Имя Элия Аристида, как и все его творчество, сегодня не вызывает широкого интереса, обреченное занимать скромное, неприметное место где-то на периферии античной литературы. Между тем можно перечислить не так много античных авторов, кому довелось испытать столь огромный прижизненный успех и заслужить столь колоссальную, почти исключительную славу у потомков1, сопоставимую разве только с внушительным авторитетом Платона и безграничным восхищением перед творчеством Демосфена. Вся античная и византийская культурная традиция причисляла Элия Аристида к величайшим греческим писателям, ставя его в один ряд с Фукидидом, Платоном и Демосфеном .
Первое средневековое издание Аристида и первый латинский перевод его сочинений были предприняты во Флоренции в 1517 г., а в Венеции в 1534 г. в первое издание речей Исократа были также включены две самые блестящие речи Аристида — «Панафинейская речь» и «Энкомий Риму». Кантер, который в 1566 г. издал латинский перевод Аристида, видел в нем одновременно «изысканность Фукидида», «приятность Геродота» и «силу Демосфена». Примерно так же судит о нем Лаврентий Норманн4, в 1687 г. издавший речь Аристида «Прест (3еит1к6? ттро? 'AxiAXea» («Речь посольства к Ахиллу»), Джебб3, осуществивший в 1722−30 гг. полное издание Аристида, и Якоб Мо-релли6, который издал в 1785 г., по всей видимости, ошибочно приписывав.
1 См.: Boulanger A. Aelius Aristides et la sophistique dans la province d’Asie au He siecle de notre ere. Paris, 1923. P. 450−458.
2 Об этом подробнее см. далее гл I.
3 См.: Canteri Prolegomena / Aristides. Ed. W. Dindorf. Leipzig, 1829. Vol. 3. P. 770.
4 См.: Normanni praefatio / Aristides. Ed. W. Dindorf. Leipzig, 1829. Vol. 3. P. 773 etc.
5 См.: Jebbii praefatio / Aristides. Ed. W. Dindorf. Leipzig, 1829. Vol. 3. P. 775 etc.
6 См.: Morelli Prolegomena in orationem Leptineam / Aristides. Ed. W. Dindorf. Leipzig, 1829. Vol. 2. P. 643. 2 шуюся Аристиду «Про? Леттт’ы/г|У шгер атеХаа?» («К Лептину, За предоставление свободы от общественных полномочий»)7. Благожелательно отзывается о произведениях Аристида в своем предисловии и Рейске. Фридрих Вольф, издавший в 1789 г. речь Демосфена «Пер! Tfj? атеХе’ьа? тгро? Леттт’ы/г|у» вместе с псевдоаристидовской, как сегодня принято считать, Леп-тинской декламацией, вполне недвусмысленно, на наш взгляд, выразил таким образом свою высокую оценку творчества оратора9. Наконец, в этом ряду благосклонных критиков Аристида следует упомянуть еще исследование Г. Бернхарди, в котором он — едва ли не единственный, — давая блестящую характеристику софистическому красноречию II в. н. э., называет Аристида наряду с Лукианом «величайшими авторами второго века» и даже ставит его выше последнего10.
Столь высокая оценка заслуг греческого оратора, иногда, пожалуй, даже преувеличенная, бесспорно, во многом обязана многовековой, идущей еще от античности традиции причисления Аристида к лучшим образцам древнегреческой прозы. Однако приблизительно во второй половине прошлого столетия отношение исследователей к творчеству этого автора кардинально изменилось — в значительной степени, как нам кажется, под влиянием той нелестной характеристики, которую в это время получила софистическая литература римской эпохи в целом. Актуальность этой точки зрения очевидна до сих пор. Достаточно здесь сослаться на лекцию современного ученого Б. А. Ван Гронингена об основных тенденциях в древнегреческой литературе II века н. э., которую ему предложили прочесть в Конгрессе и которую он.
7 Вопрос об аутентичности этой речи неоднократно обсуждался. А. Буланже отмечает практически идеальное соответствие Лептинской речи стилю Элия Аристида. См.: Boulanger A. Op. cit. Р. 291−292- также см.: Lenz F. W. On the authorship of the Leptinian declamations attributed to Aristides // American Journal of Philology, 1942. Vol. 63. № 2. P. 154−173.
8 См.: Reiskii Praefatio / Aristides. Ed. W. Dindorf. Leipzig, 1829. Vol. 3. P. 788.
