Среднехеттские глаголы с суффиксом — ske-на общеевропейском фоне

Материал исследования. Рассматриваемая работа построена на анализе сплошной росписи всего доступного автору среднехеттского корпуса. Основанием для выбора в качестве базы исследования, носящего и сравнительно-исторический характер, именно среднехеттского корпуса послужил тот факт, что древнехеттский корпус в силу своего очень небольшого объёма (и, как правило, фрагментарного характера) не может служить основой для семантических исследований, т.к. его данные будут носить случайный и в большей части неверифицируемый характер. В том же, что касается формальных особенностей, автор всегда привлекал древнехеттские данные. Новохеттские данные не учитывались из-за их непригодности для исследования, имеющего сравнительно-историческую ориентацию, т.к. большая часть новохеттских текстов была составлена на уже мёртвом языке. Даже тексты, относящиеся к периоду функционирования новохеттского как живого языка, испытали слишком значительное влияние лувийского языка. При определении среднехеттского характера текста мы исходили из данных, представленных в работах ученых Марбургской школы — Э. Ноя, X. Оттена, Ф. Штарке, Й. Клингера.

Предметом исследования является класс глаголов, охарактеризованных суффиксомяке-. Данный класс глаголов — наиболее частотный и продуктивный из всех производных глаголов хеттского языка. Он выражает обширный круг аспектуальных значенийдуратив, прогрессив, итератив, хабитуалис. Также для него засвидетельствованы дистрибутивные и интенсивные значения. Изучение этого класса было невозможно без исследования других аффиксальных форм с синонимичными значениями, а также немаркированных («простых») форм .

Цель и задачи исследования

. Целью работы является сравнительно-историческая реконструкция класса глаголов среднехеттского языка, охарактеризованных суффиксом she-, основанная на их полном синхронном описании. Исходя из этой цели, в диссертации решаются следующие конкретные задачи: 1) наиболее полно выявить корпус глаголов, охарактеризованных данным показателем, 2) установить набор и относительную частотность значений данного суффикса, 3) установить его дискурсивную функцию, 4) выявить морфонологические и акцентные характеристики глагольной основы глагольной основы и суффикса, 5) определить словообразовательный или словоизменительный характер категории вида в среднехеттском языке (основываясь, в частности, на степени обязательности выражения данных значений, на сочетаемости показателяsheс различными семантическими классами глаголов), 6) произвести диахроническую интерпретацию полученных данных сначала на материале среднехеттского языка, 7) произвести сравнение результатов внутренней реконструкции с другими анатолийскими и затем остальными индоевропейскими языками.

При этом следует подчеркнуть, что собственно анатолийская реконструкция в работе проводится практически только на хеттском и палайском материале. Это связано, во-первых, с дискуссионным характером ряда ключевых для нашей темы фонетических законов в лувийском (прежде всего с вопросом о сатемном или кентумном характере клинописного и иероглифического лувийского, а также ликийских диалектов), анализ которых выходил за рамки данного исследования. Во-вторых, привлечение лувийских данных для семантической реконструкции не может быть проведено без огромной подготовительной работы, которая сама по себе не входит в компаративистическую проблематику. Речь идёт о том факте, что, с одной стороны, в новохеттский период (начиная со времени Мурсилиса II) хеттский язык, искусственно сохранявшийся в писцовых школах, представлял собой в значительной степени кальку с разговорного лувийского. Но с другой стороны, сами лувийские языки испытали мощное влияние хеттской литературной традиции, сформировавшейся в среднехеттский период, и требуется анализ всего огромного новохеттского корпуса в первую очередь, чтобы установить те участки системы, в которых лувийские языки сохранили собственно лувийские особенности. Впрочем, среднехеттские данные даже и в случае выполнения этой работы будут сохранять приоритет именно из-за того факта, что только они имеют свободный от каких-либо вторичных влияний характер.

Также нужно отметить, что наша работа не является исследованием по теории аспектологии. Поэтому мы не ставили своей задачей обзор всех аспектологических концепций, т.к. данная проблематика практически необъятна.

