Влияние теории Ч.Дарвина о происхождении видов на лингвистику

Структура всех языков свидетельствует о том, что их прежняя форма была такой же, которая сохранена в отдельных языках с простой структурой (например, в китайском). Следовательно, то, из чего происходят все языки, это звуки, звуковые обозначения ощущений, соображений, понятий, употребляемые по разному, т. е. в той или иной грамматической форме, без наличия особенных звуковых форм, проще говоря, органов для этих разных отправлений. В этом самой древнем периоде существования языков в звуковом отношении отсутствуют глаголы, имена, спряжения, склонения и т. д.

Применяя форму уподобления, можно сказать, что корни — это простые клеточки языка, у которых нет еще нужных органов для грамматических функций, и эти функции очень малоразличимы, как, например, у одноклеточных организмов. Следовательно, все языки имеют одинаковое происхождение. Когда люди проделали путь от звуковой мимики и подражания к имеющим значение звукам, это по сути были еще просто звуковые формы, не имеющие никакого грамматического значения. Но судя по их звуковому материалу, а также по выражаемому смыслу, эти самые простые языковые начала были разными у разных людей, что хорошо просматривается в различии языков, происшедших от этих начал. Следовательно, можно предположить большое множество первозданных языков, но форма для них применяется одна.

В некоторой степени можно себе представить происхождение растений и животных; они, вероятно, происходят из простой клетки, точно так же, как языки из простого корня. Простые формы позднейшего существования живых организмов, клеточки, нужно, наверное, также назвать простейшими во множестве; так же в известный нам период жизни земли в сфере языков предполагается одновременное возникновение множества простых звуков с собственным значением. Эти древнейшие формы органического существования, которые еще не претендовали на названия, позже эволюционировали по-разному; то же самое можно сказать и о корнях языков.

Исходя из того, что в историческую эпоху можно предполагать, что у тех людей, которые живут в равных условиях, процесс изменения языков является равномерным, можно также сделать вывод о том, что язык меняется однородно у совершенно однородных людей. Способ изучения неизвестного опираясь на известное, увы, не позволяет нам с точностью определить, что происходило до той эпохи, в корой живем мы. В иных условиях и языки образовывались по-другому, и, вероятно, их различие напрямую относилось к различию жизненных условий людей. То есть, начальное распределение языков на планете осуществлялось, наверное, со строгой последовательностью; языки соседних народов были более похожими, чем языки тех, кто жил в других областях. По мере того, как языки удалялись от исходного языка, они должны были все более разнится с ним, так как одновременно меняется и климат, и общие условия жизни. Даже сейчас, по всей вероятности, следы этого верного распределения языков сохранились.

Данное согласование в структуре языков соседствующих племен можно рассматривать как начало существования языка. Родина таких языков, образовательное начало которых по сути сходно допустимо считать соседственными. Как и языки, растительный и животный миры разных частей света имеют свойственный им тип.

С течением времени виды и роды языков стабильно исчезают и появляются другие; например, распространение индогерманского племени и вымирание американских языков. Раньше, когда довольно небольшое количество людей говорило, исчезновение форм языков, вероятно, происходило намного чаще. Но, в связи с тем, что сформированные языки, как, к примеру, индогерманский, вероятно, существовали уже с очен давни времен судя по их высокому развитию, доисторический период жизни языков был намного длиннее, чем мы полагаем опираясь на историческое время. Язык же известен нам лишь с момента использования письменности. Следовательно, как период исчезновения форм языка и изменения его начальных условий, можно предположить довольно длинный промежуток времени. В этот огромный промежуток могло исчезнуть большее количество языков, чем их существует в настоящее время. Так можно объяснить возможность значительного распространения отдельных племен, к примеру, малайского финского, индогерманского, южноафриканского и т. д., которые получили широкое развитие.