9 Мнение Вольфа по поводу Лептинской речи Ариствда, высказанное в письме к Рейске, приводит Г. Баум-гарт в своей работе, посвященной Элию Аристиду: Baumgart Н. Aelius Aristides als Reprasentant der sophistischen Rhetorik des zweiten Jahrhunderts der Kaiserzeit. Leipzig, 1874. S. 2.
10 Bernhardy G. Grundriss der griechischen Litteratur. 2. Bearbeitung. 1 Thl.: Innere Geschichte der griechischen Litteratur. Halle, 1852. P. 521. опубликовал потом в виде статьи11. Говоря о том, что литература II века отнюдь не являлась «золотым веком», и считая единственными «великими авторами» этой эпохи Плутарха, Галена, Марка Аврелия Антонина, Арриана, Диона и Лукиана12, Ван Гронинген, в соответствии со сложившимися в науке взглядами, характеризует эту литературу как «в сущности, слабую», лишенную внутренней глубины, далекую от реальной жизни, не ставящую перед собой «ни одной значительной цели» и не создавшую ничего оригинального, но как поглощенную больше страстью «к словам, звуку, ритму, нежели к идеям», стремящуюся «восполнить отсутствие внутренней жизни громким звоном слов» и предлагающую «то же самое старое, выдохшееся вино. в.
13 новых, прекрасно украшенных чашах" .
Подобная характеристика греческой литературы антониновской эпохи базируется в первую очередь на резких замечаниях в адрес софистики, высказанных в целом ряде предшествующих работ, в том числе, в работе Баум-гарта, посвященной Элию Аристиду, которая не отличается, впрочем, серьезным филологическим анализом его литературных текстов14. Давая отрицательную оценку деятельности софистов как ориентированной только на достижение внешних эффектов благодаря повышенному вниманию к форме и лишенной «силы и глубины мысли» и содержания15, Баумгарт под этим же углом зрения пытается рассмотреть творчество Аристида, которого он считает ярчайшим «представителем софистической риторики». Все усилия Баум-гарта направлены на то, чтобы продемонстрировать, основываясь на цитатах из речей Аристида16, «тщеславие» и «неискренность» этого оратора, в чем он обвиняет всю софистическую литературу II века. Баумгарт утверждает, в соответствии с собственной оценкой характерных черт софистики, что «во всех 55 сохранившихся речах. Аристида не развивается ни одна самостоятельная.
11 См.: Van Groningen В. A. General literary tendencies in the second century A. D. // Mnemosyne, 1965. Vol. 18. P. 41−56.
12 Ibid. P. 56.
13 Ibid. P. 47 ff.
14 Baumgart H. Op. cit.
15 Ibid. S. 38−39,42, 63−64.
16 Ibid. S. 45−46 мысль"17. Изначальное предубеждение этого исследователя против софистической литературы и ее представителям часто приводит его в отношении Аристида к многочисленным предположениям и выводам, не выдерживающим никакой научной критики18. Под влиянием мнения Баумгарта не избежал односторонности в своей оценке Аристида даже В. Шмид, самый, пожалуй, авторитетный исследователь его творчества, который пишет, что «следует, — как это впервые предпринял Баумгарт, — снизойти до того, чтобы представить себе Аристида как человека, доведенного болезненным тщеславием до безумия, и тогда неожиданно прольется свет на связь Аристида с Асклепием минуя врачей и на сумбурную и авантюрную историю его болезни, изложенную в Lepoi Х0701. ."19.
Э. Норден, во многом зависящий от взглядов Г. Баумгарта и В. Шмида.
20 в своей оценке софистической литературы, дает Аристиду, которого он называет «невыносимо скучным"21, следующую характеристику: «Помимо изрядной скуки взглядов Аристида, еще более ощутимым становится, вследствие льстивой сущности этого человека, его дерзкое тщеславие, он приходит в экстаз и неистовство от своих собственных речей, раздражая того, кто, как я сам, может прочесть до конца только некоторые из его речей"22.
Первым, кто, как нам кажется, осуществил целостный научный подход как к личности, так и к литературной деятельности Аристида, был А. Булан-же, в значительной степени опиравшийся в своем исследовании на ценней.