История вопроса: Несмотря на то, что глаголы с суффиксомskeявляются пожалуй, наиболее часто упоминаемым элементом грамматической структуры хеттского языка, существует очень небольшое количество работ, в которых проводился бы их анализ. Дж. Бехтель впервые описал данную группу глаголов как систему (хотя и до этого были отдельные замечания о их семантике — см [ Goetze 1928 ]). Он установил их продуктивный характер (отметив неупотребление от глаголов состояния, а также глагола pahs-) и считал дуративное значение основным. Уточнению семантической таксономии данного класса была посвящена работа В. Дресслера, написанная со строго синхронной точки зрения [ Dressler 1968 ]. Он пришёл к выводу, что количественно преобладающими являются итеративное и дистрибутивное значение, отвергая практически все примеры, использованные Дж. Бехтелем для доказательства имперфективного характера данного класса глаголов. А. Камменхубер подробно исследовала употребление данных форм в инхоативных конструкциях [ Kammenhuber 1954 ]. X. Оттен впервые произвёл исследование данного класса глаголов, используя данные истории хеттского языка. Он показал хронологическое распределение варьирующихся графических форм, отнеся kVнаписания к среднехетгскому, а написанияas-kVк новохеттскому [ Otten 1979 ]. X. Рюстер собрала материал по ошибочным написаниям в том числе и интересующих нас глаголов [ Ruster 1988 ]. В области внешнего сравнения был отмечен ряд глаголов, основообразование которых восходит ещё к позднеиндоевропейскому праязыку [ Melchert 1984 — Иванов 1965, 1981 — Kronasser 1956 ]. Была также предпринята попытка системной реконструкции данного класса глаголов. Основное внимание было уделено проблеме происхождения формантаsheиз объединения формантовsик-. Сколько-нибудь последовательной семантической реконструкции при этом произведено не было. Было выдвинуто преждевременное предположение о вторичном развитии имперфективного употребления в новохеттский период (ещё до установления точно обоснованного разделения истории хеттского языка на три периода) [ Иванов 1965 — 1981 ]. Высказывалось мнение об ареальной близости анатолийских и тохарских языков в употребленииsheкак аспектуального показателя в отличие от греко-арийского ареала, использовавшего презентно-аористные основы для выражения тех же значений [ Rosenkranz 1978 ]. Хеттские данные также привлекались при реконструкциях общеи.-е. аспектуальной системы [ Kurylowicz 1964 — Watkins 1969 — Jasanoff 1988 — Georgiev 1984 ].

Актуальность работы. Выбор подобной темы обусловлен тем, что в последнее время активно развивается диахроническая типология аспектуальных систем. Вместе с этим отмечается недостаток исследований, посвященных развитию конкретных видовых систем. Данное исследование призвано частично восполнить этот пробел. Также активно развивается исследование глагола индоевропейского праязыка. При этом существуют диаметрально противоположные реконструкции данной системы. В значительной степени этот факт объясняется тем, что нет современного исследования, посвященного анализу аспектуальной системы самого древнего из индоевропейских языков — хеттского. Книга Н. Эттингера, трактующая хеттский глагол в сравнительно-историческом плане, посвящена преимущественно анализу формальных характеристик. Последняя работа, исследующая аспектуальную семантику хеттского языка, была написана в 60-ых годах В.

Дресслером и уже не отвечает современным хеттологическим стандартам, т.к. не учитывает истории хеттского языка (основанной, прежде всего, на палеографических датировках памятников) и, следовательно, оперирует хронологически разнородным материалом. Поэтому существующие сравнительно-исторические исследования используют статистически недостаточный хеттский материал. Архаичность фактов, привлекаемых для сравнения с другими языками, не обосновывается (или обосновывается ошибочно) с позиции истории хеттского языка. Недостаточное внимание уделяется внутренней реконструкции.

Всё сказанное выше определяет актуальность данной работы, представляющей собой полное синхронное описание и сравнительно-исторический анализ глаголов с суффиксомshe-, наиболее распространённого и продуктивного класса глаголов с видовыми значениями в хеттском языке .