Этот же процесс Дарвин предполагает и для биологии и называет его «борьбой за существование». Вероятно, в это борьбе много органических форм могли погибнуть и дать место немногим избранным. Дарвин утверждает: «Преобладающие виды обширнейших преобладающих групп стрмятся оставлять многих видоизмененных потомков, и таким образом возникают новые подгруппы. По мере их возникновения виды групп менее сильных, унаследовавшие от общего родича какое-либо несовершенство, склонны к одновременному вымиранию без видоизмененного потомства. Но окончательное вымирание целой группы видов часто может быть процессом весьма медленным вследствие сохранения немногих потомков, выживающих в защищенных объединенных местностях (с языками это встречается в горах; я упомяну, например, баскский язык в Пиренеях, остаток прежде далеко распространенного языка; то же самое видим на Кавказе и в других местностях). Когда группа исчезла вполне, она не появляется вновь, ибо потомственная связь порвана. Мы можем понять, каким образом преобладающие жизненные формы, всего чаще изменяющиеся, стремятся со временем населить весь мир близко сродными, хотя и видоизмененными, потомками; они по большей части успеют заменить те группы видов, которые слабее их в борьбе за существование».

Эта цитата из Дарвина может быть использована без перефразирования. Он прекрасно представляет в данных строках то, что происходит во время борьбы языков за существование. В настоящее время на планете побеждают в большей степени языки индогерманского племени; они продолжают активно распространяться, вытесняя многие другие. О множестве их видов и подвидов говорит их собственная родословная.

Обобщенная теория эволюции может быть использована для построения теории изменения языка (или, вообще говоря, языка в целом). Начнем с представления определений наиболее важных людей и групп населения в эволюции языка. Наши определения напоминают определения этих понятий, используемых в неформальных лингвистических теориях, формальных лингвистических теориях и философских теориях языка, но отличаются от них в некоторых критических отношениях. Высказывание — это конкретное фактическое появление продукта человеческого поведения в коммуникативном взаимодействии, поскольку оно произносится. Оно грамматически структурировано и семантически и прагматически интерпретируется в его контексте. Следовательно, это культурный «жизненный цикл». Это определение более или менее соответствует стандартизованному философскому определению высказывания с дополнительной спецификацией его фонологических и морфосинтактических особенностей. Выражение отличается от предложения, поскольку последний термин понимается философами, теоретиками формального языка и синтактиками.

Язык — это население высказываний в речевом сообществе. Это определение, по-видимому, весьма отклонено от лингвистического представления о языке как системе контрастов знаков. Однако, согласно Никифоровой Е. Б, структуралистское понятие языка как системы знаков является воплощением эссенциалистского мышления, а популяционный подход необходим для решения проблемы характера изменения языка (и, если на то пошло, сам язык) [15, C.7]. Таким образом, наше определение языка на самом деле более близко напоминает формальное определение языка.

В теории формального языка язык представляет собой набор предложений, которые порождаются грамматикой. Но наше определение языка отличается от определения формальной языковой теории в двух важных аспектах. Во-первых, язык — это совокупность высказываний, а не набор предложений. Во-вторых, наше определение не означает совокупность всех и только выражений или типов высказываний, которые генерируются (в техническом смысле этого слова) с помощью формальной грамматики. Это только набор фактических высказываний, произведённых и осмысленных в конкретном речевом сообществе. Опять же, это ограничение соответствует определению популяции: это пространственно ограниченно ограниченный набор реальных людей, а не набор «возможных» людей.

Грамматика — это когнитивная структура в сознании говорящего, которая содержит его знания о ее языке и является структурой, которая используется для создания и понимания высказываний (характер этих знаний будет обсуждаться ниже). Грамматика каждого оратора приобретается на основе субпопуляции языка. Таким образом, каждый оратор будет иметь немного различную грамматику. Это определение также основано на формальном языковом понятии грамматики, но отличается от него так же, как это делает наше определение языка.

Во-первых, грамматика не является порождающей в техническом смысле «генерировать» как характеризующую множество допустимых предложений. Это связано с тем, что грамматика не порождает язык, как описано в предыдущем абзаце, в смысле теории языка. Он не может этого сделать, потому что язык — это не все возможные предложения. С другой стороны, грамматика (в нашем определении) порождает язык в неформальном смысле «генерации»: это то, что использует говорящий при произведении (некоторых) высказываний языка. Во-вторых, грамматика состоит из всех наших умственных способностей в использовании языка. Некоторые теоретики утверждают, что механизмы обработки, связанные с производством и пониманием высказываний, отделены от хранилища грамматических знаний (компетенции) в уме.