17 Baumgart Н. Op. cit. S. 39.
18 В частности, Баумгарт высказывает убеждение в ложном характере религиозности оратора, которую он понимает «лишь как риторическое средство украшения» (Op. cit. S. 59) и как способ самовозвеличивания оратора, основываясь на обзоре «Священных речей» с центральной для них фигурой Асклепия, изображающих, по мнению Баумгарта, «дар сочинять речи, сами речи и их успех. как творение бога» и делающих Аристида «объектом. силы божественного дара» (S. 46−47), а также рассматривая прозаические гимны Аристида, посвященные богам, в которых каждый бог восхваляется, примерно в одних и тех же выражениях, как самый великий и могущественный из всех. Однако Буланже (Op. cit. Р. 163 sv.), основываясь на тщательном изучении характерных духовных и психологических черт этой эпохи, показывает несостоятельность утверждений Баумгарта, доказывая зависимость религиозных взглядов, выраженных в творчестве Аристида, от популярной в его время религии, а также от приспособленной к задачам практической жизни религиозно-философской доктрины стоиков (см. об этом далее, гл. II).
19 Schmid W. Der Atticismus in seinen Hauptvertretern von Dionysios von Halicamass bis auf den zweiten Phi-lostratus. Stuttgart, 1889. Bd. 2. S. 2.
20 Норден прямо ссылается на них в своей характеристике Аристида. См.: Norden Е. Die antike Kunstprosa. Leipzig, 1898. Bd. 1. S. 401−402.
21 Ibid. S. 402.
22 Ibid. S. 401. ший труд В. Шмида, значение которого для любого исследователя творчества Аристида трудно переоценить23. В отличие от предыдущих исследователей, Буланже анализирует феномен личности Аристида прежде всего с позиций его эпохи, что позволяет увидеть в чертах характера и элементах творчества Аристида влияние его времени, объясняющее многое, что сегодня может казаться несообразным или даже нелепым. К сожалению, этому исследователю также не всегда удается избежать субъективности в оценке личности Аристида, что делает некоторые его характеристики излишне эмоциональными и, вследствие этого, малоубедительными. Так, хотя А. Буланже, вопреки мнению Баумгарта, не сомневается в истинности религиозной веры Аристида, он не может, тем не менее, удержаться от постоянных упреков этого оратора в том, что «довольство собой звучит с каждой страницы» его «Священных речей» и что «доминирующая черта его характера — это непомерное тщеславие"24. С другой стороны, вероятно, недостаточно скрупулезное изучение произведений Аристида, что, впрочем, объясняется слишком обширными задачами, стоящими перед исследователем, послужило причиной того, что Буланже рассматривает творчество Аристида как в целом лишенное оригинальности25.
Однако за последние несколько десятилетий в отношении к творчеству Аристида наметился явный перелом, заключавшийся в том, что исследователи стали проявлять все больший интерес к самим произведениям Аристида, их языку, тематике и их месту в античной литературе, в то время как оценки личности Аристида отошли на задний план. С другой стороны, обвинения этого автора в скуке, неоригинальности и самовозвеличивании сменились попытками разобраться в сложных и запутанных комплексах Аристида, а.
23 См.: Schmid W. Op. cit.
24 Ibid. P. 172.
25 В частности, рассматривая «Энкомий Риму», Буланже не идет дальше подробного анализа литературных источников Аристида (Р. 358−362), делающих, по мнению Буланже, эту речь неоригинальной с точки зрения ее идей и тем. Если и следует, как он считает, признать за этой речью хоть «какую-нибудь оригинальность», то она заключается лишь в том, что, в отличие от своих главных источников — Дионисия Галикарнасского и Полибия, Аристид ограничивает похвалу Риму только двумя темами — административным и военным гением римлян (Р. 358). Подобный вывод делает Буланже по поводу оригинальности «Панафинейской речи» Аристида (Р. 369−372), которую он считает безынтересной с любой точки зрения (Р. 372). 6 также тенденцией к более тщательному изучению его произведений. Наиболее показательным в этом отношении является исследование П. Андерсона и Б. Рус, посвященное изучению психологии Элия Аристида на материале его «Священных речей"26. Авторы статьи справедливо замечают: «Эта антипатия к Аристиду встречается во многих исследовательских характеристиках. Такие характеристики, на наш взгляд, находятся под слишком большим влиянием эмоций, вызванных Аристидом в самих исследователях, и поэтому мало надежны в качестве оценки Аристида. Важно помнить, что образ жизни Аристида не был добровольным, но являлся необходимым для ментального и телесного равновесия. На наш взгляд, Аристид храбро боролся со своей болезненной судьбой и заслуживает, по крайней мере, некоторой симпатии и уважения». К тому же выводу приходит и А. Ч. Бэр, автор обширного биогра.
28 фического труда о жизни и творчестве Элия Аристида .