Новизна работы состоит в том, что впервые производится сравнительно-историческое исследование ключевого фрагмента хеттской аспектуальной системы, выполненное на основе филологического анализа всего доступного автору архаичного корпуса. Таким образом, наиболее значимые данные видовой системы хетто-лувийских языков впервые вводятся в сравнительно-историческую грамматику индоевропейских языков в полном объёме. Следует подчеркнуть тот факт, что впервые в центре внимания находится внутренняя реконструкция. Последовательное исследование всей синхронной аспектуальной системы позволило описать её по-новому.

Если в более ранних работах основное внимание уделялось установлению набора значений суффиксаshe-, то автор, продолжая и эту линию исследований (производится ревизия дистрибутивного и дуративного значений), впервые основной целью считал изучение дискурсивного и прагматического употребления, что стало возможным только при последовательном принятии во внимание жанровых характеристик текста .

Это позволило строго описать, в частности, семантические ограничения на сочетаемость -^-показателя с основами глаголов .

Методы исследования. В работе используется совокупность всех методов, применяемых современной компаративистикой. Филологический метод используется при анализе синхронных семантических и формальных характеристик данного класса глаголов. Он заключается в анализе контекстов, в которых употребляются -^е-глаголы, а также в сопоставлении рассмотренных таким образом употреблений в рамках различных жанров хеттской литературы. В случае с повреждёнными памятниками применяются элементы критики текста. К полученным таким образом данным применяется сравнительно-исторический метод: внутренняя реконструкция и сравнение результатов внутренней реконструкции с другими и.-е. языками. Данные, полученные на каждом из этапов исследования, верифицируются типологически .

Практическая ценность Данные проведённого исследования могут быть использованы в курсах по хеттскому и другим анатолийским языкам, а также по сравнительно-исторической грамматике индоевропейских языков и типологии аспектуальных систем.

Апробация положений работы. Основные положения диссертации были изложены на Конференции молодых учёных Института языкознания РАН (декабрь 1996 г.), Первой всероссийской конференции по проблемам сравнительно-исторической индоевропеистики (МГУ им. Ломоносова, 3−6 фераля 1997 г.), международной конференции «Проблемы сравнительно-исторического языкознания в сопряжении с лингвистическим наследием Ф. Ф. Фортунатова» (МГУ им. Ломоносова, 27−29 января 1998 г.).

Выводы.

I. При семантическом анализе аспепуальных форм мы исходили из трёх постулатов: глагол с видовым значением 1) отражает некоторую реальную ситуацию- 2) отражает восприятие говорящим этой реальной ситуации, которое иногда совпадает с её реальным протеканием во времени, а иногда нет- 3) имеет некоторые семантические характеристики, которые накладывают ограничения на то, какие реальные ситуации может обозначать данный глагол и как он их может обозначать.

На этом основании семантический анализ глаголов с суффиксомакев отличие от предшествующих работ (в особенности, книги В. Дресслера) оперировал не только контекстами с употреблением или неупотреблениему? е-форм, а принимал во внимание также жанровые характеристики текста. Важность последнего учёта жанра текста определяется тем фактом, что аспектуальная семантика довольно редко описывает действительность объективно. Чаще описывается восприятие действительности говорящим. В случае с мёртвым языком данные о том, как типично воспринималась та или иная ситуация можно почерпнуть только из лексических средств описания ситуации. Гарантией, что данные лексические средства (которые употребляются довольно редко) в одном контексте можно распространить на контексты, которые эти лексические средства не использовали, может служить только учёт некоторого количества текстов, имеющих единую прагматическую направленность. Это возможно только в рамках одного жанра.

Так, например, для инструкций и ритуалов системообразующим является противопоставление действий, которые происходят в течение короткого либо длительного промужутка времени, что многократно подчёркивается временными сирконстантами. Поэтому интерпретация употребления простых и -??е-форм именно в этих жанрах как пунктивов и дуративов выглядит убедительно.

Напротив, для собственно литературных текстов характерны совершенно другие принципы построения. В них системообразующей является оценка действий, что лексически маркируется употреблением эпитетов. Поэтому в таких контекстахРеформы нужно идентифицировать как имеющие оценочные значения .

Системообразующим для формул приведения к присяге является постоянное исполнение обязательств vs нарушение обязательств, что также подчёркивается лексически. В таком случаея&е-формы могут иметь только хабитуалисное значение (повторяющееся всю жизнь приводимого к присяге, либо в случае с непредельными глаголами длящееся всю жизнь без перерыва).