Другие утверждают, что единая, более или менее интегрированная когнитивная структура как «содержит наше знание языка», так и используется для фактического производства и понимания высказываний на языке. Для наших целей на самом деле не имеет значения, разделены ли эти два или нет: важно то, что весь ментальный аппарат включен в наше определение грамматики. Следовательно, наше определение грамматики не соответствует только модулю компетенции, постулированному некоторыми лингвистами; он должен также включать в себя любые модули обработки. Самое главное, что наше определение грамматики — это реальная, индивидуальная, психологическая сущность, а не абстракция, которая не имеет психологического (или физического) существования.

Другими словами, грамматика, определенная здесь, также является пространственно-временно ограниченным индивидом.

Заключение

Как следствие активного исчезновения языков вымерли некоторые посредствующие формы; в результате переселений народов переменились начальные условия языков, следовательно, сейчас языки весьма разной структуры являются географическими соседями, не имея даже связи между собой. Так, к примеру, баскский язык, который сильно отличается от индогерманского, одиноко стоит среди этого племени. На самом деле Дарвин говорит то же самое о соотношениях животного и растительного миров. Разумеется, только общие и самые основные черты убеждений Дарвина могут быть применимы к языкам. Область языков слишком сильно отличается от растительного и животного миров, чтобы рассуждения Дарвина могли иметь на нее слишком большое влияние. Но в языковой сфере тем более неоспоримо возникновение видов путем постепенного изменения и сохранения наиболее развитых форм в борьбе за жизнь. Оба основных начала учения Дарвина имеют одно общее свойство со многими другими великими открытиями: они являются справедливыми даже в таких сферах, которые изначально не были приняты во внимание.

Современная теория языковой структуры сильно отличается от структурных и генеративных теорий прошлого века. Структурные и генеративные теории имеют тенденцию к эссенциалистской теории языка, его структур и его категорий. Теория генерации отвлекла внимание от языка как высказывания на идеализированную, эссенциалистскую модель знания оратора, которая в основном аисторична (и даже «генетически определена»), хотя она заявлена как свойство живых людей. Эволюционная модель здесь не является эссенциалистской, а основанной на популяции. Населения — это исторические сущности, пространственно ограниченные совокупности фактически существующих сущностей. Основная лингвистическая популяция — это речевое сообщество, определяемое с точки зрения реальной (и, следовательно, относительной) коммуникативной изоляции.

Речевое сообщество производит высказывания за время своего существования — это его язык во всей его изменчивости. Высказывания — это рекомбинации реплицированных токенов лингвистических структур (лингвимов). Это репликаторы при изменении языка. Грамматика — это фактическое лингвистическое знание отдельных ораторов, которое они используют при произведении высказываний и тиражировании лингвимов. Грамматика является частью сложной адаптивной системы: она формирует цикл обратной связи с использованием языка, создавая высказывания и изменяясь этими высказываниями. В эволюционной структуре язык и его структура также имеют временную протяженность.

Лингвистическая структура высказываний в эволюционной структуре также сильно отличается от структурных и порождающих теорий языковой структуры. Последние теории начинаются с представления о языковой структуре как иерархической организации бус на цепочке (модель строительного блока). Структура языка, как и структура генома, не соответствует этой модели. Связь между лингвимами — функциональными единицами синтаксиса, морфологии и фонологии — и формой высказывания достаточно сложна. Факты языковой структуры требуют не только отклонений от модели строительного блока, но и переосмысления языковой структуры. Только относительно недавно были предложены теории языковой структуры, которые не учитывают модель строительного блока как отправную точку.

Все эти недавние теории имеют общие черты: более инклюзивные структуры функционируют как единичные единицы (например, конструкции, слова); эти более крупные структуры могут быть прерывистыми и перекрывающимися; более крупные структуры определяют категории и определяют структуры на «более низких» уровнях организации; и интерпретация и идентификация лингвистических или функциональных единиц связаны гораздо больше, чем форма высказывания, в частности умственные процессы и знания оратора и слушателя. Во всех этих аспектах анализ языковых структур в лингвимах ничем не отличается от постгеномного представления о гене в биологии. Языковые категории также являются историческими объектами, линиями их использования в речевом сообществе. Даже лингвистические категории в сознании говорящего являются популяциями примеров, которые развиваются как часть цикла обратной связи с категориями лингвистов в высказываниях. Ряд недавних теорий синтаксиса, морфологии и фонологии, в первую очередь модели, основанной на использовании, рассматривают эту концепцию языковой структуры. Эволюционная основа обеспечивает основу для этих языковых теорий.