В качестве блистательной филологической работы по Элию Аристиду за несколько последних десятилетий XX века можно назвать две монографии Джеймса Оливера, посвященные двум наиболее известным речам этого оралд тора — «Энкомию Риму» и «Панафинейской речи». Отмечая традиционность внешней формы жанра панегирика, которой следовал Аристид при написании этих речей, Оливер делает важную оговорку, а именно, что эти «каноны, несмотря на их строгость, оставляли достаточно свободы для определенных вариаций значения. Читатель не ожидал оригинальности от тем, но он мог ждать некоторой оригинальности от вносимых изменений и того, как эти обычные темы преподносятся. Аристид доводит старую форму до высочайшего совершенства в композиции, плавности переходов, искусности глагольных соединений и разнообразии украшений речи. Он стремился охватить все темы, которыми традиционно пользуются, но сделать это так, чтобы.
26 Anderson P. and Roos В. A. On the psychology of Aelius Aristides // Eranos, 1997. Vol. 95. № 1−2. P. 26−38.
27 Ibid. P. 38.
28 См.: Behr C. A. Aelius Aristides and The Sacred Tales. Amsterdam, 1968. P. 114−115.
29 См.: Oliver J. H. The civilizing power. A study of the Panathenaic discours of Aelius Aristides against the background of literature and cultural conflict. Philadelphia, 1968; The ruling power. A study of the Roman Empire in the second century after Christ through the Roman Oration of Aelius Aristides. Philadelphia, 1953.
30 «» не повторяться и раскрыть суть". Опираясь на результаты тщательнейшего анализа источников «Панафинейской речи» и их сравнения с идеями, выраженными в самой речи, Оливер, в отличие от Буланже, мнение которого он в связи с этим упоминает, признает самостоятельность и оригинальность некоторых интерпретаций оратора и считает вполне закономерным, что «Пана-финейская речь» Аристида была вскоре признана совершенным и непревзой.
31 денным примером подобного типа" речей. В отношении «Энкомия Риму» Аристида, который Оливер называет «подлинно величественной речью в манере большой хоровой оды"32, исследователь, также основываясь на детальном изучении ее источников, пишет следующее: «Римская речь начинается как лишенный оригинальности энкомий городу, но после нескольких глав Аристид совершенно отходит от традиционных тем. На их месте он развивает две темы, в которых речь достигает наивысшего предела, так что она становится в одно и то же время и космологическим гимном и похвальным.
33 гимном идеальному государству". В том, что касается стиля, Оливер называет Аристида «замечательным художником"34 и считает его «одним из величайших мастеров греческой прозы"35.
Другой современный исследователь, Луис Дж. Свифт, обсуждая проблему аутентичности и времени создания «Энкомия Филиппу Арабскому» и доказывая, что он не принадлежит Аристиду, аргументирует свое мнение тем, что «запутанная организация, тяжеловесные конструкции и довольно рабское соблюдение стандартной формы Xoy09 (ЗаспЛько? не характерны для.
2 /Г знаменитого оратора второго века" .
О возросшем за последние десятилетия за рубежом интересе к творчеству Элия Аристида говорит не только большое количество статей и моно.
30 Oliver J. Н. The civilizing power. A study of the Panathenaic discours of Aelius Aristides against the background of literature and cultural conflict. Philadelphia, 1968. P. 20.
31 См.: Oliver J. H. Op. cit. P. 19.
32 Oliver J. H. The ruling power. A study of the Roman Empire in the second century after Christ through the Roman Oration of Aelius Aristides. Philadelphia, 1953. P. 874.
33 Ibid.
34 Ibid. P. 884.
35 Ibid. P. 885.
36 Louis J. Swift. The Anonymous Encomium of Philip the Arab II Greek, Roman and Byzantine studies, 1966. Vol. 7. P. 268. графий, посвященных различным аспектам творчества этого автора, главным образом, его ораторским произведениям37, но и появление ряда переводов на современные языки одного из самых странных и необычных сочинений этого.
•JO автора — Lepol Хоуоь («Священных речей»). К этому произведению, которое «не имеет аналога среди того, что сохранилось у нас от античной литературы"39, не раз обращались исследователи, однако в основном — с целью почерпнуть оттуда сведения об эпохе, жизни и характере знаменитого оратора40. По удивительному стечению обстоятельств все эти работы либо вовсе не рассматривают «Священные речи» с лингвистической точки зрения, либо касаются этого вопроса лишь мельком, без серьезного и подробного исследования их языка и стиля. Между тем исключительность как тематики, так и стиля «Священных речей», бросающаяся в глаза даже при самом поверхностном знакомстве с этим произведением и отмечавшаяся большинством ученых, начиная с В. Шмида41, заслуживает специального изучения.