Разумеется, подобные критерии позволяют нам описывать не каждую глагольную форму, а только лишь те употребления, которые являются ключевыми для текста. Однако при всей его ограниченности, этот метод способствовал существенному уточнению значения (и его более объективному описанию значения, не основанному на представлениях исследователя о том, как перевод некоторой хеттской фразы описывается в родном языке исследователя) -s^e-форм по сравнению с работой В. Дресслера, которая представляет собой последнее по времени исследование, посвященное семантическому анализу данного класса глаголов:

1. Положение В. Дресслера о спорадичности однозначно дуративных употреблений не имеет достаточных доказательств. Ситуации, которые можно рассматривать как обозначающие действия, длящиеся некоторое время, обычно маркируютсяske-показателем. Можно выявить даже ряд «презентных» глаголов, которые из-за дуративного характера своего лексического значения (например, ses- «спать») всегда используются только вsfe-форме. Данная ситуация полностью идентична греко-арийской и генетически от неё производна.

2. Предположение о маркировании -^-показателем множественности актантов, ставшее практически стандартным в современной анатолистике, не выдерживает проверки на большом материале. Существует больше контрпримеров, чем поддерживающих свидетельств. Все контексты, приводившиеся в пользу данной гипотезы, более вероятно интерпретируются другим образом .

3. Было выявлено прагматическое употреблениел&е-форм (см Па).

Па. В результате нашего исследования мы должны согласиться с традиционным выводом (Бехтель, Н. Ван Брок, В. Дресслер) о необязательности употребления -^е-форм в контекстах, которые выражают аспектуальную семантику. Глаголы данного класса действительно используются только тогда, когда автору нужно специально, исходя из собственных задач подчеркнуть какой-либо аспект действия.

Новым результатом нужно считать тот факт, что хаотичная, произвольная необязательность в традиционном описании верна лишь для хеттской литературы в целом. При анализе же различных норм употребления в разных жанрах выявляется строгая ограниченность подобной свободы употребления в рамках именно жанра.

Наименьший характер она имеет в текстах, образующих компактный и однородный (имеющий формульный характер) корпус — благословениях и проклятиях, что связано с их максимальной прагматической маркированностью.

Прагматическая маркированность в данном случае сводится к оценке действия с ритуальной точки зрения. Традиционно такой фактор при выборел^е-форм также не отмечался.

В данных текстах можно выделить, во-первых, глаголы, обозначающие действия, в норме обозначающие только ритуально чистые или благоприятные ситуации. Они употребляются вл&е-формах, имеют значение хабитуалиса или «вечной» дуративности.

Отсутствие конкретной локализации во времени выражается лексически. Напротив, действия, обозначающие неблагоприятные ситуации, маркируются простыми формами хетты могли пожелать контакт с «дурным» только один раз и навсегда от него избавиться. Конкретный характер локализации во времени выражается лексически. Эта стратегия распространяется и на действия, связанные с негативными ситуациями. Например, выздоровление связано с болезнью, успокоение бога — с его гневом. Поэтому сами по себе положительные действия типа «выздоравливать» употребляются преимущественно в простых формах, т.к. пожелание их многократного исполнения автоматически означало бы пожелание болезней, немилости богов и т. п. Употребления, в которых употребляется двойное отрицание с положительным значением стоят несколько особняком, т. к. ритуально нечистые субстанции или неблагоприятные действия всё же называются, но лексические отрицания нейтрализуют их неблагоприятный характер. Таким образом, мы видим, что объяснить распределение простых и форм в среднехеттском тексте можно только приняв во внимание среднехеттскую картину мира — с делением действий на связанные с ритуально благоприятными ситуациями и с ритуально неблагоприятными.

2. Стало возможным обобщить наблюдения В. Дресслера о некоторых случаях дополнительного распределения лексических и грамматических показателей итеративности на интенсивы и дистрибутивы (а также частично прогрессивы). Последовательно дополнительное распределение засвидетельствовано в дистрибутивных значениях: при лексических указателях на раздельное осуществление действия множеством актантов употреблениел&е-показателя невозможно. Дополнительное распределение подобного рода менее последовательно проводится для итеративов и в очень небольшом числе случаев встречается для дуративов.