Список использованной литературы Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов — М., Наука, 2011. — 450 с.

Верещагин Е. М. Русский язык в современном мире — 3 изд. — М., 2010. — 340 с.

Галл Я. М. Становление эволюционной теории Чарлза Дарвина. СПб.: Питер, 1999.

Грант В. Эволюция организмов. — М.: Просвещение, 1992.

Гурев Г. А. Чарлз Дарвин и Атеизм. — Ленинград: «Наука», 1975.

Дарвин Ч. Соч. М., 1953, Т. 5.

Золотова, Г. А. Коммуникативная грамматика русского языка / Г. А.

Золотова, Н. К. Онипенко, М. Ю. Сидорова. М., 1998. С.

478.

Иорданский Н. Н. Эволюция жизни. — М.: «Академия», 2001.

Кодухов В.И.

Введение

в языкознание. М., 1987. — 289 с.

Леонтьев А.А. Национально-культурная специфика речевого поведения. — М., Наука, 1977. — 310 с.

Капица, С. П. Синергетика и прогнозы будущего / С. П. Капица С.П. Курдюмов, Г. Г. Малинецкий.М., 1997.

Моисеев, А. И. На путях к постлингвистике // Мир рус. слова. 2002. № 3 (11).

Николис, Д. Познание сложного.

Введение

: пер. с англ. / Д. Николис, И. Пригожин. М., 1990.

Никифорова, Е. Б. Семантическая эволюция лексической системы русского языка: тенденции, векторы, механизмы: дис. д-ра филол.

наук. Волгоград, 2008.

Пиз, А. Язык разговора / А. Пиз, А. Гарнер. М., 2002.

Тимофеева, М. К. Язык с позиций философии, психологии и математики: учеб. пособие. М., 2009.

Яблоков А.В., Юсуфов А. Г. Эволюционное учение: Дарвинизм. М.: Академия, 1989.

Fitch, W. T. (2005). The Evolution of Language. Cambridge: Cambridge University Press.

Hauser, M., Chomsky, N., & Fitch, W. T. (2002). The languagefaculty: What is it, who has it, and how did it evolve? Science 298: 1569−1579.

16. Моисеев, А. И. На путях к постлингвистике // Мир рус. слова. 2002. № 3 (11). С.

45.

16. Моисеев, А. И. На путях к постлингвистике // Мир рус. слова. 2002. № 3 (11). С.

45.

Леонтьев А.А. Национально-культурная специфика речевого поведения. — М., Наука, 1977. — 310 с.

Леонтьев А.А. Национально-культурная специфика речевого поведения. — М., Наука, 1977. — 310 с.

16. Моисеев, А. И. На путях к постлингвистике // Мир рус. слова. 2002. № 3 (11). С.

45.

Леонтьев А.А. Национально-культурная специфика речевого поведения. — М., Наука, 1977. — 310 с.

10. Яблоков А. В., Юсуфов А. Г. Эволюционное учение: Дарвинизм. — М.: Академия, 1989.

Леонтьев А.А. Национально-культурная специфика речевого поведения. — М., Наука, 1977. — 310 с.

Золотова, Г. А. Коммуникативная грамматика русского языка / Г. А. Золотова, Н. К. Они — пенко, М. Ю. Сидорова. М., 1998. С.

478.

10. Яблоков А. В., Юсуфов А. Г. Эволюционное учение: Дарвинизм. — М.: Академия, 1989.

Леонтьев А.А. Национально-культурная специфика речевого поведения. — М., Наука, 1977. — 310 с.

Золотова, Г. А. Коммуникативная грамматика русского языка / Г. А. Золотова, Н. К. Они — пенко, М. Ю. Сидорова. М., 1998. С.

478.

Золотова, Г. А. Коммуникативная грамматика русского языка / Г. А. Золотова, Н. К. Они — пенко, М. Ю. Сидорова. М., 1998. С.

478.