Целью настоящей работы является, таким образом, попытка детально исследовать язык и стиль «Священных речей» в сравнении с другими речами этого оратора, — что до сих пор еще не было предпринято, — и тем самым наиболее четко выявить ряд особенностей, отличающих это сочинение Аристида от других его произведений. Необходимость такой работы кажется нам бес.
37 В отечественной науке фигура Элия Аристида, к сожалению, вызывала меньший интерес, чем на западе, вследствие чего среди русскоязычных работ практически отсутствуют какие-либо специальные исследования, посвященные творчеству оратора. Отдельные переводы и выборочную характеристику некоторых произведений Аристида, снабженные краткой и не всегда точной биографической справкой, можно найти в следующих изданиях: Ораторы Греции. М., 1985. С. 18−19- 337−353- Поздняя греческая проза. М., 1960. С. 11- 319−325- Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства II—V вв.ека. М., 1964. С.5- 32−38- История греческой литературы. М., 1960. Т. 3. С. 216−217.
38 См.: Behr С. A. Op. ей.- Schr6der Н. О. Heilige Berichte. Heidelberg, 1986; Festugier A. J. Discours sacres. Paris, 1986; Festugier A. J. Sur les «Discours sacrds» d’Aelius Aristide // Revue des Etudes Grecqes, 1969. T. 82. P. 117−153. Nicosia S. Discorsi Sacri. Milano, 1984. Так как несоответствие в названии и жанре этого сочинения могло ввести в заблуждение его читателей, некоторые из перечисленных авторов, считая буквальный перевод названия — «Священные речи» — неудачным, предпочитали давать в своих переводах название, больше соответствующее природе жанра этого произведения. Мы будем придерживаться традиционного перевода названия Lepol Хоуоь на русский язык, разумеется, помня при этом об особом жанровом статусе этого сочинения (ср. также по-немецки: «Heilige Reden» (Schmid W. und Stahlin O. Geschichte der griechischen Literatur. Mtinchen, 1924. Bd. 2. S. 707)).
39 Boulanger A. Op. cit. P. 169.
40 См.: Baumgart H. Op. cit.- Boulanger A. Op. cit.- Behr C. A. Op. cit.- Bowersock G. W. Greek sophists in the Roman Empire. Oxford, 1969 и др.
41 См.: Schmid W. Op. cit. S. 2. спорной, так как она позволит определить то место, которое «Священные речи» занимают в ораторском искусстве Элия Аристида.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Итак, по мнению А. Буланже, в творчестве Аристида обнаруживаются «четыре различных стиля: стиль декламаций — политических речей или речей, приуроченных к той или иной церемонии, стиль гимнов к богам, очень похожий на предыдущий, далее, стиль монодий, наконец, стиль «Священных речей""319. Если перевести это заключение на язык античной теории стилей, то мы можем сказать, что в эпидейктических речах и прозаических гимнах Аристид использует торжественный стиль (ас^уотт)?), в речах, написанных в азианической манере, — сладостный стиль, или уХикитт)?, и, наконец, простой стиль (афвХвм.) в «Священных речах». Однако если вдуматься в смысл вышеприведенной цитаты, то становится заметно несоответствие этого высказывания некоторым очевидным, на наш взгляд, фактам. Так, в первых двух случаях у Буланже, где речь идет о декламациях, гимнах и монодиях, в расчет берутся произведения, предназначенные для публичного произнесения, где выбор того или иного стиля не может быть произвольным, так как он в первую очередь должен отражать степень мастерства и искусства оратора. И здесь мы имеем дело с тщательно составленными, написанными в соответствии со всеми правилами риторики произведениями, в которых Аристид горделиво демонстрирует свою отточенную технику и высокий ораторский профессионализм. Совершенно иную картину имеем мы в случае «Священных речей», отчасти писавшихся в то время, когда измученный болезнью Аристид находился в уединении в своем родовом поместье и мечтал об активной ораторской практике, но был вынужден «утешаться"320 составлением мемуа.
