Нравственное содержание личности в прозе Владимира Максимова: на материале романов «Семь дней творения» и «Прощание из ниоткуда»

Русская литература XX века изобилует примерами того, сколь драматична — а зачастую и трагична — складывается судьба писателей, которые не вписывались в рамки господствовавшей в советской стране коммунистической идеологии. Но даже на этом фоне заметно выделяется фигура В. Е. Максимова (1930 — 1995), в судьбе и творчестве которого нашли яркое выражение характерные для эпохи, выпавшей на его долю, острые конфликты и резкие переломы.

Активным участником революции, а в советское время комиссаром железной дороги был его дед, членом партии — отец: оба были репрессированы. Дед, выйдя на свободу, до конца своих дней влачил жалкое существованиеотец, освободившись, ушел добровольцем на фронт и погиб в первые же дни войны. Сам будущий писатель, названный отцом в честь его кумира Троцкого Львом, в тринадцать лет сбежал из дома, сменив имя, отчество и фамилию, стал беспризорником, до совершеннолетия мотался по детским домам, колониям для малолетних преступников, откуда совершал побеги, добираясь до Сибири, Средней Азии, Закавказья, в поисковых партиях искал алмазы на Таймыре, был заведующим клубом в Игарке. Стоит особо отметить, что здесь на самодеятельной сцене он пытался поставить свои пьесы, хотя этот термин едва ли уместен по отношению к не сохранившимся первым опытам в этом роде будущего прозаика и драматурга.

В 1951 году В. Максимов был освобожден из заключения и отправлен на поселение в кубанскую станицу. Вскоре заметки и стихи колхозника сельхозартели «Красная звезда» начинают появляться в местных газетах «Советская Кубань», «Комсомолец Кубани», а в 1956 году в Черкесске выйдет сборник его стихов «Поколение на часах».

О биографии В. Максимова, послужившей основой его наиболее значительных книг, пойдет речь в первой главе диссертации. Здесь же отметим лишь, что написанное им (трескучая стихотворная риторика очень скоро была оставлена ради прозы) поначалу, казалось, вполне укладывалось в рамки стандартных требований, предъявляемых советскому писателю. Но чем дальше, тем отчетливее обнаруживалось то, о чем позже сам В. Максимов сказал в интервью, которое, как оказалось, стало для него последним: «Я всегда высказывался резко в антикоммунистическом духе, не понимал той системы, не принимал ее и принять не могу. К этому, возможно, располагала меня моя тяжкая судьба, нелегкая судьба моих родителей"1.

Биография для писателя — не только материал, во многом определяющий содержание его произведений, но и источник осмысления действительности на основании прожитого и пережитого. По отношению к В. Максимову это как нельзя более справедливо: автобиографическое начало отчетливо сказывается во всем написанном им. И при этом все более явственно обнаруживается убежденность писателя в том, что возможность спасения для человека от бездуховности, жестокости, царящих в современном мире, дает лишь вера, открывающая путь к Истине, к Свету.

Так начинается стремительно ускоряющийся процесс отхода — а затем и разрыва — писателя с советской литературой и советской идеологией в целом. Решающим здесь оказалось издание в 1971 году в эмигрантском (по официальным меркам того времени, «махрово-антисоветском, белогвардейском») издательстве «Посев» во Франкфурте-на-Майне романа «Семь дней творения», написанного по договору с «Советским писателем», но отвергнутым упомянутым советским издательством. Примечательно, что, по словам самого.

1 Максимов В. С душевной болью за Россию. // Правда. — 1995. — 25 марта. автора, издательство при этом «повело себя весьма порядочно, никакого шума не поднимало». «Шум» начался, когда рукопись попала в Самиздат, а затем (если верить В. Максимову, без его ведома) и на Запад. Дальнейшее было не трудно предсказать: отказавшийся покаяться в не совершенном им преступлении, автор романа 17 сентября 1973 года был исключен из Союза писателей за «политические взгляды и творчество, несовместимые с Уставом Союза писателей СССР и званием советского писателя». Впрочем, о своем выходе из упомянутого Союза В. Максимов заявил несколькими месяцами ранее письмом в секретариат Московской писательской организации СП РСФСР от 15 мая 1973 года, где предельно резко осудил своих «литсобратьев»: «Союз писателей, а в особенности его московское отделение, становится безраздельной вотчиной мелких политических мародеров, разъездных литературных торгашей, всех этих медниковых, пиляров, и евтушенок — мелких бесов духовного паразитизма».