3. Для ряда глаголов -^е-формы последовательно не употребляются, например, агятечь" (о воде или подобно воде), «процветать», титуе- «падать» (о неодушевлённых актантах) и другие. Общей семантической характеристикой этих глаголов является обозначение неконтролируемости действия. Такой вывод является новым по сравнению со стандартной точкой зрения (Э. Ной, Бехтель), согласно которой данные формы не образовывались от стативных глаголов. Он более убедителен, т.к. часть глаголов явно не стативна. При этом интересно отметить, что сама по себе неконтролируемость не всегда бывает достаточна для употребления простой, а неvfe-формы. Так, глаголы со значениями эмоционального состояния типа «волноваться» достаточно часто употребляются в -*?е-формах. Однако если к неконтролируемости добавляется неодушевлённость субъекта, -sfe-форма не встречается.

4. Вопреки всё ещё часто высказываемому мнению о том, чтоз^е-формы могли образовываться от любого глагола (так, например, А. Лерман) можно не только согласиться с положениями Э. Ноя, Бехтеля о том, что данные формы не образовывались от глаголов pahs- «охранять», uwate- «приводить, доставлять», но и дополнить этот список глаголом hark- «иметь, держать» .

Пб. В качестве сравнительно-исторической интерпретации этих особенностей можно предположить следующее:

1. В качестве предварительного замечания нужно отметить, что при реконструкции праиндоевропейского глагола существует две основных точки зрения. Одна из них исходит из первичности двух основ в парадигме глагола. Подобная реконструкция предполагает особый архаизм хетто-лувийских языков. Вторая видит в греко-арийской системе трёх основ (презенс, аорист, перфект) отражение индоевропейского положения дел. Нам представляется, что сторонники второй точки зрения привели неопровержимые аргументы в пользу наличия в хетто-лувийских языках рефлексов именно трёх основ. Н.

Эттингер предлагает следующие аргументы (в терминологии Н. Эттингера): 1) лексикализация: (по К. Штрунку) конфектно-пунктивное huek- / huk- «зарезать, убить» инфектно-терминативное huneк- «повредить, поранить». Данное противопоставление аналогично греч. гом. ёттефои «убил»: 6eLvw «schlage verletzend» — 2) аблаут pehuteи первоначально, видимо, и uwateс полной ступенью в 1 и 2 л множ ч не только в претерите (что весьма распространено в хеттском глаголе), но и в презенсе. При этом в отличие от случаев, разбираемых Г. Харт, у нас отсутствуют доказательства вторичного происхождения е-ступени в презенсе. Таким образом, в данном классе глаголов мы видим соответствие не просто претерита, но всей основы греко-арийским корневым аористам. Поэтому в дальнейшем изложении мы исходим из того факта, что греко-арийская глагольная система более архаична, чем анатолийская.

2. В первую очередь, нужно отметить тождество хеттской и греко-арийской систем по всем существенным пунктам после проведения минимальной внутренней реконструкции (а именно снятия совершенно очевидной экспансии (документально засвидетельствованной как вторичной) -^-показателя за счёт других образований): 1) употребление и хеттского и греко-арийского форманта ограничено некоторым кругом глаголов. Для других глаголов употребляются другие показатели в тождественном значении- 2) в греко-арийском система перфекта выпадает из аспектуальных противопоставлений презенс-аорист — в хеттском видовая система не релевантна для глаголов, обозначающих неконтролируемые действия с неодушевлёнными пациенсами. Между этими системами можно установить историческую связь: утрату семантического перфекта и превращение его в один из типов презенса. Семантические особенности перфекта выделились в разряд неконтролируемых глаголов с неодушевлёнными актантами, также как и средний род выделился в маркирование неодушевлённости- 3) и в хеттском, и в греко-арийскомske-формы представляют собой одну из основ глагола (в отличие от трёх основ в греко-арийском в хеттском их две: презенс и аорист, «перфект» стал единственной основой ряда глаголов), а не словообразовательную единицу по отношению к производящему глаголу. Таким образом, единственным существенным отличием хеттского является дополнительное распределение.