319 Boulanger A. Op. cit. Р. 447.
320 Behr С. A. Op. cit. Р. 109. ров по просьбе друзей и во исполнение оракула, полученного от бога. При этом нам, к сожалению, ничего не известно о тех обстоятельствах, которые по прошествии четырех лет вновь заставили Аристида вернуться к старой теме и продолжить прерванное раньше сочинение. Однако странным кажется не тот факт, что «человек самого утонченного образования, писатель первостепенного значения для своего времени снизошел до того, чтобы посвятить.
ООО свое перо этой мистификации" , — интерес к поднимаемому «Священными речами» кругу тем, как мы уже говорили, был достаточно распространен в эпоху Антонинов, — но то, что знаменитый аттикист, обратившись к подобному сочинению, написал его в манере, весьма далекой от своей обычной стилистической манеры. Об этом говорит, прежде всего, гораздо большая, чем обычно, свобода пуриста Аристида в выборе слов: значительную часть словаря «Священных речей» составляют поздняя прозаическая лексика и большое количество авторских неологизмов. Появление в «Священных речах» многочисленных поздних грамматических форм вместо аттических, которые Аристид обычно употребляет в своих тщательно отделанных ораторских декламациях, так же в немалой степени свидетельствует об отступлении их автора от норм аттикизма. Наконец, обилие редких или вовсе неправильных с точки зрения аттического синтаксиса — поздних, разговорных, конструкций создает такое впечатление, что в этом своем сочинении Аристид не стремился к соблюдению аттикистических литературных норм, ревностным сторонником которых он всегда являлся. К этому присоединяется также заметная сдержанность Аристида в употреблении стилистических фигур и всевозможных украшений речи, невнимание к благозвучию и плавности речи, отсутствие единства изложения и четкой композиции в «Священных речах». Кроме того, Аристид не проявляет здесь своей обычной заботы о ритме, отличающим его другие речи. Все это наводит на мысль о том, что, скорее всего, Аристид писал подобное сочинение, весьма мало заботясь о его стиле, с.
321 В «Священных речах» Аристид неоднократно упоминает о том, что боги советуют ему по поводу ораторской практики, предписывая сочинять гимны или лирические стихотворения, а иногда даже подсказывая первую строчку его будущих произведений. Например, XLVII, 73 КL, 31- 39−42 К и т. д.
322 Schmid W. und Stahlin О. Op. cit. S. 707. одной стороны — для себя и своих друзей, а с другой — руководствуясь религиозными мотивами, желая таким образом воздать должное своему божественному покровителю — Асклепию — на манер храмовых посвятительных надписей и надеясь на дальнейшее участие бога в своей судьбе. Заметная языковая и стилистическая небрежность «Священных речей», сильно отличающихся в этом отношении от остальных произведений этого автора, заставляет в связи с этим предположить, что Аристид вряд ли собирался когда-либо широко представлять или публиковать это произведение.
Принимая во внимание все выше сказанное, с трудом можно признать «Священные речи» подходящей ареной для выражения творческих амбиций и достижения высокого престижа и авторитета, столь ценных для оратора этой эпохи. Таким образом, стиль «Священных речей», которые мы не рассматриваем как полноценное ораторское произведение Аристида, не является, на наш взгляд, одним из «четырех» сознательно применяемых оратором литературных стилей, а представляет собой итог менее тщательной и скрупулезной, чем обычно, литературной деятельности Аристида, который, очевидно, и сам не считал «Священные речи» произведением серьезной, большой риторики.
Это не совсем определенное положение «Священных речей» в корпусе сочинений нашего автора не могло остаться незамеченным многочисленными последователями и критиками Аристида, предпочитавшими, вероятно, обходить стороной столь неожиданное для знаменитого оратора сочинение. Это и явилось, на наш взгляд, причиной того упорного молчания, которое за некоторым исключением сохранялось по отношению к этому произведению в античности и затем в Византии. В Новое время это молчание лишь изредка прерывалось единичными попытками некоторых современных ученых исследовать на основании «Священных речей» личность и жизнь Элия Аристида. Однако никто из них до сих пор не пытался определить стилистическую природу этого необычного сочинения или, по крайней мере, объяснить его появление в ораторском наследии Элия Аристида, легко укладывающемся в рамки существующей литературной традиции. На наш взгляд, разгадка этих трудных вопросов кроется, помимо всего прочего, в том, что это «Священные речи» Аристида следует рассматривать как сочинение, написанное на грани риторики и зарождающегося, но еще не оформившегося жанра, из которого позднее возникнет христианская житийная литература. Однако данный вопрос уже выходит за рамки настоящего исследования и заслуживает специального изучения.