Последовавший затем 1 марта 1974 года выезд из страны был для В. Максимова вынужденным: характерно, что прожив в Париже 20 лет, он так и не стал французским гражданином, оставаясь и на чужой для него земле русским патриотом. В эмиграции начинается новый, чрезвычайно плодотворный, активный период его жизни, деятельности. И не только как прозаика, драматурга и публициста, но и как основателя и бессменного главного редактора журнала «Континент», вокруг которого собираются лучшие силы русской и восточноевропейской эмиграции от А. Солженицына до А. Галича, в редколлегию в разные годы входят В. Некрасов, М. Джилас, И. Бродский, Э. Ионеско, Э. Неизвестный, А. Сахаров, который в своих воспоминаниях отозвался о редакторе журнала как о «человеке бескомпромиссной внутренней честности». Но одного лишь издания журнала В. Максимову мало: в 1979 году он создает «Интернационал сопротивления» (в его руководство входят В. Буковский, Ив Монтан, Симона Вей и др.) с целью «объединить все эмиграции под одну крышу, спланировать, скоординировать общую политику против коммунистического империализма"2. В 1990 году по его инициативе организуется в Риме встреча писателей с целью примирения противоборствующих литературных группировок, от, как сказано В. Максимовым, «известных либералов» (Ч.Айтматова, В. Быкова, Г. Бакланова) до «людей иного лагеря» (В.Астафьева, С. Залыгина, В. Крупина).

После падения коммунистического режима В. Максимов, которому в июне 1990 года вернули советское гражданство, подолгу живет в Москве, но происходящее в стране вызывает у него ощущение, выраженное словами: «Невыносимее ничего придумать нельзя. И вот это делает мой конец очень безрадостным. Мне не хочется уже ничего. Даже книги писать. На этом фоне для меня все пустое». Напомним: это сказано в интервью, которое оказалось для писателя последним.

Едва ли возможно дать однозначную оценку позиций В. Максимова: политических, общественных, эстетических. Подававший надежды писатель, что называется, из самых социальных низов и беспощадно резкий критик коммунистического строя. Выброшенный из родной страны художник, настойчиво утверждавший свою верность ейей, а не насаждавшейся здесь идеологии. Беспредельно честный в своих суждениях и поступках человек и главный редактор журнала, финансируемого завоевавшим дурную славу отнюдь не брезгливого издателя Акселем Шпрингером. Ревностный христианин, но при этом отнюдь не склонный к смирению, заставляющий вспомнить о ветхозаветных пророках, упрекавший даже А. Солженицына в том, что тот не способен по-настоящему увидеть, почувствовать «пронзающей.

2 Максимов В. С душевной болью за Россию. // Правда. — 1995. — 26 марта. сердце боли своей раздавленной, униженной, разрушенной до основания, превращенной в огромную воровскую «малину» страны"3.

Имя В. Максимова занимает достойное место в ряду представителей «третьей волны» русской эмиграции. Доказательство тому — изданные после вынужденного отъезда за рубеж романы «Прощание из ниоткуда» (точнее — вторая его часть «Чаша ярости», увидевшая свет в 1982 году), «Ковчег для незваных». Книга вторая (1976), «Заглянуть в бездну» (1986), «Кочевание до смерти» (1994), пьесы «Кто боится Рэя Бредбери?», «Берлин на исходе ночи», «Там вдали за рекой» и др. Но к какой литературе — эмиграции или метрополии — отнести его романы «Семь дней творения» (1971), «Карантин» (1973), «Ковчег для незваных», Книга первая «Прощание из ниоткуда» (1973) — они написаны тогда, когда В. Максимов жил в советской стране, но впервые увидели свет на Западе и пришли на родину писателя «из-за кордона». Печальное, но хорошо известное из истории русской литературы советской эпохи явление — эмигрируют, если так можно выразиться, рукописи: изданные там, они лишь много позже становятся полноправным фактом существования литературы, развивающейся на родной для автора произведений земле. Чтобы убедиться в этом, достаточно напомнить о судьбе романов Е. Замятина «Мы» и Б. Пастернака «Доктор Живаго», об «Архипелаге Гулаг» и «» круге первом" А. Солженицына, о «Жизни и необычайных приключениях солдата Ивана Чонкина» В. Войновича, об «Острове Крым» и «Ожоге» В.Аксенова. Поставленный выше (в связи с романами В. Максимова) вопрос прозвучит в этих условиях риторически. Как сказано Г. Владимовым, чью повесть «Верный Руслан» постигла та же участь: «Я не нахожу особой разницы между произведениями, создаваемыми в метрополии и за пределами ее. Разнятся лишь.