При этом для его объяснения нельзя исходить из трёх основ: основы аориста, старой основы презенса, выражающей немаркированные употребления (например, в контекстах с лексическим указанием на соответствующее значение), новой продуктивнойsfe-основы, употребляющейся в маркированных контекстах. Это следует из того, что 1) с семантической точки зрения такого предположения не требуется, т.к. итеративы в хеттском не образуются от непредельных глаголов, а от предельных глаголов они образовывались уже в праиндоевропейском. Видеть в дополнительном распределении какую-либо большую степень архаичности тоже бессмысленно, т.к. с типологической точки зрения прогрессивы на подобную архаичность претендовать не могут. 2) Существует и ещё одна трудность: у нас нет такого распределения, при котором некоторая основа, генетически восходящая к и.-е. презенсу, употреблялась бы только в дополнительном распределении со -¿-'fe-презенсами, при том, что аористная основа употреблялась бы только в аористном значении. Реально аористная основа употребляется и в аористном значении, и при дополнительном распределении. Точно так же старые презентные не-^е-основы употребляются как в аористных значениях, так и при дополнительном распределении. При этом надо, разумеется, подчеркнуть, что эти основы характеризовали предельные глаголы. Для непредельных глаголов существует несколько реальных возможностей: 1) употребление старого презенса и неупотреблениеske-презенса- 2) употребление толькоsfe-презенса.

Видимо, реальный процесс исторического развития можно представить так: для хеттского языка очень характерна тенденция к унификации парадигм, к созданию соотношения одно значение — одна форма. В рамках этой тенденции среди всех старых презентных показателей был выбран суффиксskeкак наиболее формально прозрачный и наименее лексикализованный. Он единственный стал использоваться в функциях старого презенса. Поэтому предельные глаголы, для которых в праи.-е. существовала только презентная основа, стали использовать эту презентную основу (путём поляризации) во всех остальных функциях, в том числе и в аористной. То же самое произошло и с предельными глаголами, для которых общей.-е. характер доказуем только для аористной основы. Поэтому дополнительное распределение, а также необязательность употребления в историческом плане могут быть объяснены только как следствие перестройки системы хеттского глагола в сторону упрощения, следствие введения в парадигму одного продуктивного суффикса.

3. С семантической точки зрения и.-е. суффиксу *-$'? V традиционно приписывалось итеративное значение. Однако этому, во-первых, противоречат непродуктивные основы, надёжно реконструируемые для праиндоевропейского, в которых *-вкеявляется показателем презенса с широким спектром имперфективных значений (включающим, в себя, в частности, и итератив). К ним относятся: * ргк-яке/о- «просить, спрашивать», *к21хк^е/о- «искать, хотеть», е/о- «идти», *g~'nhз-sFe/o- «узнавать», *ч>пк-8к^е/охотеть", *Ь.1г-$к?е/о- «достигать, приближаться», *}ггак*е/о- «быть», *кУ1,1кг$к*е/о-" отдыхать", *р}%2-хк^е/о- «охранять, защищать», *т10Се/о- «смешивать». Во-вторых, как мы продемонстрировали на материале ионийского диалекта древнегреческого языка, даже вторично распространявшийся греческий суффикс -$ке/о~, продуктивный именно для выражения итеративности, для ряда непредельных глаголов сохраняет дуративное значение. Поэтому мы полагаем, что в индоевропейской перспективе данные в первую очередь древнегреческого языка1 и в меньшей степени тохарских позволяют предположить и.-е. характер дуративного значения глаголов с суффиксом *-$к" еот непредельных глаголов и итеративный характер от точечных. Предельные глаголы демонстрируют дуративное значение в хеттском, но никогда в греческом.

Представляется, что хеттское положение дел ближе к праиндоевропейскому, т.к. в нем при продуктивности суффиксаskeсохраняется положение дел, реконструируемое на основании лексических свидетельств праи.-е. основ на *-sk*e-.

4. Семантический признак контролируемости, который демонстрируютs^e-формы, вторичен из-за того факта, что данные других индоевропейских языков, которые могут выступать в качестве сопоставимого материала, нужно объяснять по-другому.