ИНДЕКС слов и выражений к «Священным речам» Элия Аристида огуатпг|тй9 (XLVIII, 12 КXLIX, 10 КLI, 4- 15 К) огуаташ (XLVIII, 20- 32- 52- 82 КXLIX, 15 КLI, 9 К).
8еХфо9 (XLVIII, 80 К).
8(-оро86кт|то$' (L, 82 К) ае! Sf|TTOT? (XLVIII, 47 К) аг|8[а (XLVII, 10 КXLVIII, 11 К) аг|9еьа (L, 7 К) а. Т|ТТГ|Т09 (L, 49 К) ** ашю? (XLI, 64 К) акарГ15 (XLVII, 59 К) *акрф (5? (XLIX, 49 К) *акрфоО|Ю.1 (XLIX, 21 КLI, 30 К) *аькро? (L, 27- 87 К) аХе?1ф<�хр1ШК0? (XLVII, 61 КXLVIII, 25 К) **aXoua'ia (XLVII, 6- 8- 16- 27- 40- 46- 53- 59 КXLIX, 34 К) *d|iu8pws (XLVIII, 70 КXLIX, 21 К) *а|аг>6г)Т09 (XLVIII, 6- 62- 75- 80- XLIX, 46 КLI, 1 К) а1лжоухиХьаСа) (LI, 9 К) *** avaXa|j.pdv (jL> (LI, 3 К) **** avafaivaj (LI, 9 К) ашфихЛ (XLVIII, 49 К) *dvT|(3o9 (XLVIII, 18 К) *dv9aTTTO|iaL (XLVIII, 63 К) (XLVIII, 21 К).
Слова и выражения, соответствующие в указанных местах аттическому употреблению. **.
Слова, заимствованные из поэзии. Неологизмы.
Слова, встречающиеся в поздней греческой прозе. dv6pwm<7KOs- (LI, 30 К) *dvTiicpU!b (XLIX, 15 KL, 42- 82 K) MvTiTrepa? (XLVII, 65 KLI, 55 K) *dvim.
Mafievo? (XLVII, 22 KXLVIII, 14 K).
Мацеусо? (XLIX, 3 К).
МахаXX" (XLVn, 55 К).
МтцхаСсо (L, 73 К) атта (XLVII, 24- 49- 71 К, XLVin, 2- 10- 26 КL, 17- 65- 70 КLI, 12 К) ай0Т||1ер6у (L, 54 КLI, 17 К) аитаркёш (XLIX, 8 КL, 38 К) auTOVUXL (XLVIII, 17 К) auToGev (L, 6K) ain" 6Gi (L, 107 КLI, 14- 18- 30 К) айтохеф (XLVII, 73 К) a<|>avi?o|i.ai (L, 57 К) афоа1о0|Ш1 (XLVIII, 2 КL, 17 К) афшплСо^а1. (XLVII, 56 КL, 40−41- 45- 56 КLI, 8- 31- 35 К) *axpi ттро? (XLVIII, 63 К) *афофт|т1 (XLVIII, 66 К).
6v8ov (XLVIII, 15- 35 КLI, 57- 65 К) *evQv[Lios (XLIX, 12 К) v9i)|ilov ттоьеьабаь tl (XLVII, 50 KL, 86 KLI, 61 K) aiCTios- (XLVII, 62- XLVIII, 12 KL, 35 K) e? eTTLTTi8es (L, 65- 77 К) naiylCw (LI, 54 K) eira|io)|iaL (L, 11 K) eirava|j.eva) (LI, 13- 28 K) em|38ai (LI, 26 K) ***** empoOpia (XLVIII, 27 K) tt’iSoctl? (L, 26- 27 K) *em8po|±f| (XLVIII, 8 K) **ётт10г|кт1 (XLVIII, 15 K) *ёткарта (L, 37 K) *ёткир6со (L, 74 K) *ет]±ее$ ecni tivi ti (L, 96 K) *epyov ёать (XLVIII, 79 K) *ёруо)8т|? (LI, 11- 51 К) **eppa) (XLVIII, 71 K) *eu0u (XLVIII, 12 KL, 66 K) *eu0ea)S (XLVIII, 47- XLIX, 6 K) *еиштафр6ут|т09 (L, 26 K) *ешторёа) (XLIX, 32- LI, 15- 28 K) av е’ьт] Xeyciv (L, 13 K) *бсо0ы/о? (L, 26 K) *t]8ovf) (LI, 2K) *-ПКоа (XLIX, 43 К) **тц11Уа (XLIX, 32 К) *Т)Тге1роиц.а1 (XLVIII, 61 К) *Т|ре|1?(л) (XLIX, 17 К) **fipiv6g (XLVIII, 76 К) *т^троУ (XLVII, 4- 8- 61 К).