3 Максимов В. История одной капитуляции // Правда. — 1994. — 28 декабря. прижизненные судьбы авторов и судьбы их книг. Но подозреваю: школьнику XXI века трудно усвоить это различие и вспомнить о нем, отвечая на экзамене"4.

Писатель вводит читателя в творимый им, автором, художественный мир, в котором отражается мир действительности, имеющий целостный и целенаправленный характер. В современном литературоведении утвердилась концепция трехуровневого характера художественного мира: первичный — мир, существующий в сознании автора и требующий реализации, вторичный (уровень текста) — мир, в котором взаимодействуют и реализуются персонажи и идеи, третий, самый сложный, связанный с зависимостью писателя от своих или чужих текстов — это жизнетворчество автора. Организующим началом возникающего таким образом единства является, по нашему мнению, утверждаемая художником концепция личности. Именно она служит выявлению единства взглядов писателя на человека и жизнь в целом, достигаемого в сознательном акте художественного творчества. Реализуется эта концепция как в высказываниях (преимущественно публицистических) художника о действительности, в оценке ее и принадлежащего ей человека, так и в создании образа мира, в котором этот человек живет. При этом сам человек воспринимается и его образ предстает как часть целостного бытия, принадлежит своей эпохе, получая в творчестве писателя завершенную оценку. На это указывал М. Бахтин, утверждая, что «человек — организующий формально содержательный центр художественного видения. Мир художественного видения есть мир организованный, упорядоченный и завершенный. вокруг данного человека как его ценностное окружение. Эта ценностная организация и уплотнение мира вокруг человека создает его эстетическую реальность».

Упомянув (и этим ограничившись) о многообразии форм выявления концепции личности в литературе, отметим особо два обстоятельства: повествование в произведении может выступать как объективированное, его достоинства в этом случае обусловливаются прежде всего способностью автора убедить читателя в достоверности изображения или ведется от первого лица, что вызывает ощущение доподлинности и повышенной эмоциональной насыщенности текста. И если в первом случает внимание привлекается преимущественно к миропониманию повествователя, а события внешнего мира предстают в описаниях, то во втором — раскрывается более всего мироощущение автора и мир (коллизии, ситуации) подаются сквозь призму мыслей и чувств о них.

Способ повествования диктуется прежде всего характером взаимоотношений личности и мира, которому она принадлежит, ~ критическим отношением к нему или стремлением найти путь к единению с ним, попыткой найти себя в социуме или в бытии, предпочитая обретению социальных функций уяснение духовной роли индивидуума в людском сообществе.

Для воплощения концепции личности существенно важен и ракурс, в котором рассматривается — и воспроизводитсядействительность и человек в их взаимоотношениях. Очевидно, наиболее значительный в этом случае комплекс проблем, привлекающий художника, это жизнь — смерть. Другой важный комплекс может быть определен как чувство — сознание. В основании чувства — память, ощущение счастья, душевного покоя, тогда как сознание, связываясь с возможностью осмысления окружающего мира, нередко находит выражении в рефлексии, в желании понять и объяснить происходящее и себя самого, смысл и цель человеческого существования, обусловливая способность к духовной работе.

В художественной реализации концепции личности исходным для писателя являются его представления о нравственных началах, обусловливающих смысл и цель человеческой жизни. Давно, казалось бы, утвердившаяся в искусстве убежденность в самоценности человеческой личности в советскую эпоху подвергается сомнению. В литературе социалистического реализма ее существование всецело подчинено реализации идеи переустройства мира на диктуемых коммунистической идеологией началах, что, в конечном счете, ведет к обеднению духовного мира человека. Исходным в этом процессе является настойчиво проводимая в жизнь идея дехристианизации мира, что неизбежно подрывает его нравственные устои.

Сказанное выше позволяет понять смысл и пафос творчества В. Максимова, стремящегося выйти к решению коренных проблем бытия и человека, к утверждению органичной связи всеобщего с индивидуальным, лежащим в основании личности, в которой эгоистическое уступает место всечеловеческому. При этом конкретно-историческое (а за этим встает судьба самого писателя, его родных, близких ему людей) не исчезает, проявляется чрезвычайно ярко, но впрямую выводит к субстанциональному, к важнейшим — вечнымпроблемам человеческой жизни.

Неизбежным на этом пути оказывается выход В. Максимова к роману — жанру, открывающему возможность наиболее широкого, полного, глубокого художественного осмысления действительности. Как верно отмечено В. Скобелевым, роман — это «развернутый, диалогически емкий ответ на вопрос о судьбе человека в его антропологической и социально-исторической (в том числе и национально-исторической) обусловленности, а на данном этапе еще и один из наиболее убедительных ответов, данных в. сфере художественного сознания на вопрос о сущностных основах человеческого бытия и о значении человека на земле"5.