Тохарскую морфему, восходящую к и.-е. *-sk^e-, которая наиболее ясно демонстрирует семантически близкий признак каузативности, в последнее время О. Хакштейн объясняет иначе: 1) ни одна из унаследованныхske-основ не имеет каузативного характера — 2) каузативная функция исключается для IXb — Xlb презентных классов из-за того, что тот же презентный показатель употребляется и в некаузативных IXa — Х1а классах. Отсюда делается вывод (вслед за В. Винтером), что показателем собственно каузативности являлся не -^e-суффикс, а начальное ударение.

Для греческих глаголов со -^e-суффиксом также предполагается фактитивное значение. Например, oioaaim «учить» по сравнению с буд. Sarjaem «tu sauras», аор. eSar? v, iXdaKOjiat «chercher a se rendre favorable, a se consilier» по сравнению с перф. eXXaOi «etre apaise, favorable», ттаксо «поить» к muco «пить». При этом на самом деле носителем фактитивного значения является редупликация, т.к. в тех случаях, в которых имеется как основа с суффиксомske-, так и основа с суффиксомskeи редупликацией, носителем фактитивного значения выступает только последняя: гом. /Заике «иди» при послегом. i/i/.Зфааш Зса/Зфатш «faire entrer», к которым примыкает гом. етгфаакереи, которое объясняют посредством superposition syllabique из *ёттффаакереи (так П. Шантрен со.

1 В целом, за вычетом некоторых инноваций, греческая аспектуальная система наиболее архаична, все остальные языки демонстрируют реликты системы греческого типа в очень сильно разрушенном виде и позволяют реконструировать её для позднеиндоевропейского праязыка. ссылкой на Вакернагеля). Поэтому глубоко верно замечание Э. Швицера о том, что именно редуплицированные основы сол&е-суффиксом бывают часто переходными и каузативными.

Диахроническое формирование признака контролируемости можно представить следующим образом. Для праи.-е. языка употребление аспектуальных показателей ограничивалось глаголами, которые относились к системам презенса и аориста, и не распространялось на глаголы, употребляющиеся только с показателями перфекта, т. е. действовало для лексем, обозначающих в массе своей контролируемые действия грамматическим значением перфекта было выражение состояния). Поэтому контролируемость была дополнительным признаком аспектуальных показателей. Однако для праи.-е. дело осложнялось тем, что отнюдь не все лексемы, имеющие значение неконтролируемости, маркировались перфектными показателями, т.к. состояние в значительном большинстве случаев подразумевает наличие признака неконтролируемости, однако совсем не обязательно его предполагает. Более того, существует и значительный класс неконролируемых действий, который в то же время не имеет остальных характеристик стативных предикатов. Неконтролируемость, таким образом, существовала только в качестве «скрытой категории». В анатолийском и хеттском в частности показатели ¿-/-спряжения, восходящие к и.-е. перфекту, более не выражали состояния. Грамматическое маркирование состояний, как правило неконролируемых, было утрачено. В хеттском (данные других анатолийских языков слишком фрагментарны) сохранилось (в исторический период пережиточно) лишь словообразовательное маркирование отыменных обозначений свойств на е. Таким образом, аспектуальная дефектность бывшего перфекта сохранялась без каких-либо формальных особенностей. Возможно, именно в силу этого произошло распространение аспектуальной дефектности" на нестативные предикаты, обозначавшие неконтролируемые действия.

5. Что же касается неупотребления некоторых глаголов со -^-показателем, в данном случае мы видим сохранение и.-е. презенсов в дуративном значении для pahs- (ст.-слав. paso, (pasti)) и hark- (и.-е. *h2rk-eieв лат. arceo, -ere «содержатьсдерживать»), что свидетельствует о неполном вытеснениил’Ае-формами старых презентных показателей. Подобная интерпретация ранее не предлагалась.