Слова, принадлежащие к категории атта£ eybtevov.
0ёр|1Г| (XLVIII, 22 К) *lepwpm (L, 102 К) lepGXJUvri (L, 101 К) *LKeTT|pia (XLIX, 38 К) laov (L, 17 K) *icnrpepia (XLVIII, 67- 74 K) *iCTTafiai (L, 100K).
KaGaTra? (XLIX, 35 KL, 104 KLI, 20 K) a0apo? (LI, 3 K) raOapd) g (XLVII, 19 KXLVIII, 53 K) aXtp8iov (L, 35 K) катаХоуа8т|У (XLVIII, 8 K) катаутисри (XLVIII, 41 KXLIX, 23 K) катасттеууо? (XLVIII, 43 K) катб7Гб1уа) (L, 90 K) кеутрош (L, 26 K).
VepSo? (XLIX, 10 KL, 39 K).
Kivou|iai (XLVIII, 62 K) ко1ф1 (XLVII, 26 К) кирош (XLVII, 40 КXLIX, 39 К).
Хац.яр6? (XLVIII, 12 КXLVIII, 55 КLI, 2 К).
Хацлтрй9 (L, 2 К).
XLVIII, 13 К) **X?l>xeL|l (jjV (XLVIII, 31 КXLIX, 21 К) ****Х1тго0иц1а (XLIX, 19 К) *Х1ТТофихёо) (XLVII, 73 К) *ХОШОУ (XLIX, 21 К) *оик dg iaKpav (XLVII, 78 К) iaXa (XLVII, 21- 75 КXLVIII, 21 КL, 57- 61- 64- 90- 102 КLI, 54- 62 К) ка! [idXa (XLVII, 21 КXLVIII, 11- 49 КXLIX, 10 КL, 12- 53- 61 КLI, 4- 15 К).
VaXiCTTOt (XLVII, 70 КXLIX, 21 КL, 3- 15- 62- 65- 68- 94 КLI, 5- 11- 42 К).
VeQ' (XLVIII, 54 К).
VeiCovw? (XLVII, 54 КXLVIII, 59- 68 К) цеХетг|ТГ|? (L, 28 K).
VeTaXaupdvw (XLVIII, 40 К) VLKpoB (XLVIII, 12- 72 KXLIX, 38 K) ****Voipov6|ios- (XLVIII, 31 K) *уарксш (XLVII, 43 K) ****уаркш8г|? (XLVIII, 63 K) *?a'ivaj (XLVIII, 76 K) *oX8a (LI, 30- 45 K) olov (LI, 2 K) olov 8f| (XLVII, 10- 21- 45- 48 K-L, 100 K) оТашто? (XLIX, 26 К) ola) n?o|±ai (LI, 52 K).
6KV?(j0 (LI, 49 K).
6vap (XLIX, 3- L, 69 K).
5?исат[а (XLVII, 9 K).
6p'i?T|by (XLIX, 47 K).
6ar^epai (LI, 46 K).
Отсоса (L, 41 K) ттаукаХо? (LI, 53 К).
TTaiSapiov (LI, 61 K).
TTdvu (XLVII, 11- 22- 38 KXLVIII, 50- 74 KXLIX, 8 KL, 16- 29- 65- 102 KLI, 25- 28 K) ттараОаррша) (XLVII, 18 К) ттёра (XLVIII, 60- 68 КXLIX, 42 КLI, 34 К) тте ренте рш (XLVIII, 12- 59 K) ттёра? (L, 7- 102 К) ттериспт||±-1 (L, 88 К) ттер (.каито9 (XLIX, 30 К) ттер1|лахлто? (XLIX, 38 КL, 67 К).
TTXeiv (XLVII, 38 К) ттХт|6од (XLIX, 44 КL, 15 КLI, 56 К).
TTXT|V (XLVII, 6 КXLIX, 42 КL, 5- 36 К) ттроОеар’ьа (L, 80 К) ттр6ррлслд (XLVII, 41 КXLVIII, 8- 38- XLVI КXLIX, 39- 48 КL, 9−10- 94 КLI, 19- 41- 44- 51 КLII, 3 К) *****ттроаатгок?1ца.1 (L, 49 К).