Роман «Семь дней творения» является своеобразным итогом, условно говоря, первого этапа творчества В.Максимова. Это поистине программное для писателя произведение. Ощущение социального неблагополучия, царящего в советском обществе, искажения в нем нравственных ориентиров сказывается в ранее написанных им рассказах и повестях: «Искушение», 1963; «Шаги к горизонту», 1953; «Баллада о Савве», 1963; «Дорога», 1966; «Стань за черту», 1967 и др., в первом романе принимает завершенную форму. И прежде всего благодаря отчетливо выраженному утверждению основополагающих в жизни человека христианских идеалов — об этом здесь сказано прямо. Осознание горькой неправоты переживают персонажи, самоотверженно служившие делу коммунизма. Как сказано немецким критиком фон Сахно, это — «самое радикальное отрицание революции, какое можно встретить на русском языке после смерти Сталина. своего рода сакральный антиидеологический эпос"6.

В романе получают законченное выражение и свойственные творческой манере писателя, прошедшего суровые жизненные «университеты», проповеднически-морализаторский, откровенно тенденциозный пафос, внимание к людям «дна», ненависть к любым благополучным хозяевам жизни — то, что позволяет говорить о сплаве в его жесткой прозе художественных традиций Ф. Достоевского и М.Горького. К месту заметить здесь, что в первом романе В. Максимова отчетливо обнаруживает себя публицистическое начало, которое будет соль сильно выражено впоследствии в его творчестве. И, наконец,.

5 Скобелев В, П. Поэтика русского романа 1920 — 1930;х годов: Очерки теории и истории жанра. -Самара, 2001.-С. 23.

6 Цитир. по: Казак Вольфганг. Лексикон русской литературы XX века. — М., РИК «Культура», 1996. -247. обращает на себя внимание жанровое своеобразие произведения, не укладывающегося в рамки традиционных представлений о романе. По словам А. Сенкевич, это «православно-проповедническое повествование с жанровыми элементами романа воспитания», по внешней жанровой форме «субъективно-лирическое, наполненное инвективным пафосом», и одновременно — «роман, написанный в жанре семейной хроники, герои которого имеют реальных прототипов, позволяет на примере „лашковского клана“ увидеть широкую панораму жизни советского общества (через ретроспекции) на протяжении семидесяти лет российской послереволюционной истории», приобретающий к тому же жанровые черты «социально-исторического произведения"7.

Утверждаемые здесь представления о нравственном содержании личности будут закреплены и развиты в творчестве В. Максимова во время его пребывания в вынужденной эмиграции. Наиболее значительном в этом плане является, по нашему мнению, роман «Прощание из ниоткуда». Смысл этого названия, где горечь, вызванная расставанием с родиной, многократно усиливается резким неприятием мира, в котором оказывается писатель, автобиографическое (исповедальное) начало соединяется со стремлением к философскому осмыслению бытия, неистовый гнев — с верой в грядущее духовное очищение и возрождение человека, раскрывается в словах самого автора: «Из мира в мир, из одного измерения в другое, из ниоткуда в никуда, в отрезок времени, достаточный, чтобы вместить в себя как вдох и выдох, так и целую вечность, переносится душа твоя за кудыкины о горы чужбины» .

В первой книге романа «Памятное вино греха» господствующей оказывается убежденность в возможности для человека выйти путем.

7 Сенкевич A.B. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова Семь дней творения: Автореферат дис.. канд. филол. наук. — Тамбов, 2004. — С.5.

8 Максимов В. Собрание сочинений: В 8 томах. Т. 4.-М.: Тера, 1992. -С.5. покаяния к Свету, к Истине, которые находят воплощение в христианской вере. В написанной уже в эмиграции второй книге романа «Чаша ярости» усиливаются иные мотивы: безысходности, боли, но еще — сострадания. Историческая эпоха «зрелого социализма» предстает в романе В. Максимова как время уже начавшегося крушения устоев советского общества, все ускоряющегося процесса духовного, нравственного разложения. Мир, в который вводит читателя автор романа, воспринимается как едва ли не абсурдный, почти не поддающийся осмыслению. В. Максимова не оставляет желание понять, объяснить причины переживаемого человеком (народом!) духовного кризиса, но трезвый анализ часто уступает место прямым публицистическим инвективам: пафос повествования всецело определяется здесь вынесенным в название книги словом.