6. Типологически приведенные в Па характеристики истолковываются как свойственные формам с низкой степенью грамматикализации — с точки зрения хеттского языка их целесообразно рассматривать как первые этапы становления словоизменительного показателя (в терминологии И. А. Мельчука «квазиграммема»). Привлечение фактов других и.-е. языков не позволяет рассматривать хеттское положение дел как исходное (в развитии словообразовательный показатель> словоизменительная морфема). Речь идёт о лексически реконструированных словоформах с показателем *-sk V, которые не подчиняются внутри хеттским вторичным ограничениям и сохраняются как пережитки предыдущей системы. Таким образом, мы имеем скорее процесс лексикализации, чем грамматикализации относительно соответствия хеттской системы системе, реконструируемой на основании других и.-е. языков. Это развитие типологически вероятно, несмотря на то, что, по нашему мнению, в существующей типологической литературе произошла определённая переоценка значимости лишь процесса грамматикализации, игнорируются совершенно реальные примеры лексикализации.

Единственным значением, относительно которого можно в том числе и на основании приведенных выше фактов сделать заключение о начале становления, является дистрибутив. При этом решающим фактором в пользу такого заключения служит неупотреблениея&е-показателя для перевода хурритских дистрибутивных глагольных форм и использование лексических средств для передачи соответствующего значения в сочетании с исключительной редкостью употребления -^е-форм с дистрибутивных значением (всего три или четыре раза во всём корпусе).

III. Формальные характеристики:

1. В работе производится систематическое описание типов аблаута влАе-формах, которые кардинально отличаются в ряде случаев от аблаута в формах производящего глагола. Так, дляaye-глаголов в простых формах засвидетельствован аблаутaye-: -ауа-. В -^е-формах глагольная основа представлена в виде ступени е. Сходноуе-глаголы: -уе-: -уав простых формах, -iвл&е-глаголах. Данное описание основывается на постулате о различении [е] и [i] в среднехеттском, который получен в результате статистического исследования всех форм из нашего корпуса (подобное исследование проводится впервые).

Для этих случаев наиболее вероятным является контракционное происхождение, объясняемое безударностью основообразующего суффикса в -^-формах.

2. Неожиданным новым выводом является положение о различном аналогическом распространении вариантов тематического гласного в медиопассивеsheиj/e-глаголов. В первом классе засвидетельствованы фонетически закономерная а-огласовка в 1 л. ед. ч. при е-огласовке в остальных формах. Во втором классе зафиксирована только а-огласовка во всех формах. Интересным дополнительным фактором в таком случае является тот факт, что материал по второму классу в основе своей извлечён из древнехеттских текстов, в то время как материал, относящийся к первому классу, представлен только в среднехеттских текстах (и отсутствует в древнехеттском просто из-за незасвидетельствованности соответствующих форм). Насколько такое распределение неслучайно, будет неясно до появления новых текстов. Однако в любом случае преждевременны выводы Дж. Ясанова и Н. Эттингера о первичности для хеттского аогласовки во всех формах (и, следовательно, *о для праиндоевропейского языка).

В активе данные остальных и.-е. языков однозначно свидетельствуют о вторичности хеттского состояния по сравнению с общеиндоевропейским. Первичным надо признать *о в 1 ед. и множ. ч., а также 3 множ. ч. В остальных лицах и числах надо реконструировать *е. В хеттском длял^е-глаголов уже к древнехеттскому периоду завершилось полное распространение е-огласовки тематического гласного со второго и третьего лица единственного числа на первое. Сходная, но менее сильная тенденция распространения вокализма е на первое лицо засвидетельствована и для множественного числа (9 форм с, а и 5 форм с е) при сохранении во 2 л. множ. ч. и.-е. качества тематического гласного (так уже Н. Эттингер). Что касается остальных тематических классов глаголов, то в них наблюдается прямо противоположная тенденция обобщать огласовку, а тематического гласного с первого единственного и множественного числа, а также третьего множественного на все остальные формы.

В таком свете предпочтительно интерпретировать огласовку медиопассивая&е-форм как отражающую первоначальное состояние.

3. Строго доказывается сохранение индоевропейской позиции ударении на тематическом гласном в -^е-суффиксе. При этом значительное число форм демонстрирует перенос ударения на корень. В отличие от Н. Эттингера эту тенденцию мы интерпретируем именно как влияние производящего глагола, т.к. она засвидетельствована только в тех случаях, где имеется производящий глагол с ударением на корне.