном этапе их развития.

Фитонимическая лексика не стоит на месте, поскольку постоянно появляются новые растения, требующие названий. Все фитонимические названия в елецких говорах распадаются на группы, или пласты: 1) архаизмы (волошка, полозенъ, индюшки), 2) современные активно функционирующие названия (чебор, василёк, татарник, астра, покровка и др.), 3) неологизмы (петунья и др.).

Изменения в наборе и употреблении фитонимической лексики в живых говорах обусловлены влиянием нового речевого сознания носителей говоров, осознанным или даже неосознанным стремлением перейти к использованию элементов современной системы именований. Это оказывает заметное влияние на процессы эволюции данных тематических групп лексики елецких говоров.