Появившиеся в печати в начале 1960;х годов первые рассказы и повести В. Максимова были весьма высоко оценены в статьях и рецензиях Е. Осетрова, Ф. Светова, А. Берзер, В. Бушина, И. Борисова, Л. Анинского, И. Золотусского, В. Петелина и др. Но после отъезда в эмиграцию имя писателя более чем на двадцать лет исчезло из поля зрения советских критиков, а написанное им попало в «Список книг, не подлежащих распространению в книготорговой сети: Библиографический указатель» (М., 1981).

С выходом в свет романа «Семь дней творения» творчество опального писателя начинает вызывать пристальный интерес западных критиков и исследователей. Здесь в первую очередь следует упомянуть о пространном труде А. Краснова-Левитина, представляющем собою общий, не отличающийся глубиной научного анализа, очерк творчества писателя9. Статьи и многочисленные рецензии исследователей и.

9 Краснов-Левитин А. Владимир Максимов. // Краснов-Левитин А. Два писателя. — Париж: Поиски, 1983.-С. 124- 197. критиков из Америки, Германии, Франции, Израиля, Польши и других стран собраны в книге «В литературном зеркале: О творчестве Владимира Максимова» (Париж — Нью-Йорк: Третья волна, 1986. — 272 е.).

После того, как в России с имени В. Максимова был снят запрет, в отечественных изданиях написанное им становится предметом пристального — нередко весьма пристрастного — изучения. Обзор критической литературы о творчестве писателя не входит в нашу задачу — напомним лишь о том, что к произведениям В. Максимова обращаются критики и литературоведы В. Бондаренко, М. Дунаев, Н. Щедрина, Л. Смирнова, Е. Езерская, И. Есаулов и другие.

Творчество — преимущественно в области романистикиВ. Максимова в последнее десятилетие становится объектом исследования и в диссертациях. И если в работе А. Дзиова «Проза Владимира Максимова» (СПб, 1994) преобладает, так сказать, общий план, то позже внимание авторов диссертационных исследований привлекают отдельные, существенно важные, аспекты художественного мира писателя10. Каждая из таких работ вносит определенный вклад в изучение творчества В. Максимова, однако проблема нравственного содержания личности если и возникает (в диссертациях А. В. Баклыкова, Е. Л. Вартановой Н.Н.Савушкиной, А.В.Сенкевич), то лишь как побочная при решении иных научных задач.

10 Шахова Л. А. Функции интертекста в романистике Владимира Максимова (на примере романа «Ковчег для незваных». — Тамбов, 1999; Баклыков A.B. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» — Тамбов, 2000; Вартанова Л. Е. Художественная концепция личности в творчестве В.Максимова. — Армавир, 2001; Жукова Т. Е. Поэтико-философский аспект повестей Владимира Максимова 1960;х годов. — Тамбов, 2004; Глазкова М. М. Роман Владимира Максимова «Семь дней творения»: проблематика, система образов, поэтика. — Тамбов, 2004; Савушкина H.H. Роман Владимира Максимова «Прощание из ниоткуда». Типология жанра. — Тамбов, 2002; Чу Юань. Жанровое своеобразие романа В. Максимова «Заглянуть в бездну». — Тамбов, 2003; Авдеева Е. В. Поэтико-философская картина мира в романе Владимира Максимова «Карантин». -Елец, 2004; Сенкевич A.B. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Семь дней творения». — Тамбов, 2004; Ильинский A.A. Роль и функции фразеологических единиц в романе Владимира Максимова «Прощание из ниоткуда». — Тамбов, 2004.

Актуальность данного исследования обусловлена настоятельной потребностью, обращаясь к творчеству В. Максимова, рассмотреть настойчиво утверждаемую им систему нравственных ориентаций, что особенно важно именно в наши дни, охарактеризовать представления писателя о духовном содержании и путях развития личности, способной устоять в сегодняшнем мире под натиском разрушающих ее сил и выйти к Свету, к Истине, которые даруются человеку христианской верой.

Научная новизна работы определяется тем, что творчество В. Максимова, и в частности его романы «Семь дней творения» и «Прощание из ниоткуда», в научной литературе не изучались специально в избранном автором настоящего диссертационного исследования аспекте.

Объектом исследования являются написанные на автобиографическом материале романы писателя «Семь дней творения» и дилогия «Прощание из ниоткуда», рассматриваемые в контексте судьбы писателя и его творчества, что позволяет понять и объяснить своеобразие его — характеризующегося резкими переломамижизненного и творческого пути.

Предмет диссертационного исследования составляет нравственное содержание личности (на примере упомянутых романов В. Максимова), обусловленное как индивидуальными свойствами выводимых писателем героев, так и действительностью, которой они принадлежат. Реализация ею (личностью) своей подлинно человеческой сущности для писателя — целенаправленный процесс, в основании которого лежит стремление руководствоваться на своем жизненном пути диктуемыми христианской верой правилами и нормами человеческого поведения, а точнее — существования.

Цель исследования заключается в том, чтобы на материале указанных романов выявить и охарактеризовать утверждаемую.

В.Максимовым систему нравственных ценностей в ее динамике и обусловленности как собственной судьбой писателя, так и его представлениями о путях развития народа и человечества в целом в метафизическом, а не в социально-историческом аспекте.

Поставленной целью определяются задачи исследования:

• охарактеризовать основные этапы творческого пути писателя, выявить содержание, направленность и смысл его художественных исканий;

• рассмотреть процесс формирования в творчестве В. Максимова собственной концепции личности;

• выявить основания и охарактеризовать содержание утверждаемой писателем системы нравственных принципов;

• изучить способы выражения на нарративном уровне авторской позиции в указанном выше аспекте;

• проследить процесс укрепления устоев нравственности под воздействием все усиливающегося осознания писателем и его героями истинности и благотворности христианского вероучения. Методологической и теоретической основой являются труды крупнейших ученых, историков и теоретиков литературы М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана. Б. М. Гаспарова, И. А. Есаулова, Е. М. Мелетинского, Е. Б. Скороспеловой, В. В. Тюпы и др. В диссертации использованы также работы современных исследователей и критиков, как отечественных (Л.Аннинского, В. Бондаренко, М. Дунаева, Л. Смирновой и др.), так и зарубежных (З.Мауриной, В. Иверни, П. Равича, Ф. Эберштадт, А. Краснова-Левитина, Л. Ржевского и др.).

Научно-практическое значение диссертации: результаты научного исследования могут быть использованы при чтении лекционных и специальных курсов, проведении семинарских занятий по истории русской литературы второй половины XX века.

Апробация работы. Основные положения диссертации и отдельные проблемы исследования неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры русской и зарубежной литературы Российского университета дружбы народов, а также были представлены на научных конференциях аспирантов и молодых ученых РУДН и международных научно-практических конференциях в Ростове-на-Дону в 2004, 2005 и 2006 годах, нашли отражение в двух методических пособиях для студентов. Основные положения диссертации нашли отражение в 8 публикациях.

Структура и объем исследования: диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. Содержание изложено на 207 страницах, библиография включает 270 наименований.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Обращение к проблеме, являющейся центральной в настоящей работе, позволяет не только охарактеризовать своеобразие творчества В. Максимова, но и дополнить сложившиеся в отечественном литературоведении представления о важнейших чертах литературного процесса в России второй половины XX века.

В.Максимов входит в литературу на рубеже 50 — 60-х годов — в переломное в жизни страны время. Формировавшиеся десятилетиями и недавно еще казавшиеся незыблемыми идеологические устои рушатся, начинается процесс настойчивых — поначалу еще очень робкихпоисков новых норм м принципов во всех сферах жизни, в том числе — и в литературе. И в творчестве В. Максимова, начинавшего со славословий партии, выступавшего с газетными корреспонденциями и стихами преимущественно о героике советских трудовых будней, очень скоро появляются иные ноты, темы, персонажи.

Верность правде жизни, которая не укладывается в рамки официальной пропаганды, становится для писателя основным творческим принципом. Исходным при этом оказывается собственный жизненный опыт: у В. Максимова на редкость тяжелый. Но нужно было время для того, чтобы он начал осваиваться творчески.

В.Максимову, в отличие от многих советских писателей, не нужно было ездить в творческие командировки, чтобы изучать жизнь: он знал ее — и прежде всего жизнь социальных низов — не понаслышке. Уже первые его опыты в прозе привлекли сочувственное внимание читателей и критиков, благодаря точности изображения тех трудных обстоятельств, в которых существовали его герои: это не было плодом воображения писателя — возникало ощущение, что все это буквально выхвачено художником из жизни, выстроено едва ли не на документальном основании. И еще: жившие на страницах повестей и рассказов молодого писателя персонажи вызывали не жалость к себе, а гордость за человека, способного выжить, выстоять в тех нелегких условиях, в которых он оказывается. Талант В. Максимова был замечен и высоко оценен.

Однако так продолжалось недолго: уже к середине шестидесятых годов становится очевидным, что в собственно советскую (точнеесоцреалистическую) литературу В. Максимов не вписывается.

У писателя рано складывается собственная концепция личности, по-настоящему сильной, настойчиво стремящейся выйти к Свету, к Истине. Представления об источнике этой силы противостоят тем, что прочно утвердились в литературе, которую когда-то О. Мандельштам назвал «разрешенной». Да и его представления о путях, которые ведут к названной выше цели, были иными, нежели те, о которых так громко твердили многие коллеги В. Максимова по писательскому цеху.

Впоследствии, называя дорогие ему имена, В. Максимов одним из первых в этом ряду поставил имя М.Горького. Раньше всего в этом случае сказать о той суровой жизненной школе, которую они оба прошли прежде чем войти в литературу. Каноны социалистического реализма, у истоков которого стоял, догмы которого настойчиво развивал и утверждал его великий предшественник, писателя, принадлежащего к новой формации, живущего в иную эпоху, не привлекали. Но М. Горький несомненно много дал В. Максимову, стремящемуся к воспроизведению и художественному осмыслению жизни во всей ее сложности, противоречивости. Важно и другое: для М. Горького главной мерой в оценке человека является подчинение им своей жизни служению идее, вносящей в человеческое существование смысл, буквально одухотворяющей его. Подчинение всей своей жизни именно идее, а не житейским — бытовым, повседневным, корыстным интересам. И у В. Максимова человек живет в повседневности, погружен в заботы бытового характера, но обретает подлинную значительность лишь при условии выхода за их пределы. Представления о цели, которыми при этом он (человек) руководствуется, у В. Максимова принципиально иные, нежели у М. Горького: место коммунистической идеи, верность которой утверждается основоположником социалистического реализма, занимает христианская вера.

И это чрезвычайно существенно, как для самого В. Максимова, так и для понимания тех изменений, которые обнаруживают себя в процессе развития русской литературы во второй половине XX века с характерной для этой эпохи сменой системы ценностных ориентаций.

Правда, к которой выходит в своих книгах В. Максимов становится все более жесткой, что очень осложняет жизнь писателя: угрожающим становится тон звучащих в его адрес критических замечаний, писавшийся по договору с издательством роман «Семь дней творения» не смог выйти в свет на родине автора — публикация романа за рубежом стала причиной исключения В. Максимова из союза писателей, а затем и — вынужденной эмиграции.

Здесь важно отметить по меньшей мере два обстоятельства. Писатель продолжает жить в родной стране — эмигрируют, если так можно выразиться, его сочинения: воспринимается это не более не менее как измена, предательство. И это — судьба не одного только В. Максимова: то же самое происходит с В. Аксеновым, Г. Владимовым, В. Войновичем, С. Довлатовым, А. Синявским, А.Солженицыным. Им отказывается в праве быть в родной для них литературе, а потом — и в родной стране. Впрочем, в русской литературе они остаются — занимают в ней достойное место, — но для этого им приходится отправиться в изгнание.

Два роман В. Максимова, ставшие объектом диссертационного исследования, являются итоговыми для определенного этапа творческого развития писателя. Обращение к ним позволяет увидеть, как преодолеваются человеком, который изображается здесь, заблуждения, порожденные верой в принципы, лежащие в основании коммунистической идеологии. Процесс этот мучительно сложен, долог, универсальных рецептов в этом случае нет. Но лишь так может человек преодолеть духовную ограниченность, на которую обречен он, отказавшись от веры.

Название первого романа В. Максимова отсылает читателя к Библии, обнаруживая тем самым подлинную значительность повествования о судьбе каждого из рода Дашковых. Речь здесь идет именно о сотворении человека, жизнь которого наполняется высоким смыслом — как естественные воспринимаются им нравственные постулаты, утверждаемые христианской верой. Процесс этот в романе выглядит как целенаправленный и решающие аргументы здесь принадлежат самой жизни: наиболее серьезные для себя выводы персонажи романа делают под воздействием обстоятельств, в которых они оказываются.

Мир, в котором они живу, жизненные (речь прежде всего — о духовной жизни) перипетии воспроизводятся писателем с замечательной точностью, она не является для него самоцелью: В. Максимову важнее всего показать, как выходят они к размышлению о высших в жизни человека ценностях, утверждаемых христианской верой. Суть именно в этом — в воссоздании неизбежного процесса духовного прозрения человека.

Роман «Прощание из ниоткуда» подводит печальные итоги жизни писателя в эмиграции, всегда воспринимавшейся им крайне болезненно: выстроенный на автобиографическом материале, он с особой отчетливостью позволяет ощутить душевную боль, порожденную осознанием тщетности надежды увидеть изменяющийся к лучшему мир. Уже название нового романа В. Максимова передает чувство отчаяния, переживаемое человеком, выброшенным с родной земли и отказывающимся приживаться на чужбине.

Последнее особенно существенно для понимания того, какова система ценностных ориентаций в нравственном мире человека, с которым мы встречаемся в творчестве В.Максимова. В ее основании лежит вера: в обезбоженном мире попросту нет места нравственностион в таком случае утрачивает свое собственно человеческое содержание. Но оно находит выражение и в том, как складываются отношения человека с миром — свой, родной или чужой он для него. По отношению к самому В. Максимову судьба была на редкость жестокой: с раннего детства — беспризорщина, скитания по стране, лагеря и ссылки. Не удивительно было бы, если б в этих условиях у человека появилось недоброжелательное чувство к земле, где жизнь так била его. Но этого не произошло: вынужденный 20 лет прожить в Париже, В. Максимов оставался патриотом своего отечества, не соблазняясь прелестями заграничной жизни. И для его героев, которые живут, страдая, мучаясь, радуясь, это чувство является естественным — оно, а не идеология, объединяет людей.

Обращение к имени В. Максимова обретает особую актуальность в наши дни, когда на литературе пагубно сказывается, с одной стороны, потребительское отношение к жизни, отзывающееся превращением книги в товар, вытеснение серьезных сочинений легковесными поделками, а с другой — абсолютизация в современных текстах игрового начала в противовес смысловому. В том и в другом случае говорить об попытке писателя выйти к осмыслению жизни не приходится. Обе эти позиции чужды В. Максимову: он твердо, последовательно продолжает традиции великой русской литературы, отличительной чертой которой является стремление писателя подвергнуть жизнь эстетическому анализу. Отсюда — активность творческой позиции художника, живущее в нем чувство высокой ответственности перед читателем, с которым он, собственно, вступает в диалог, рассчитывает на соразмышление.

Свою эстетическую концепцию жизни В. Максимов утверждает настойчиво: утверждая, опровергая, не чуждаясь, порою впрямую выходя к читателю со своим собственным словом. Судьба героев его книг всегда, в лучшем смысле слова, поучительна. Назидательности писатель чуждается, но свою оценку изображаемой им жизни и человека не скрывает. Его романы (в особенности, «Семь дней творения») эпичны, характеры здесь саморазвиваются в тех условиях и обстоятельствах, которые выпали на их долю. Вместе с тем писателю ведома цель это движения, жизненного пути изображаемых им персонажей — это позволяет говорить об эпичности особого рода, не исключающей эффекта авторского присутствия в тексте. С еще большей силой сказывается это в «Прощании из ниоткуда», воспринимаемом как страстная исповедь и столь же страстное утверждение собственных принципов: художник неотделим в этом случае от публициста.

Для В. Максимова всегда на первом месте стоит нравственное чувство, неизбежно накладывающее на человека строгие обязательства и исключающее какие бы то ни было стихийны проявления натуры и вкусов. Подчиняя свою жизнь служению идее социального переустройства общества (как то было с героями романа «Семь дней творения»), человек закономерно приходит к ощущению душевной опустошенности И. как ни парадоксально, к одиночеству. Идее, о которой сказано выше, В. Максимов противопоставляет убежденность в возможности — и даже необходимости! — нравственного перерождения, совершенствования личности на путях выхода к вере. Характерно, однако, что выводя своих героев за сферу непосредственных политических воздействий, В. Максимов не выводит их за сферу исторической эпохи, где утверждение истинно нравственных начал жизни неизбежно связывается с необходимостью разорвать идеологические путы.

Примечательно, что по мере своего творческого развития В. Максимов все чаще обращается к публицистическим жанрам. Диктуется это не только желанием впрямую сказать о своей позиции в жизни и литературе, желанием воздействовать на читателя прямо к нему обращенным словом. Само это желание обусловлено складом дарования писателя, его поистине бойцовским темпераментом, убежденностью в том, что нравственные начала жизни нуждаются в защите. Особенно активен В. Максимов как публицист в последнее десятилетие своей жизни — в пору крушения того строя, с которым у писателя были давние счеты, в пору начавшегося становления новой России. Следует заметить, что происходящие в родной стране перемены В. Максимова отнюдь не радовали, демократии, утверждаемой с помощью танков, ознаменованной развалом страны и обнищанием людей, он не принимал.

Для В. Максимова человек всегда оставался высшей ценностью, состояние и оценка мира определялось содержанием формируемой им человеческой личности, лежащими в ее основании нравственными принципами. Именно этим обусловливается место автора исследуемых нами романов в русской литературе второй половины XX века.